Неправильные и Отстающие

      На следующий день, чуть раньше чем в полдень, мир стал намного лучше и осмысленнее, ведь картина Генри Артмана была выставлена напоказ капризной публике подпольной галереи. Однако, не мир стал лучше, а только галерея. Да и то не «намного», а так — «слегка».       Было бы слишком странно, если бы Автор сие Шедевра современного ПостМетаКиберУльтраСовременнееНекудаМодерна не пришёл в тот час поглядеть на реакцию публики, в надежде потешить своё самолюбие. Но Генри не был самолюбив, да и картина его тянула только на ПостМетаМодерн, поэтому пришёл он только к трём. Читателю, конечно, понятен этот поступок, но толпа, рассерженная глупостью рисунка, расстроилась, что некому «бить морду». И, когда вокруг картины остались только «ценители», тогда — ровно в три — явился Художник вместе со своим другом.       Они встали позади группы людей, рассматривавших рисунок. Каждый ценитель что-то бормотал. Навострив уши, Генри уловил множество похвал. Обернувшись к Джорджу с невероятной улыбкой, он радостно сказал ему:       — А ведь меня любят! Оценили мой талант!       Чуть погодя, Джордж равнодушно посмотрел на него. Лицо было очень спокойно, но где-то там — в глубине глаз — можно было уловить его настоящее настроение. И настроение было идеальное для хлёстких фраз:       — Да, они хвалят… — произнёс он и начал выжидать паузу, обыкновенную для подготовки к финалу какой-нибудь шутки. Через секунд пятнадцать он понял, что уже поздно продолжать, но давал отчётливо понять незавершённость фразы.       — И? — отозвался Генри, когда прошла уже минута этой нелепой заминки.       — Да, они хвалят… — и, выждав лишь секунду, воскликнул. — Хвалят картину Колго, которую ты пародировал. А вон там твоя картина.       Он указал в дальний угол зала.       — Дай угадаю, там никто не стоит. — вздохнул пародист.       Увидев легкие покачивания головой в ответ, он посмотрел по направлению ладони. Там стояло людей ещё больше, чем здесь. Переполненный счастьем, он бросился к той толпе около его рисунка. Он преодолел половину зала за секунды, которые даже нельзя назвать считанными, ведь человек даже не успел бы начать подсчёт.       Актёр нагнал его через пару мгновений и встал рядом.       Генри вновь хотел прислушиваться, но «ценители» говорили достаточно громко, чтобы слышать их без лишних усилий. И вновь он радовался каждому слову. «Какие тени!» — восклицали одни. «Какой прекрасный холст» — восхищались другие. Как же приятна автору восторженная публика! Хлопайте! Хлопайте сильнее! Вот Он — гений! Покланяйтесь Ему и уму Его, воплощённому в творчестве Его! Ведь только плод Его труда может таким называться! Только Он может вывести вас из заблуждений Своим искусством!       И пока Артман витал в облаках, пока он представлял, как его несут на руках; Джордж сложил руки трубой около рта и крикнул, так, что весь зал слышал:       — Вау! Какая гениальная пародия!       Гул голосов резко прекратился.       — Стоп… — хором произнесли «ценители» и начали скорее отходить от картины.       Вдруг стало слишком безлюдно. Что-то внутри Генри оборвалось и он стоял с пустым взглядом. Но тут же на картину волной набросились ценители. И каждый разливался благородным хохотом, когда находил новый забавный элемент. Пародист окончательно запутался, но вдруг его дернул за руку Джордж:       — Бежим скорее! — и указал на свои часы.       Генри не до конца понял весь масштаб трагедии, но бросился к выходу быстрее приятеля. Он быстро выбежал из галереи и ждал уже на улице. Ждал минуту, две, три, пока не увидел фигуру Джорджа, вальяжно выплывающую на заполненный солнцем проулок.       — Долговато ты. — возмутился Генри, хоть и привык дожидаться своего друга.       — Извини, деньги возвращал       — Как это? — удивился художник       — Ну… Штука такая есть — если пробыл меньше 15 минут, то либо можно в течение дня ещё раз посетить, либо полсуммы вернуть можно, ты не знал?       Ответом были медленные покачивания, из-за чего Джордж виновато произнёс:       — Извини. Нужно было раньше сказать…       За стенкой кто-то заливался диким смехом, прерываясь на легкие оскорбления — «идиот» и тому подобное. Генри твёрдо решил, что вернётся сюда вечером, но Джордж уже вмешался в его планы своим предложением:       — Хочешь отметить?       — Что отметить? Мои пропавшие деньги?!       — Нет, твою первую выплату за картину. Ты же ещё вчера её получил, а мы так и не отметили!       — Ну и как мы отметим? — спросил скептично настроенный Генри.       — В лучшем ресторане города! Я слышал, что там подают Настоящее мясо! Не то что в супермаркетах!       — Ну и где он находится? Этот твой ресторан? — Почувствовав размер предстоящих трат, поинтересовался он.       — На авеню-стрит! — Воскликнул Джордж, не подозревая того, насколько ужасное название у главной улицы города. — Встретимся тогда в семь. Мне нужно приодеться для такого важного события.       И он зашагал в сторону дороги, махая другу рукой.       Вот он начал переходить дорогу и вдруг… Стоп, откуда посреди дороги кусты? Из них пулей вылетает машина! Я думаю читатель, как и я, уверен в том, что если бы учёные могли, то они бы нашли в этих же кустах рояль и, возможно, другие кусты — поменьше. Тем не менее, одним роялем меньше, ведь прямо сейчас он выехал для исполнения ключевого события.       «Автомобиль не роскошь, а средство передвижения» — однажды сказал один мудрец, даже не задумавшись о том, что вскоре люди будут передвигаться не только в салоне, но и на капоте! Этот способ и опробовал Джордж, по мнению своего товарища. Мнению столь складно сложившемуся, что другие варианты были исключены.       Генри выбежал из проулка на основную улицу, провожая взглядом машину. Вдруг он взглянул туда, где секунду назад стоял его приятель, но там ничего не было. И даже красный ковёр не раскрылся на асфальте. Видимо, в багажнике сидели уборщики с автоматическими швабрами, которые быстренько замели все следы.       А кусты Генри так и не заметил, может и не было их? Те же учёные могли бы сказать о исчезновении более мелких кустов, ведь роль они свою отыграли, значит и более крупные кусты скоро испаряться. Действительно, все нагромождения растительности пропали, оставив вопрос: «А был ли куст?». А рояль ещё готовился разыграть мелодию. ***       Бар. Убитый горем Генри Артман, даже не подумав о походе в участок, пытается забыться. Он подходит к стойке и заказывает самый крепкий напиток. Бармен наливает ему безалкогольного пива и готовиться выслушать его рассказ.       Сломленный Художник залпом осушает кружку и говорит:       — Мой друг… Он… *ик*… Погиб. Я. *ик*… Не знаю, как жить дальше.       — Угу. — промычал Бармен и затем сказал — Так забудь его. Найди работу и погрузись в неё с головой.       Тут Генри услышал сзади голос и произнёс:       — Нет… Бармен. Вы не понимаете… Я до сих пор слышу его голос… — и, когда на его плечо опускается ладонь, продолжает — Я даже чус…чутс... Чёрт! Я чувствую его ладонь на моём плече.       И сзади донеслось чёткое:       — Не страдай фигнёй, Артман. Я говорил: «В ресторане в семь», а ты в баре и в полпятого.       Рояль резко издал отвратительный звук всеми клавишами и исчез навсегда.       Тут Генри обернулся и радостно закричал:       — Джордж! Джорджик! — и по его щекам покатились горячие слёзы.       — Да?       — Ты ведь умер! Как ты вернулся с того света?       — Да, я умер, но я подумал: «Да ладно, переживу». И угадай что?       — Пережил?       — Нет, просто того света не существует, вот и выжил я. Тот свет — выдумка от дураков для дураков. А остальные всегда выживают! — выпалил вновь живой и тут же засмеялся сильнее, чем кто-либо может.       — Что такого смешного? — спросил озадаченный Генри.       — Да обманул я тебя! Никогда я не умирал и не умру. Я успел перейти дорогу, а ты подумал что меня сбили! — Джордж, видимо забыв только что высказанное утверждение о своём бессмертии, начал задыхаться. Успокоившись он закончил. — И вот я спрятался, чтобы понаблюдать за тобой.       Вдруг Генри охватила волна ярости, сменив радость, и он набросился с кулаками на быстро удаляющегося друга.       — Да ладно тебе! Это шутка! Сценка в театре!       — Я тебе покажу сценку в театре! Шоу он устроил!       И только бармен грустно вздохнул, оставшись без чаевых.