***
Голова принялась болеть с новой силой, стоило лишь появиться на студии, где проходила читка. Небольшой, но напряжённый разговор с хёном был тому поводом, но причина лежала куда глубже. Оказавшись среди новых людей, Ёсан почувствовал привычный мандраж, который испытывал всякий раз при работе над новым проектом. Это было не самое приятное чувство само по себе, но сегодня оно довлело над уставшим Каном ещё сильнее, чем обычно. Он чувствовал себя черепахой, перевернувшейся на спину: всё, что он мог, это тщетно болтать ногами и прятаться в панцире, пока вокруг него кружили хищники, которые только и ждали, что он бросит попытки спастись. Может, он напридумывал себе всякого, а может, на студии в этот раз и правда царила какая-то негостеприимная атмосфера, но он просто не мог отдаться читке полностью, и по итогу не раз и не два ловил на себе недовольные взгляды коллег, которые и так были на взводе из-за сумасбродства Ли Джиён. Она сегодня была, кажется, в ещё более паршивом настроении, чем обычно, и рабочая группа едва успевала вносить правки в сценарий, а Ёсан, как ни пытался включиться в импровизацию, постоянно был невпопад и оттого загонялся лишь сильнее. Через пару часов, когда был объявлен долгожданный перерыв, он уже возненавидел каст, рабочую группу и проект, и хотел поскорее избавиться от необходимости находиться на одной съёмочной площадке с этими людьми. Но работа была работой, и приходилось смиренно делать вид, что он в порядке, в душе наивно мечтая о том, что всё будет, как два года назад. Только так уже никогда не будет. Не будет душевных посиделок в гримёрке, забавных капустников в театре Сонхва и сумбурных пикников в Пукхансане. Судьба свела их шестерых на короткое, но такое дорогое сердцу время, которое пора было отпустить. Уже ни один проект не будет таким, как тот, и это пора принять как данность. Однако теперь эта мысль почему-то свербила больнее, чем прежде. Возможно, тому виной было его нынешнее состояние. Ссора с Сонхва, разговор с Уёном, недомолвки с Юнхо так или иначе повлияли на него, заставляя ностальгировать и предаваться унынию в попытке уйти от реальных проблем. Ёсан без особого аппетита поглощал обед, который принёс сердобольный менеджер, и с каким-то отчаянием смотрел на телефон. Ему нужен был кто-то из «той» жизни, кто мог бы заверить, что его существование — не череда подстроенных судьбой испытаний, а нечто ценное и имеющее смысл. Кто-то достаточно близкий, с кем можно было поделиться проблемами, не сильно при этом обременяя. И таких людей в мире Кана оставалось всего двое. Аппарат абонента Минги был вне зоны доступа, что значило, что своей последней выходкой тот довёл руководство клиники до крайности. Ёсан прокрутил телефон в руках, обиженно поджав губы. Он, конечно, мог позвонить лечащему врачу, но что-то подсказывало не уповать на чужую благосклонность. Значит, и без того небольшой список сводился теперь уже до одного человека, с которым, правда, их общение в последнее время заметно ограничилось. «Стараниями» Кана, естественно. Найти чат с Саном в море других было не так сложно. Он до сих пор горел двузначной цифрой непрочитанных, и Ёсан в очередной раз мысленно дал себе подзатыльник за непредумышленный игнор друга. Смешные мемы с героями любимой компьютерной игры были перемешаны с орами по её же поводу и парой ненавязчивых вопросов о самочувствии. Монолог вполне в репертуаре Сана: он, в отличие от того же Уёна, не бомбардировал тонной бессмысленных сообщений и всегда отвечал так, будто вялый диалог был чем-то нормальным. Вот и сейчас Кан зацепился за эту непринуждённость, и, поставив пару реакций мемам, перешёл к сути — спросил, как идут дела, и чем Сан занимается в последнее время. Ответ пришёл почти что