***
Встречу с прославленной Джахейрой Лижея представляла себе множество раз, еще бегая босыми ногами по улицам нижнего города в легком голубом платьице. Она и сама была живым свидетельством того, насколько эта женщина достойна всех изложенных в ее честь легенд, песен и сказаний. Правда, как это часто бывает у эльфов, даже подобные воистину смертоносные воспоминания со временем меркнут в памяти, оставляя после себя лишь блеклые отголоски яркого прошлого. Но даже с учетом всего забытого, она абсолютно точно не ожидала такого приема. Обессиленная и полностью лишившаяся запасов маны Лижея не могла рассчитывать даже выбраться из цепких лоз, не говоря уж о том, чтобы победить Джахейру и ее арфистов в бою. Красноречие, коим она и так не блистала на протяжении целого века, отказало напрочь. Даже мысли собрать в кучу получалось с трудом. Но ей хватило ума и прозорливости показать арфистке таинственный артефакт, доказывающий, что никто из них не Верный. И, конечно, тихо поблагодарить Мол, благодаря которой магические лозы не оставили в Лижее парочку новых дырок. В здание «Последнего света» Астарион и Лаэзель ее буквально затащили. Джайхере, кажется, хватило одного взгляда, чтобы понять – обещанную беседу под вино придется немного отложить. В одной из комнат оказалась свободная койка, и Лижея отключилась сразу же, как только ее голова коснулась подушки. Впервые за очень долгое время она не видела воспоминаний в трансе. Она не видела даже черноту. Было такое чувство, что ее просто «выключили» на несколько часов. Только что она видела перед собой непривычно взволнованное лицо Астариона, стоило моргнуть – и вот в глаза мягко пробивается почти потухшее пламя свечи. А огромный кусок гомона, свалившийся на ее уши еще при заходе в ворота таверны, внезапно исчез. Все спали. Во всяком случае, все из ее товарищей. Перевернувшись на другой бок, Лижея по привычке их посчитала – число осталось неизменным. Даже Шкряба и Бекона не стали выгонять на улицу. Уставшие и обессиленные все спали как попало, вдвоем или даже втроем на одной кровати. Судя по позам и разбросанным вещам, они едва успели переодеться, прежде чем рухнуть в постели. И даже самые ревностно охраняющие свое личное пространство спутники, видимо, не возражали против тесной компании. Одна только Карлах устроилась от всех подальше. Точнее, подальше от греха. Лижея даже улыбнулась. Они спали такой кучей малой только в первую неделю путешествия, когда собственные палатки еще не из чего было собрать, а в лесах поблизости Изумрудной рощи по ночам было холодно даже у костра. Казалось, это было целую вечность назад, а на деле еще и двух месяцев не прошло… В коридоре за дверью тоже было темно. Один лишь огонек на письменном столе рядом с барной стойкой привлекал внимание и рассеивал полумрак. За столом чинно восседала высшая арфистка, склонившись над картами, какими-то пергаментами и порванными листами бумаги. Глаза ее бегали по неведомым Лижее строчкам и, казалось, ничего особо не выражали, как будто она читала будничные сводки новостей города. Но где-то за отблеском рядом стоящей свечи Лижея могла уловить в этом твердом взгляде темную ниточку отчаяния… — Так и будешь там стоять? Джахейра говорила негромко, но по опустевшему на время отдыха помещению ее голос разносился, словно глас палача в судный день. — Не хотела тебе мешать. — Или думала, есть ли вероятность снова попасть в мои лозы, — усмехнулась арфистка, поднимая взгляд. Сейчас, в обстановке более мирной, Джахейра казалась ей почти дружелюбной. Где-то на границе сознания промелькнула мысль узнавания этого взгляда: мама улыбалась почти так же. Глупо, наверное, сравнивать потомственную аристократку с арфисткой, но почему-то Лижея никак не могла отделаться от этой некстати вылезшей ассоциации. Лижея опустилась на стул рядом