Пересечение разных миров

Не прям все агенты перенеслись в мир ТВ, ибо какая-то часть все ещё была в плену у скибидистов — конечно, теперь их жизнь кончится еще быстрее, чем должна, но вряд-ли это остановит ТВ-титана от перекуса зазевавшимися носителями вражеских паразитов. Однако был один Камерамэн, который в мир ТВ не попал — видимо, щупальца все же плохо обыскали город, ибо этого парня с серийным номером К-097 они не нашли. А может нашли, но проигнорировали потому, что этот самый образец был заражен (что, кстати, странно, ведь агенты так и не смогли отучить ТВмэнов жрать зараженных) — ему не повезло заразиться в первую волну появления этих тварей, и как-то так получилось, что даже скибидисты его потеряли — вот и бродит до сих пор зараженный. Хотя одно крупное отличие все же было — Камерамэну крупно не повезло, ибо однажды на него вышел какой-то телевизионщик (Камерамэн не был в том состоянии, чтобы их различить, к тому же еще и в звериной форме), и, что естественно, напал — сначала выпрыгнул в лицо со скримером, чтобы вывести из равновесия агента и паразита, а потом склонился к шее, где как раз удобно расположилась эта вражеская тварь, уже желая одним укусом убить и скибидиста, и агента — укусить-то он смог, правда, этот паразит в последний момент успел сориентироваться и подставить под второй, уже решающий, укус, руку этого Камерамэна — благо, что ТВ в своей звериной форме сильное тупые, а потому, вцепившись в руку несчастного агента, причинив ему достаточно боли, монстр предпочел задуматься, как же так, и немного ослабить челюсти, чем паразит и воспользовался — надавил на что-то в сознании робота, заставив вырвать кисть из пасти монстра и сбежать. Странно, что монстр не стал их преследовать, скорее всего, на это была какая-то веская причина — но, в любом случае, паразиту за счет агента удалось спастись — кроме того, что ногами Камерамэна он сбежал, он ещё и занимался сейчас активной перекачкой его жизненных сил. Проблема только в том, что этих самых сил, а значит, и жизненной энергии, у агента оставалось мало — но паразит был намерен выжать из несчастного оператора соки полностью. И если и умрет — то только с ним. Звучит весьма романтично, хотя по факту, ничего романтичного в этом нет. К слову, К-097 имел самую стандартную внешность рядового оператора — темно-коричневый начес за счет густой прошивки, который, скибидист, прикола ради, ещё в первые дни сильно разлохматил, льдисто-голубые, слегка печальные, обычно глупые, но сейчас покрытые дымкой ненависти, глаза, бледную европейскую кожу, маленькие, аккуратные, довольно сладкие, по мнению ТВ, нос и губы, хрупкие на первый взгдяд, но на самом деле — очень сильные — руки, а ещё обычный, регламентированный, черный костюм-тройка, который без должного ухода, да ещё и в таких условиях, быстро пришёл в негодность — кроме того, что костюм изрядно потерся и потускнел от пыли, у брюк были сильно протертые колени, причём до дыр, одна штанина и вовсе рисковала разойтись по шву, спина пиджака и низ брюк как раз были в дырках от когтей ТВ, а ещё та самая рука, которая пострадала, лишилась рукавов пиджака и рубахи, отчего можно было хорошо рассмотреть синтетическую кожу, перчатка, а заодно и кисть, были примерно до половины раскусаны — кожа в том месте повисла лоскутами, металлическое тело и эндоскелет были перекусаны и смяты, и если по началу торчащие провода еще хотя бы искрились, то в какой-то момент прекратили — поняли это паразит и Камерамэн тогда, когда паразит пытался воспользоваться рукой, а она просто вся повисла плетью — видимо, ТВмэн задел какие-то важные проводочки, что отвечали за обеспечение этой руки жизнедеятельностью. С тех пора она просто повисла у него плетью и без должного восстановления работе в дальнейшем не подлежит. А ещё шею и голову этого оператора окутал неоново-голубой ток, что, по сути, и было сигналом, что оператор заражен — когда-то он был