Пугающе Странное (или сквозь Уэнсдей-мультиверс)

Как и в других случаях, прыжок был быстрым, как мгновение ока. В одно мгновение Ву и Пап переместились из ангара секретной организации в другой вселенной, превращенного в импровизированное поле боя, в приемную особняка Аддамсов, оказавшись перед лестницей и нетерпливо ожидающей бабушкой. Юдора Аддамс сразу поняла, что что-то пошло не так. Для старой ведьмы не прошло и десяти секунд с момента ухода группы, но вернулась только та версия ее внучки, с которой они воссоединились во время первого прыжка, и еще одна из тех, кого они встретили три месяца назад, больше никого не было видно… Старуха подошла к двум девочкам и положила руки им на плечи. — Mis pequeñas calamidades, — сказала она. — Что случилось? В ответ Пап воскликнула: «Бабушка!», и обняла ее мертвой хваткой, а Ву лишь обеспокоенно нахмурилась. Несколько минут спустя они втроем сидели за кухонным столом. Бабушка поставила перед ними пару мисок, наполненных чем-то похожим на пузырящееся мясное пюре, в котором что-то шевелилось и пищало, когда его накалывали на вилку. Две девушки попеременно рассказывали свою историю. Как они впервые отправились в измерение Ву и завербовали ее вместе с Сен-Клер, умудрившись в последний момент обставить Теневого Хайда. Затем они рассказали о переходе во вселенную Агента А, о странности этого места и о том, как вскоре все пошло наперекосяк после вторжения Яркого. — Мы их недооценили и рано успокоились, — сказала Ву. — Честно говоря, я думала, что у нас будет больше времени, чтобы найти еще союзников и устроить ловушку, но враг набросился на нас с головой, не обращая внимания ни на что, и его вторжение было разрушительным. — Способен к межпространственным путешествиям, может поглощать магию, генерировать энергетические проекции, телекинез… Это гротескные вещи, и я бы аплодировала этому, если бы это не подвергало опасности мою семью, — сказала Юдора, подавая девочкам очередную порцию визжащего мяса. — Обычно пользователи магии специализируются на одной-двух вещах, такое разнообразие, как правило, приводит к потере силы в каждом из путей обучения из-за отсутствия специализации. То, что вы описали, выходит за рамки правил, хотя я уже должна была это предвидеть. — Мы не можем просто бездействовать, — настаивала Ву, поднимая руку, на которой все еще было кольцо. — Ошибаюсь ли я, думая, что с этим я смогу вернуться в то измерение, почти не проведя там времени? — Да, но я бы не советовала этого делать, если враг все еще там, — сказала старая ведьма. — Но с другой стороны, это ваш лучший шанс узнать, что стало с остальными. — У Тео и Доры были кольца, но их здесь нет, — размышляла Пап, едва попробовав еду. — И мисс Энид тоже нет. С кольцами они могли прибыть примерно в то же время, что и мы, но ни один из них не появился. В зале воцарилась мрачная тишина. Обычно в доме Аддамсов мрачное молчание приветствовалось, но в этом молчании чувствовалась неприятная горечь. Юдора Аддамс нахмурилась. — Мне не нравится эта ситуация. Совсем не нравится. Подождите здесь и пополните свои силы, а я пойду в свою комнату и соберу вещи, которые могут пригодиться, — сказала ведьма. — Я позову остальных членов семьи, лишние руки не помешают. Когда бабушка ушла, в комнате снова воцарилась тишина. Через некоторое время Ву заговорила. — Ты едва попробовала еду, — сказала она. Пап издала тяжкий вздох, вынырнув из мыслей, которые ее занимали. Она посмотрела на Ву, а затем