с арфисткой, мазнув взглядом по всем бумагам, которые та так кропотливо изучала. Планы, карты, схемы, отчеты – все это напоминало ее собственное рабочее место в резиденции герцога много лет назад. Принято считать, что все успешные советники так же педантичны и аккуратны, как Флоррик, но это наивное заблуждение. В кабинете леди Лиадон всегда царил хаос, в котором ориентироваться могла только она сама. И все же, если не брать во внимание род ее «дополнительных» обязанностей, показывала вполне себе высокие результаты для такого юного возраста. — Как чувствуешь себя? — спросила Джахейра, переключая свое внимание на собеседницу. — Приемлемо, — доложила Лижея после секундной паузы, пытаясь прислушаться к общему состоянию. — Как думаешь, сможешь выпить со мной? Взгляд метнулся к поставленному прямо перед ней кубку вина. Не изысканный хрусталь Врат Балдура, конечно, но все равно выглядел он слишком вычурно для такого ветхого места. В нос проплыл туманный аромат дорогого вина, которого она не слышала еще со времен бытия примой верхнего города. Она абсолютно точно не имела никаких шансов вспомнить его название, но вот запах – вполне. У обоняния вообще память намного лучше, чем у глаз и ушей. И эта безотказная и редко дающая сбой система безопасности сейчас очень громко сигнализировала своей обладательнице, что в этом аромате никогда не было примеси едва заметной нотки дуба. — Совершенно необязательно пытаться опоить меня зельем правды, чтобы о чем-то узнать, — Лижея легким движением пальцев отодвинула от себя кубок. — Достаточно просто спросить. — Еще ни разу с Верными «просто спросить» не работало на моей памяти. А она, поверь мне, крайне внушительная, — хмыкнула арфистка. — Мы не Верные, и ты это знаешь. Мне кажется, демонстрация была убедительной. — Да, более чем. Даже подозрительно убедительной. Достаточно было просто взглянуть на выражение лица Джахейры, чтобы понять – здесь что-то не так. Даже будь у нее хоть толика беспокойства касательно искренности своей новой союзницы, не было бы на ее лице столько удовлетворения и очевидного довольства. И, откровенно говоря, Лижеи бы самой сейчас здесь тоже не было. Не было сомнений - правдивое зелье она пыталась подлить собеседнице не только за тем, чтобы вывести на чистую воду ее возможную сущность Абсолют. — В чем дело, Джахейра? — спросила Лижея напрямую, абсолютно не чувствуя в себе сил играть в арфисткие игры шпионов. — Давай начистоту. Так или иначе, мы тут все в одной лодке теперь. Ухмылка ее стала еще шире, а Лижее совсем перестал нравиться этот разговор. Джахейра смотрела на нее так, как будто видела насквозь. И могла вытянуть из ее непроницаемого лица те тайны сущности, о которых Лижея и сама даже не подозревала. Подобные взгляды никогда не сулили ничего хорошего. — Вот уж не знала, что доживу до момента, когда такая сучья задница как советница Лиадон скажет мне «Мы теперь в одной лодке». Блядство. Судя по характерному смешку арфистки, она сказала это вслух. Да, вот об этом аспекте Лижея абсолютно точно и не помыслила бы задуматься. Сто лет назад Джахейра все еще была на слуху у всего города и тогда же возглавила арфистов Врат Балдура. Наглые аристократы всегда были первыми, кто привлекал внимание этой неуловимой организации, и глупо было полагать, что леди Лиадон не попала в поле зрения Джахейры в те далекие годы. То, что поручения она получала под грифом строжайшей секретности и через свою ячейку в Счетной палате, еще не означало полную анонимность и отсутствие утечек информации. Особенно, в загребущие и вездесущие руки арфистов. Лижея полагала, что именно эти руки много раз разваливали ее продуманные планы по шантажу, похищению и запугиванию людей, которые были неугодны герцогу. Тогда она проклинала арфистов и даже подумывала придумать способ натравить на