***
Медитация эльфов подобна сну у других рас и отличается теми немногими мелочами, которые в будничной беседе даже упоминания недостойны. Основная разница лишь одна – в медитации невозможно увидеть взрыв ярких безумных красок и неподдающиеся логике вещи. Там к тебе приходят лишь твои воспоминания. Хорошие, в которые хочется зарыться всем сознанием, словно в сахарную вату, и провести там остаток своей жизни. Плохие, оставляющие после себя оттиск грусти и сожалений на весь следующий день. Кошмарные, после которых проснуться в холодном поту и с колотящимся в безумии сердцем можно считать удачей. Лижея не знала, к какой категории можно отнести ночи, когда она снова видела себя танцующей на площадях крупного города. И нужно ли вообще их куда-то относить. Каждый раз это буйство радости и звуков заканчивалось для нее тихой печалью наяву. То время, когда ее звали Певчей птичкой Врат Балдура, давно кануло в лету. Так давно, что большинство из тех зевак, которых она видела в воспоминании, уже мирно лежат в своих могилах. Даже ее брат, чье лицо, словно в насмешку, не приходит из ее собственного сознания. Лишь странный Гость является ей в образе Лирата, вероятно, таким образом пытаясь завоевать ее доверие. Стратегия, быть может, и не самая худшая, если бы эта теплая улыбка с милыми ямочками на щеках не вызывала в ней столько чувства вины… Приходится перевернуться на другой бок, чтобы хоть как-то сбросить с себя это наваждение мыслей после странно резко закончившейся медитации. Темные очертания ее палатки возвращают реальность и воспоминания текущего дня. Где-то за пределами своего маленького убежища Лижея слышит тихий треск поленьев в костре. Значит, не прошло еще и трех часов с тех пор, как весь отряд разошелся спать. Что же ее разбудило? Острое ухо дернулось, стоило ему уловить едва различимое шуршание одежды где-то совсем рядом. Открыв глаза, она успела заметить последний всполох плотной занавески, которая служила здесь импровизированной дверью. Начало кое-что проясняться. Только у одного члена их невольной компании хватало наглости приходить к ней в такое время суток. — Астарион? Стоило ей выглянуть из палатки, как пытавшийся ускользнуть на корточках эльф замер, медленно и почти обреченно оборачиваясь на нее. Он выглядел, словно полуночный воришка-дилетант, которого застали врасплох хозяева дома на самом первом деле. И это было почти комично. Почти. Все портил отпечаток смертельной усталости на его лице, который он сразу же безуспешно попытался скрыть за дежурной нахальной улыбкой. Зрелище, правда, вышло жалкое. — Я разбудил тебя, радость моя? — мурлыкнул Астарион, выпрямляясь и зазывно глядя на нее сверху вниз. Могло показаться, что его болезненность она спутала с бледностью кожи. Та явственно контрастировала с горящим рядом огнем, а Астарион был мастером менять личины без магии. Но Лижея уже заметила, как дрогнули у него колени, а кончики пальцев колыхались в воздухе, словно слабые листочки на осеннем ветру. — Разбудил не ты. Что-то случилось? — О, знаешь, сущая мелочь! — всплеснул он руками. — Мне что-то совсем не спится и я подумал, быть может, ты тоже лишена этой прекрасной возможности в этом богами забытом месте и мы можем… кое-что обсудить. — На последней фразе голос его опустился до едва слышного шепота, словно он не хотел иметь даже призрачного свидетеля этого самого обсуждения. Тему которого угадать было не так сложно, откровенно говоря. И если Лижея в своих умозаключениях была права, данный разговор действительно был не для чужих ушей. Даже крепко спящих. — Заходи. Как только плотная ткань опустилась у него за спиной, пространство вокруг них снова погрузилось в приятный мрак. Хорошим преимуществом было то, что они оба неплохо видели в темноте. Она не была уверена, забыл ли Астарион, что ночное видение – преимущество не только вампиров, но и всех эльфов в частности, или просто в приватной обстановке потерял надобность в своей маске, но теперь его состояние стало очевидным. В такой близости она отлично видела залегшие круги под глазами. Лицо его осунулось, и теперь, когда скуловые мышцы привычно не натягивали кожу на нем, стало крайне заметно, насколько ему плохо. Он словно побелел еще больше, хотя минуту назад это мыслилось невозможным. А вибрации от мучительной дрожи во всем его теле, казалось, доходили до ее ушей вполне осознанными звуками. Участившееся биение ее сердца он безусловно почувствовал. Попытка унять крупную дрожь, что прошлась у эльфа по рукам и ногам, с треском провалилась. Лижее показалось, что она услышала тихий скрип зубов. — Дорогая… — Астарион пытался говорить в своей расслабленно-вольготной манере, но даже здесь его актерство трещало по швам: к концу первого же слова голос предательски надломился. — Почему ты не пришел раньше? Не понять причину его состояния мог только последний идиот или тот, кто не знал об истинной природе этого обольстительного льстеца. Голод. И судя по той ужасной картине, которую она сейчас наблюдала перед собой, очень сильный, начавшийся далеко не пару часов назад. Это было похоже на ломку. Лижея слышала о чем-то подобном еще в высших кругах Врат Балдура, будучи маленькой девочкой. А потом, когда, поддавшись буйству юности, начала тайно выбираться в город и плясать на городских праздниках, видела воочию. Дурманы всегда были большой проблемой в нищих района города, а последствия от них исчислялись сотнями жертв, умерших в таких же муках, какие сейчас испытывал Астарион. Неужели от человеческой крови можно получить такую зависимость? Или дело в том, что от вечного голода Астарион за этот короткий срок успел отвыкнуть? Вполне возможно, ведь до входа в Подземье у него почти каждый день был чуть ли