силен, и мыслей оператор не имел, но это нападение сильно ослабило скибидиста, хотя он полностью и не уберег шею (где-то на загривке были вмятины от следов монстра) — у К-097 появились ощутимые мысли, он даже пытался проявлять волю и показывать пустоте (скибидисту уже было не до него) агрессивные жесты. Но как только скибидист стал питаться за счет своей жертвы, сил на это скоро не осталось — они двое просто бродили черт знает где, потерянные и забытие всеми — просто теперь ждали, когда у оператора кончатся силы, и он, вместе со скибидистом, погибнет. «Интересно», — пронеслись такие туманные мысли в голове Камерамэна, что он даже не поверил, что они принадлежат ему — «Как долго я уже брожу?» — ну, судя по тому, что у него даже начали забиваться механизмы ног — достаточно долго — «Как эта тварь ещё жива?» — а вот последние мысли вполне себе могли принадлежать как и скибиди-паразиту, так и оператору — у них отношение друг к другу было не сильно разное. Камерамэн, спустя долгое время, снова попытался затормозить, даже на короткий миг ему это удалось — но потом, по ощущениям, ему как будто подзатыльник дали и он снова пошел дальше. Зачем и куда его этот паразит направляет? Должно быть, до ближайшей базы скибидистов, правда, сколько бы они не шли, ничего такого они пока не находили. Строго говоря, они вообще, кроме развалин, ничего не находили — возможно и агенты, и скибидисты, эти места давно покинули. Хотя, возможно, паразит не очень хорошо знает карту города. А вот К-097 ее приблизительно помнит — но все же по большей части помнит ее висящей на стене, и что она висела в каком-то небольшом ангаре, что был лабораторией Камерамэнам-ученым — он не знает судьбу этого ангара, но, скорее всего, его давно разрушили. Наверное, все же, после всего произошедшего, вряд-ли К-097 сможет ее хотя бы перерисовать по памяти. Даже, на самом деле жаль, что эта смоляная, такая тощая и уродливая, тварь его тогда не убила — хотя иногда образ монстра снова возникал у агента перед глазами, и К-097 всегда пугался. Огромные белые глазища, треугольные клыки, которые по цвету были как глаза, разорванный и невычасаннный жгуче-черный клубок, нити которого были клоками приклеены к головешке монстра, и, спускаясь в низ, накрывали собой тощие плечи с крупным суставом, но были слишком короткими, чтобы скрыть отсутвие живота и, судя по всему — какого либо мяса — торчащие суставы и ребра, 6 сантиметров обсидиановых когтей (вряд-ли это обсидиан на самом деле — скорее просто очень похожий внешне материал). К-097 не слышал, но видел внешне это тяжелое дыхание, от которого ходуном ходила вся грудная клетка, видел, как монстр рычит, и что пасть была такой маленькой (но поглощала так много), что рот был постоянно открыт, а нижняя челюсть была накрыта черным языком, что по длине, текстуре и внешнему виду похож на слизня (хотя многие агенты их не видели). К тому же, прозрачно-черная слюна, как будто показывая, насколько монстр туп и голоден, постоянно стекала у него из рта, заливая разрушенный асфальт, оставляя влажные пятна — Камерамэн эту влагу на асфальте уже встречал, но долгое время не знал, откуда это (состав этой слюны ему знать не хотелось). Также, как и наконец узнал, что за гнилое поветрие в какой-то момент начало стоять в воздухе. Сейчас, когда силы стали кончаться, образ монстра стал чаще возникать перед глазами и в голове — паразиту и оператору это в равной степани не нравится. «Вот бы потерять сознание» — мысленно истерично всхлипнул К-097, критичным взглядом осматривая ночную улицу — идти по ней было опаснее далеко не из-за скибидистов или агентов, их тут просто нет — вполне весомую опастность могут представлять заблудшие сюда голодные ТВмэны (конечно ему никто не сказал, что единственный оставшийся ТВмэн искал покоя в одной из главных баз противника, а остальных просто нет), и, собственно говоря, развалины — улицы были лишены света, а лунного