их группировку какую-то сильную и беспощадную сущность на манер карги. Спустя столько лет она возносит молитвы за всех этих людей, которые спасли от ее безумия много невинных людей. — Не думала, что ты меня вспомнишь, — процедила Лижея, стараясь не выдавать степень собственной досады. Ее надежды на сотрудничество с Джахейрой таяли просто на глазах. — Такую дрянь не забудешь. Вот уж сказала, как отрезала. Впрочем, так даже лучше. Единственным из ее спутников, кто знал хотя бы часть правды о ее прошлом, был Хальсин, да и то – исключительно потому что сразу узнал «метки раскаяния» на ее лице. Татуировки в виде Иггдрассиля имели множество значений, но одно из самых популярных для недруидов — знак раскаявшегося преступника. Друиды, которые по ее просьбе и нанесли их ей на лицо лет семьдесят назад, говорили, что это договор с собственной совестью, скрепленный магией. Впрочем, Лижея никогда не ощущала отголосков Плетения от этих рисунков. По ее скромному мнению, это была обычная татуировочная краска, а присказка про магию служила для большей мотивации. Не лишено логики, откровенно говоря. Однако Хальсин не видел в ней никого, кроме спасительницы Изумрудной рощи. Он уже не раз говорил ей, что прошлое нужно оставить в прошлом, а груз вины уменьшается с каждым правильным поступком. Лижея, конечно, была благодарна ему за добрые слова, но облегчения своего бремени она не ощущала. Да и понятия не имела, правильно ли вообще поступает, особенно в последние месяцы. Слова Джахейры казались ей более правдивыми, чем пространные речи Хальсина, призванные обелить собственную спасительницу. Дрянь останется дрянью навсегда. — Советница Лиадон умерла вместе с моим братом, — ответила Лижея, переведя твердый взгляд на Джахейру. — Я несу ответственность за ее поступки, но у меня нет даже ее фамилии. — Расслабься. Иггдрасиль на твоем личике говорит сам за себя. И про изгнание твое я знаю. Брата только жалко твоего. Хороший был парень. Честный. Это вообще для знати редкое явление. Лижея мучительно поморщилась. Слова Джахейры против воли подняли в памяти отвратительные воспоминания той ночи. Ночи, которую она безумно хотела забыть, но никогда бы не позволила себе этого. Как Лират подгонял ее бежать сквозь темный лес подальше от лагеря похитителей. А потом она слышала только крик. Стоило обернуться – он лежит пластом с торчащим из спины древком стрелы и уже хрипит в ее сторону, чтобы она бежала и не останавливалась. Лижея была уверена, она никогда не простит себе того, что послушалась его. — Арфисты не имеют отношения к его смерти, — как бы невзначай отметила Джахейра, когда пауза в их и так неловком разговоре слишком затянулась. — Я знаю. Из этих ста лет я потратила тридцать, пытаясь отыскать моих похитителей и его убийц. — Успешно? — Нет. — И что сделала, когда провалилась? — Попросила друидов вырезать Иггдрасиль на моем лице. — Разумно. Лижея бы это так не назвала. Поступки, продиктованные отчаянием, редко бывают правильными, но разумными – никогда. Однако она подозревала, что Джахейра смотрит на это немного иначе. — Я всего лишь хочу спасти себя и своих спутников, — сказала Лижея, кожей чувствуя, что изучающий взгляд Джахейры ее не покидает. — Да и не только их, как я понимаю. Мол мне все в подробностях рассказала. И от остальных я уже наслушалась хвалебных од о тебе, пока ты в отключке валялась. Я слишком стара и слишком много видела, чтобы предаваться наивному забвению о том, что у смертных нет свойства меняться. А еще я не в том положении, чтобы привередничать касаемо союзников. — И в каком именно ты положении? Джахейра тяжело вздохнула и развернулась к Лижее всем корпусом, сжимая в руках кружку с чем-то, по запаху и вкусу похожим на не самый дорогой в мире эль. — Что ты знаешь о Кетерике Торме?***