не десертный стол. Ввязываться в драки разного сорта приходилось без остановки, и почти всегда вампиру доставался какой-то неудачливый бедолага. Или, на крайний случай, он просто уходил охотиться на животных. А здесь, под землей, из существ не грибного происхождения они пока встретили только трех минотавров. Один из которых почти позорно сгинул под магической защитой аванпоста, а двух других пришлось заманить на скалу и скинуть с обрыва в разлом, потому что ни у кого из отряда не осталось уже ни сил, ни маны на честный бой. Быть может, в той обветшалой деревеньке, что была видна с места их стоянки, мог бы найтись кто-то еще, но Лижея не была уверена, что такими темпами Астарион будет в состоянии завтра подняться с лежанки. Вампир почти неверяще смотрел, как она с изящной ловкостью завязывает длинные волосы какой-то старой резинкой, открывая ему свою незащищенную шею. Кажется, у него была заготовлена целая сложная речь, но теперь Астарион выглядел почти обескураженным. Глаза его сделались похожими на те дорогие чайные блюдца, которые так любила ее мама. Непонятно, от удивления или предвкушения, но вкупе со сложенными в замок ладонями он смотрелся даже… мило? — Потому что мы договорились, что я буду без зазрения совести иссушать тех, у кого хватит глупости встать у нас на пути, — тихо сказал он, снова попытавшись улыбнуться. — Все, о чем я хотел попросить, это о нескольких каплях крови из твоего изящного запястья, сладость моя. Твое предложение безумно соблазнительно, но по ряду причин мне сейчас сложно… сдерживать себя. Лижея даже подивилась его выдержке. Она не сомневалась, что сейчас, почти облизываясь на изгиб ее шеи, Астарион держит себя на месте одной лишь силой воли. И все же, судя по его заинтересованному тону, вознамерился разобраться в этом маленьком недопонимании, прежде чем что-то предпринимать. — Я смогу тебя остановить, мы ведь уже это выяснили, — коротко ответила эльфийка, не дрогнув ни одним мускулом. — О, ты, видимо, неправильно поняла меня. Мое беспокойство направлено на себя, а не на тебя, — хмыкнул Астарион. — В прошлый раз ты мне рот заморозила! — Не переживай, в этот раз я его сожгу. Для разнообразия. Вампир недовольно стрельнул в нее блеском своих ярких агатов и качнулся вперед, все же невольно облизнувшись. Выдержка трещала по швам и сейчас угроза серьезного ожога от Пылающих рук явно казалась ему пустяковой. Лижея даже не была уверена, понял ли он, что она просто пошутила. — Астарион, я разрешаю. Кажется, он ждал только этих слов. Лижея не успела даже моргнуть – в момент оказалась прижата к его холодному телу стальной хваткой хищного зверя, загнавшего в ловушку собственную добычу. — Благодарю… Она скорее почувствовала это слово, нежели услышала, а в следующую секунду нервы натянулись до яркой вспышки боли от остроты его клыков. Лижея с силой сомкнула зубы, лишь бы не вскрикнуть и не застонать от этого болезненного тумана, который поселился в ее голове через несколько секунд после того, как ее кровь потекла в рот вампиру. Он пил из нее жадно, большими голодными глотками, и с каждым тело ее становилось тяжелее и тяжелее, а туман в голове сгущался все новыми слоями. На задворках помутненного сознания забрезжила еще доступная здравая мысль: «Хватит». Нужно было остановить его, пока она еще способна поднять руку. — Астарион… — пламя на ладони вспыхнуло яркой искоркой, и, кажется, этого хватило, чтобы вампир быстро пришел в себя и оторвал зубы от ее шеи с глубоким вздохом, словно только что вынырнул из-под воды: — М-м! Всё-всё! Только не дерись! Видимо, опыт с замороженным ртом все же был достаточно негативным, чтобы не пытаться повторять его в другой ипостаси. Лижея облегченно вздохнула. Лицо Астариона слегка плыло перед глазами, но даже так становилось очевидно – ему стало лучше. Дрожь в держащих ее руках точно ушла, а голос стал более твердым и здоровым. Он расслабил собственную хватку и бережно устроил обмякшую в его объятиях волшебницу на подушках, аккуратно слизав оставшиеся капельки крови с ее шеи. Дорожка невесомых поцелуев от скулы до уха ознаменовала его благодарность и заставила Лижею едва заметно улыбнуться. — Как ты? — горячий шепот обжег кончик уха и, разумеется, был бы более возбуждающим в иных обстоятельствах. — Знобит. Короткий ответ подтверждался сильной тряской во всем теле, которую холодное тело Астариона совершенно неспособно было унять. Теплое одеяло, выторгованное у тетушки Этель до ее позорной смерти, тоже не помогало, как бы Астарион ни пытался Лижею в него укутать. И, кажется, ему не нужны были нелюбимые ею слова, чтобы это понять. — Сейчас вернусь. Стоило Астариону тихо скрыться за полотном ткани, как повисшая в воздухе тяжелая тишина наложила на помутненное сознание еще один слой пелены. Потеря крови, вероятно, оказалась более серьезной, чем Лижея предполагала, потому что хлесткий и бесконтрольный холод пробирал ее до самых костей, заставляя съежится под одеялом в маленький комочек. Ледяные иглы вонзались в тело сильными спазмами, провоцируя мелкую бесконечную дрожь. Укутавшись с головой в плотную ткань, Лижея и не заметила, как вновь оказавшийся рядом вампир потянул к ней руки. — Оставь, мне холодно, — брыкнулась эльфийка, когда Астарион попытался развернуть из этого кокона. — Ладно-ладно, но тебе все равно придется сесть, — усмехнулся эльф, легким движением одной руки поднимая «кокон» в сидячее положение. В руках у него оказалась медная кружка, наполненная чем-то горячим и приятно пахнущим. Судя по всему, это был какой-то лечебный отвар из тех, которые готовила Шэдоухарт каждый привал. Что ж, это действительно был весомый повод, чтобы попытаться разогнуть одеревеневшие от озноба пальцы. Стоило горячему вкусу трав согреть горло и желудок, как сразу стало легче. Дрожь отпустила, а моментально смореное сознание потянуло голову вниз, обратно на подушку. — Ну ты посмотри, — мурлыкнул Астарион, и в голосе его слышалось плохо скрытое удивление. — Видимо, действительно работает. Не волнуйся, радость моя, я тебе все компенсирую. Но завтра, а теперь нам пора под одеялко… Жаль, что не вместе. Его притворно-печальный вздох вышел настолько комичным, что даже в полузабвенном состоянии Лижея не смогла сдержать улыбку. Он это увидел, точно увидел. Но об этом она тоже подумает завтра.***
