Devil in the Details

Наступление утра знаменовало дребезжание смартфона на тумбочке. Сквозь сон слышались копошения Юнхо, который пытался собираться как можно тише, но у него получалось из ряда вон плохо, потому что Ёсан спал чутко. Хотя, справедливости ради, ночью он даже не заметил, как пришёл парень. Видимо, снотворное всё же подействовало быстрее, чем он рассчитывал. Не зря Джихо-хён его так рекламировал. — Разбудил? — поинтересовался Юнхо, присаживаясь на край кровати и проводя пальцами по спутавшимся из-за сна волосам. Кан открыл один глаз, ещё пребывая в состоянии дрёмы, и промычал в ответ что-то вроде «нет». Глаз закрылся сам собой, а голова сползла по подушке. Пару минут в такой позе — и шея потом будет болеть весь день, но двигаться вообще не было сил. — Сколько времени? Матрас под Чоном прогнулся — видимо, он потянулся к часам. — Семь сорок. — Когда вернёшься? — собственный голос спросонья звучал немного инородно, а голова немного кружилась, как после похмелья. Видимо, снотворное и правда было убойным. — Не могу сказать. Хотелось бы к ужину, но ничего не обещаю, — Ёсан поморщился. Ему совсем не нравилось, что из-за досъёмок творилось с графиком Юнхо, но когда родные губы коснулись сначала родимого пятна, потом выглядывавшего из-под одеяла плеча, он немного расслабился. — Отоспись за меня, ладно? Вновь неразборчивое мычание в ответ, которое Чон без труда понял, и тяжесть и тепло любимого человека растворились, как будто были лишь наваждением. Проснулся Ёсан только через пару часов. Голова всё ещё была тяжелой, а в горле пересохло, потому пришлось обойтись без долгих лежаний в кровати, тем более, что в одиночестве это было не так приятно, и прямой наводкой отправиться на кухню. Осушив стакан воды и умывшись, Кан мазнул взглядом по часам и понял, что провалился в сон не меньше, чем на пять часов. Тем не менее, полностью отдохнувшим он себя не чувствовал, и разбитое состояние никак не радовало. Пересып в его случае был едва ли не хуже, чем недосып, и нужно было хорошенько постараться, чтобы прийти в себя. Благо, из дел сегодня была только вычитка опостылевшего сценария. Требовалось срочно взбодриться. Ёсан включил кофемашину, и пока она делала американо, он успел сбегать в спальню за телефоном. В куче уведомлений разбираться имело смысл только после завтрака, но готовить его совсем не было сил. В принципе, можно было ограничиться и кофе, но пренебрегать приёмом пищи было чревато: горстку БАДов, которыми он сейчас пичкал своё тело, нельзя было принимать натощак. Содержимое холодильника он знал наизусть, но ритуал всматривания в его недра в поисках того самого идеального завтрака был неотменной частью утренней рутины. Найти там бокс с ярко-жёлтым стикером, которые они с Юнхо использовали для заметок, было приятной неожиданностью. Ёсан тут же достал контейнер и тихо хмыкнул на короткое «для поднятия настроения» и фирменный смайлик с доберманом. Он закрыл холодильник, переклеил стикер на дверцу и заглянул в бокс. Крепы с бананом и шоколадным сиропом, может, были и не самым полезным завтраком, но Кан слишком любил их, тем более, что в кофейне, куда Юнхо, вероятно, успел заскочить ещё вчера, они всегда были на удивление вкусными и лёгкими. Ёсан даже не успел заметить, как расплылся в улыбке, и, закинув крепы в микроволновку, уже писал Юнхо слова благодарности. Отвечать на пришедшие сообщения он принялся уже после завтрака. Короткий ответ на короткий вопрос о самочувствии от мамы, реакции на вчерашние видео Уёна, пару слов в групповой чат проекта и безэмоциональное «хорошо» на просьбу менеджера провести трансляцию. Последнее не было такой уж неожиданностью, но именно сейчас Ёсан хотел делать это меньше всего. Дело в том, что, поглощая крепы, он невольно вспомнил о вчерашнем дне, и мысли, что мучили тогда, вновь нахлынули на него, не давая собраться. Гиперфиксация всегда была его главной проблемой, и сколько бы близкие не советовали не заморачиваться по мелочам, Кан ничего не мог с собой поделать. Но долг был долгом, и пришлось взять себя в руки и, прихватив из спальни штатив, переместиться в гостиную. У них с Юнхо и Джихо-хёном было негласное правило: во время трансляций можно было говорить почти обо всём, кроме них самих. Это казалось неслыханной свободой, потому что менеджер не сидел над душой и не трясся за каждое неверное слово, но Ёсан всё равно чувствовал себя связанным по рукам и ногам. Ничего лишнего, только общеизвестные факты и забавные случаи, не касающиеся их с Юнхо. Естественно, соблюдение этого правила требовало разграничения