незамедлительно. Пару смайликов, короткое, но оптимистичное «всё супер» и селка в зеркало, явно с макияжа. Ёсан улыбнулся: Сан очень сильно изменился, притом ни капли не изменил себе. Из «милашного твинка» он превратился в «секс-бомбу», и Кан надеялся, что Уён, как всегда не стеснявшийся отпускать сомнительные комплименты, догадался не делиться ими с самим Саном. Но в своей прямолинейности друг был удивительно прав, потому что метаморфозы Чхве поражали. Не знай его Ёсан ещё со времён съёмок, сейчас побоялся бы даже подойти, но, вопреки внушительной внешности, Сан оставался беззаботным ребёнком в душе, и это каждый раз импонировало. Вот и сейчас, сидя при полном параде, он хвастался яркими детскими заколками и новым чехлом с Куроми, сверкая милыми ямочками. Такой Сан был воплощением прозвища, данного ему фанатами. Он был ярким солнцем, озарявшим серые дни, такие, как сегодняшний. Именно в нём Кан и нуждался. В портативном солнце, которое не стеснялось быть смешным или глупым ради того, чтобы разрядить напряжённую обстановку на площадке или усмирить чересчур буйных коллег. Ответив на чужие сообщения смеющимся эмоджи, Ёсан поспешил предложить встретиться. Сан идею поддержал, заявляя, что давно хотел «выманить» друга погулять, и даже скинул пару мест, куда можно было сходить и заодно отснять фуд-блог. Пусть стремление Чхве совместить посиделки с работой не очень радовали, Ёсан поспешил принять предложение и согласовать время на завтра. Обменявшись ещё парой шуток, он перехватил знак от менеджера и, собрав остатки душевных сил, поспешил вернуться в студию ко второму раунду мучений. Чат с Юнхо, который с утра так и оставался непрочитанным, он решил оставить без внимания.***
Оказавшись в машине менеджера после окончательного завершения читки, он разложил сиденье и накрыл лицо испещрённым новыми пометками сценарием. Хотелось придушить кого-то, желательно, себя, потому что уставшие актёры, подгоняемые сценаристами и причудами «примы», после перерыва едва ли могли войти в нужное настроение и гоняли одну и ту же сцену по несколько раз. Толку от этого было мало, зато мороки — хоть отбавляй. В итоге Ёсан покинул студию, едва обменявшись с коллегами минимумом формальных вежливостей, в мечтах о простом человеческом отдыхе. Только вот, освободив голову от мыслей о работе, он тут же вернулся к утренним самокопаниям. Ему всё ещё предстояло поговорить с Юнхо, и разговор после изнурительного дня предстоял не самый простой. Пока менеджер что-то там обсуждал по громкой связи с контент-мейкером из команды проекта, Кан терялся в догадках, как бы собрать себя по частям и не пустить объяснение с партнёром под откос. Нет, выяснять отношения в таком состоянии явно было не лучшей идеей. Требовалось заземлиться, проработать вопросы, возможно, ещё раз осмыслить вчерашний срыв, и уже потом идти на диалог. Простить себе очередной срыв на Юнхо он точно не сможет. Потому, дождавшись, когда хён закончит разговор, попросил добросить до спа-салона, тут же набирая номер администратора для предварительной записи. Лобби встретило приглушённым светом и насыщенным запахом благовоний. Салон был совсем небольшим, можно сказать, семейным, но Ёсан предпочитал его разрекламированным центрам. На ресепшене встретила бессменный администратор, привычно назвала номер кабинета, и Кан, вежливо с ней раскланявшись, последовал туда, зная, что его ждут. Сяо — мастер, к которому он ходил уже пару лет, — была миниатюрной женщиной, и Ёсан каждый раз диву давался, откуда в ней было столько силы и умения. Она тихо поприветствовала его и, дав раздеться и устроиться на массажном столе, принялась за дело. Приторный кокосовый запах масла ударил в нос, и Кан заставил себя расслабиться. Пока Сяо разминала мышцы, которые