В следующие несколько дней Лижея узнала о нем очень много всего. Она сразу поняла, что Изобель чего-то не договаривает. Во время их разговора, после разгрома предателя Маркуса и его орды, селунитка мялась и отводила взгляд каждый раз, стоило Джахейре произнести заветное имя. Сложно было сказать, чем вызван ее дискомфорт, во всяком случае, в моменте. После очередной изматывающей битвы мысли плохо складывались в естественную картинку. Только где-то на границе сознания брезжила мысль, что, кажется, у Кетерика Торма когда-то очень давно были жена и дочь… Засада на Верных, предложенная отрядом арфистов у ворот «Последнего света», оказалась успешной. Драук, которого его спутники, кажется, называли Карниссом, был, впрочем, сюрпризом неожиданным. Про этих безумных существ, проваливших в свое время испытания богини Ллос и накликавших на себя подобный облик, Лижея читала только в исторических и религиозных фолиантах. Увидеть вживую - совсем другое дело. Возможно, отчасти его убийство было милосердным. Потерявший свой истинный облик и разум по воле Ллос, бедный дроу жил только местью и служением новой богине. Можно ли вообще такое назвать жизнью? Лижея не знала. Впрочем, и узнавать не очень хотела. Полученный с трупа Карнисса Лунный фонарь стал их проводником в глубины проклятых земель, а спрятанная в фонаре пикси позабавила даже Астариона. Лижея отлично знала природу этих маленьких негодников. Отчасти было, конечно, жалко плененное существо, но, увы и ах, она не могла позволить себе рисковать единственным способом добраться до Лунных башен, памятуя о хитрости и мстительности пикси. Никто не гарантировал, что после благородного освобождения малышка преисполнится благодарности и желания им помочь. Лижея пообещала себе, что выпустит ее, когда с проклятьем будет покончено. А Астарион зашелся веселым хохотом, как только плененная пикси начала костерить Лижею на чем свет стоит, когда та, не прислушиваясь к сладким речам, повесила фонарь себе за спину. По ощущениям время уже клонилось к вечеру, когда они дошли до некоего перевалочного пункта – таможни. Точнее, ветхого, развалившегося и обветшалого здания, которое раньше так называлось, если судить по истертой табличке на входе. — Таможня, значит? — вампир нарочито комично потер руки. — Как думаешь, сладость моя, найдем мы здесь что-то торопливо оставленное? — Это «торопливо оставленное» уже все сгнило или рассыпалось в труху, Астарион. — Гейл, я не с тобой разговариваю. Лижея поняла, что было ужасной ошибкой брать этих двоих на вылазку вместе, еще в тот момент, когда они вышли из ворот таверны утром. После слов Эльминстера и завета Мистры Гейл ходил сам не свой, и Лижее совершенно не хотелось оставлять его в лагере мариноваться в собственных страхах и печали. Она была твердо намерена отговорить его взрывать себя пред личиной Абсолют, правда, еще не знала как именно. Пока планы сводились только к тому, чтобы не давать волшебнику думать об этой перспективе сверх необходимого. Но она не учла их вечные, пусть и в большинстве своем шутливые перепалки с Астарионом. Хотя, может, так было даже лучше. Учитывая нервозность вампира касательно сделки с Рафаилом – для обоих. — А вот и не подеретесь, — встряла Карлах, заключая обоих мужчин в крепкие объятия своих сильных рук. После того как встреченный в «Последнем свете» Даммон подлатал ее движитель, она обожала это делать. Лижея была уверена, что даже Лаэзель не сопротивлялась этим обнимашкам по той же причине, что и она сама. Каждый день для Карлах может стать последним. И никто не хотел омрачать радость скоротечной жизни их пылкой подруги какими-то глупостями по типу личного пространства. — Мы не то чтобы собирались… — Гейл, судя по лицу, был близок к асфиксии, но все же старался не показывать дискомфорта. — Не волнуйся, Карлах, мы достаточно взрослые, чтобы