территории, чтобы никто не мог подумать, что они жили вместе. Потому было решено: Кан всегда проводит лайвы в гостиной, а Юнхо — на диване в спальне. Это не сильно ограничивало их в передвижении по квартире, но если вдруг кто-то один проводил эфир, когда второй был дома, приходилось буквально не дышать, чтобы не вызвать подозрений. Проведение лайвов Ёсан считал скорее производственной необходимостью, нежели искренним желанием пообщаться с фанатами. Такой способ взаимодействия казался странным и неестественным, поскольку свобод в этом плане было куда меньше, чем ограничений. «Хуже только фанколы», — любил жаловаться он при всяком удобном случае, и в ответ Юнхо приводил кучу аргументов в пользу трансляций, которые Ёсан, тем не менее, не до конца разделял. Каждый эфир был для него похож на предыдущие: по крайней мере, он выработал своего рода алгоритм, чтобы ненароком не отойти от сценария и не спутаться. Неловкость в самом начале, когда он пытался настроить камеру, проверить звук и просмотреть доступ зрителей, была самой искренней эмоцией всего этого мероприятия. Дальше приходилось отыгрывать роль кого-то, очень похожего на него, но всё же совсем другого. Когда трансляция приходила в норму, всё шло как по накатанной: приветствия, ответы на стандартные вопросы, tmi, шутки, попытки раскрутить новые проекты. В этот раз в фокусе была одна из дорам, тизерами которых уже давно подогревали аудиторию. Ёсан как мог изгалялся, рассказывая про тёплую атмосферу на площадке, прощальные объятья с коллегами и милый тортик, который им подарили по завершении съёмок, но в этих историях было больше вымысла, чем правды, потому что кому вообще была интересна правда? Куда приятнее фанаты слушали сладкую ложь, и Кан готов был кормить их байками почти без всяких зазрений совести. Истинная изнанка индустрии мало кого привлекала, да и действительно легче было создавать иллюзию, чтобы оберечь себя. После сорока минут чтения всплывающих и тут же исчезавших комментариев голова шла кругом. Это Ёсан ненавидел в лайвах больше всего: уследить буквально за всем было фактически невозможно, особенно с учётом того, что приходилось трястись за каждое слово, но, как назло, именно за сомнительные комментарии его взгляд цеплялся чаще всего. Таков был Кан: все эти признания любви в разных вариациях, на разных языках никогда не значили для него так много, как для того же Юнхо. Даже старая добрая психологическая уловка — проговаривать написанные фанатами комплименты вслух — с ним, кажется, вовсе не работала. И чтобы окончательно не загнаться, он решил подвести сегодняшний эфир к концу трогательными словами и обещанием почаще выходить на связь, которое не то чтобы планировал сдерживать. Только пару раз перепроверив, что трансляция завершилась, Ёсан смог выдохнуть спокойно и растечься по креслу. Это было слишком выматывающе: врать стольким людям, тщетно тешащим себя надеждой на искренность. После эфиров у Кана всегда оставалось какое-то неприятное чувство, и слова для отвода глаз утешали с каждым разом всё хуже. Сколько бы он не обманывал самого себя, его всё равно мучила совесть. Кучи запретов угнетали, а невозможность подать голос тянула в пучину эмоционального раздрая. И там, на самом дне, он сидел, придавленный возложенной на него против воли ответственностью за всё и ничего. Список табуированных тем он знал лучше таблицы умножения, но хуже всего было даже не это, а то, что все они были так или иначе связаны с людьми, которых он когда-то считал своей семьёй. И что в итоге? Об Уёне он не мог говорить, потому что многие консервативные фанаты не могли смириться с его «непотребным» поведением, о Минги — потому что для всех он оставался на ресте по состоянию здоровья, о Сонхва и Сане — потому что они были из конкурирующих агентств, а о Юнхо… Вот и выходило, что говорить было положительно не о чем просто потому, что это был способ уберечь репутацию бренда. Менеджер считал, что всегда лучше подстраховаться, и, как бы Кан ни уважал его профессионализм и дальновидность, всё же не мог полностью согласиться с этой позицией. Впрочем, и жаловаться на чужую строгость было не до конца справедливо, ведь именно его стараниями — и настойчивостью Юнхо — они вообще могли быть вместе. Чон доверял хёну, именно поэтому осмелился завести с ним разговор об отношениях и отстоять независимость, и Ёсан был благодарен, что его самого в это дело почти не впутывали. Юнхо просто предложил поменять менеджера и переехать в жилой комплекс, где, по его словам, был достаточно высокий уровень приватности, чтобы