всё ещё неприятно ныли после усиленной тренировки, он прокручивал в голове отрывки прошедших дней. Одно было очевидно: его нынешнее состояние было стимулировано сразу несколькими поводами. Во-первых, был Сонхва. То, что хён решил нагрянуть, свалившись, как снег на голову, не могло пройти бесследно. Их душевный разговор о прошлом, а после и возникшая из неоткуда ссора во многом завели Ёсана, подтолкнув к старому доброму посыпанию головы пеплом. Кан хотел бы отрицать свою дурную привычку раздувать из мухи слона, но её было сложно игнорировать. Сонхва, сам того не подозревая, подкинул новые поводы покопаться в себе, и вовсе не в лучшем смысле. Ёсан тогда быстро отошёл от вспышки гнева, но горький осадок явно остался, тем более после хлёстких слов про Юнхо. Иногда гиперопека Пака играла против его же подопечных, и это был один из тех самых случаев. Он с чего-то принялся судить о чужой личной жизни, ничего о ней не зная, а потом просто поставил Ёсана перед необоснованными предположениями, заставляя если не сомневаться, то испытывать какое-то странное чувство неправильности, едкое и гадкое. Во-вторых, был Уён. Неясно, что именно в их позавчерашнем разговоре так задело Ёсана, но, проанализировав своё поведение, он хотел лишь провалиться сквозь землю от стыда. Он, взрослый и состоявшийся человек, устроил сцену уровня капризной девицы. Ему, видите ли, захотелось гласности! И из-за чего? Из-за поганой зависти к лучшему другу, который, если так подумать, не то чтобы был рад такой «публичности». Даже в процветающей и прогрессивной Америке не всё было так гладко, как хотелось бы, и он знал об этом не понаслышке от самого Уёна. Реальность была слишком далека от весёлого сюжета типа YMCA, но он почему-то решил игнорировать этот факт, погнавшись за красивой иллюзией и замечтавшись, а потом вывалив всё на Юнхо, который как раз- таки видел полноту картины. Ёсан прикусил губу, прогоняя в голове эпизоды прошедших дней раз за разом, но всё это было не то. Лишь верхушка айсберга. То, что лежало под водной гладью, было куда мощнее и глубже, чем бытовые ссоры. От чего он оберегал себя столько времени? Что так тщательно скрывал, не показывая никому? Что было его уязвимым местом, которое, несмотря на все усилия, смогли достигнуть чужие стрелы? Было ли это связано с его личной жизнью или профессиональной карьерой? Голова пухла от попыток докопаться до сути своих же душевных метаний, но всё, что он смог вывести, это какая-то до обидного простая мысль о том, что он устал от рутины. От того, что оказался загнан в рамки, которые сам себе очертил. У него был выбор всё бросить и уйти из индустрии, но он продолжал держаться за своё место, потому что верил, что ничего другого в жизни уже не добьётся. А ещё Кан до смерти боялся потерять Юнхо, потому что, казалось, кино — это одна из самых толстых нитей, что связывала их вместе. Может, это было совсем не так, и стоило поговорить об этом с самим парнем, но Ёсан не осмелился бы. По крайней мере, в ближайшее время, когда пребывал в таком раздрае. К концу сеанса Кан чувствовал себя если не просветлённым, то хотя бы более осознанным. Теперь он понимал, с каким именно объяснением пойдёт к Юнхо. Возможно, это поможет внести ясность в их вчерашнюю ссору и они смогут выработать решение.***
