— Привет, соседка.
После этого приветствия наступило несколько секунд драгоценного молчания.
Обнаружить, что черты лица вашего любимого человека украшают лицо чудовищного врага, — вот что могло бы пошатнуть здравомыслие и твердость характера многих людей. Их головы были бы забиты сомнениями. Постоянные «а что, если?» пытаются понять, что могло заставить любимого человека превратиться в то, что было перед ними. Страх и паранойя заставляют их задуматься, не может ли ситуация повториться, не неизбежно ли, что рано или поздно тот, кого они любят больше всего, закончит так же.
Для Уэнсдей Аддамс это просто способствовало решению, рожденному мгновенным прозрением.
Ей было наплевать.
Это была не просто бравада, когда она сказала, что ей все равно, кто она такая. Ей было абсолютно все равно, что «Ярким», то есть «Яркой», была Энид Синклер. Она могла быть Уэнсдей Аддамс, Мортишей, Тайлером, Уимс или даже тем глупым студентом, которого она кастрировала пираньями. Личность противника не была и не должна была быть фактором, определяющим ее решимость положить конец ее деяниям и спасти похищенные версии себя.
Так что нет, после первоначального мгновенного шока и отвращения из-за извращенной фамильярности это лицо нисколько не мешало.
(Если бы это было так, то только подтвердило бы, что ее волчица будет выглядеть чертовски хорошо с течением десятилетий, но сейчас было не время и не место для этого).
За этим рассуждением, произведенным в считанные секунды, последовало другое.
Уэнсдей было наплевать, кем на самом деле была Яркая, а Яркой — нет. Писательские инстинкты кричали ей, что они находятся в той ситуации, когда злодей начинает объяснять свою историю и причины в банальной попытке самооправдания или в попытке воззвать к сочувствию слушателя, в надежде, что трагическая предыстория может послужить разумным основанием для совершения всевозможных злодеяний.
Так… банально. Так клишированно.
Но, несмотря на усталость, юная Аддамс знала, что должна слушать. И даже вмешиваться в диалог. Ведь это тоже была возможность выявить слабые места.
— Синклер, — сказала она. И ей было приятно видеть, как мимолетно нахмурилось непокрытое лицо Яркой.
— О, Уэнс, не нужно формальностей, — ответила облаченная в доспехи фигура. — Хочешь чего-нибудь поесть? Я могу заставить тебя хотя бы пошевелить руками и наколдовать немного еды, но для этого тебе придется использовать только руки. Ты же понимаешь, что я не оставляю столовых приборов и ничего острого в пределах досягаемости.
Уэнсдей просто смотрела на нее с отсутствующим выражением лица. Яркая вздохнула.
— И снова молчание! Даже не убийственный взгляд, просто безразличие, порожденное полным презрением. Это…
Яркая улыбнулась. Ее улыбка была слабой и грустной. Но Уэнсдей видела, что в ее глазах не было печали. В них не было даже настоящих эмоций, только пустая, мертвая тьма, сдерживаемая навязчивой решимостью.
— Ты выглядишь почти так же прекрасно, как она в тот день, когда я ее потеряла, — сказала она, после чего коротко, сухо рассмеялась. — Почти. Всегда почти.
Она хлопнула в ладоши и двинулась вдоль стола, пока не оказалась на противоположном конце, лицом к Уэнсдей.
— Что ж, ты можешь продолжить молчать, но я готова поспорить, что тебе очень хочется узнать… ну, обо всем этом, — сказала она, делая неопределенный жест одной из своих рук в сторону окружающей обстановки.
Уэнсдей пригвоздила ее взглядом к себе:
— Почему?
— Почему, что?
— Почему такая привилегия, почему не отправить меня в камеру?
Яркая несколько мгновений задумчиво смотрела на нее, а потом пожала плечами.
— Любопытство превыше всего… Ты знаешь, со сколькими Уэнсдей Аддамс мне уже пришлось иметь дело?
Уэнсдей не ответила.
