Ночь, день, ночь

Когда я вскочил на ноги и вышел из гостиничного номера, он сказал мне: «Найди мой телефон», но я его не услышал. Я больше не хотел его слушать. Я больше ничего не хотел. Что бы ни был «должен» Нил Джостен, меня это не касалось. Если он хотел, чтобы я отпустил его, расторг незадокументированную сделку и дал ему возможность самостоятельно справляться со своими проблемами, значит, решил я, так тому и быть. Покрасневшее запястье саднило, а голова кружилась. Я спустился по лестнице и пешком направился к автобусу. Ваймак, кажется, пошёл следом, но я хлопнул входной дверью у него перед носом, выскочив на улицу на негнущихся ногах, и он ретировался. У меня не было ни наличных денег, ни сил, и я стрельнул сигарету и зажигалку у пожилого мужчины, ютившегося на автобусной остановке неподалёку от главной трассы. Он выглядел осунувшимся и нездоровым, я же, казалось мне, выглядел ровным счётом никак. — В порядке, парень? — спросил он у меня. Я неопределённо пожал плечами, затянулся и сел на исписанную маркерами скамейку рядом с ним, сохранив дистанцию, чтобы в случае нападение иметь возможность сломать ему челюсть и выбить воздух из лёгких. — Паршивый денёк, — продолжал разговаривать он со мной. — Линда выгнала меня из дома, сказала, чтоб я больше не подходил к Саре… Сара — это наша дочка, у неё… Ну, нездоровая она. Представляешь? А как я могу к ней не подходить, скажи, приятель? Я ведь люблю её. Она — моя. Я согласно кивнул, хоть мы и стояли на разных концах одного и того же спектра. Мне показалось, расскажи я ему, что чувствовал я, он бы поддержал меня тем же самым жестом, да вот только я ничего не чувствовал: у меня не было сил, не было желания, не было Нила Джостена, не было — ничего. Докурив сигарету, я поднялся на ноги. Мужчина пожелал мне удачи, на что я рассмеялся, но не вслух, а про себя. Переступив с ноги на ногу, я пошёл вдоль дороги и через двадцать с лишним минут оказался у закрытой двери ярко-оранжевого автобуса, оставленного на стоянке дальнобойщиков, неподалёку от придорожного гипермаркета. Ваймак, Эбби и Лисы подтянулись ко мне через добрый час. К тому времени я успел задремать, примостившись у правого заднего колеса. Мне ничего не снилось, убедил я себя, хоть и не был в этом уверен. Ваймак снял автобус с сигнализации и велел команде зайти внутрь, а сам подошёл ко мне и протянул сигарету. Я поднялся с земли и встал к нему вполоборота, выпуская дым себе под ноги. — Ты не дослушал, — констатировал очевидное он. Я решил игнорировать его присутствие до тех пор, пока он не рявкнет, силой заставив меня зайти в салон автобуса. Какая разница, дослушал я или нет? Мне казалось, Нил меня предал. Раньше — когда я ещё умел выдавливать из себя слово «Пожалуйста» — я думал, что ничего страшнее со мной уже не случится. Я помнил каждый вздох Дрейка над ухом, каждый его в меня толчок. Помнил, как он пыхтел, пристёгивая мои связанные армейским ремнём руки к изголовью кровати, засовывая свой короткий, но мясистый член в мой зад, как он просовывал под меня ладонь, надрачивая мне, чтобы я кончил вместе с ним. — Боже, Эндрю, я так и знал, что тебе это нравится! — говорил он, пропихивая два пальца со следами моей спермы мне в рот, чтобы я облизал их. А я молчал, прокусывая щёку изнутри, лишь бы Кэсс ни о чём не догадалась. Впрочем, она бы и не догадалась: Кэсс Спир ни разу не обратила внимания на следы крови, впитавшиеся в мои детские простыни. Никто из них не обращал на меня внимания. Я подозревал, что Кэсс, возможно, любила