устраивать детские перебранки… — Астарион кашлянул, пытаясь скрыть тихий хруст ребер. Пусть удушение ему не грозило, но он не шутил, высказывая опасения о том, что Карлах может сломать его пополам. — Тем более, если бы я был настроен против Гейла, в лагере уже лежал бы его обескровленный трупик, мы же все это понимаем, да? — Да ты бы моей кровью подавился! — Потерпел бы ради такого дела… — Да прекратите вы уже! — Лижея постаралась повысить голос, чтобы казаться более грозной, но в его нотках отчетливо угадывались мучавшие ее смешинки. Порой ей казалось, что эти два дурака специально устраивают перебранки во имя только им известной цели. Так слаженно ругаться еще постараться нужно — Лижея не питала обманчивых иллюзий, что они всерьез собирались друг друга покалечить или обидеть. Только вот цель все же так и оставалась до недогадливой эльфийки загадкой. Тем временем, стоило ее губам предательски растянуться в веселой улыбке, два хитрых «дурака» тут же замолкли. Судя по довольным лицам, оба чувствовали себя победителями в какой-то непонятной схватке. Да вот только веселились они все равно недолго. — Когда я говорил про торопливо оставленное, я не это имел в виду… — Возможно, теперь ты подумаешь дважды, прежде чем что-то сказать… Лижея подавила порыв тяжело вздохнуть. У них, очевидно, были сейчас проблемы более серьезные, чем идиотские перебранки. Сборщица пошлин, обращенная проклятьем в какое-то уродливое подобие золотой статуи, – вот серьезная головная боль. Вступать в открытую схватку равносильно самоубийству – тут не нужно быть интуитом, чтобы это понять. — Что тебе нужно? — спросила Лижея, когда лишенное всякой человечности существо подошло к ней ближе с протянутой рукой. — ЗОЛОТО. МНЕ НУЖНО ЗОЛОТО. Рот ее не двигался, а голос набатом грохотал как будто со всех сторон сразу. Предположительно он исходил из черепов, что левитировали по всему зданию таможни. — ДАЙ МНЕ ЗОЛОТО. ТОГДА СМОЖЕШЬ ПРОЙТИ. Она чувствовала искрящееся в воздухе напряжение. Сомнений не было: если существо не получит желаемого, оно нападет. Запасов маны после изматывающей засады и долгой дороги у них с Гейлом осталось не так много. Астарион и Карлах пока что внешне держались молодцом, но никто не гарантировал, что они вдвоем смогут переломить ход битвы. Выбора особо нет. Вероятно, придется пожертвовать какой-то частью своих денег, чтобы избежать бессмысленной бойни. Лижея вытянула из кошеля блестящую монетку и бросила ее в огромные руки сборщицы пошлин. Та моментально проглотила ее и, кажется, после этого даже немного увеличилась в своих исполинских размерах. Оставалось надеяться, что это была просто игра света и воображения. — ЕЩЕ! — А сколько конкретно тебе нужно? — ВСЁ! Всё, что есть. Так себе ситуация. Конечно, если выбирать между мешочками золота и жизнью, выбор бы очевидно пал на второе, но… — Подожди-ка минутку! …мыслительный процесс ее прервал насмешливый голос Астариона. Вампир вышел вперед, уверенно и даже почти развязно пнув ногой одну из кучек золота, которые постоянно сыпались с уродливого тела сборщицы. — Я смотрю, дорогуша, ты нас совсем за дураков держишь. Сбор пошлин? Не смеши меня. Эта старая воровская уловка, дешевая выдумка и, между прочим, давненько уже устаревшая. Если хочешь нас ограбить, придумай нечто более убедительное и правдоподобное. — ЧТО?! — голос существа почти буквально обрушился на них, но Астарион даже не дрогнул. — ОБМАН?! НЕТ… ЗОЛОТО! МНЕ НУЖНО ЗОЛОТО! Судя по его уверенному лицу, у него явно был какой-то план. И Лижея примерно могла представить, в чем он заключался. Подобные этой сборщице существа, пораженные скверной, чем-то напоминают тех же драуков. Остатки сознания у них сохранены, но личность как таковая уже давно разрушена. Соответственно, и о критическом восприятии мира не может идти речи. Воспоминания