— Я тоже! — ответила Яркая. — Их было так много, что я уже сбилась со счета… И были все. Женщины, мужчины и те, кто не позволял себе ограничиваться подобными ярлыками. Взрослые и дети. Люди и нелюди. Но все — Уэнсдей Аддамс. И многие из них были грозными, борющимися до конца.
Яркая наклонилась вперед, опираясь плечами на стол и сцепив руки перед лицом.
— Но никто, абсолютно никто не делал того, что сделала ты. Я никогда не видела ни одной Уэнсдей, которая решилась бы дать отпор, как это сделала ты и твои спутники, разрушив барьеры между реальностями, чтобы привлечь мое внимание. Ты поймешь, что это пробудило мой интерес, и я хотела увидеть тебя поближе. Ты… ты, возможно, ближе всех к ней.
— Твоя Уэнсдей.
— Моя, — сказала Яркая. — Все это… все это для нее.
Бронированная фигура снова встала.
— Судя по тому, что я видела в вашей реальности… Мы очень похожи. Не буду утомлять тебя подробностями. Невермор, Тайлер, мисс Торнхилл и этот монстр Крэкстоун. Но в моей реальности все сложилось иначе.
Уэнсдей уже начала догадываться о том, что могло произойти. Поведение Яркой свидетельствовало о некой одержимости, которая, как правило, коренилась в очень конкретных событиях.
— Когда я встретила свою жену… О, ее присутствие изменило все в Неверморе. Для меня внезапно все приобрело цвет. Как только я увидела ее, я сразу поняла, что между нами существует неразрывная связь. Это была любовь с первого взгляда…
Уэнсдей сдержала порыв издать недоверчивое фырканье. Сколько бы ни было сходств, Яркая только что продемонстрировала существенную разницу между их реальностями.
Отношения Уэнсдей и Энид не были любовью с первого взгляда. Отнюдь.
Если быть честными с самими собой, в те первые дни в Неверморе они даже не могли говорить о чем-то, напоминающем дружбу. Первая ночь в их общей комнате ознаменовалась тем, что Уэнсдей пригрозила Энид задушить ее подушкой, а Аддамс увидела вблизи разноцветные острые когти, которые могли бы разрезать ее на куски, если бы их тогдашняя хозяйка не была столь нерасположена к пролитию крови.
Между ними не было никакой связи до той роковой ночи, когда Энид призналась в своих страхах и неуверенности в будущем из-за позднего расцвета, а Уэнсдей в ответ впервые проявила уязвимость перед кем-то вне семьи, рассказав оборотню о том, что случилось с Неро.
Это было началом непростой дружбы, которая со временем, с ее взлетами и падениями, переросла в нечто более глубокое, даже прежде, чем они обе осознали это.
Не то чтобы Уэнсдей не верила в любовь с первого взгляда. Ведь у нее дома было эмпирическое доказательство этого. Любовь Гомеса и Мортиши была подобна вспышке молнии, электрическому разряду, который зажег огонь, навсегда оставшийся между ними. А вот любовь между Уэнсдей и Энид, напротив, была похожа на робкое растение, которое нуждалось в уходе и прошло через множество испытаний, прежде чем выросло. И то, что всего за два года этот росток стал похож на гигантскую, несокрушимую секвойю, говорило о силе их любви друг к другу.
Но это не была любовь с первого взгляда. Ее уверенность в том, что любое сходство между их опытом и опытом Яркой следует воспринимать с долей скепсиса, только укрепилось сильнее.
Тем временем злодейка в доспехах продолжала говорить.
— Но даже нашей любви оказалось недостаточно. Невермор сгорел, многие погибли, и, хотя моя Уэнс смогла убить чудовище, ответственное за это, Крэкстоун испепелил ее в тот самый миг, когда его сердце пронзил ее кинжал. А мне оставалось лишь смотреть, не в силах помочь ей, отягощенной своей слабостью.
Яркая сжала кулаки, отвернувшись от Уэнсдей.