в их личную жизнь никто не совал нос. После утомительных попыток встречаться украдкой это казалось лучшим решением, и оно почти так и было. Только вот вопреки опасениям, больше всего проблем было не с любопытными фанатами, а с его собственной семьёй, и Ёсан уже устал убеждать самого себя, что это его ни капли не напрягало. Началось всё ещё в старшей школе, когда он впервые загорелся желанием стать актёром и столкнулся с хорошо завуалированным осуждением отца и подчёркнутым скепсисом матери. Лишь окончание выпускного класса с отличием и грант на обучение в Национальном университете искусств могли хоть как-то сгладить разлад, который, однако, с течением времени перешёл в состояние холодной войны. Успешный актёрский дебют пусть и убедил родителей в том, что кошмарные университетские будни и переработки того стоили, но последовавшую за этим славу они вовсе не оценили. Отец в редкие моменты общения предпочитал говорить о футболе, рыбалке и странных вкусах своего начальника, а мать будто только и искала повода, чтобы вывести сына на чистую воду. Ей покоя не давала его личная жизнь, точнее, её якобы отсутствие. Ненавязчивые слова о том, что Ёсану пора завести отношения, вскоре перестали быть такими ненавязчивыми, а на предложения познакомиться с одной из дочерей или племянниц её многочисленных подруг иногда так и подмывало ответить начистоту. Но он молчал. Потому что даже подумать боялся, как родители отреагируют на их с Юнхо отношения, и, не краснея, врал про то, что они живут вместе в своеобразной общаге, которую им предоставило агентство. Удивительно, как быстро мать с отцом повелись на эту неловкую ложь, и Кан даже готов был выслушивать их возмущения по поводу скупердяйства агентства, потому что так было удобно. Гораздо удобнее, чем сказать правду. Он слишком хорошо знал свою семью: безупречный статус для них значил куда больше счастья. Он сам едва не стал крахом статуса дважды — когда родился на свет спустя восемь месяцев после свадьбы и когда предпочёл стабильную работу в офисе актёрским мытарствам. Третьего раза допустить было просто нельзя. Телефон, затерявшийся где-то между подушек дивана, завибрировал, оповещая о низком уровне заряда, и Ёсан вернулся к реальности. Лаконичное «Хорошо поработал» от менеджера не принесло никакого удовлетворения, но убедило, что в игре на публику он всё также хорош. Возможно, не так, как Юнхо, который умел филигранно уходить от темы личной жизни, при этом подогревая публику смутными намёками, но всё же. Убрав оборудование на место и расправив сбившиеся подушки, он проследовал на кухню, чтобы заварить чаю и посвятить хотя бы пару часов чтению опостылевшего сценария одного из грядущих проектов, на которые менеджер возлагал большие надежды. Роль была, мягко говоря, пустяковой, но лицо Кана обещало оказаться на одном из постеров, а значит, всё же стоило вложиться с должной отдачей. Благо, в привычное амплуа «парня на подхвате» было на удивление легко вжиться. Спустя несколько часов и десятков сменённых поз шея начала неприятно ныть, а в голове отдалась притча преподавателя пластики о рыболовном крюке. Ёсан прекрасно знал, что грешил пренебрежением к правильной осанке, но в минуты полного сосредоточения совершенно забывал о простых заветах. Он решил подняться со стула и навернуть круг по квартире, в процессе которого сделал пару нехитрых упражнений. Все дороги вели на кухню, тем более что живот громко заурчал, намекая, что успел давно переварить утренние крепы и требовал подкрепления. В холодильнике всё было рассортировано по контейнерам, готовым к подогреву и немедленному употреблению. Осталось лишь определиться с выбором и закинуться поздним обедом (или ранним ужином), но телефонный звонок застал Кана на моменте извлечения из холодильника рагу. Ёсан помчался обратно в спальню, где оставил мобильный на зарядке, чуть не навернулся на скользком полу, впечатался плечом в косяк и не глядя принял вызов, тихо шипя от боли. — Это ты настолько не рад меня слышать? — тихий смешок Юнхо как рукой снял недовольство на собственную неуклюжесть. — Это я настолько не рад тому, что аджумма натирает полы так, что можно открывать импровизированный каток, — сдув со лба чёлку и уперевшись рукой на тумбочку, Кан перевёл дыхание и продолжил: — Ты уже освободился? Обычно Юнхо никогда не звонил в рабочее время, потому и вывод напрашивался закономерный, да и судя по приглушённому звуку трафика, Чон звонил по громкой связи из автомобиля. — Дело спорится, когда кое-кто приезжает вовремя и в хорошем настроении. В проекте помимо Юнхо