И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: «Иди и смотри».
Завоеватель родился в Ильнесе задолго до его основания: спустился с неба на своем белом коне. Он был послан на землю вершить великий суд над грешниками, и мир не знает никого, кто любил бы свою работу больше Чумы. — Сегодня отличный день для апокалипсиса, не так ли? — скалится Чонгук, держась одной рукой за руль своего белого Mercedes McLaren, в котором сокрыты 666 лошадиных сил. — Чума, хватит звонить мне по утрам, я занят, — рычит в трубку Раздор. Завоеватель довольно прикрывает глаза, проезжая посреди дороги, мешая движению: ему нравится раздражать своих братьев и всех вокруг. — Намджун, если ты не поторопишься кончить свои дела, — выделяет нужное слово Чонгук, улавливая на том конце трубки очередную оргию, — Мор нас убьет. Кажется, это единственная константа в его мире — ирония. После своих же реплик Чонгук смеется себе в кулак, он действительно считает себя забавным, используя одни и те же шутки два тысячелетия подряд. Завоеватель кидает смартфон на соседнее сиденье, громко включает музыку и давит на газ, заставляя машины вокруг впечатываться в столбы. Намджун грубо отшвыривает от себя парня, который только присел перед ним на розовые колени. Раздора очень легко вывести из себя, он раздраженно приказывает омегам покинуть комнату, и те просто не могут ослушаться.И когда сняли вторую печать, было второе животное, говорящее: «Иди и смотри». И вышел другой конь, огненный; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.
Намджун родился вслед за Чонгуком, но никогда не разделял энтузиазма старшего: он всегда шел позади, и не было у него своей силы, был только гнев, которым он делился с людьми, чтобы те шли друг против друга, брат против брата. От вечного раздирающего чувства боли внутри Раздор избавлялся по капле крови. Чаще всего человеческой крови, крови мерзких животных, которые заполонили планету, и никогда — своей собственной. Намджун не успевает одеться, как противный телефонный звонок отвлекает его от мыслей. — Намджун, ты уже должен быть на собрании. Мор здесь, — единственное, что говорит Голод и отключается. Раздора обволакивают языки пламени и под его ругательства переносят в темное место. Готический зал убран по-королевски. В центре помещения расположен длинный стол из темного дерева, по бокам стола стоят четыре тяжелых стула с высокими спинками. Над столом висит несколько многорамочных люстр с горящими свечами на цепях. Стены украшены лепниной и гобеленами с изображениями сцен конца света. Под гобеленами ровными рядами стоит саранча — демоны-помощники всадников. Окон и дверей нет, и кажется, что это место — центр всего бытия.***
Совет Апокалипсиса — это тайная вечеря в стиле конца света. Во главе стола, как на троне, восседает Смерть, напротив — облаченный в белый костюм-тройку Завоеватель, а по бокам сидят одетый с иголочки Голод и нагой Раздор. В этой торжественной тишине слышно, как плавится воск на люстрах, как дрожит огонь на свечах и как нарастает немое напряжение. Три брата внимательно смотрят на самого главного из всадников, на того, кто своим последним аккордом должен уничтожить одну треть человечества — Смерть. Мор выглядит как ангел. Его бледное маленькое лицо источает королевское безразличие, пока он длинными пальцами разрезает, а затем кладет в рот кусочки мяса, щедро политые кровью. Атмосфера угнетает, не дает права пошевелиться или выразить возражение. Всадники отчетливо понимают, кто тут главный и что он может сделать, если его настроение расстроить. Смерть будто специально долго пережевывает пищу, запивает красным вином, мочит свои пухлые губы и скромно утирает их тканевой салфеткой. — Братья, — начинает он, заставляя всадников дрогнуть от ледяного тона, — я понимаю, что вы очень заняты, подготавливая апокалипсис, — смотрит на Намджуна, и тот чувствует, что по спине течет капля холодного пота, — но вы делаете одно и то же каждый век. Вы постоянно меня разочаровываете. — Мор качает головой. Воздух электризован, и каждый думает, как себя