— Я тогда пообещала себе, что верну ее, — сказала она, а затем прерывисто рассмеялась. — Ее семья не поверила мне, когда я заявила об этом. Ты можешь в это поверить? Они даже вели себя так, будто не знают меня, будто моя Уэнс никогда не рассказывала им обо мне. Единственной, кто потрудился уделить мне хоть немного своего времени, была Юдора Аддамс, и то лишь для того, чтобы отговорить меня от этой затеи. Что воскрешать мертвых — не лучшая идея, что это не то занятие, которому я должна посвятить себя… Ба! Разве Крэкстоун не вернулся? Если был один способ, то вполне могут быть и другие.
Уэнсдей почувствовала неприятный узел в животе. Она не удержалась от замечания:
— Ты ведь не была ведьмой изначально, верно?
Яркая обернулась и, улыбнувшись, отрицательно покачала головой.
— Я много училась. Это были тяжелые годы, когда связи с моей семьей прервались. И в конце концов я пришла к выводу, что вернуть тебя… вернуть ее можно только с помощью магии. А для тех, кто не рожден с даром, магия подобна ненасытному животному.
— Магия крови, — сказала Уэнсдей. Если и были параллели между этой Энид и кем-то в ее реальности, то это были Айседора Ласлоу или Лорел Гейтс.
— О, нет, ничего такого узкого. Я имею в виду, что кровавые жертвоприношения сильны, но они не вечны. А вот принести в жертву что-то магическое… Это было более целесообразно. Видишь ли, Уэнсдей, теперь я владею магией, но я больше не оборотень.
Глаза Уэнсдей расширились. Если эта Энид сделала то, о чем она думала…
— Ха-ха, да! По твоему выражению лица я вижу, что ты догадалась: я принесла в жертву дух волка, спавший в моей душе! Этот глупый, ленивый зверь за всю мою жизнь так и не удосужился появиться, принося мне одни несчастья и разочарования. А в ту ночь, когда я больше всего в нем нуждалась, он даже лапой не пошевелил. Поэтому я безропотно отдала его, а в конце ритуала почувствовала, как магия заполняет все мое существо. Но этого все равно было недостаточно…
— Ты принесла в жертву первобытный дух, часть собственной души, будучи оборотнем по рождению, — сказала Уэнсдей. Темные искусства, возможно, никогда не были предметом ее основного интереса, но она хорошо изучила теорию, и последствия того, что она только что услышала…
— Да, и, как я уже сказала, этого было недостаточно, — продолжила Яркая. — Тот ритуал дал мне огромную силу, но превратил меня в магическую губку. Это было похоже на зависимость, которая привела меня в бешенство. Каждый источник магии, который я могла найти, я поглощала. Ведьмы и колдуны, медиумы, провидцы, предметы и реликвии… сама природная магия Земли. Многие пытались остановить меня. Годы и годы непрерывной борьбы. Сама Юдора Аддамс сопротивлялась, но у нее я забрала большую часть своей необработанной силы, необходимой мне для восстановления после ран, которые она мне нанесла.
— Заслуженные раны, — прорычала Уэнсдей.
— Может быть, может быть, — ответила Яркая. — Именно в это время я снова встретила Тайлера. Там была коалиция изгоев и других магических существ, объединившихся, чтобы остановить меня. Думаю, это была его грубая попытка искупления. Я приняла его сущность Хайда, и это было… О, это было довольно неожиданно, Уэнс. Я обрела теневого духа, который заполнил пробел, оставленный моим волком. Послушные и преданные, мои новые паразиты родились из теней моей души и стали моими идеальными инструментами. Мой собственный легион слуг! Первого из них я использовала, чтобы сожрать Тайлера, превратившегося в человека, — думаю, тебе бы понравилось это зрелище.
Она не могла отрицать, что идея поглощения Тайлера копией его собственной чудовищной сущности была чертовски привлекательной, но Уэнсдей никогда бы не согласилась с этим вслух перед этой сумасшедшей женщиной.
— Твои Теневые Хайды… — начала она.
— Серьезно, не нужно их так называть. Паразитов более чем достаточно.
