Контраст

Фурина насчитала всего три ранки, рассматривая тело, крутясь на месте, и периодически глядя в зеркало на своё отражение, чтобы проверить себя на остатки чего-нибудь живого. Царапины ближе к локтю, выглядящие безобидными, словно их оставил кот, и синяки на боку. Всё было похоже, скорее, на неудачные ушибы и контрастировали на фоне слезящихся глаз, которые не могли ничего нормально увидеть. Тонкие руки осторожно прошлись по плечам, неуверенными движениями прикасаясь к мягкой коже. Пальцы легонько скользили по контурам плеч, создавая мимолётное чувство комфорта. Он клубился вокруг горла и ласкал грудь тонким дымом, который тут же исчезал, не планируя долго задерживаться. Она больше никогда не пойдёт одна, всегда будет тревожить одну из подруг, чтобы её проводили вплоть до порога дома, если вообще осмелится рассказать. Внезапно накатил неведомый страх о возможном непринятии в таком случае. Фурина схватилась за холодный кончик одеяла и потянула его на себя, желая возобновить манящее чувство тепла. Хотя бы физического. Ткань пижамы противно двигалась по телу, вызывая мурашки от неприятного ощущения. Она не сразу заметила недавно вошедшую в комнату сестру, которая оглядывала прижимающуюся к одеялу девушку. Старшая бесшумными движениями подошла к кровати и села на край, не желая подвинуться поближе, чтобы не испугать зашуганную, словно маленького зверька, Фурину. — Что произошло? – девушка оглядела не двинувшуюся с места младшую. Звуков обе после вопроса не подавали и продолжали тянуть напряжённую паузу. Послышались всхлипы, а за ними пошла едва заметная в темноте дрожь сжимающих кистей рук и оголённых плеч. В комнате светил только ночник, поэтому разглядеть удавалось растрёпанные волосы, закрывающие глаза почти полностью и очертания сгорбленной фигуры. От девушки выдавались только сильные заикания, которые заканчивались, так и не дойдя до конца мысли. Она зарылась лицом в ткань ещё сильнее, закрывая свободным кусочком голову, попытавшись избежать вероятного долгого взгляда сестры на себя. — Фурина, ну же, - подталкивала её старшая, но в ответ слышались приглушённые звуки, - давай свет включу хотя бы? Тогда и поговорим. Раздался короткий щелчок, и комната озарилась светом помимо ночника, который продолжал издавать голубое свечение, давая девушке каплю странного комфорта. Фурина неохотно подняла голову и начала наблюдать за сестрой, что остановилась у стола, на котором хаотично лежало несколько ручек с порванными и смятыми листами блокнота. Старшая начала что-то недовольно бубнить, продолжая стоять на месте и смотреть на, уже нельзя было сказать по-другому, мусор. — Что случилось? Заметила, что младшая пялится. Фурина отвела взгляд на пустую стену и подвинулась поближе к изголовью кровати, ослабив хватку одеяла. Теперь в помещении некомфортно, хочется снова выключить свет, или прогнать того, кого видеть сейчас очень не хотелось. Девушка продолжала хранить молчание, лишь изредка издавая бурчание под нос. Губы задрожали, стоило ей открыть рот. Внутри всё сжалось. Нужно выплеснуть все эмоции, рассказать обо всём, что успело произойти за ночь. Нужно. — М-меня... Она резко замолчала, поджав губы и спрятала лицо в, охваченных руками, коленях. Снова послышались всхлипы, которые Фурине хотелось прекратить сейчас больше всего. Сестра на этот жест подошла к кровати и села на колени перед девушкой. Она, боясь сделать что-то не так, осторожно прошлась рукой по спутанным волосам и проникла пальцами в густую массу, попытавшись выровнять некоторые пряди. — Пожалуйста, Фокалорс… - попросила Фурина сквозь заикания, - не трогай. Вообще, прошу. Рука, словно бы на зло, казалось Фурине, прогладила пряди и отпрянула. Глаза сестры излучали от себя слабое свечение сочувствия и понимания, и чтобы не тревожить младшую ещё больше, их внимание снова переключилось на стол. — Позволишь прибраться? В