о собственной работе и жадности настолько крепко засели в голове у сборщицы, что оказались единственными, чего не коснулось проклятие. Тем не менее, она вряд ли даже помнит, зачем именно собирает эти деньги и кому они предназначались. И если разрушить привычный для нее ход диалога, то это может… Ну, что-то сделать это точно может. — Послушайте, любезнейшая, — Астарион театрально всплеснул руками и скучающе кивнул в сторону кучек золота. — Я, знаете ли, не второй день на свете живу. И тоже обожаю дурить простаков, хобби у меня такое. Поэтому я знаю, когда меня пытаются надуть. Особенно, таким дешевым способом. Если это золото действительно предназначено для налоговой казны, почему оно все разбросано здесь? Сборщица отступила на шаг назад, и вправду ошарашенная словами Астариона. Она несколько раз повернулась вокруг себя, топая массивными ногами по прогнившим доскам. Казалось, она была растеряна, хотя золотая маска на ее лице оставалась непроницаемой. Сборщица молча оглядывала монетки, что уже лежали на полу и продолжали сыпаться из ее тела. Она как будто видела их в первый раз. — ЧТО… НЕТ… ЗОЛОТО ДЛЯ НАЛОГОВ… — Голос ее все также отдавал в ушах отбойным молотком, но теперь в нем явно прослеживались нотки неуверенности. — Разумеется, для нало-огов! — Астарион выделил последнее слово своей любимой тянущей и пренебрежительной интонацией. — В таком случае я прима балдурского балета! Судя по той картине, которую я вижу, ты просто воровка, которая кладет все эти деньги себе в карман. — Я… Я… Лижея не была уверена, что они были единственными искателями приключений, которые пытались пройти через таможню с тех времен, как на эту землю опустилось проклятье. Но, судя по всему, первые, кому хватило смекалки провести это бестолковое создание. — Я… ДА… — руки сборщицы опустились, а голова ее поникла. — Я ВСЕ ВЕРНУ… Она замерла в такой позе, словно действительно обратилась в золотую статую. Лижея интуитивно дернула Астариона за руку и притянула к себе. Вовремя: в следующую секунду грузное тело сборщицы развалилось на цельные золотые куски, а черепки, из которых раздавался ее искаженный голос, лишились своей магии и попадали на землю ничем не примечательными костями. — Оу.. — Карлах задумчиво посмотрела на оставшиеся от сборщицы груду золота. Кажется, она была крайне разочарована тем, что подраться все же не удалось. — А это можно засчитать за джек-пот? — Определенно! И это мой джек-пот, прошу заметить. Лижея, наверное, еще ни разу не видела Астариона таким самодовольным. Нос он задрал буквально и уже готов был сорваться собирать все монетки, что повыпадали из монстра в его последние секунды жизни. Ну, не сказать, что кто-то сомневался в умении этого плута трепать языком, но вот это представление действительно было впечатляющим. Даже Гейл проникся. — Спасибо, Астарион, — негромко сказала Лижея, помогая ему собирать желанное золото в кошель. — Это было смело. — Более чем уверен, что ты хотела сказать «безрассудно», — усмехнулся вампир, оборачиваясь на нее через плечо с хитрым блеском в глазах. Черт, а когда он вообще успел ее так хорошо выучить? — Движителем многих подвигов и является безрассудство, — пожала она плечами, пытаясь перевести все в шутку. — Порой оно необходимо. Это был тот самый момент. Так что ты молодец. — О-о-о, а этот молодец может рассчитывать на более глубокую благодарность сегодня вечером? Лижея и моргнуть не успела, а этот верткий хитрец уже оказался прямо перед ее глазами. Она почувствовала холод, исходящий от его негреющего тела. Но даже он не смог потушить этот маленький огонечек внутри, который вспыхнул сразу, стоило ему шепотом договорить свой вопрос. Засранец. — Может, — улыбнулась Лижея и оставила невесомый поцелуй на его холодных губах. — Ну, тогда он ждет не дождется… Со второго этажа