меня, создавала вокруг меня иллюзию счастливой семьи, и я по глупости позволил себе полюбить её в ответ, но она была трусливее, чем я предполагал, и когда Аарон убил мой персональный ночной кошмар, пробив его черепную коробку тяжёлой ниловой клюшкой для экси, на одно мгновение я подумал, что она решится связаться если не со мной, то хотя бы с Ваймаком, но она вновь забилась в угол и промолчала. Даже Лютер Хэммик, увидевший всё своими глазами, до последнего отказывался верить в произошедшее. «Оно и понятно, — я фыркнул. — Я — ходячее 'недоразумение'». Я посмотрел Ваймаку в глаза, а затем отвёл взгляд. Все семьи, в которых я побывал, все психологи, на сеансе которых я устраивал шоу, мои Монстры, каждый Лис, все, кроме Би, Дэвида Ваймака, Нила Джостена или Натаниэля Веснински, видели во мне катастрофу, торнадо, названное, вопреки традиции, мужским именем — «Эндрю Доу». Они были уверены, что я — чудовище. Я был уверен, что Нил меня предал, и не знал, как с этим смириться. Я до сих пор считал, что его улыбка была самой прекрасной вещью, которую я когда-либо видел; его слова, произнесённые сквозь ухмылку, — самыми острыми; его глаза — самыми яркими. От его прикосновений, неловких и скованных, от его дыхания, от стонов, что он сдерживал, чтобы не привлекать к нам лишнее внимание, я сходил с ума. Он привнёс в мою жизнь состояние, близкое к эйфории, заставил меня задуматься над тем, что я могу позволить себе чувствовать себя хорошо, что мне можно ощущать и приязнь, и лёгкость. Я долго к нему привыкал, долго размышлял над тем, стоит ли ему доверять, и под конец, в особенности после слов Дэя о его предполагаемой смерти, захотел удержать Нила рядом с собой. Наверное, я и сам захотел быть рядом с ним, может быть даже вместе с ним. Я поверил, что наше с Нилом ничто на самом деле что-то, кое-что хрупкое и почему-то очень для меня важное. А затем Нил солгал мне. Он сказал: «Это правда. Я должен принять программу по защите свидетелей», должен оставить тебя, Эндрю, теперь ты один, справляйся, как хочешь, Эндрю, живи дальше, как если бы мы никогда не встречались, как если бы, Эндрю, ты хотел жить. Без меня. Видишь ли, Эндрю, сказал мне Нил, мне всегда было на тебя наплевать. Ты ведь знал это, Эндрю, так зачем же поверил мне? Эндрю-Эндрю… Ты так и не смог избавиться от призраков своего прошлого?.. Что ж, Эндрю, мы на финишной прямой. Смирись. Тебе не ведь не привыкать, верно? Скажи-ка мне, Эндрю, теперь-то да или нет? «Теперь всегда — нет», — ответил я самому себе, надеясь, что сказал правду. Я покачал головой из стороны в сторону, стряхнув пепел и затоптав окурок мыском кроссовка. — Миньярд? — вновь обратился ко мне Ваймак. — Это не навсегда. Нил сказал, максимум, на полгода. — Мне так жаль, тренер. Выходит, Кевину придётся искать нового мальчика для битья. Или девочку — в зависимости от его предпочтений, — съязвил я. — Эндрю… — Я в порядке! — голосом Нила ответил я Ваймаку, и меня передёрнуло. Мышцы на руке сократились и я, обогнув тренера, зашёл в салон автобуса, достал разбитый телефон Нила из-под сидения, положил его в карман спортивных штанов и занял последнее место в левом ряду. Лисы, к их счастью, не рискнули смотреть в мою сторону. До Пальметто мы добрались короткими перебежками: оживлённый дневной трафик, знаки скоростного ограничения и несколько пробок, в которых мы застряли, привели нас к Башне ближе к вечеру. Солнце медленно, но уверенно опускалось за горизонт. Разноцветные из-за преломления света облака неприятно прожигали