Упомянутое и ожидаемое завтра умудрилось начисто выбить из головы предвкушение приятной ночи. Вероятно, из головы Астариона тоже, хотя сложно было сказать наверняка, могло ли хоть что-то отвлечь этого соблазнителя от мыслей о своей очередной «жертве». Худа без добра не бывает, Лижея все же оказалась права, предполагая, что в обветшалой деревне найдется кто-то живой. Она бы, – да и все ее спутники – правда, предпочла компанию кого-то более добросовестного и приветливого, чем Гех и его двергары. Справедливости ради, терпеть его отвратительное мычание пришлось недолго. Стоило Угольку заговорить про сбежавшую рабыню и чертовы сапоги в таком тоне, будто пропажа последних стоила больше жизни бедной женщины, как он тут же получил огненным шаром промеж глаз. К сожалению, временно не насмерть. Его напарники, выскочившие из теней, угодили прямо в руки к Карлах. А у той из-за долгого перерыва между вылазками энергии было хоть отбавляй. На пять таких деревенек точно хватило бы. Смотреть на Геха было омерзительно. Хотелось заклеймить его нахальный оскал раскаленным огнем из собственных рук и посмотреть, как он корчится в агонии от яда ее кислотных стрел. Но сукин сын залез слишком высоко и никого к себе не подпускал, обстреливая все потенциальные угрозы дождем из стрел. Использовать Туманный шаг было бы крайней степенью глупости: он тратит большое количество маны, которая еще могла ей потребоваться сегодня. Карлах и Шэдоухарт не попросить о прикрытии – они сдерживали двергаров, которые пытались прорваться наверх к своему боссу. А Астариона нигде не было видно. Впрочем, именно последнее обстоятельство и сыграло на руку. Мгновение – и острая стрела летит в голову Геху словно из ниоткуда. Очевидный промах, на такой местности и при таком положении врага откуда ни целься – все равно не попадешь. Но это была неожиданность. Она дала Лижее необходимые полторы секунды, пока Гех пытался сообразить, из какой из здешних теней его пытаются обстрелять. Критическая ошибка. Астариона он, разумеется, так и не увидел. Последней зрительной вспышкой Геха стал торчащий из его груди ледяной нож. — Ты в порядке, солдат? — спросила Карлах обеспокоенно. Наверняка было неожиданно наблюдать, как их обычно спокойный и сдержанный лидер злобными пинками толкает тело мужчины к обрыву. — Да. Короткий ответ ознаменовал падение тела в недра разлома. Какое-то время Лижея еще смотрела вниз, пока даже тень Геха не заволокло плотным туманом, скрывающим за собой, вероятно, невообразимую высоту. За эти несколько дней она пару раз задавалась вопросом, куда вообще ведут эти пустотные трещины – должно ведь у них быть хоть где-то дно. Но даже будучи умудренной огромным количеством фолиантов по географии и истории Фаэруна, едва ли могла предположить наверняка. Единственное, что лезло в голову – эти разломы уходят прямо во владения черной вдовы Ллос, которой поклоняются живущие в подобных подземьях дроу. Не самая неправдоподобная идея. И если она верна, то Геху там самое место. — Если долго смотреть в бездну, сладость моя, бездна начнет смотреть в тебя. Ощущение холода на коже мгновенно вернуло в реальность. Рука Астариона мягко обхватила ее поперек живота, а сам он замер на шаг позади нее, слегка взволнованно вглядываясь в ее растерянное лицо. Где-то позади них было слышно, как кто-то копается в ветхих ящиках и сундуках, вероятно, ища что-то полезное. Опустив глаза вниз, Лижея невольно сглотнула. Все это время она стояла на самом краю обрыва. — Что с тобой? Ты сама не своя сегодня, — заметил Астарион, когда она разумно отошла от разлома на безопасное расстояние. В голосе была слышна непривычная для него серьезность. — Или после вчерашнего… — Нет. — Но ты… — Дело не в этом. — А в чем тогда? Не пойми меня неправильно, но если ты вдруг решила покончить с личинкой в твоей прекрасной головушке таким избитым и скучным способом, пожалуйста, сообщи нам всем хотя бы за недельку! — Почему именно за неделю? — улыбка вышла непроизвольной. Астарион всегда забавно жестикулировал и паясничал, когда злился или переживал. Казалось, что его руки в такие моменты существовали отдельно от своего обладателя, рисуя в воздухе какие-то только им известные витиеватые фигуры. — Все предельно просто! Мы бы как раз успели решить, какой веревкой привязать тебя к санкам, чтобы Бекон мог дотащить тебя до Лунных Башен! — У нас нет санок, Астарион, — едва сдерживая смех, проговорила Лижея. Все же, если бы она сейчас в голос начала смеяться посреди трупов и литров пролитой крови, стоя на отшибе затхлой деревеньки в подземье… Да, это определенно могло подорвать доверие спутников к ней. — О, ради такого дела я бы лично их для тебя нашел, — изрек вампир недовольно, забавно вздернув нос. — Я, знаешь ли, безупречно хорош в поисках. — Не переживай, не придется. Я не собираюсь прыгать в разлом. Просто… задумалась немного. Он лишь вздохнул театрально и пожал плечами, будто не было ему никакого дела до того, что она минутой ранее чуть не навернулась в пропасть вслед за убитым работорговцем. Она знала, что Астарион не станет расспрашивать. Это вполне в его духе – позволять другим хранить свои секреты. У него и у самого их еще за пазухой немало, даже несмотря на его недавное откровение про Кассадора и свою мучительную двухсотлетнюю жизнь. Но, справедливости ради, без взаимного откровения Астарион не остался. Не сказать, что она инициировала этот разговор сама… Однако отбрехаться было достаточно сложно, когда, застав ее ночью танцующей в лесной тишине, он все же признал в ней ту самую девочку, что плясала на улицах и площади нижнего города порой и ночами напролет. А потом… Потом вспомнилось и все остальное. Подаренный галантным джентльменом букет. Слова восхищения, что лились в уши сладким медом. Ощущение на своих губах холодного отпечатка чужих. Одна из лучших комнат в Ласке Шаресс и долгие, полные чистого экстаза девичьи стоны, что в ту ночь впервые познала мужчину. Да… интересно, узнай отец, что именно и с кем именно вытворяла его дражайшая дочка в ту ночь, выгнал бы он ее из дома и рода на десятилетие раньше? Кто бы знал… Конечно, Лижея сразу узнала Астариона, еще когда он зазывно и жалобно умолял ее помочь убить несуществующий маленький мозг. Правда, тогда она еще не подозревала, что много лет назад предполагалась вкусным обедом для Кассадора. Этот неприятный факт стал очевиден лишь после сближения с вампиром, память на лица у которого оказалась просто ужасная. К счастью, возможность уложить ее в постель в ту далекую ночь была обратно пропорциональна возможности после этой ночи поймать птичку снова. Астариону это так и не удалось: с рассветом Лижея упорхнула из комнаты Ласки, словно весенний ветерок, и больше никогда не давала ночных выступлений. За весь минувший век она так и не смогла понять, почему именно после того случая ее больше не тянуло танцевать под луной и городскими фонарями. Да и сейчас не могла дать внятного ответа на этот вопрос. Вероятно, порой интуицию невозможно обмануть.***
Тело Нере грузно шлепнулось на пол. Ледяной нож, воткнутый в его шею, моментально окрасился багровым цветом и растворился в горячей крови. Прямо оружие возмездия сегодняшнего дня. Стоило догадаться, что местным двергарам, которые так отчаянно пытались спасти этого дроу, подобное представление не покажется забавным. Драка, последовавшая после того, как Нере испустил последний вздох, не шла ни в какое сравнение с недавней маленькой потасовкой в заброшенной деревне. Лижея понимала, что дварфов на их же собственной базе намного больше, чем она могла прикинуть на взгляд. Но не была морально готова к реальному их количеству. В какой-то момент, вероятно, у каждого из ее группы промелькнула мысль, что зря они вообще вытаскивали этого Верного из-под завала. Если бы он сам по себе там умер от отравления ядом, было бы намного проще. — Хоть я умом и понимаю, что мы все верно сделали, но есть у меня какое-то ощущение неправильности… — пробормотала Карлах, осматривая залитую кровью и заваленную трупами залу сверху. В начале боя они успели занять очень удобную позицию на верхних ярусах помещения, что дало глобальное преимущество их, в основном, дальнобойному отряду. Задачей Карлах было лишь прикрывать лестницу - единственный подход к ним снизу, вероятно, поэтому у нее единственной остались силы раздумывать о морально-этических нормах. — Обратись к Астариону, он тебе популярно объяснит, в чем бессмыслица разменивать одну жизнь на другую, — усмехнулась Шэдоухарт, аккуратно залечивая дыру в плече у Лижеи – одна из стрел все же не отлетела от ее магического щита. — И это только доказывает, что я был прав! В который раз уже, между прочим… — Да как ты вообще нас оттуда слышишь?! — Чтобы слышать тебя, Карлах, не надо стоять рядом. В идеале – метрах в десяти, у тебя, дорогая моя, очень сильный голос. Вот и непонятно – оскорбил или комплимент сделал. Впрочем, никто не стал бы спускаться к нему, чтобы уточнить этот вопрос в более близкой беседе. Особенно, кто-то такой отходчивый, как Карлах. Скорее всего, она перестала слушать после слова «в идеале». Пока они все приходили в себя после второй изматывающей схватки за день, меньше всех пострадавший вампир очень резво спустился вниз обшаривать карманы и сундуки убитых двергаров. Однако Лижея даже с такого расстояния отлично видела, как он периодически поднимает взгляд, поглядывая на нее с немым вопросом в глазах. И не только он один. Шэдоухарт делала вид, что ее заботит только раненое плечо, Карлах демонстративно разглядывала окрестности, но напряжение исходило от них волнами. Сложно было их в этом обвинить, и Лижея это понимала. Она и сама прекрасно знала, что самые опасные из всех разумных существ Фаэруна – это те, кто агрессирует неожиданно. Спокойного и уравновешенного товарища безопаснее пустить к себе в лагерь, особенно в подобных обстоятельствах. Он всегда ровен, не паникует, не бежит с поля и не бросается в омут с головой. Но тем опаснее и непредсказуемее для других его редкие и, казалось бы, беспричинные вспышки ярости. Никто ведь не может гарантировать, что в следующий раз Лижея также искусно и без колебаний не воткнет нож в горло кому-то из своих спутников. — Ты верно сказала: мы все сделали правильно, — заметила Лижея, как бы невзначай продолжая мысль Карлах. — Такие, как Нере, или Тинна, или Гех, несут за собой лишь страдания для других. Чужая жизнь для них и медяка не стоит. — Тоже была какая-то темная и полная дерьма история, да, солдат? — Карлах скосила на эльфийку выразительный взгляд, в котором легко читалось сочувствие. Воительница заметно расслабилась, услышав неподдельную горечь в словах подруги. Лижея была уверена, что из всей их небольшой компании лишь Карлах и Астарион могут в полной мере прочувствовать страдания всех гномов, которые провели здесь Мистра знает сколько