здания таможни были отлично видны подступы к Лунным башням. Лижее казалось, что она даже смогла разглядеть несколько фигур стражников за теневой завесой, но не могла быть уверена наверняка. Представить, что именно их там ждет, было практически нереально. А идти уставшими и обессиленными… Такая же отвратительная идея, как возвращаться обратно в таком состоянии. — «Геррингот Торм», хм… — Карлах с интересом прочла надпись на золотой статуэтке в кабинете сборщицы пошлин. — «За долгую службу и безоговорочную преданность делу». То есть эта золотая исполинша когда-то была родственницей Кетерика Торма? — Его династия много лет назад правила этими землями, — пожала плечами Лижея, осматривая сундуки на предмет чего-то полезного и не рассыпавшегося. — Тормы горазды были на панибратство и коррумпированность. Кетерик считался еще самым порядочным из них. Ну, до поры до времени. — А ты откуда все это знаешь? После этого вопроса Лижея в который раз пожалела, что вообще открыла рот. За столько лет, проведенных в одиночестве, ее умение вести беседы поросло едкой плесенью. И эльфийка искренне считала, что данную заразу уже никогда не отмыть. Но чем больше она проводила в компании своих почти невольных друзей, тем сильнее их влияние разъедало эту плесень. Порой рот открывался сам собой, без ее контроля. — Ну… Я изучала историю многих знатных домов, — уклончиво ответила Лижея, прекрасно понимая, что Карлах такой ответ вряд ли устроит. — И зачем? — Потому что это входило в мою школьную программу. — Иными словами… — …она аристократка, — весело поддакнул Астарион у нее из-за спины. Вампир плавно, словно сладкий змей-искуситель, обогнул ее и остановился прямо перед лицом, нарочито шутливо поцеловав пальцы ее руки. — Кто бы мог подумать, что я уже столько ночей делю палатку со знатной дамой? Мне остается лишь надеяться, что ее светлость будет благосклонна к моей скромной персоне за непроявление должного почтения до сего момента! Лижею аж передернуло от этого обращения. Она прекрасно понимала, что Астарион просто кривляется, опьяненный недавним словесным успехом, и пытается разжечь этот ее внутренний огонек поярче. На сон грядущий, так сказать. Он уже выучил многие из ее чувствительных точек, и Лижея почти ненавидела себя за то, что позволила ему так быстро и без каких-либо трудностей раскрыть их, дабы раскладывать ее в постели при каждом удобном случае. Но здесь он ошибся. И прекрасно это увидел. Астарион отпустил ее руку почти сразу. В глазах у него читалось непонимание и… испуг? Странный отблеск страха, который померк почти сразу, снова сменившись дежурным нахальством. Настолько быстро, что Лижея не была уверена, что эта вспышка ей не почудилась. — А мы можем сменить тему, пожалуйста? — тихо и почти отчаянно попросила она, но по взгляду спутников прекрасно поняла – не можем. — Разделяю твое недовольство поведением Астариона, — Гейл невольно усмехнулся, когда вампир, услышав его слова, театрально закатил глаза, — и все же… Лижея, никто из нас не сторонник лезть в чужое исподнее, однако, ты о нас о всех знаешь уже очень много. Это все же должно работать в обе стороны. — Он прав, солдат, — покачала головой Карлах. — Пожалуйста, не пойми нас превратно, мы не хотим давить на тебя, особенно, после всего, что ты для всех нас сделала. Но перед тем, как мы пойдем в эту обитель зла, — она показала пальцем на Лунные башни, виднеющиеся через окно, — стоит быть уверенными, что мы все тут друг другу доверяем, окей? Мистра ей свидетель, она знала, что до этого дойдет. Какое-то время Лижее удавалось удовлетворять любопытство своих спутников только той информацией, что она долгое время жила отшельницей по личным причинам, сведуща в магии, религии и некоторых прикладных науках. А наутилоид похитил ее из окрестностей Врат Балдура, что, кстати, было