ответ вышло короткое мычание, что означало согласие. У уха послышался до жути ставший противным шелест бумаг и других обрывков, коих составляло большую часть всего остального. Фурина медленно вздохнула, искренне радуясь, что теперь её не сверлят взглядом любопытства с каплями беспокойства. Ей это не нужно. На полу оказалась фотография, на которой было изображено несколько людей в красочных костюмах. Девушка не поняла, как она могла оказаться не на стене со всеми остальными фото, какие являлись тоже совместными снимками. — Труппа… На изображении стояло пять человек, держась за руки и словно готовясь сделать поклон после конца спектакля. По середине, среди ярких костюмов разных существ стояла сама Фурина в полу-прозрачном белом платье с голубыми ленточками на руках и поясе. — Как мне им рассказать… Вопрос послышался тихо, с сомневающимся тоном. Глаза прошлись по разноцветному ряду ещё несколько раз, прежде чем снимок оказался на углу стола и привлёк внимание Фокалорс. — Думаю, они поймут. Если они твои близкие друзья, а не только команда малознакомых, - старшая подняла голову к стене, где висело ещё множество подобных фотографий, закреплённых на верёвочке, - волноваться не о чем. *** Свет софитов окутывал собой медленно танцующую фигуру в простеньком белом платьице, придающее грацию в движениях. Ноги аккуратно проходились по маленькой деревянной сцене в круговых движениях, а руки очерчивали протягивающиеся невидимые линии. Завитые светлые кудри с голубыми прядками ближе к кончикам поспевали за танцем. Исполнительница напоминала новенькую куклу, с которой было страшно играть — только поставить на самую видную полочку и любоваться каждый день. Дошла очередь до пения. Девушка взяла высокие ноты, что постепенно становились громче, наполняли маленькое помещение и бились о картонные — как считалось по плохой звукоизоляции — стены здания. Мелодия на пианино за кулисами приводила мысли в порядок и помогла сосредоточиться на общей атмосфере предстоящего спектакля. Она быстро переходила от низких тонов к высоким и обратно, после перешла к более спокойной середине. Звуки постепенно смолкали, и мелодия истекла долгим «ми». — Отлично сыграла! – поддержала Фурину сидящая прямо у бортика сцены Янь Фей. Фурина в ответ что-то пробурчала себе под нос и постаралась сделать аккуратный маленький хвостик, который после стал глупо торчать. Выступление уже завтра, а долгое желание выступить оказалось подавленным в неподходящий момент. Актриса очень желала, что её уставшее лицо особо за улыбкой на выступлении заметно не будет. Она горела театром. Этот огонь проникал в каждую клеточку её существа, заставляя снова показываться в новой роли, с новыми репликами и движениями при танце. Фурине нравились напряжённые, полные драматизма, сцены. В эти моменты актриса казалась реальной героиней перед двумя тропинками: полюбить принца, или умереть от безысходности. За последний год девушка полностью посвятила свое время выступлениям в детских спектаклях. После периода активной работы над сложными ролями в серьезных пьесах было необходимо немного отдохнуть и переключиться на что-то более легкое и простое. Публика сменилась совсем иной, более живой и открытой. Глаза, полные изучающего любопытства, активно переходили к другим действующим лицам, а иногда и вовсе не сводились с актрисы. Они не были так скучны, в отличие от серьёзных лиц критиков когда-то. — Завтра снова посетишь огромную сцену спустя столько времени болезни, - подруга уже появилась за кулисами со словами поддержки, глядя в оголённые лопатки, покрывшиеся мурашками. Актриса обернулась. Смотря друг другу в глаза, девушки очень разнились: лицо Янь Фей было спокойно улыбчивым и создавало контраст с яркими зелёными глазами, в то время как у Фурины были не аккуратно замазаны маленькие синяки от недосыпа, а взгляд был заграничным, серым и словно неживым