К моменту прихода домой былая смелость покинула Ёсана, и дверь в квартиру он открывал с подчёркнутой медлительностью, будто оттягивая разговор. Но перед смертью не надышишься, как бы ни хотелось, потому Кан заставил себя оторваться от вешалок, на которых верхняя одежда почему-то висела очень уж неаккуратно, и прошёл вглубь коридора, прислушиваясь. Было слишком тихо, но Юнхо явно был дома, а раз не вышел встречать, значит, всё ещё держал обиду. Ёсану, однако, хотелось бы верить, что к этому моменту парень уже отошёл и готов был к конструктивному диалогу, потому что именно Юнхо обычно был тем, кто к этому самому конструктивному диалогу стремился. Без его поддержки Кан боялся пустить всё на самотёк, что грозило обернуться новой порцией непонимания. Таков был худший сценарий, и главной задачей было его не допустить. Оказавшись на пороге спальни, Ёсан облегчённо выдохнул. Щёлканье мышки и клавиш — звук, обычно его раздражавший, — сейчас казался симфонией. Юнхо наверняка слишком увлёкся игрой, потому и не заметил чужого прихода. Это немного обнадёживало, и Кан вступил в спальню куда смелее. Парень сидел за компьютером в гарнитуре и ловко нажимал клавиши, подобно пианисту. Ёсан знал, насколько это был залипательный вид, но наслаждаться им пока было рано. Дело не требовало отлагательств. Однако вырвать Юнхо из мира компьютерных игр иногда было сложно, особенно если дело касалось PUBG. Для него игра была не просто способом скоротать время с друзьями, и, думая об этом, Ёсан не мог сдержать ностальгической улыбки. Чон был настоящим гением шутера, и давал фору всех их играющей братии. Пару лет назад, когда игра была на пике своей популярности, их «великолепная четвёрка» — Юнхо, Минги, Сан и сам Ёсан — рубилась в неё без конца. Это стало отличным поводом для сплочения. Для полноты картины не хватало разве что Уёна с Сонхва, но первый признавал только Minecraft и глупые смартфонные игры, а второй угорал по какому-то детскому симулятору жизни животных. Тем не менее, уровня веселья это не снижало, потому что эти двое принимали роль активных болельщиков во время дружеских (и не очень) батлов, в которых неизменно побеждал Юнхо. Однако за тёплой улыбкой последовало горькое осознание. С тех пор, что они собирались на сервере всей командой, многое изменилось, и сейчас Ёсан даже не мог обозначить, когда именно это произошло. Когда они с Юнхо пытались наладить отношения? Когда Сан метался между агентствами? Когда Минги решился на терапию? Причин было слишком много, но следствие всего одно: теперь от былой сплочённости остались лишь воспоминания. И тешить себя ими было тяжелее, чем бесследно всё забыть. Он уже прочувствовал эту истину сегодня: то, что время нельзя вернуть назад. Пожалуй, в этом и была проблема. Кан, в отличие от того же Юнхо, всё никак не мог отпустить прошлое и зажить настоящим в полной мере. Он продолжал держаться за те пару месяцев, как утопающий за соломинку, не понимая, что нужно было дать течению снести себя к безопасному берегу. Возможно, тогда его карьера сложилась бы совсем иначе, но пока он всё мерил по лекалу самого первого проекта и продолжал разочаровываться в том, что ожидания расходились с реальностью. Резкое движение Юнхо, потянувшегося к наушникам, вырвало из нового витка самокопаний. Нет, с этим явно пора было бороться. Ёсан стал слишком рассеянным в последнее время, и ему вовсе не нравилось, как это сказывалось на работе и личной жизни. Он ведь планировал поговорить, а в итоге оказался затянут в очередной поток вязких мыслей о прошлом. Так не годится. — Юнхо, — всё же решился произнести он. В горле как назло пересохло, и голос от этого был сам не свой, какой-то скрипучий и будто бы недобрый. Потому пришлось прокашляться, пару раз сглотнуть и повторить громче. — Давай поговорим. Чон, видимо, всё это время чувствовал чужое присутствие за спиной, потому напуган не был. Он привычно поставил игру на паузу, снял гарнитур и заскрипел креслом, поворачиваясь к Ёсану лицом. Пришлось приложить усилия, чтобы прочитать по лицу Юнхо подчёркнутое спокойствие, если не сказать, бесстрастие, и это почти полное отсутствие каких-либо эмоций повергало в смятение куда больше, чем открытая злость или