лет и чьи кости разбросаны по всему подземелью. Ну и может быть еще Бекон, конечно… Однако медвесычика не спросишь, а Астарион скорее в проточную воду нырнет, чем выкажет кому-то открытое сочувствие. Но вот Карлах – другое дело. — Что-то вроде того… — пробормотала Лижея, поблагодарив Шэдоухарт кивком, когда от раны в плече не осталось и следа. — Ну, я знаю, что ты по разговорам не мастер, но если что – ты знаешь, где моя палатка, — улыбнулась тифлинг. — Утешительных обнимашек не обещаю, но мои уши будут в твоем полном распоряжении. — Благодарю, — улыбка вышла даже искренней. Иногда Лижея даже завидовала Карлах. В открытой и доброй воительнице она видела саму себя. Ту себя, которая, будучи уроженкой знатного балдурского рода, танцевала на ярмарках в нижнем городе, не боясь быть узнанной или осужденной. Тогда все казалось таким простым, доступным и легким. Она могла даже самого хмурого Огненного кулака увлечь в потешный танец, а слушать ее сказки и истории детишки любили не меньше, чем ее красивые песни. А потом она сделала глупость. Много глупостей. Бесконечную череду из них, которая привела только к боли и смерти старшего брата. И вот спустя сто лет одинокого изгнания она даже не может найти в себе несколько слов, чтобы выразить искреннюю благодарность чем-то большим, нежели едва заметной улыбкой и тихим шепотом. — Дамы, мне право неловко вас отрывать от вашего увлеченного чириканья, — на этом моменте, кажется, глаза у Шэдоухарт закатились так сильно, что провернулись вокруг своей оси, — но я, кажется, нашел путь наверх. Когда Астарион успел уйти так далеко от этой залы, найти подъемник и вернуться – осталось загадкой, но результат их вполне устроил – нужный выход оказался прямо у них под носом. В неприметном закутке, недалеко от пристани, который пропустила даже внимательная и осмотрительная Лижея. — Думаете, он ведет прямо в Лунные Башни? — с сомнением уточнила Шэдоухарт. — Не слишком ли просто? — Я прошу прощения, для тебя перебить целую армию двергаров и обезглавить жреца Абсолют, чтобы сюда добраться – это просто? Боюсь представить, что высокопарные матери-настоятельницы шаритов делают со своими подопечными… — Даже будь у меня такое желание, я бы не смогла рассказать, Астарион. — Шутки шутками, но в словах Шэдоухарт есть своя правда, — встряла Карлах, видимо, опасаясь повторения недавнего весьма острого инцидента в лагере с участием жрицы и Лаэзель. — Больно как-то… очевидно, что-ли. Лижея напряженно вглядывалась в виднеющийся снизу маленький кусочек верхнего этажа, на который можно было подняться. Сложно было отсюда что-то понять. Она могла разглядеть только серый цвет каменной кладки потолка, и это ни опровергало, ни подтверждало подозрений жрицы. Но кое-что все же было странно. Судя по словам Хальсина, Лунные Башни были обитаемы на данный момент. В полной тишине подземелья да еще и с такой акустикой до них должны были доноситься какие-то звуки: голоса, грохот доспехов, лязганье оружия – хоть что-то. Но нет. Ничего. Что бы там наверху ни было, вряд ли в том помещении можно было найти хоть одну живую душу. Разве что это хитро спланированная ловушка. — Сейчас все равно нет смысла туда подниматься, — сказала эльфийка, не опуская взгляда. — Мы устали и ранены. Тем более, если поднимемся, еще не факт, что сможем спуститься обратно. Нужно вернуться в лагерь, отдохнуть и пойти дальше уже всем вместе. — А еще нам надо подумать, как засунуть Бекона в этот подъемник, — хмыкнула Карлах. — Наш маленький зверек-то подрос за последние пару недель. Картинка моментально вспыхнула в голове маленьким веселым огоньком. Вероятно, единственным за весь сегодняшний день. Воображение живо нарисовало потрясающую сцену: как они все вместе, включая даже инициативного Шкряба, пытаются затолкать пугливого и ничего не понимающего медвесыча в странную металлическую штуку. — В крайнем случае просто телепортируем его наверх, — улыбнулась Лижея. — Ну и я не могу поручиться, что проржавевшее насквозь корыто выдержит вес больше гномьего, а что касается Бекона… Все согласно кивнули. Тем не менее, это были проблемы завтрашнего дня. Сегодня всем пора было отдохнуть.***
Голова Нере была кинута под грибные ноги Владыки в тот же момент, когда они переступили условный порог колонии. Судя по взгляду Спава и его короткой благодарности, миконида беспокоило что-то помимо жестокого Верного, но разбираться с этим Лижея точно не планировала. Кажется, Владыка уловил ее настрой достаточно быстро и даже не стал заводить свой медленный, во всех смыслах растянутый монолог о новом поручении. Может, мозг у миконидов и единый, но никто не говорил, что примитивный. В ситуации, как выяснилось, ориентироваться точно умеет. Возвращение в лагерь ознаменовалось сытным ужином и пересказом событий сегодняшнего дня в мастерском исполнении Карлах. Лижея привычно не участвовала в обсуждении, предпочитая выступать незаметным слушателем. Она расположилась чуть поодаль от остальных, устроив голову на мягких перьях Бекона, и лишь тихо посмеивалась, когда тифлинг в своей запоминающейся и экспрессивной манере изображала предсмертные стоны двергаров. В какой-то момент Шкряб решил присоединиться к заманчивому лежбищу и подсунул морду ей по руку, нагло укладываясь новой хозяйке на живот. Под прикрытые веки пробивались лишь отблески от кострового пламени и вместе с теплой шерстью, что оккупировала эльфийку практически с двух сторон, лишь сильнее вгоняло в спасительный транс. Лижея пропустила момент, когда голос Карлах начал растворяться в дремотной воде, а ее слова – рассыпаться на отдельные буквы, смысл которых незаметно ускользал вместе с сознанием… — Леди Лиадон, быть может, вы тоже возьмете слово? Лижея