— Твои… паразиты. Я полагаю, что их способности исходят непосредственно от тебя. Их способность избегать вреда, их телепортация между реальностями…
— Все это исходит из моей личной сущности. Много лет практики, но разработка этой техники защиты была очень полезной, без сомнения. Я не неуязвима, но, возможно, наиболее близка к этому, — сказала Яркая. Но, несмотря на ее хвастовство, Уэнсдей заметила, как женщина непроизвольно потянулась рукой к тому месту между шеей и плечом, куда были воткнуты кинжалы Агента А.
А Энид и Тейлор сумели прорваться сквозь магическую защиту, словно ее не существовало. У Уэнсдей была пара теорий на этот счет, но в этот момент она не сочла разумным обмениваться с Яркой предположениями на эту тему. Фигура в доспехах продолжила свой рассказ.
— Так продолжалось… м-м-м… пару столетий, наверное. Я уже и счет потеряла.
«Значит, она намного старше, чем выглядит, — подумала Уэнсдей. —
Хотя мне не стоит удивляться, это обычное явление для пользователей магии».
— Все это время я изучала, как вернуть свою Уэнсдей. Проблема заключалась в том, что у нее не было тела, так как Крэкстоун превратил ее в пепел, а большинство существующих ритуалов воскрешения требуют тела субъекта. Но потом ко мне пришло вдохновение, и это случилось благодаря тебе. Ну, то есть, благодаря моей Уэнсдей.
Уэнсдей лишь вопросительно подняла бровь. Яркая с улыбкой широко раскрыла руки.
— Франкенштейн! — воскликнула она.
Ох. О нет, это было не… Нет, это было совсем не хорошо.
— Ты… Ты похищаешь Уэнсдей из разных реальностей, чтобы создать тело?
— П-ф-ф-ф, Уэнс, пожалуйста, — фыркнула Яркая. — То есть… да. Но то, как ты это говоришь, звучит так, будто ты думаешь, что я расчленяю вас, ребята, на части, а потом сшиваю куски трупов в пазл из человеческой плоти.
Уэнсдей лишь недоверчиво уставилась на нее.
— Да ладно… Все не так грубо. Видишь ли, моя Уэнсдей… она была
идеальной. И ей нужно идеальное тело. И для этого, после десятилетий подготовки и исследований, я разработала безотказный метод, — объяснила Яркая. Женщина снова повернулась и сделала жест правой рукой, словно рисуя в воздухе филигрань. Мгновенно белая стена перед ней стала прозрачной, и Уэнсдей увидела по ту сторону кошмарный пейзаж, бесплодный, с плавающими скалами под разноцветным небосводом и огромной пирамидальной конструкцией, которая, казалось, была сделана из металлических цилиндров в вертикальном положении, увенчанных огромной хрустальной сферой, покрытой рунами и алхимическими кругами.
— Моя работа состоит из трех этапов. На первом этапе все Уэнсдей помещаются в камеры вон там, — пояснила Яркая, указывая на то, что выглядело как круглое цементное здание рядом с пирамидой. Несмотря на расстояние, можно было заметить, что размеры обоих сооружений были неприлично огромными и простирались на многие мили.
— В своих камерах Уэнсдей поддерживаются живыми и питаются чистой окружающей магией. Это очищает их и заряжает их души. Чем больше у Уэнсдей собственной чистой силы, тем дольше она должна там оставаться. Думаю, рекорд составлял около полутора лет. Ну а после очищения на первом этапе вы переходите ко второму.
— Удивительное наблюдение очевидного, — сказала Уэнсдей.
Яркая продолжала говорить, не обращая внимания на насмешку.
— После очищения Уэнсдей перемещаются в те цилиндры, которые ты видишь в пирамиде. О, я выбрала пирамиду, потому что она идеально подходит для проведения энергии, которая… Ах, но я уверена, что ты уже знаешь об этом. В любом случае, в этих цилиндрах происходит вторая фаза — обработка. Уэнсдей освобождаются от своих физических форм, оставляя только свою чистую духовную сущность.