оправдать. Страх перед самым младшим, но самым могущественным братом, велик. Единственный, кого не пугает ожесточенно-красивое лицо Смерти — это Голод. — Брат, мы исполняем свою работу почти идеально, — твердо произносит третий по старшинству всадник, взвешивая каждое свое слово. Незримые весы всегда рядом, они диктуют ему свои условия и становятся неотъемлемой частью его жизни, его ориентиром. — Нам каждый раз мешает а́нима. — Хосок, что значит почти? — Смерть смотрит прямо в глаза. — Я вам приказывал устроить Почти Конец света? — оглядывает остальных. — Я вам приказывал проигрывать человеческой душе? Три брата опускают глаза вниз, не смеют открыть ртов, мысленно зашивают их. Голод снова достает весы, взвешивает за и против, Раздор злится, а Завоеватель тяжело вздыхает, вспоминая свой последний провал. Мор продолжает: — В этот раз вы сделаете все, как надо. — воздух в помещении кончается, даже саранча нетерпеливо переступает с ноги на ногу, жаждая покинуть это место навеки. — В этот раз вы найдете аниму и измените ее будущее. В этот раз она умрет быстрее ваших жалких попыток устроить ад на земле. Чонгук до побелевших костяшек сжимает кулаки, агрессивно играет желваками и понимает, что это, возможно, его последний шанс. — Я позабочусь об этом. — Завоеватель неожиданно встает с места. Его голос звучит уверенно, еще никогда его не видели таким твердым. — Ты? Без пяти минут человек, всадник, который только и умеет, что развлекаться? — Мор ему почти не верит, он не видел брата серьезным с самого рождения. — Позволь мне показать, чего я стою. — Чума игнорирует оскорбительное приравнивание к человеку из-за его происхождения. — Я готов. Если я не справлюсь, убей меня и возроди нового Завоевателя, забудьте обо мне, как о страшном сне. Я ставлю на это свою жизнь, и пусть мой лживый язык сожрет огонь, если я ошибаюсь. — Жизнь? — Смерть крупно трясет от смеха, он изящно вытирает уголки глаз от слез. — Ты забавный, Чонгук. — он думает еще несколько долгих секунд, заставляя остальных всадников и саранчу привариться к своим местам. Постукивая аккуратными ногтями по многовековому дубу, Мор кивает и улыбается только ему известным мыслям. — Хорошо. Но если ты не справишься, умрут и твои братья — Голод и Раздор. Наше родство для меня ничего не значит. Вы лишь пешки в моей игре, которую я из раза в раз проигрываю из-за вашей безответственности. Лишь я довожу свою работу до конца. Лишь я поистине важен, — Смерть убивает ледяным тоном. — Я уничтожу вас всех в случае вашего нового позора, потому что на этот раз я буду безутешен. Чонгук оглядывает присутствующих, ищет хотя бы немой поддержки, но не находит, собирается ответить, но его перебивает Намджун. — Где нам искать аниму? — Раздор задает верный вопрос. Всадники оборачиваются на совершенно голого брата. Мор прекращает стучать пальцами по столу и широко улыбается Чонгуку. — Его имя — Мин Юнги.***
Найти местоположение анимы не составило особого труда. После собрания Данте, правая рука Чумы и его «самая симпатичная саранча», как он очень любит его называть, предоставил полное досье на душу по имени Мин Юнги. — Омега девятнадцати лет, рожденный от земного Мин Амона. Живет в районе Содома в городе Ильнесе, без родителей, заканчивает школу, — перечисляет Данте. — Как думаешь, он красивый? — Чонгук перебивает, он мечтательно рыскает глазами в толпе на вокзале, вытягивает шею, встает на носки. — Люблю все красивое, — Чон закусывает нижнюю губу и поворачивается к своему ручному псу. — Почему ты не отвечаешь? — Господин, я не могу судить о красоте человеческой души. Для меня он так же уродлив, как они все, — Данте машет рукой со сжатыми пальцами куда-то влево. Он выглядит, как блестящая ледышка, которую хочется расплавить. Чума всматривается в острое лицо напротив и хмыкает. Странно, что существо с такой мордашкой не умеет читать красоту. Кажется, Данте был с Чонгуком с самого рождения, а, может быть, он существовал с момента основания вселенной, как безликий ангел-хранитель одного из самых опасных существ мироздания. Данте никогда не был пушечным мясом или разменной монетой, Завоеватель честно оценивал его как «весьма полезного». Сам же Данте не имел привычки оценивать и размышлять, он слепо выполнял приказы своего господина. Их двоих устраивал такой расклад. Через минуту поисков Данте указывает на златовласую макушку, которая скрывается в поезде. Саранча исчезает, а Чонгук материализуется на свободном сидении напротив своей главной цели.***