улыбается. О, ей есть, что ему сегодня сказать. И показать. Удивительно. Спустя столько лет она уже забыла, как выглядели большинство ее бывших коллег. Даже лица отца и матери вымылись из памяти беспощадным потоком времени. Интерьер главной залы дома герцога искажен в ее воспоминаниях. Он уж точно приобрел в ее сознании парочку лишних пестрых деталей. Она даже не может вспомнить, как звали того человека, в интересах которого она действовала много лет. Лицо его размыто перед глазами, но не голос. Его голос она до сих пор помнит так хорошо, как будто слышала его только вчера. На голове чувствуется приятная тяжесть дорогой диадемы, что отец подарил ей по случаю вступления в должность советницы. На плечи, облаченные в ткань безмерно дорогого платья, накинута теплая шаль: осень слишком неожиданно в том году вступила в свои права, не дав даже высшим слоям общества как следует подготовиться к холодам. Она отлично помнила это чувство собственной значимости. Дорогая одежда, бесценные камни в волосах, ощущение мягкого, обитого бархатом кресла под собой. Тогда это казалось вершиной ее существования. Она получила все, о чем другие могут только мечтать. Драгоценности в диадеме мерцали на последних лучах осеннего солнца так ярко, казалось, ослепляли всех присутствующих сиянием великолепия своей хозяйки. И саму хозяйку тоже. Она никогда не задумывалась об этом, но погружение в это далекое воспоминание сделало очевидным одну простую вещь: Певчая птичка Врат Балдура канула в небытие намного раньше того дня, когда Лижея с позором сбежала из города. Советница Лиадон тоже не была той открытой и доброй девочкой, что танцевала для народа за медяки. Теперь ей это точно было не по статусу. — Прошу простить меня, ваша светлость, сегодня мне нечего вынести на обсуждение. — Отчего же вдруг? — в голосе герцога слышна искренняя веселость. — Обычно вы спешите рассказать о своих успехах в первых рядах. — Иной случай, — уклончиво ответила советница. — Все ваши текущие поручения пока еще в статусе исполнения… За исключением разве одного. Лижея небрежно пролистала кипу документов, что лежали сейчас рядом с ней, искусно притворяясь, что ищет самый незначительный в этой стопке пергамент. — Ах, вот же он, — изящными пальцами она ловко подцепила край нужного листа. — Но право, ваша светлость, тут и обсуждать нечего. Дворецкий без колебаний принял у нее из рук документ, и через пару секунд лист оказался на другом конце стола, в руках у герцога. Мужчина лишь бегло пробежался глазами по строчкам и сразу отложил его в сторону. — Отчего же нечего? Не стоит скромничать, леди Лиадон. Вы еще молоды, вероятно считаете, что выносить на оценку стоит только выдающиеся достижения. Но политика строится из мелочей. Лижея отлично помнила, каких усилий ей в тот момент стоило не закатить глаза со всей театральностью, на которую она была способна. Как выяснилось, у ее подсознания отличная память на голоса. И она понятия не имела, как Астарион двести лет выносил звучание вот этого. Она запомнила Кассадора именно таким, каким его несколько дней назад описывал его Астарион. Надменный. Жестокий. Холодный, во всех смыслах этого слова, как оказалось. В те далекие годы Лижея, разумеется, не знала об истинной природе лорда Зарра. Она видела его лишь одним из пяти советников герцога – весьма консервативным, мрачным и заносчивым аристократом, который больше всех был недоволен ее назначением. Да, можно предположить, насколько неприятно было долгие века строить свое влияние, пробиваться в самый верхний свет города, а потом узнать, что какая-то пигалица добилась того же самого за несколько дней, просто предложив гениальное решение проблемы с канализацией. И, вероятно, не было бы столько проблем, не отсвечивай и сиди эта пигалица на собраниях так же тихо, как сидели в комнатах особняка его собственные отродья. Но нет, такой девице давила даже ее собственная алмазная тиара. — Если лорду Зарру так угодно, то я, безусловно, возражать не буду. Но, милорд, позвольте узнать: вам действительно столь интересны колебания цен на детские игрушки в городе? Насколько я знаю, это не ваша сфера деятельности. И детей у вас нет. Вы ведь, увы, даже не женаты. Сложно было предположить, чему стоило удивляться больше: собственной наивности и юношеской заносчивости, которая позволяла ей произносить подобный бред вслух перед герцогом, или чересчур уж агрессивной реакции Кассадора на эти почти детские глупости. Если бы он физически мог побагроветь от злости, вероятно, сделал бы это еще в первую секунду их знакомства, задолго до этого дня. Да, интуиция у нее все же была выработана хорошая еще в те далекие времена. Кассадор раздражал ее с первого мгновения встречи, но очевидные знаки, посланные собственным подсознанием, уразуметь она тогда так и не смогла. Вместо того, чтобы внимательно присматриваться и осторожно изучать противника, она только и делала, что искала с ним какого-то конфликта… почти крысиного, подлого и мелкого, прекрасно понимая, что в открытой битве с этим лордом точно не выстоит. Сейчас, когда Лижея была лишь молчаливым и безучастным наблюдателем этого воспоминания, все казалось таким глупым. Хотелось треснуть себя саму по голове тем увесистым посохом, который она купила за неприличную сумму денег прямо перед входом в подземье. В собственном сознании ее бытие советницей укрепилось как время абсолютной силы и власти, с которой она не смогла справиться. Но медитация позволяет взглянуть на прошлое порой с совершенно неожиданной стороны. В пору было задуматься, отчего же достопочтенный герцог не выгнал своенравную аристократку из своей свиты, да вот только размышлять об этом смысла не было. Лижея отлично знала и тогда, и