участвовало много именитых актёров, и подстроиться под их график иногда было целым испытанием. Не было смысла гадать, кто на этот раз заставил всех остальных переменить планы, потому Ёсан кивнул, восприняв это как данность. — Значит, тебя всё же ждать на ужин? — Не совсем, — протянул Юнхо, и хитрые нотки в его интонации что-то явно значили. — Я писал тебе минут десять назад, но ты, видимо, был занят, так что времени у тебя осталось не так много. Кан, устав сгорбившись стоять у тумбы, снял телефон с зарядки и прошёл к окну. — Времени на что? — На сборы. Буду у дома через пару минут, если не попаду в пробку на проспекте, так что поторопись. Жду на подземном паркинге. Юнхо сбросил, не удосужившись ничего больше добавить, но ему и не нужно было. Ёсан и так всё понял, отбросил телефон на кровать и принялся приводить себя в порядок. Он хорошо знал, что значили такие звонки. Это было своего рода традицией: если образовался свободный вечер, они обычно проводили его в Пукхансане. Поначалу пешие марафоны были Ёсану в тягость, потому что за быстрым шагом длинноногого Юнхо иногда едва удавалось поспевать, но позже Кан и сам включился в философию ходьбы. Достигнув какого-то удалённого уголка, куда многие туристы попросту не добирались, можно было передохнуть и провести время вместе за пикником, разговорами или же просто неспешными поцелуями. Потому, остановив выбор на практичном, но при том удачно подчёркивающем фигуру спортивном костюме, лёгкой куртке и пушистой бини, под которой не желающая укладываться чёлка выглядела не так уж плохо, он бросил телефон, наушники, маску и ключ в поясную сумку и выбежал из квартиры в приподнятом расположении духа, которое совсем не вязалось с его давешнем состоянием. Но такова была магия Юнхо: даже находясь далеко, он оказывал на Ёсана какое-то удивительное воздействие. Стоило лишь подумать о том, что совсем скоро они смогут побыть вместе, как «простые смертные» — обсудить тупость нового героя Кана, строптивость коллег, кастом персонажей игры, в которую Юнхо теперь рубился всё свободное время, или замысловатые сценарии того, что было бы, если бы планету захватили рептилоиды, как на душе становилось удивительно тепло. Ёсан спустился в лобби, едва сдерживая желание побежать во всю прыть, как когда-то в школе бегал в столовую за коробкой бананового молока, и остановился у зеркала сделать фотографию, чтобы послать Уёну аутфит на оценку. Правда, он не ко времени вспомнил про гложущее чувство обиды, донимавшее его вчерашний вечер, и снимок отправлять не стал. Удалять, впрочем, тоже. Надо было немного перебеситься с самим собой, и всё придёт в норму. Друг уже давно привык к тому, что Кан мог игнорировать его по несколько дней. Стоило дверям лифта открыться с тихим «дзинь», как Ёсан сразу приметил машину Юнхо. Чёрный Genesis G80, такой же надёжный и утончённый, как его обладатель, стоял на привычном месте в дальнем углу полупустой парковки. В ней было, пожалуй, одно из главных удобств их жилого комплекса: можно было не заботиться о маскировке и о том, что какой-то особо пытливый журналист небезызвестной корпорации по разрушению чужих судеб сделает фотоотчёт, который на следующий день будет красоваться во всех статьях жёлтой прессы. Улыбнувшись собственному отражению в тонированном стекле, Ёсан щёлкнул ручкой и плюхнулся на переднее сидение. В салоне автомобиля, выполненном в бежевом цвете, запах дорогой кожи мешался с ароматом Юнхо — бергамотом и лимоном. Кану этот микс безумно нравился, но не больше водителя, который держал одну руку на руле, а второй обвил за шею и затянул в поцелуй. Чужая напористость всегда была личной слабостью Ёсана, и он отдавался ей сполна, давая завладеть собой. В такие минуты границы между пространством и временем размывались, и это было одно из самых незабываемых чувств. — Я соскучился, — прозвучало в губы, когда всё же настало время разорвать поцелуй. — И я, — привычный ответ, но от того не менее искренний. Юнхо всегда было мало, особенно когда с графиками была такая неразбериха. Ещё один короткий поцелуй, и Ёсан отпрянул назад, развалившись на удобном сидении. С такого ракурса открывался самый лучший вид на водителя Юнхо — и этот вид всегда будоражил до мурашек: за рулём такой машины кто угодно выглядел бы презентабельно, но когда дело касалось Чона, никто не шёл ни в какое сравнение. Сегодня тот выглядел особенно привлекательно. Чёрная рубашка под серое лёгкое пальто были базовым комбо, но на Юнхо выглядели просто невероятно, и, будь воля Ёсана, он стянул бы с парня эту одежду прямо сейчас, только