на свою миску. Действительно, она едва притронулась к еде, и второй дополнительный паек был навален поверх первого в борьбе за господство. — Я не голодна, — сказала она. — Это понятно, я понимаю, — сказала Ву. — Ты беспокоишься о своем звере. Пап внезапно повернула голову и посмотрела на Ву с раздраженным видом, который испугал младшую Аддамс. — Тейлор не моя! Она сама по себе! — воскликнула она, тут же расширив глаза в тревоге от собственной реакции. — Мне… мне жаль, Ву, — сказала Пап. — Это нервы. А все эти разговоры о том, что она Хайд, а я ее госпожа, это… Она не рабыня. — М-м-м, — кивнула Ву. — Но ты ведь прекрасно знаешь, что, когда я назвала ее твоей, я имела в виду совсем другое, верно? Щеки Пап слегка покраснели, и она нахмурилась. — Она… Она мне небезразлична. Очень сильно. Но… Откуда мне знать, что все, что она ко мне испытывает, — настоящее, а не навязчивое желание, вызванное теми узами, что связывают ее со мной? Как я могу жить с тем, что одно мое слово означает, что она откажется от своей воли? — Это не так уж отличается от того, что происходит между матерью и отцом. Или между… — Нет. Это не то же самое, — настаивала Пап. —Отец и мать готовы убить друг за друга. Они совершат злодеяния ради друг друга. Отец сделал бы все, что приказала бы ему мать, не задумываясь. И наоборот. И я уверена, что то же самое происходит с Уэнсдей и Энид, или с тобой и… — Да, — с готовностью подтвердила Ву. Больше ничего добавлять было не нужно. Пап кивнула в ответ и продолжила. — Но в конце концов они все равно остаются собой. И вы остаетесь собой. Это решение принято из любви, но это решение. Но одно мое неверное слово — и Тейлор не сможет принять решение. Одно невольное приказание с моей стороны — и Тейлор перестанет быть Тейлор. Я знаю, что Уэнсдей настаивает, что это не так, что только прямой приказ от меня может повлиять на нее, но я все равно не могу не волноваться… — Дай ей четкий приказ, — сказала Ву. — Прикажи ей всегда думать за себя и принимать собственные решения, когда дело касается ее чувств, независимо от того, что ты скажешь. — Не уверена, что это так работает, — ответила Пап. — Как бы то ни было… Эту дилемму вы не сможете решить, пока не воссоединитесь, — продолжила Ву. — И вправду, — ответила Пап, сглотнув слюну и снова погрузившись в раздумья. Ву вздохнула. — Такие разговоры не моя сильная сторона, но… — осторожно, не без некоторой неловкости, она начала ласково гладить Пап по голове. — Мы найдем их, всех. Все будет хорошо, — сказала она абсолютно невыразительным тоном. — Я знаю. И спасибо тебе, — ответила Пап. — Мы спасем их, а я позабочусь о том, чтобы этот мусор в доспехах стал ужином для моего гнезда скорпионов. — Я помогу тебе разрубить его на куски, — сказала Ву с убийственной улыбкой на лице и блеском в глазах, обещавшим боль и очищающий огонь. Но выражение ее лица вдруг застыло в тревоге и напряжении, когда она нацелилась на что-то за спиной Пап. Ву встала, схватив со стола нож, как будто это было оружие. Пап повернулась и тоже поднялась так быстро, что кресло, в котором она сидела, упало на пол. В нескольких футах позади нее, возле двери, соединявшей кухню с гостиной, в воздухе образовался межпространственный портал. Круговое искажение, открывающее дыру в реальности с мягким красноватым или розоватым свечением по краям. И вскоре стал виден силуэт человеческой фигуры, переступившей порог. И только вздох удивления вырвался из уст Пап.              