сейчас, зачем герцог держал ее при себе. Картинка перед глазами размывается, раскалывается на мириады маленьких осколков воспоминания, а секунду спустя собирается снова. Тот же день, тот же зал. Только теперь они сидят за столом с герцогом вдвоем. Мужчина задумчиво разглядывает пергамент, который получил от Лижеи несколькими часами ранее. Она помнит – тогда подумала, отчего же он так долго молчит. Там всего несколько строчек, такие поручения подробно в отчетах не излагают. — Благодарю за проделанную работу, леди Лиадон, — наконец сухо изрекает мужчина. — Вознаграждение себя ждать не заставит. Его сегодня же доставят в вашу банковскую ячейку. — Отчего же вы столь серьезны до сих пор, милорд? Теперь уже никто не побеспокоят вас с каким-либо «компроматом». Лижея помнит: в собственном бокале вина видела отражение скорби, что охватила герцога в тот момент. В воспоминании вместо него лишь темное, мрачное пятно. Но это не мешает той же самой маске заплыть на ее эфирный лик. Леди Лиадон самодовольно не могла взять в толк, чем этот напыщенный павлин опять недоволен. Лижея с раскаянием понимает, что совершивший страшную ошибку мужчина только сейчас осознал бремя вины, которое он будет носить всю оставшуюся жизнь. — Я не хотел до этого доводить, — тяжело вздохнул герцог. — Это были всего лишь глупые дети, которые наверняка просто украли пару бумажек с найденного трупа арфиста. Подумали, что сорвут куш. — Ошиблись, — холодно резюмировала эльфийка. — Ошибки нынче стоят дорого. — Дороже их жизней? — Вы так говорите, милорд, будто их хладнокровно зарезали. Она отлично помнит. Два крепких парня. Одна девушка. Всем троим всего лишь семнадцать лет. Выходцы из одного из самых нищих районов города. Куда им там до понимания безумства самой мысли о том, чтобы угрожать герцогу. Они лишь хотели денег. Лучшей жизни. Ухватились за призрачную возможность, видимо, надеясь, что герцог со своими богатствами от них просто откупится. А он послал за ними свою гончую. Хотела бы она забыть. Но подобные вещи никогда не оставляют. Раскаяние не несет в себе прощения и забытья само по себе. Наверное, в этом и смысл. — Может, и будет. Вопрос – какая… — А до этого их перспективы, конечно, были безупречно радостными и вселяющими надежды, — леди Лиадон едва удержала себя от саркастической усмешки. — Будет вам, милорд. Ничего с ними не станется. Ну, детишек не заимеют, конечно, но… Может, оно и к лучшему? Бедняки, как известно, плодятся лучше всех. — Оставим эту тему, — герцог приказал ей замолчать поднятой ладонью, и леди Лиадон поспешила прикусить язык. — Ваше новое поручение будет в сейфовой ячейке вместе с деньгами. Уверен, вы меня не разочаруете. — Разумеется, милорд. Воспоминание снова раскалывается, прорезается трещинами сознания и увлекает ее в небытие, на этот раз милостиво не подкидывая новой пытки. Мгновение – и с трудом открылись глаза. Перед взором – лишь темный купол подземья да отблески догорающего костра. Слезы навернулись почти против воли. Как же так вышло, что всего за десять лет парящая Певчая птичка обратилась в тот кошмар, от которого многие люди и бежали на ее выступления? Лижея много раз пыталась найти ответ на этот вопрос, но не преуспела ни разу. Казалось, что внутри нее дернули какой-то рубильник, стоило ей в первый раз сесть в кресло советницы. Может, не зря мама все детство говорила, что она слишком легко увлекается… — Это всего лишь сон, дорогая. Лижея дернулась от неожиданности, и Шкряб с тихим скулежом скатился с ее живота на твердую землю. Она так погрузилась в собственный транс и мысли, что даже не заметила сидящего рядом Астариона. И судя по тому, как он вольготно развалился на своей лежанке, пришел явно не пару минут назад. — Я думала, все уже спят… — растерянно пробормотала она, оглядывая их действительно опустевшую поляну. — Ну, не буду говорить за всех, но я точно слышал, как храпит Гейл. Знаешь ли, не услада для ушей, — Астарион так забавно скривил лицо, что Лижее неожиданно снова захотелось улыбнуться. А слезы незаметно для нее самой начали подсыхать. Астарион вальяжно, словно довольный и ластящийся кот, перевернулся на живот и почти невесомо мазнул пальцами по ее обнаженной руке. Кожа сразу покрылась полчищем мурашек, заставив Лижею с силой сжать зубы. Найдет она когда-нибудь управу на этого соблазнителя? По ее весьма точным расчетам, ответ был пока не утешительным. — Знаешь, я бы предпочел послушать тебя, сладость моя… Он выдохнул это таким томным, сладким голосом, что волшебница почувствовала себя почти обязанной передразниться: — Послушать, как я храплю? — С чувством юмора у тебя, вижу, проблем нет, — Астарион расплылся в довольном и нахальном оскале. — Только вот чувство момента подкачало… Он медленно приподнялся на руках и надвинулся на нее, словно змей, со своим гипнотическим взглядом алых камней. Лижея моргнуть не успела – и вот они смотрят прямо в отражение ее души, кажется, видя насквозь. Желание. Похоть. Девичья влюбленность. Даже если тебе уже перевалило за сто сорок лет, так тяжело противиться этим почти низменным порывам. Да и не хочется, если вспомнить о том, что они со дня на день могут умереть. — Давай только не здесь… — прошептала Лижея, едва переборов позыв потянуться за поцелуем первой. — Отчего же вдруг? — Не делай ребенку травму, — она с улыбкой кивнула на сопящего под ее головой Бекона. Астарион с сомнением перевел взгляд на медвесычика. Бекон вообще признаков бодрствования не подавал. После того огромного куска мяса, что ему принесла Карлах, зверек завалился спать и мирно переваривать сытный ужин раньше всех. Кажется, он даже не осознавал, что на него кто-то улегся. — Я тебя умоляю… — с усмешкой протянул Астарион, для пущей