— Ты вырываешь души из их тел? — возмущенно спросила Уэнсдей, надеясь, что это скрывает страх того, что нечто подобное уже могло произойти с Фрайдей.
— О боже, нет, — ответила Яркая. — Это повредит сущности их душ. Нет, я просто растворяю их тела таким образом, что в этих контейнерах остается только незапятнанная душа.
Это не улучшило ситуацию. Совсем.
— К сожалению, это не безошибочный процесс. Это зависит от каждой Уэнсдей, а некоторые Уэнсдей не такие уж и Уэнсдей, как другие. Их разум разрушается еще до завершения процесса, а душа получает шрамы и становится непригодной для использования. Некоторые умирают сразу после этого, а другие… Что ж, мои паразиты позаботились об останках.
Уэнсдей Аддамс никогда не была против макабрического и мрачного, но даже она различала «хороший ужас» и «плохой ужас», и чудовищность некоторых поступков, оправданных или нет, никогда не должна восприниматься с тем почти небрежным легкомыслием, с которым Яркая описывала свои самые отвратительные действия.
Совершенно не обращая внимания на мысли гостьи, Яркая продолжала объяснять свой план.
— В конце концов, когда придет время, все эти накопленные эссенции будут перемещены в верхнюю сферу. Они будут смешаны с другими компонентами, уже находящимися там, и алхимические круги будут активированы, чтобы снова трансмутировать все эти чистые эссенции, объединив их в новую плотскую форму. Новое тело. В это же время я произнесу заклинание, которое перенесет дух моей возлюбленной в эту реальность.
Яркая повернулась и улыбнулась Уэнсдей почти маниакальной ухмылкой, намекающей на ряд острых зубов, больше похожих на зубы Хайда, чем оборотня, которым она была в прошлом.
— Теперь ты понимаешь, Уэнс? Это тело будет как маяк для ее души. Идеальное тело для души идеальной Уэнсдей! Моей Уэнсдей! И я верну ее наконец после долгих веков ожидания!
После своего заявления Яркая начала смеяться и снова повернулась, чтобы с триумфом взглянуть на свое уродливое творение. Уэнсдей могла только смотреть в полном недоумении, и в ее голове билась только одна четкая мысль.
«Она абсолютно безумна — и она, и ее план. И не в том смысле, что это смешно, с этим не поспоришь», — подумала она.
— Да, она просто помешана на какао-паффах.
Уэнсдей напряглась. Этот голос звучал у нее в голове. Это был не первый раз, когда она слышала в голове голоса, отличные от ее собственного или других ее вариантов, но этот был не из тех, что обычно.
— Надеюсь, что нет. Я просто проходила мимо, временно зацепившись за твою душу. И я подумала, что тебе не помешает лишняя рука помощи.
Нет, это не был один из обычных голосов, но Уэнсдей узнала его. Прошло не так уж много времени с тех пор, как она слышала его в последний раз.
«Агент А»?
— Единственный и неповторимый, вариант меня.
---------------------------
Примечания Автора:
Еще одна глава, более длинная, чем обычно, но так было нужно. По сути, эта глава — Экспозиция.
Я надеюсь, что в общих чертах вы поняли, к чему клонит Яркая, и каков ее план, хотя я все еще оставляю некоторые вещи неясными и двусмысленными или открытыми для различных интерпретаций. Могу сказать, что в ее рассказе нет лжи, но есть упущения, полуправда и правда, которая верна только для нее и ее предвзятого взгляда на вещи. Все, что она рассказала, воспринимайте с долей сомнения.
Что я могу вам сказать: планетоид, на котором расположены ее цитадель и пирамида, — это все, что осталось от ее Земли, перенесенной в пространство между измерениями, которое она контролирует. Исходя из этого, вы можете получить представление о том, как все закончилось в ее реальности, и о ее личной войне с остальными пользователями магии.
О, и похоже, что кое-кто еще не совсем ушел.
Отредактировано: Чуть не забыл… Счастливого Рождества/Праздников!