радужку. Я первым зашёл в здание, на пороге столкнувшись с группой одетых в форму футболистов. Врезавшись одному из них в плечо, я по лестнице поднялся наверх, зашёл в спальню и, схватив настольную лампу Ники в стиле арт-деко, вырвал её из розетки и бросил в стену. Спицы, на которые был натянут вычурный тканевый абажур, погнулись, а лампа быстрого накаливания лопнула. Я наступил на осколки, а затем взял в руки деревянный стул за спинку и дважды ударил задними ножками об пол; он развалился, крякнув. Наспех застеклённое окно, которое я когда-то разбил, разлетелось вдребезги, когда я с силой отправил в него деревянную спинку с погнутой наискось перекладиной. Входная дверь нашей комнаты открылась и закрылась, но никто не решился зайти в спальню. Я слышал, как Аарон и Ники шёпотом переговариваются на немецком с берлинским акцентом. Я открыл дверцу шкафчика, закрыл её, а затем снова открыл. Не так давно смазанные Дэем петли не поддавались, неладно поскрипывая. Мне пришлось одной ногой упереться в ящики для белья, чтобы с корнем выдрать её из конструкции. Придерживая дверь двумя руками, я толкнул её на кровать Кевина, и она больно задела меня по колену, скользнув вниз. Я сделал два круга по комнате, вцепившись в волосы на висках. Я ходил кругами до тех пор, пока не остановился и не задал себе вопрос: «Тебе наплевать?» Схватив чью-то подушку с кровати, я подбросил её и пнул в воздухе. Она отлетела от стены и приземлилась на плед Аарона. Я ударил кулаком по столу, из-за чего по моей руке прошёлся очередной мышечный спазм. Схватив давным-давно пришедшую в негодность клюшку, я сломал её о саднившее колено и выкинул две половины в окно. Та, что была с сеткой, поначалу зацепилась об острый край стекла, но затем, не выдержав напряжения, упала следом. Я остановился, тяжело дыша и едва понимая, что со мной происходит. По лбу, к переносице, скатывались капли пота; мои щёки тоже были мокрыми, и я вытер лицо первой попавшейся футболкой на несколько размеров больше меня самого. Я осмотрелся. Пусть и разгромленная, наша комната выглядела обыкновенно. Настольные часы Ники с встроенным экраном и слайд-шоу из фотографий продолжали своё движение, монотонно отсчитывая секунды. Я видел эти фотографии добрую тысячу раз и помнил каждую из них непреднамеренно и детально. Эрик, одетый в сувенирную футболку из дешёвого материала с логотипом «Лисов» университета Пальметто. Ники, сидящий с Кевином и Аароном в обнимку. Нос Кевина испачкан в земляничном мороженном, а взгляд полон пусть и добродушного, но раздражения. Моя старая тачка, за рулём которой сидел я; во рту у меня была зажата сигарета, а плотный чёрный ворот бадлона прятал засосы на шее от посторонних глаз. Входная группа «Райских сумерек» с яркой неоновой вывеской, окутанная густым туманом, снятая Ники зимой прошлого года. Эбби и Рене, Лисы на тренировке, Ваймак со скрещенными на груди руками, одетый в спортивную форму с цифрой «10» на спине человек, отправляющий мяч в сторону пустых ворот. Через мгновение они загорелись бы красным, но фотографии продолжали оставаться статичными. Слайд сменился. Я и Нил в аэропорту. Ники, я знал, обменял этот кадр, украдкой сделанный Дэн, на бутылку французского полусухого. Его лица не видно. Он выше меня ростом, я смотрю на него снизу вверх, скупая ухмылка перекашивает моё лицо. Нил назвал своё имя, я сказал, что на самом деле боюсь высоты. Тогда я впервые понял, что меня тянет к нему. Точнее, тянуло. Когда-то, но не сейчас. Слайд сменился, и я отвернулся. Тяжёлый