наглой ложью. В первое время их совместного путешествия все были сосредоточены на себе, своих проблемах, и Лижею это полностью устраивало. Она принимала на себя обязанности поддержки и посильной помощи, не только из-за внутренней этической миссии, но и из-за обычной симпатии к новообретенным друзьям с их действительно сложными судьбами. Прям как на подбор. Но это был лишь вопрос времени, когда первая волна паники и отчаянных попыток выжить пройдет. А за ней обнаружится забавный факт: они окрестили лидером и доверили свои тайны странной эльфийке, о которой вообще почти ничего не знают. Лижея разумно полагала, что подобные мысли возникли не только у Карлах и Гейла. И, возможно, ей придется объясняться перед всеми. Она даже старалась подготовиться к этому, но здесь, в старой таможне, почти на крыльце логова Абсолют этот допрос застал ее врасплох. — Я… Много лет назад я действительно была дочерью знатного дома, — начала она, примостившись на краешке большого сундука. — А также советницей одной из четырех герцогов Врат Балдура. Но я совершила преступление. Точнее, много преступлений. Во многом из-за этого погиб мой старший брат. После чего я была изгнана из рода, лишена семейной фамилии, денег и… Ну, чтобы не угодить на плаху, я просто ушла из Врат Балдура и больше не возвращалась. Это было сто лет назад. С тех пор я жила в одиночестве. Ну, до… всего вот этого. И про похищение иллитидами из города я соврала, меня схватили на тракте по дороге в Берегост. — И тебя никто не искал все это время? — уточнил Гейл. — Вообще? Даже Огненные кулаки или власть? — Не знаю, может, и искали, — Лижея лишь грустно развела руками. — И просто не преуспели. Или же мой отец, не желая позорить род, решил наказать меня самостоятельно таким образом. Хотя, я бы поставила на первое. А сейчас и подавно уже не ищут. Все сроки преследования давно истекли, а большинство из тех, кто хотя бы помнил мое имя, давно умерли. — И за что конкретно тебя изгнали? — спросила Карлах, и в голосе ее слышалось плохо скрываемое напряжение. — Ты что, убила своего брата? Реакция тифлинг была предсказуема. Лижея понимала, что Карлах, у которой рана предательства и ненависти к Горташу все еще свежа и пылает ярче нее самой, определенно не обрадуется, узнав, что ее близкая компаньонка была преступной знатью. Стоило, наверное, быть более откровенной сейчас. Но всю свою историю Лижея еще не была готова рассказать. Уж точно не здесь и не так. — Много всего, — повторила она. — Но брата я не убивала. Не напрямую, во всяком случае. Однако умер он из-за меня, из-за моей глупости и самоуверенности. — И что было потом? Твои татуировки как-то связаны с этим всем? — Это знаки раскаяния. Друиды нанесли мне их по моей просьбе семьдесят лет назад. Повисло молчание. Долгое, почти мучительное. Лижея чувствовала себя неспособной даже поднять глаза и взглянуть на реакцию спутников. Ей казалось, что стыд давно умер в ее душе. Что желание оправдания и поддержки больше ее не терзают. Она думала, что может выдержать любое осуждение от случайно встретившийся ей собственной жертвы. Но настоящее испытание было не в том, чтобы принять ненависть от тех, от кого она этого заслужила. А от тех, кто стал по-настоящему близким, впервые за целый век жизни. — Ладно, нам пора выдвигаться, — кашлянул Гейл, видимо, пытаясь хоть немного рассеять повисшую неловкость. — Вопрос только куда конкретно? Возвращаемся назад или все же идем на разведку до башен? Три пары глаз вновь уставились на нее. Молча ждали ее ответа. Даже если полученная информация и шокировала их немного, ее явно было недостаточно, чтобы повернуться к собственному лидеру спиной. Пока что. — К башням. Сначала нужно понять, с чем имеем дело – мы обещали принести Джахейре хоть какую-то информацию. Дальше будем думать уже в полном составе.