верности тыкнув в бок Бекону пару раз. Ничего. — Не надо умолять, со мной это никогда не работало. — О. Лижея запоздало прикусила язык. Как там говорится? «Не надо дразнить тигра»? Кажется, она так и не усвоила друидскую философию Хальсина. — Быть может, я все же попробую? — шепот его стал почти заискивающим. — Пожалуйста, ну, пожалуйста… Вот ведь паскуда… Хотелось бы сказать. Конечно, он заметил, как Лижею пробило током, когда он сказал ей это в прошлый раз, при первой встрече с Воссом с его верными гитьянки. На ухо, едва слышным шепотом, чтобы не провоцировать стоящую рядом Лаэзель. Удивительно, что даже в такой момент Астариону хватило наглости выискивать ее слабые места. К его хитрости и ее позору – весьма успешно. — Ты играешь нечестно… Это было жалко. И заставило Астариона от души посмеяться: — Дорогая, я никогда не играю честно. Это, знаешь ли, безумно скучно… Пойдем, я знаю место, где нас никто не увидит. И, вероятно, не услышит, хотя тут многое зависит от тебя.***
Холодные руки. Холодное тело. Но ее это совсем не беспокоит. Ее жара хватает на них двоих с такой лихвой, что она всерьез опасается спалить эту маленькую полянку в укромном месте на границе колонии миконидов. Астарион не обманул – здесь действительно их никто не увидит, кроме, разве что, вездесущих грибов. Есть ли им дело до любви дружественных гуманоидов? Вряд ли. — Как же после всего пережитого нами за последнее время ты умудряешься оставаться такой потрясающе невинной?... Горячий шепот обжигает каждый кусочек ее тела, пока губы скользят по нежной светлой коже. Острые клыки лишь царапнули чувствительные нервы несколько раз, заставляя Лижею отпускать с губ очередной несдержанный стон. Это не пугало. Возбуждало. Астарион всегда держит зубки при себе, пока не получит разрешения. Или пока уже она не начнет его умолять. Руки скользят ниже, заставляют нетерпеливо ерзать. Но ей никуда не деться — Астарион захватил ее в плен, не используя даже примитивного захвата. Ниже… Ниже… Лижея задыхается, когда первый томный спазм пронзает тело. Она вцепляется в руку Астариона мертвой хваткой и смотрит на него из-под опустившихся век. — Не медли… — Как можно? — он снова мурчит. — Не могу же я дать тебе снова закрыться в своем молчаливом коконе так скоро… Он снова целует. Везде. Каждый миллиметр ее тела, по ощущениям. И губы следуют за руками: обласкав шею, мазнув по груди, пощекотав живот и краешки ребер, беспощадно стремятся заставить ее потерять над собой всякий контроль. — Астари..! — имя теряется в громком стоне, когда его белоснежные волосы натягиваются под ее окаменевшими пальцами. Сильные руки крепко держат за бедра, пока он снова пробует ее. Каждое движение заставляет взрываться под кожей сотни маленьких бомбочек, почти таких же, какие Астарион всегда носит при себе. Видимо, он и ее теперь всегда будет носить при себе. Заряды задевают друг друга, жар заводит себя сам. И так по кругу, до бесконечности, до цветных вспышек перед глазами, до выгнутой до хруста спины, пока все бомбы не сливаются в одну и не подрываются в ее теле одним большим фейерверком. Огонь от него поднимается из горла, срывается с губ и распахнутых в экстазе глаз. Сводит ноги, сжигает всякое сопротивление, оставляет Лижею полностью во власти этого пироманта, неспособную даже просить о большем. Впрочем, просить и не приходится. — Оказывается, ты вся потрясающа на вкус… — он облизывается и смеется ей на ухо, заставляет жалобно и неразборчиво скулить. Мистра свидетель, она отлично понимает всех тех, кто попался в эту ловушку за последние двести лет. — Не засыпай, котенок, я еще с тобой не закончил… Она не сомневалась. О, она ни секунды в этом не сомневалась. По ощущениям бомбы в ней подрывались всю ночь. Каждый толчок, каждое движение и каждое слово этим безумным шепотом – все детонировало в ней всполохи ослепляющего света. Бесконечно. Каждый взрыв был мощнее предыдущего, каждое прикосновение впивалось в кожу острее его клыков. Лижее казалось, что она никогда не горела так ярко. Даже когда танцевала с факелами в ночь их знакомства. — Ас… та… — Этот ритм, с которым он беспощадно вбивал ее в заботливо постеленное покрывало, не позволял вставить и слова без стона. — Что такое, радость моя?.. — Голос был почти заботливым, полным участия, но она слышала властные нотки нетерпения в нем. — Я… я… О боги… твою мать… — Боюсь, тебе придется чуть более конкретной. — Лижее показалось, что она буквально увидела его издевательскую ухмылку. — Укуси меня! — Я уж думал, ты не попросишь… И снова две острые иглы вонзились ей в шею, смешав боль с наслаждением воедино и кинув огромный огненный шар в эту пороховую смесь. И Лижея сгорела. Сгорела дотла, до безмолвного и беспомощного пепла, который послушно осел на землю после того, как пиромант с ним наигрался. А потом заботливо, продолжая шептать на ухо какие-то смешные глупости, отнес в палатку, удобно устроив на подушках и на прощание почти невинно и невесомо поцеловав в истерзанные губы. — Останься… — тихо попросила Лижея, ухватив Астариона за руку, когда он попытался тихо покинуть ее палатку. На секунду ей показалось, что он растерялся. Лишь толику мгновения он непонимающе смотрел на ее ладонь и, казалось, не мог взять в толк, почему она просит его о чем-то подобном. А потом наваждение исчезло. Астарион мягко перехватил ее руку и поцеловал тыльную сторону ладони: — В другой раз, дорогая. Твой восхитительный вкус пробудил во мне настоящий голод. Мне тоже пора найти себе ужин. Спокойной ночи. И помни – кошмары не реальны. Секунда – и он исчез. Лижея лишь с сонным вздохом перевернулась на другой бок и разочарованно, почти по-детски пробурчала: — На кого ты тут собрался охотиться, идиот?..