ветер продувал мою лёгкую одежду и я, недолго думая и не раздеваясь, забрался на кровать и с головой накрылся одеялом. Я думал, что мне стоит заснуть, впасть в спячку на долгие полгода, по истечении которых я смог бы задушить его собственными руками. Убить его, чтобы он, должно быть, по-настоящему умер. «Эй, ты всё ещё великолепен», — пронеслось у меня в голове прежде, чем я заснул. …я открыл глаза. В комнате было темно, кто-то приладил фанеру к разбитому окну, подоткнув дыры старыми тряпками. Аарон, Кевин и Ники, по всей видимости, заночевали в другом месте, оставив меня наедине с собой. Я вышел на кухню, чтобы выпить стакан воды, но обнаружил у себя в руках недопитую Дэем водку. Мне хватило трёх или четырёх обширных глотков, чтобы осушить её до дна. Холодная, она не обладала привкусом спирта, и я не поморщился, закрутив крышку на пустой бутылке и оставив её на столешнице. В глазах не потемнело, зато головная боль, разъедающая меня изнутри, постепенно сходила на нет. «Вероятность сломать себе спину, но выжить, спрыгнув с крыши Лисьей башни, равнялась 73%: чем выше здание, тем выше градус (приблизительно ~270°) разворота вокруг центра тяжести. Если прыгать вниз головой, есть шанс, что я струхну и останусь на месте, цепляясь пальцами за карниз. Вероятность задохнуться в петле до того, как меня обнаружит кто-либо из Лисов, приблизительно 30%: у Бойда до смешного чуткий сон, а Рене, я уверен, не спит вовсе, мысленно прислушиваясь к моим телодвижениям — может, по своей воле, но, скорее всего, по просьбе Хэммика. Вероятность выжить в автомобильной аварии во второй раз критически мала, однако для этого мне, как минимум, нужно выехать на городскую трассу и дождаться, когда перегруженная фура будет лететь мне навстречу под определённым углом. Вероятность насмерть разбиться по своей воле — слететь в кювет или на полной скорости съехать с моста — 100%. Сухая статистика», — подумал я и закрыл за собой дверь ванной комнаты. Я посмотрел на себя в зеркало. Под глазами залегли синяки, а некогда белая глазная склера была испещрена молниями лопнувших капилляров. Сухие, искусанные губы и впалые щёки не добавляли моему внешнему виду любезности. Я стянул с себя нарукавники и принялся судорожно расчёсывать зажившие шрамы, а затем повернул вентиль крана и, недолго думая, со всей силы ударил кулаком по своему отражению. Зеркало треснуло, но не выпало из опоры. Под разными углами на меня смотрело несколько пар одинаковых ореховых глаз. Кровь с кулака капала вниз, твердея при соприкосновении с горячей водой. Я подставил дрожащую ладонь под воду и не поморщился. При ближайшем рассмотрении оказалось, что несколько крохотных осколков застряли в стыках между костяшками. Я долго смотрел вниз, пока кожа на моей руке не приобрела красный, чуть ли не обожжённый оттенок — почти такой же цвет, который кто-то оставил на щеке Джостена с помощью автомобильного прикуривателя. Я стиснул зубы, чтобы не заорать. Телефон Нила, спрятанный в моих штанах, дважды завибрировал. Я резко убрал руку и поднял глаза на своё отражение, сломанное и искажённое. Левой, неповреждённой рукой, я вытащил мобильник из кармана и не с первой попытки откинул крышку. В правом углу СМС-иконки была написано арабская цифра «(2)». Большим пальцем я открыл папку с сообщениями и прочитал:

+44-20-1326-1003

Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, чем я, Эндрю.

Мы можем поговорить?..

Я посмотрел на время: 03:13 A.M. «Выходит, снова ночь…», — подумал я и нажал на кнопку «Ответить».