вот закрались смутные сомнения. — Ты переоделся? — поинтересовался он, ещё раз пристально осматривая Юнхо. Он, конечно, едва ли помнил, в чём тот ушёл из дома с утра, но это явно было что-то более мешковатое и повседневное. Куда более подходящее для прогулок, чем этот строгий наряд. Ёсан бросил взгляд на заднее сидение, где лежал чехол для одежды. Теперь всё стало ещё более очевидно, но сути не проясняло. — Мы разве не в парк? — Не-а. Юнхо просиял лукавой улыбкой и, проведя ладонью вдоль плеча, завёл машину. — Тогда куда? — Ёсан и сам уже не смог сдерживать улыбку, закидывая сумку назад и пристёгиваясь. — Секрет. Дальше что-то выпытывать было бесполезно: когда дело доходило до «секретов», Чон был тем ещё партизаном и не поддавался даже не самые искусные манипуляции. Оставалось лишь ввериться его идее, расположившись поудобнее. Юнхо нажал на кнопку, и салон заполнила ненавязчивая лаунж-музыка, хотя Ёсан сейчас предпочёл бы что-то более драйвовое, потому и потянулся к экрану, чтобы пощёлкать в настройках Bluetooth и подключить телефон. Спустя пару кликов колонки разразились песней из инди-подборки, и то, как она не вязалась со строгостью автомобиля, по-странному забавляло. Юнхо быстро включился и стал отстукивать ритм по рулю, слегка покачивая головой. Они выехали с территории комплекса, и, оказавшись на проспекте, Чон прибавил скорость, гоня машину на север. Спустя минут пятнадцать езды Юнхо что-то быстро забил в телефоне. Свернув с Досан-дэро направо рядом с небольшой картинной галереей, они заехали под шлагбаум, который через пару секунд пропустил их на небольшую внутреннюю парковку. Ёсан бросил на парня удивлённый взгляд, но тот полностью сосредоточился на заезде в бокс и только после того, как заглушил мотор, посмотрел в ответ. — Что это? — всё же спросил Кан, не особо рассчитывая на ответ, и вполне закономерно был одарен загадочной улыбкой и лёгким похлопыванием по лежащей на бедре ладони. — Тихушник. Юнхо шутливый эпитет напрочь проигнорировал, переключив внимание на поиски сумки, завалявшийся на заднем сидении, и привычно нацепил на лицо маску, всё же игриво подмигнув в ответ. Намёк был понят, и спустя минуту Ёсан вышел из машины в полном обмундировании — в маске и бини. Чон заблокировал машину и, махнув рукой, пошёл в одному ему известном направлении быстрым шагом. Ёсан только и успевал бежать за ним, хотя предпочёл бы более вдумчиво осмотреть место, где ни разу не бывал, в отличие уверенного двигавшегося вперёд парня. Хотелось взять за руку и осадить его, несущего на второй космической, но Кан сдержал порыв, зная, что нельзя позволять себе лишних касаний на публике, даже если её как таковой и не было. С закрытой парковки они вышли в просторное лобби, обставленное достаточно минималистично в привычном азиатском стиле, только вот Кан не мог не заметить красную табличку с тремя звёздами и громким именем, от которого трепетали гурманы всего мира. Скромное на вид заведение было награждено высшей наградой Мишлен. Интригующе. Девушка у стойки любезно улыбнулась, и Юнхо наверняка ответил ей тем же, пусть за маской этого было и не заметить. — Бронь на имя Сун Джихо, — он опёрся локтём на стойку и кивнул головой Ёсану, который стоял рядом, но всё же поодаль. Держа благопристойную дистанцию. Стандартные меры предосторожности, так же, как маски или использование имени менеджера при заказе столика. Хостес пробежалась взглядом по списку и дала знак дежурившему неподалёку официанту. Тот, перехватив меню, попросил следовать за ним. Войдя через просторный светлый зал, полупустой в силу достаточно раннего времени, они проследовали в узкий коридор. Официант остановился у самой дальней двери с говорящей табличкой «VIP ROOM» и пропустил гостей внутрь. Ёсан в который раз радовался тому, что лицо скрывала маска, потому что рот сам собой округлился в удивлении. Комната больше походила на зал для деловых встреч, и длинный стол явно предназначался для компании побольше, чем они с Юнхо. Официант положил меню на край стола и поспешил удалиться после фразы о том, что его вызовут, как только будут готовы сделать заказ. — Вау, — всё же не сдержал восторга Кан, осматривая аскетичный, но стильный интерьер зала. Не было даже смысла сомневаться, что тяжёлые стулья были выполнены из настоящего красного дерева, а экспонаты за стеклом — фарфоровые вазы и металлические амфоры — были подлинными. Юнхо с пыхтением снял надоевшую маску, подошёл сзади, обвивая поперёк талии и касаясь губами плеча. — Сюрприз удался? — Ёсан мог чувствовать чужую улыбку на подсознательном