***

       Для Доры, Тео, Тейлор и Сен-Клер прыжок был не просто мгновением. Это было похоже на толчок. На секунду Доре показалось, что она парит. За этот короткий промежуток времени ее мозг успел подумать, не схоже ли это ощущение с тем, которое испытывают астронавты в невесомости. Мысль была настолько мимолетной, что она тут же исчезла, как только юный оборотень заметила, что гравитация тянет ее за собой, заставляя со стоном падать на землю. — Уф! Дора зарычала, больше похожая на волка, чем на человека, и села на землю. Она заметила влажную траву и грязь под руками и поняла, что находится не в особняке Аддамсов в измерении Уэнсдей. Рядом с ней уже стояла Сен-Клер, все еще в кошачьей форме и, похоже, невредимая, и пыталась разглядеть, что находится вдалеке. Была ночь, и их окружал густой туман, делавший все невидимым на расстоянии примерно десяти-пятнадцати футов. Единственной видимостью, которую они имели, они были обязаны своим острым чувствам и яркой полной луне, дающей призрачный свет. Дора услышала слабое хныканье с другой стороны и оглянулась. Тео стоял на коленях перед бессознательной Тейлор, прикрывая обнаженного Хайда своим плащом и отводя взгляд в сторону. Дора почувствовала, как на нее нахлынуло огромное облегчение. По крайней мере, они не материализовались высоко над землей, не оказались внутри горы, не разделились на части и не слились друг с другом. — Тео! — воскликнула оборотень, подходя к брату и садясь рядом с ним, чтобы крепко обнять его. — Ты в порядке, ты ничего не сломал? — Я в порядке, в порядке, — ответил Тео. — Но мне все еще нужно дышать, Дора. С губ Тейлор сорвался еще один хнык. Дора отпустила брата и опустилась на колени рядом с Хайдом. — Тей-тей? — спросила она. — У нее серьезные ожоги, и она все еще частично без сознания, — объяснил Тео. — Но пульс сильный, и она нормально дышит. Думаю, мы можем ее перенести, хотя и осторожно. Сент-Клер протянула руки, издав звук, похожий на тихое мурлыканье, и с удивительной мягкостью подхватила бессознательного Хайда, все еще закутанного в плащ Тео. Оборотень посмотрела на близнецов, ожидая указаний. Дора пожала плечами. — Не смотри на меня, я понятия не имею, куда мы попали, может, мне стоит… О, черт. Подняв руку, Дора обнаружила, что кольцо превратилось в почерневший, хрупкий кусок металла. Она осторожно прикоснулась к нему, и драгоценность начала рассыпаться в пыль. — Блять, нет… — пробормотала волчица сдавленным голосом. — Ну, ты еще ничего не видела, — сказал Тео, поднимая правую руку. Его межпространственное кольцо было чуть более невредимым, но так же частично обугленным. — Оно все еще твердое, но я бы не поверил, что эта штука сработает правильно. — Как, черт возьми…? Но это же мое кольцо, которое… — Я могу только предположить, что избыточный энергетический разряд охватил всех нас, затронув и его, — разочарованно произнес Тео. — Ну что за дерьмовое удобство! — воскликнула Дора. Сен-Клер склонила голову набок, издав любопытное мяуканье. — Да, где бы мы ни были, думаю, мы здесь застряли, — ответил Тео, потирая руки от холода. — Но я предлагаю, если мы собираемся паниковать и впадать в отчаяние, сделать это где-нибудь в более теплом месте. — Дайте мне минуту, и… — сказала Дора, начиная принюхиваться. — М-м-м, он искажен, но где-то здесь неподалеку есть знакомый запах. Оборотень начала двигаться вперед, полностью поглощенная запахом, который, казалось, она нашла. Тео и Сен-Клер обменялись взглядами, после чего начали следовать за ней. Едва они прошли около двадцати шагов, как в тумане показалась тень. — Что это за чертовщина? — спросил Тео. Ответ последовал незамедлительно. Как только они приблизились, то увидели, что это гротескная, неправильной формы статуя двухголового человека, венчающая каменную плиту, которая… — Это надгробие! — воскликнула Дора. — Мы что, на кладбище? — Это не просто кладбище, смотри! — сказала волчица, указывая на текст, начертанный на старом мраморе.

ФАВН И КРИЗАНТО АДДАМС 1912–1979 гг ОНИ НАВСЕГДА ОСТАНУТСЯ ВЗАИМНОЙ БОЛЬЮ ДРУГ ДРУГУ

— Мы на кладбище Аддамсов! — воскликнула Дора. — Что ж, это хорошая новость, — сказал Тео, издав вздох облегчения. Сен-Клер мяукнула в знак согласия. — Забавно, но мало кто воспримет это как хорошую новость, — вмешался новый голос. Трое новичков тут же встали спина к спине, развернувшись во все стороны и насторожившись. — О, отличный маневр! — сказал голос. Это был женский голос, молодой. — Но вам не стоит беспокоиться, я даже не знала, что вы здесь. Из тумана появилась фигура. Молодая девушка-подросток, одетая в строгое темно-синее платье, испачканное следами мокрой земли. Ее лицо было бледным, глаза черными, а темные волосы были стянуты в две знакомые косички. В руках она держала, положив на плечи, лопату, которую, похоже, недавно использовала. — Я просто играла в «Разбуди мертвеца» с братом и другом, — объяснила местная Уэнсдей Аддамс. — Не ожидала, что на нашем кладбище будут бродить гости, — сказала она, улыбаясь. Сен-Клер нервно фыркнула. Дора и Тео обменялись взглядами. Улыбка вовсе не была обнадеживающей. Она была похожа на улыбку акулы.              