обида. Но делать было нечего, и Ёсан, сделав глубокий вдох, выпалил: — Я хочу извиниться за вчерашнее. В этот раз он решил взять себя в руки и дозировать извинения. Так казалось куда правильнее, чем вывалить всё разом, сумбурно, будто давя на жалость. Вовсе не жалость ему нужна была сейчас, а искреннее понимание и поддержка. Но Юнхо, вероятно, был сильно задет выходкой, потому что сглаживать острые углы не спешил. Он сидел ровно, сложив руки на груди, и, пусть смотрел сверху вниз, всё равно словно возвышался над Каном. — За что? Хотелось отделаться коротким «За всё», но это было слишком простым ответом. Не для того Кан весь этот день варился в себе, чтобы свести разговор к подобной банальщине. — За то, что напился и наговорил глупостей, — начать явно стоило с фактов, пусть именно в них иногда было труднее всего признаться. — Слишком много всего навалилось в последнее время. И всё же, как бы ни хотелось быть прямолинейным, чёртово сознание потребовало запутать следы и напустить тумана. Ёсан отвёл глаза, зная, что раскусить его отвлекающий манёвр было проще простого. — Что именно? — голос Юнхо прозвучал слишком уж сухо, как на допросе. Ёсан вспомнил одну из недавних ролей парня — бравого детектива без страха и упрёка, и постарался не думать о том, что нынешняя ситуация напоминала ему сцену из фильма. Нельзя было мешать реальность с вымыслом. — Почему не хочешь сказать? После такого прямого вопроса бежать было некуда, но на ум как назло шли одни лишь отговорки. — Потому что это мелочи, — может, это и не было отговоркой до конца, потому что сам Ёсан уж точно верил в то, что говорил. Почему-то теперь светлая мысль рассказать Юнхо о своих проблемах напрямую не была такой светлой. Доставать парня своими упадническими настроениями было кощунством, потому что пока тот вкалывал, Кан просто маялся от скуки и скорее надумывал себе трудности, чем реально их испытывал. Как он там это охарактеризовал? «Устал от рутины»? Да это просто смешно! — Совсем неважно. Юнхо наконец отмер: между бровями пролегла напряжённая складка, а ладони переместились на подлокотники и сжали их. — Сядь. Он указал на край кровати, и Ёсан тут же устроился на матрасе, ожидая дальнейших действий. — Послушай, мне нужно знать, — Юнхо подъехал ближе, скрежеща колёсиками кресла по полу. — Не просто потому, что я волнуюсь. Я хочу помочь, понимаешь? Хочу знать, что делать, если такое вдруг повторится. Кан опустил было взгляд на чужую ладонь, оперевшуюся на его колено, но его тут же взяли за подбородок и подняли голову, заставляя посмотреть глаза в глаза. — Ёсан, никаких тайн, ты помнишь? Конечно, он помнил, и под таким пристальным взглядом трудно было в этом не признаться. Потому пришлось в который раз заткнуть внутреннего критика и всё же произнести: — Я терпеть не могу свою работу. Удивительно, что Юнхо он выдал даже больше, чем раньше. Потому что если себе Ёсан ещё мог врать, то дурить парня было чем-то невозможным. Да, наверное без чужой помощи он так бы и не докопался до горькой истины, но таковой она и была: дело ведь было не просто в рутине, а в том, чем она была спровоцирована — новым стилем жизни. — Так, погоди, что именно ты имеешь в виду? — внимательность на чужом лице сменилась недоумением, и это можно было понять. Они почти никогда не говорили о работе в свободное время, и у такого замалчивания была оборотная сторона, которая теперь открылась. Действительно, а много ли они знали о деловых проблемах друг друга? Судя по реакции Чона, он был убеждён, что всё в порядке, но громкое признание посеяло в нём сомнение. — Мне не нравится этот чёртов проект. Не нравится сценарий и коллеги. Всё! Юнхо тряхнул головой, будто до сих пор не верил в слова Ёсана, и подъехал ещё ближе, зажимая