уровне, но разделить чужого ажиотажа до конца не мог. Потому что когда восхищение изяществом зала начало отпускать, он стал испытывать ощущение совсем иного рода. — Тебе не нравится? Руки привычно повернули к себе, задирая козырёк бини и спуская маску. Вздёрнутая бровь и обеспокоенный взгляд Юнхо не делали положение лучше. — Нравится. Просто я чувствую себя немного… неуместно. Можно было представить себя со стороны, а отражение в витрине и вовсе показало всё в реальном свете. Он выглядел просто смехотворно рядом с приодевшимся Юнхо, будто взбунтовавшийся подросток, которого богатые родители притащили на светский раут. От этого ощущения чуждости хотелось сгорбить плечи ещё сильнее, а в идеале вообще провалиться под землю, потому что меньше всего на свете он любил чувствовать себя неправильным, не к месту. И именно это поганое чувство превалировало над ним, портя радостный момент наедине с Юнхо. — Ёсан-и, — чужая ладонь стащила с головы бини и тут же зарылась в волосы, притягивая ближе, — и думать об этом забудь. Ты всегда будешь уместен, пока ты рядом. Какая разница, как ты при этом выглядишь. Крепкие объятья были самым лучшим лекарством, а парфюм Юнхо и вовсе действовал не хуже анестезии для мозга, который каждый раз подкидывал всё новые поводы для комплексов. И правда, какая к чёрту разница, если они сейчас вместе? Он просто идиот, который любит навоображать всякого! — Спасибо, — пробухтел Ёсан куда-то в ворот чужой рубашки, обхватывая парня в области лопаток и усмехаясь. — Странно. Никак не могу найти. — Чего не можешь найти? — не понял Юнхо. — Крылья. Не сильно ударился, когда падал с неба, ангел? Чужой смех отдался мощными вибрациями по всему телу, знаменуя, что дешёвый подкат всё же удался. — Где ты такого нахватался? — Юнхо отстранился, но отпускать из объятий не спешил. Его ладонь продолжала водить по талии, несильно массируя ноющие после вчерашнего мышцы. — А тебе всё скажи, — хмыкнул Ёсан, вырываясь из рук и кокетливо накручивая прядку на палец. — В каждой девушке должна быть загадка. — Напомни мне провести профилактическую беседу с Уёном. Он дурно на тебя влияет. На этом эпизод самокопаний исчерпал себя, и они устроились за столом, включившись в изучение меню. — Так что за праздник? — всё же не сдержал вновь накатившее любопытство Ёсан. Не то чтобы Юнхо его редко баловал, но подобные выходы в свет в последнее время стали не такими уж частыми в силу загрузки и растущей славы Чона. — Решил порадовать тебя перед отъездом, — Юнхо оторвал взгляд от меню и протянул руку, чтобы накрыть ладонь Ёсана и некрепко её сжать. Этот простой жест значил очень много, пожалуй, даже больше, чем поход в ресторан. Потому что так тот мог показать, что наверняка знал, как к поездке относится его парень. Издержки профессии никто не отменял, но с недавних пор отпускать Чона больше, чем на пару дней, стало казаться пыткой. Чёртова эмоциональная зависимость делала из Кана слабого человека, и он корил себя, только вот для партнёра это не было тайной вовсе. Юнхо всё понимал, но осуждать не спешил. Скорее, охотно входил в положение и всегда пытался показать, что это нормально. — Джисоб-сонбэнним уж больно нахваливал это место. Сказал, что жена осталась в восторге от говяжьих рёбрышек в фиговом соусе, а он — от винной карты. — Охотно верю, — усмехнулся Ёсан, поведя бровью на оба утверждения. Не в обиду многоуважаемому сонбэ, но его любовь к дорогим винам была на грани алкоголизма. — Пожалуй, с рёбрышек и начнём. Что же касается вина, то… — он отложил меню, без особого понимания обращаясь к винной карте. — Каберне-совиньон или Мерло? — Мерло. Каберне горчит, а ты такое не любишь. — Как скажете, месье сомелье, — Ёсан привалился к спинке стула, вытягивая ноги и касаясь лодыжек Юнхо. — А вы чего изволите? — Кефаль на пару и морские ушки. Чон обмахнулся меню, как опахалом, и потянулся к стоящему на краю стола колокольчику. — Отличный выбор. Появившийся спустя пару мгновений официант принял заказ и, стоило тому скрыться, Ёсан поспешил задать следующий вопрос на повестке дня: — Почему ты не взял такси? Знал же, что здесь такие первоклассные вина. Юнхо упёрся локтём в стол и устроил щёку на раскрытой ладони. Теперь-то стало очевидно, как он устал после тяжёлого рабочего дня. — Подумал, что много мороки. Тут на проспекте останавливаться нельзя, а идти куда-то такси вылавливать, честно, немножко лень. Звучало достаточно резонно. Досан-дэро была загруженной улицей, и толкаться на ней лишний раз действительно не было большой охоты. Однако у Кана был весомый контраргумент. — Но