***

       Уэнсдей Аддамс не открыла глаза, когда пришла в сознание. Она не изменила дыхания, не пошевелила ни одним мускулом. Она не делала ничего, что могло бы хоть как-то выдать ее пробуждение, лишь обострила слух, обоняние и осязание. Она заметила, что сидит на, казалось, стуле… нет, кресле. Удобном. Оскорбительно удобном. Комната, в которой она находилась, должно быть, была хорошо освещена, потому что она ощущала ясность света, заливавшего все вокруг. В атмосфере было что-то асептическое, напоминающее больницу без пациентов. Воздух казался чистым и непорочным, почти искусственным. Она чувствовала себя… хорошо, что было странно. Она не чувствовала боли в теле, ничто не указывало на то, что она сражалась или получила повреждения. Ни синяков, ни сломанных ребер. Она даже не чувствовала усталости. «Сколько же времени прошло?» — подумала она. — Я знаю, что ты проснулась, — нарушил тишину голос Яркого. — И прошло всего несколько часов. Уэнсдей открыла глаза. Комната, в которой она находилась, была белой, абсолютно белой. Настолько белой, что трудно было различить потолок, пол и стены, создавая ложное ощущение бесконечности этого места. Уэнсдей сидела в коричневом кресле перед длинным и элегантным обеденным столом, вырезанным из темного дерева, но совершенно лишенным тарелок, столовых приборов и каких-либо украшений. Яркий были там же, стояли, сложив руки, частично опираясь на стол, и наблюдали за ней. Их доспехи снова были целыми и нетронутыми. Ни грязи, ни крови, ни следов когтей. Уэнсдей просто смотрела на бронированную фигуру взглядом, который мог бы убить кого-нибудь более впечатлительного. — Успокойся, я не телепат, — сказали Яркий. — Я просто понял, что ты, вероятно, об этом подумала. Уэнсдей не ответила, а лишь пристально посмотрела на своего врага. Яркий вернули взгляд, ничуть не смутившись. — Понятно. Молчаливое обращение. А я-то думал, что ты начнешь засыпать меня вопросами. Просто знай, что это привилегия, я не делал этого ни с одним из твоих других вариантов. Все они отправлялись прямиком в камеры. Уэнсдей по-прежнему не реагировала. Яркий встали, оттолкнув себя от стола, и щелкнули пальцами. — Если только это не твой план! Не говорить ни слова, чтобы побудить меня к многословию. Умно, очень умно, Уэнс. Взгляд Аддамс стал еще холоднее. — О, эти глаза. Смотрят на меня так, словно хотят прямо сейчас разорвать мою кожу в клочья… Жаль, что руны, вырезанные на этом кресле, не позволят тебе встать, пока я не разрешу, — сказали Яркий. Вздохнув, они медленно двинулись вперед, пока не оказались перед Уэнсдей. По щелчку пальцев из ниоткуда появился стул, простой и металлический. Яркий сели напротив Уэнсдей. — Тебе, конечно, не нравится, что я называю тебя Уэнс. Только она может так тебя называть, я не ошибаюсь? И снова тишина. И убийственный взгляд. Прошла минута, может, две, пока никто не заговорил и не пошевелился. Наконец Яркий снова нарушили молчание. — Ты знаешь, кто я, не так ли? — мягко спросили они. Уэнсдей не ответила. — Конечно, ты знаешь, ты же не идиотка. Она продолжала смотреть немигающим взглядом, желая, чтобы из ее глаз вырвалось пламя и подожгло стоящее перед ней бронированное чудовище. — Ты, мягко говоря, подозреваешь это. Она проигнорировала неприятное чувство, зародившееся у нее в животе. Это чувство появилось еще до того, как она потеряла сознание в ангаре. Уэнс. Они не должны называть ее Уэнс. Наконец Уэнсдей заговорила. — Мне все равно, кто ты, — сказала она. — Это ничего не меняет. Яркий кивнули. — О, конечно. Но все равно позволь мне официально представиться. Бронированная фигура поднесла руки к голове и ухватила шлем. Раздалось слабое шипение, словно воздух под давлением выходил наружу, и плавным движением шлем повернулся на дюйм, после чего был поднят и отделен от головы. Яркий не делали этого медленно или церемониально. Они просто снимали шлем, как это делает автомобилист, покидающий свой автомобиль. Она положила его на стол и повернулась, чтобы взглянуть на Уэнсдей своими глазами. Голубые глаза на знакомом лице, несмотря на зрелость, первые возрастные морщины и некогда короткие золотистые волосы, ставшие серебристо-белыми. Знакомое лицо показалось Уэнсдей гротескным и обескураживающим. Ведь эти голубые глаза были холодными и мертвыми, в них не было тепла, кроме лихорадочной одержимости. Яркая, Энид Синклер, улыбнулась. Улыбка, которую Уэнсдей видела бесчисленное множество раз, но сейчас застывшая, словно это была скорее гримаса, пародия на саму себя. И в то же время искренняя и радостная. Чудовищная дихотомия усилилась, когда она поприветствовала Уэнсдей с радушием и голосом, который при других обстоятельствах Аддамс оценила бы по достоинству. — Привет, соседка.