Кукла. Первое, что приходит на ум Завоевателю, когда он видит душу, которую ему предстоит уничтожить. Фарфоровая куколка с до ужаса живыми глазами. Обрамленное светлыми локонами лицо, растянутая футболка и удушающий запах виктории. Раньше Чонгуку подносили плоды смоковницы в качестве великой жертвы, а сейчас она сама сидит перед ним и источает сладкий дурманящий запах инжира. Омега не один, но Завоеватель не видит никого и ничего, кроме своей цели. Бессовестно разглядывает, лижет взглядом открытые ключицы, мысленно прикидывает, как раздирает зубами бледную кожу, добираясь до самого нутра, прочесывает его, остается там, как жалящая оса, у себя дома. Чонгук запрещает себе думать о том, что такими темпами осы погибают в сладком гробу, ему хорошо просто дышать рядом с человеком, мучения которого он обеспечит. Чуть позже. Анима маленькая и истощенная, кажется, что она сама способна довести себя до погибели, Чонгуку и делать ничего не придется. Худые колени парня выглядывают из дырявых джинсов, Завоевателя в Голод превращают. Густые ресницы подрагивают, бросают тень на круги под глазами, и Чонгуку почти жаль смертного, обреченного на него. Чума еле отрывает взгляд от своей цели, в очередной раз открывает Библию, надеясь найти там что-то новое, но страницы не меняются, а линия событий остается такой же загадочно примитивной. Чонгук удрученно вздыхает. Вдруг ему становится интересно, о чем думает анима, раздирая пальцы в кровь. Завоеватель беспрепятственно проникает в мысли блондина, когда тот верхом на белом коне несется спасать своего безликого раненного принца. Чонгук почти прыскает в кулак от наивных фантазий парня. Юнги сильный и способен на подвиги. Если его прекрасный альфа в беде, он спасет его, точно герой. Он размахивает мечом, подгоняет коня, чтобы успеть, чтобы дотянуться до приключений. Но тучи сгущаются. Лошадь падает в трещину, заполненную красной лавой. Кругом вопят люди, ревут животные. Юнги испуганно озирается по сторонам, стараясь отогнать от себя ужасающие темные картинки. Его прекрасный принц превращается в дьявола с ужасным оскалом. Кровавыми красками написаны чудовища, выходящие из земли. Из глаз водяных монстров течет огонь, анима бьет их сияющим оружием — бесполезно. Чонгук явно наслаждается своим представлением, заставляет омегу крупно дрожать: земля под его ногами покрывается коркой льда, оставляет совершенно одного. Наконец, когда рой саранчи догоняет аниму и больно впивается в его тело, Юнги открывает глаза, хватает ртом воздух и встречается взглядом с тем, кто устроил ему ментальное шоу со спецэффектами. Чонгук смеется от реакции омеги на приоткрытую реальность недалекого будущего, где его уже не будет в живых. Мин Юнги умрет в свое время и оставит целую планету корчиться в муках, дабы дать место миру новому, лишенному всякого порядка. Юнги выглядит потерянным, не понимает, что сделал не так. Это смешит Завоевателя еще больше, он прикрывает лицо потертой книгой, а его руки почти трясутся в предвкушении того будущего, которое он приготовил для своей жертвы. Через секунду после уморительного сообщения диктора о рукотворной пандемии Завоевателя Чон Чонгук хватает шокированного Юнги за руку, тянет на себя, заставляя того на мгновение сесть к нему на колени, смотрит сверху вниз и… облизывает его правую щеку. Мин отшатывается, бледный, как мел, падает обратно на свое место. Тэхен быстро обнимает его и упирается тому в шею. — Что это было, Юнги? Ты в порядке? — хватается пальцами за футболку друга, прижимается всем телом. Юнги смотрит на пустующее место напротив, застыв словно кукла. Он без понятия.