вовсе. — Ты снова заболела? — Нет, - актриса пожала плечами и обратилась к сидящей за пианино Эоле, которая перебирала ноты, - красиво играешь. На лице той отразилось заметное смущение. Эола кивнула в знак благодарности и поправила листы, постучав по маленькой стопке. — Нилу с Аякой передали, что приглашают наш коллектив в кафе, твоё возвращение отпраздновать, - пианистка посмотрела на неуверенный взгляд Фурины, так и говоривший заранее «не знаю», и дополнила, - на выходных, конечно. Актриса никогда против подобных мероприятий не была, но чувство неведомого страха наступающих вопросов появилось неприятным липким пятном внутри. Девушка поёжилась от, прошедшихся по всему телу, мурашек и задумчиво прикусила губу. Дом девушки находился, благо, рядом с местом сбора для репетиций. Янь Фей умчалась быстро и приглашать её погостить смысла не было. Фурина выдохнула с дрожащим голосом. Переживания о выступлении отличались от незнакомого чувства и казались мелочью. Перед дверью рядом с вешалкой мирно лежал пёс, вытянув лапы. На вид это была не собака, а существо, близкое к маленькому барашку из-за белой кудрявой шерсти. Он медленно, зевая, поднял голову к хозяйке и сразу преобразился. — Вернулась? – из-за угла гостиной показались длинные волосы сестры. Фокалорс бывала дома часто, поэтому Фурина в основном не проводила время в тишине. Девушка вышла из комнаты и, оперевшись о дверной косяк, протянула руку с серьёзным выражением. В эти моменты она была очень похожа на мать, которая просит дневник для просмотра оценок — в прочем, она правда любила подражать ей. — Не вежливо вот так сразу просить, - упрекнула Фурина, но листы с репликами вытащила. Сестра молча прошлась глазами, поводила пальцем по нескольким строчкам и отдала обратно. Тогда на её лице можно было увидеть недопонимание некоторых вещей. Актриса подняла бровь, прося не медлить. — Как наивно, - высказалась Фокалорс издевательски и протягивая последнее слово, - у тебя в пьесах такого было поменьше. Девушка перевела взгляд с листа на старшую, которая теперь начала смотреть неуверенно и даже жалобно. Ей в этот момент хотелось громко протяжно выдохнуть и попросить ничего не говорить. — Может, стоило повременить с возвращением? Попробовала бы найти другую работу. Актриса со слышимым звуком смяла верх сложенных листов до заметных вмятин. Она зла. Зла даже больше не на сестру — заботится всё-таки, и поддержка в данный момент у Фурины почти единственная; скорее на отсутствие как такого выбора другой направленности. — Кого? Музыканта? – вырвалось у Фурины. Девушка села на диванчик, взяла собаку на руки, посадила на колени и стала проводить рукой по белым кудряшкам. Этим она часто успокаивала нервы. — Хоть так. Будешь писать музыку для чего-нибудь. Фурина выдохнула. — Я справлюсь. Раньше всё было нормально, значит и на этот раз будет так же. — Я просто переживаю. Фурина глазела на отражение своего тела, прикрытое только полотенцем, с явным отвращением. Тошнота стремительно подкатывала к горлу, пронизывающая жгучесть заполнила весь рот, обжигая язык и десны. Девушка нервно сглотнула, попробовав убрать неприятные чувства. Дрожащие руки скручивали свободный уголок махровой ткани в попытке привести чувства в порядок. Холодные капли стекали до щиколоток неровными маленькими струйками по бледной коже, полностью покрытой мурашками. Она сжала полотенце ещё сильнее — омерзение уходить не собиралось, продолжая накапливаться чёрным пятном. Фурина не любит каждое утро смотреть на синяки под глазами, не любит посещать ванную и наблюдать мёртвый взгляд. Она завидовала прошлой себе, у которой подавленность была несуществующим явлением, которая не боялась выходить в люди. Слова сестры о смене деятельности пустым звуком не были. Они струились вокруг актрисы тоненьким дымом. Фурина выйдет на сцену один раз, а дальше обдумает, что делать дальше. Обдумает ли?