между коленей и закрывая все пути отхода. Вот теперь они точно перешли в жанр допроса, и шансов отмолчаться у Кана просто не было. Не когда партнёр смотрел так неотрывно и внимательно. — Ты же сам знаешь, что это для тебя значит, — Ёсан так до конца не понял, был ли это вопрос или утверждение, но склонялся скорее ко второму. Юнхо говорил до одури серьёзно, с той самой назидательной интонацией, которой наверняка научился у Джихо-хёна. Кан шумно выдохнул, пытаясь успокоить накатывающее недовольство: терпеть такое со стороны менеджера он ещё был готов, но точно не от любимого человека. — И что же? Плюс полчаса экранного времени? Плюс пару нолей в гонораре? Наверное, именно поэтому они негласно возвели работу в ранг табуированных тем. Это всегда были одни и те же заученные формулировки, денежные вопросы и унизительные схватки за каждую лишнюю минуту в кадре. И это было не просто фигурой речи, но Ёсан в последнее время только и делал, что сражался за своё существование в индустрии не на жизнь, а на смерть. В отличие от Юнхо, он не был баловнем судьбы, которому удалось пробиться через тернии к звёздам. Эта разница в статусе порождала непонимание, по крайней мере, по мнению самого Кана, и он готовился всеми силами отстаивать свою позицию, но Юнхо хватило всего одного аргумента, чтобы разбить всю линию обороны: — Рейтинг, Ёсан, тебе нужен рейтинг. И это отличный шанс его поднять. Особенно после того, что тогда случилось. Тело будто пробило разрядом тока. И как он только мог забыть о позорном клейме, что чуть было не поставило крест на всей его карьере? Мир перед глазами пошёл рябью, размылся, а уши заложило так, будто он погрузился в пучину мутных вод, тянущих его на дно. «Омуты», как называл он это состояние, были защитной реакцией сознания на тот негатив, с которым ему пришлось столкнуться не по своей вине, и, кажется, он смог побороть их дурное влияние совсем недавно, выкарабкавшись стараниями Юнхо и немного, своей собственной упрямостью. Но теперь он вновь почувствовал, каково это, — выпасть из пространства и времени, лишь бы не видеть чужие гневные реакции, отключиться от мира и погрузиться в пучину бессознательного. — Ёсан-и, — чужой голос звучал будто из водной глади. Юнхо взял его лицо обеими ладонями и провёл большими пальцами по щекам, растирая кожу в попытке достучаться. Это нехитрое упражнение всегда работало, пусть Кану и требовалось ещё немного времени, чтобы прийти в себя. — Тебе нужно потерпеть совсем чуть-чуть, и ты сможешь вернуться к тем проектам, что тебе нравятся. Голова слегка кружилась от накативших воспоминаний, но Ёсан постарался стряхнуть их с себя и вновь вернуться в реальность. То, что было в прошлом, должно остаться в прошлом. Чем крепче он будет за него держаться, тем болезненнее будет дальше. — Давай так, — Юнхо потянул на себя, прижимая к груди. Пришлось перехватить его поперёк талии и устроить голову на плече, чувствуя, как от неудобной позы ноет размятая спина. — Поговори с хёном, объясни ситуацию и попроси его накидать тебе интересных сценариев. Может, там найдётся что-то по душе, ради чего ты готов будешь потерпеть. Не было сил даже кивнуть головой в ответ. Сейчас, находясь в объятиях парня, который выводил круги на спине, Ёсан осознал, как на самом деле сильно устал за этот день, не столько физически, сколько морально, и хотел лишь того, чтобы мучения наконец закончились. Мозг плавился от количества мыслей, и Кан жалел о том, что не мог отрубиться на месте. Осмыслить то, что Юнхо опять оказался прав, было за пределами его нынешних возможностей. — Наберу тебе ванну, — предложил Чон, отстраняясь, чтобы тут же прижаться губами ко лбу. — Расслабишься, подумаешь над моим предложением. И смоешь с себя эту приторную гадость.