так мы могли хотя бы выпить вместе. Расслабиться. Юнхо лукаво усмехнулся, щёлкая по носу. — Тебе больше достанется, разве нет? Пришлось поддаться на эту маленькую глупость и капитулировать, пусть и с неясным чувством обиды. Он отлично понимал парня, но иногда его желание контролировать ситуацию было слишком уж чрезмерным. Чон вообще редко пил вне дома, обуславливая это тем, что «может сорваться», и Ёсан действительно верил, потому что алкоголь подстёгивал Юнхо на приключению не по статусу. И если раньше парень мог себе такое позволить (причём с большой охотой, судя по уморительным историям совместных похождений с Минги), то теперь он активно трясся за репутацию, свою и Кана. Винить партнёра в таком было кощунством, но лёгкое огорчение от этого не покидало. Это самое огорчение, однако, очень хорошо заглушалось вином, только вот Ёсан совсем не ожидал, что оно эволюционирует в куда более явное недовольство. Он слишком давно не пил, тем более, так много, и оттого язык развязался сам собой. — Я всё же не пойму, — начал он, осматривая зал захмелевшим взглядом, — к чему такая роскошь, Чон Юнхо? Зачем нужно было снимать эту комнату, если мы могли посидеть в общем зале? Юнхо глянул на смарт-часы и лениво потянулся. — Там сейчас наверняка полно народу, а я так устал от людей за эти пару дней. Съёмки с массовкой должны включить в список мук, которым грешников подвергают в аду, — он измельчил свой чизкейк десертной ложкой и переложил в пустующую тарелку Ёсана, который уже давно расправился со своим куском. — А тут так спокойно, и никто на нас не глазеет лишний раз. — Так а может я хочу, чтобы глазели? — это вырвалось даже раньше, чем он успел сообразить, что несёт. То, в чём он варился эти два дня, наконец обрело форму благодаря воздействию алкоголя, только вот получилось уж слишком прямо. Не совсем так, как он планировал, утрированно, но ни капли не лукаво. Кан хотел свободы в отношениях, а не прятаться по углам и отыгрывать приятелей, наслаждаясь близостью лишь в стенах квартиры. Только вот эти его мечты казались чем-то недоступным и тщетным в мире, в котором они с Юнхо были вынуждены существовать. — Чего ради? — в этом коротком вопросе было слишком много смысла. А ещё в нём была удивительная проницательность Чона. Он понял всё, прочитал мысли, но главное, он докопался до сути, до самого их источника. — Я тебя прошу, поменьше слушай Уёна. Ему там в Америке мозги прополоскали радужной пропагандой. Сам знаешь, что у нас всё по-другому. Тут не все за нас, а мы против всех. Голос Юнхо звучал спокойно и размеренно, но оттого бил куда сильнее, если бы тот говорил всё это грозно и с осуждением. Какого чёрта тот был так снисходителен каждый раз? Какого чёрта опять был прав? Ёсан и без того чувствовал себя ущербным после вчерашних самокопаний, а сейчас, когда Чон вытащил их все наружу и показал в реальном свете — в свете наивного идиота, что грезил несбыточной мечтой быть счастливым, — и вовсе хотел сдохнуть. Только вот Юнхо отлично знал и эту сторону его личности и, поднявшись, оказался рядом, поворачивая к себе и приседая на корточки. — Послушай, я за тебя готов горы свернуть, правда, только вот не надо всей этой показухи. Мы есть друг у друга, разве это не главное? Чужие ладони, что растирали зажатые между коленями руки, были такими же горячими, как огонь, в котором воображаемые черти сейчас поджаривали терзаемого муками совести Ёсана до румяной корочки. Он опустил голову на самую грудь, чувствуя, как от этого неприятно тянет шею, но так ничего и не смог ответить. Кажется, он перепил. — Поехали домой, любовь, — Юнхо разогнулся после неуверенного кивка, решая не допытываться до истинной причины несговорчивости. Он потянул на себя и заставил подняться, тут же ловя в объятья, и то, как пошатнулся при этом зал, было прямым доказательством тому, что Кан дал слабину. Спустя пару секунд шторм успокоился, и он уже мог ровно стоять на ногах, держась за высокую спинку кресла, пока Юнхо торопливо расплачивался. От услужливой помощи довести до машины Ёсан всё же отказался. Не хотелось сейчас лишних касаний, потому что по телу вместе с алкоголем разливалась новая порция обиды. Не только на себя, но почему-то и на Юнхо. Иногда его проницательность до жути бесила, и от этого Кан накручивал себя с новой силой. Устроившись в машине, он обнял себя поперёк груди, отвернулся к окну и спустил на глаза бини, чтобы не светить кислой миной, и Чон тактично не стал лезть, сосредоточившись на вождении. Интересно, он решится продолжить разговор дома или всё же сведёт его на нет, сделав вид, что ничего не было? Ёсан потёр переносицу. Как же филигранно получилось испоганить хороший вечер одной неловкой фразой. Браво! — Прекрати накручивать себя, — заметил Чон будто между делом, и именно эта непринуждённость заводила больше всего. — С кем не бывает. — С тобой, — ответ был очевидный, но оттого не менее болезненный. — С тобой такого не бывает. Кан глянул на Юнхо, который всё это время не отрывал глаз от дороги. Чужие пальцы, кажется, стали сжимать руль с ещё большей силой. — Ёсан-и, прошу тебя, давай не будем портить остаток дня глупыми перебранками. Я понимаю, что ты переживаешь, в том числе из-за Уёна, но хватит… — Не хватит! — алкоголь всё ещё циркулировал по его жилам, подстёгивая на прямоту, которой он обычно предпочитал рациональное отмалчивание. — Я устал… Телефонный звонок напрочь сбил с мысли, как и имя абонента на экране. Чёрт! Не хватало ещё, чтобы менеджер застал его в таком виде. Выговора от него, конечно, можно не опасаться, но от одного молчаливого взгляда на следующее утро будет стыдно. У Джихо-хёна похожие с Юнхо методы эмоционального давления. И всё же не взять трубку было нельзя, потому Чон протянул руку с требовательным «Давай!» и принял вызов. — Привет, хён! — он выдавил из себя улыбку даже зная, что менеджер этого не увидит. Формальная вежливость была выдрессирована до такой степени, что Юнхо и не мог ей сопротивляться. — Привет, Юнхо-я! — менеджер уже привык к тому, что они периодически отвечали с телефонов друг друга, потому сразу перешёл к сути. — Ёсан рядом? Юнхо ограничился утвердительным «угу» и включил громкую связь. — Ясно, — хён всё же скрыл недовольство, отчасти догадываясь, почему Кан не взял трубку сам. Иногда казалось, что они с Юнхо будто из одного теста слеплены: оба проницательные до усрачки и всепринимающие. — Надеюсь, ты успел прогнать сценарий «Любовного послания», Ёсан-а. Потому что они поставили первую общую вычитку на завтра. Кан протяжно вздохнул. Как же невовремя! И чьими стараниями приходилось переворошить график на сей раз? — А перенести нельзя? — Юнхо бросил на сидящего рядом Ёсана изучающий взгляд, который больше походил на сканер робота. Бывали у Чона иногда такие «сбои в настройках», особенно когда дело касалось рабочих вопросов. — Ёсан-и неважно себя чувствует. Хён фыркнул и, насколько хорошо Кан знал его повадки, наверняка покрутил шеей, которая непременно отдавала многострадальным хрустом. Этот звук можно было уловить и сейчас. — Без вариантов. Нужно прогнать хотя бы раз, пока небезызвестная мадам не умотала на гастроли. Юнхо понимающе кивнул и, устав держать телефон на вытянутой руке, положил на панель скоростей. Поближе к себе, подальше от Ёсана. — Мы всё поняли, хён. Спасибо, что предупредил. — Не за что. Поправляйся, Ёсан-а. Заеду за тобой в девять. На этом разговор подошёл к концу, и менеджер сбросил, пожелав спокойной ночи. Чон протянул телефон владельцу, который тут же принялся скролить ленту, пытаясь контролировать жесты. Только вот выходило скверно, и Юнхо тут же подметил, что за нарочито громким клацаньем по экрану стоит едва скрываемое раздражение. — Ну что ты опять куксишься? — спросил он, кладя ладонь на колено и мягко поглаживая, но Ёсан скинул её, закидывая ногу на ногу и подвигаясь ближе к двери. — Плохо себя чувствую. Ты же сам сказал. Бесило. Как же его нереально бесило нынешнее поведение Юнхо. Грёбаный алкоголь придавал каждому чужому слову и жесту иные смыслы, и хотелось хорошенько накричать на парня просто потому, что... тот опять был прав? Потому что видел, в каком он сейчас состоянии, и хотел сделать лучше, только вот с самим Ёсаном получалось как всегда? Потому что источал ауру праведности, когда Кан чувствовал себя поганым человеком и ещё более поганым партнёром? — Прекрати устраивать детский сад, — прозвучало нарочито спокойно, и именно это стало последней каплей. — А ты прекрати делать вид, что знаешь меня лучше меня! — Ёсан толкнул Юнхо в плечо не то чтобы сильно, но, кажется, не рассчитал силу и тихо ойкнул, намереваясь попросить прощение, только вот Чон отрезал коротким: — Поговорим, когда проспишься. И всё бы ничего, только вот та сталь, что звучала в чужом голосе, протрезвляла лучше любого средства. Юнхо никогда не говорил с ним таким тоном. Но всё когда-нибудь происходит первый раз, и Кан заметно поумерил пыл, прижавшись к двери и пытаясь привести мысли в порядок. Он прислонился лбом к стеклу и прикрыл глаза. Хотелось, чтобы этот бесконечный день уже наконец закончился, только вот день грядущий не предвещал стать лучше.