не хватает, и робот вполне себе мог погибнуть, просто неудачно зацепившись об обломок (операторы оказались все же более хрупкими, чем Спикеры, ТВмэны и даже Скибидисты) — но полусдохшему паразиту вроде все же хватало мозгов направлять оператора если не на дорогу, то хотя бы на места, где он мог без труда пройти — в прочем, К-097 не отказался бы от чей-нибудь смерти. Своей, например. Да и паразита — тоже. Днем улица выглядит достаточно трагично, но благо, что ночи, которые отчего-то стали дольше, тяжелее и темнее, это скрывали — в прочем, карта памяти, кажется, запомнила их разбитый вид навсегда — просто чтобы этому непутевому агенту было неповадно, чтобы мог любоваться местными видимами в любой момент, когда сам того захочет — весьма жестоко, но в этом был весь альянс в целом. Вот бы ещё этот их культ страданий во имя великих целей себя окупал. Скибидисты, кажется, в этом плане более демократичны. «Просто прелестно» — вновь подумал К-097, и, кажется, сам смог выдавить истеричную улыбочку на своем весьма симпатичном лице — «Я хотел быть смелым и сильным… Хотел верно служить альянсу, отстаивать его идеи, невзирая ни на что… Хотел вместе с товарищами избавить мир от этой заразы… И к чему меня это привело?.. Я сейчас шатаюсь черт знает где, один, продлеваю за счет себя жизнь какому-то паразиту, и… Хотя, возможно, оно и к лучшему, что это я, и что я один. Не хочу даже думать, что было бы, если бы это был кто-то из моих друзей!» — оператор чуть покачал головой из стороны в сторону, за что получил ещё один фантомный удар по затылку. «И эта дорога… Она что, бесконечна?» — вновь задумывается Камерамэн, найдя себе такое небольшое развлечение, слова из которого потом просто забудет — «Куда она ведет? И как долго ещё идти?» — и, не видя смысла смотреть вперед или под ноги, возводит глаза на небо — «Небо… Такое синее… Синее? Надо же. Не черное, как обычно. Ещё и довольно яркое…» Льдисто-голубые глаза со скукой перекинулись на развалины домой — не все из них обвалились и стали руинами, все же, те, что по крепче, смогли устоять — но без должного ухода весьма быстро потеряли свой желанных для многих внешний лоск — так и не скажешь, что когда-то это был довольно престижный район города. Возможно, когда-то именно тут и ютились ТВмэны до начала войны — любовь к роскоше и гнилой аристократизм, а точнее — их пережитки — у них в крови. И все же, рассматривать небо оказалось веселее — все эти разбитые постройки и дома он уже видел, более того — ему казалось, что видит не по первому разу — возможно, они тут уже были, а может, он просто начал ехать крышей (можно было бы сравнить, что, мол, ещё чуть-чуть — и станет как малютка Вантуз, но о Вантузе в те сырые времена ещё никто не знал) — к тому же он не мог не заметить, что у небосвода изменился цвет — Камерамэн помнит об этой страшной черной мгле, и, возможно, он оказался прав, когда принял это за какое-то знамение — но сейчас небо стало просто темно-синее, мирское, даже был желтозубый полумесяц — это намного лучше, чем мгла, и, видимо, наваждение пропало — было ли это значением? Могло ли это что-то значит для К-097? Или это просто — какая-то случайность? «Эх, если бы я знал…» — печально подумал агент, едва не проморгав какое-то большое кривое здание с декоративным ажурным полумесяцем — но, все же заметив его, агент резко остановился, сам, не благодаря, а вопреки, скибидисту, заставив тварь проследить за его взглядом, постоять немного, чтобы попытаться увидеть с этого ракурса, что же там — единственное, что они смогли увидеть, это только одно единственное окно, из которого исходил тёплый, такой манящий свет — не долго думая, паразит направил ближе к этому зданию агента, видимо, приняв это за базу скибидистов. Отличие только в том, что подобное было далеко не в стиле скибидистов — Камерамэн довольно поздно об этом задумался — тогда, когда тварь уже стучалась в старую, деревянную, но такую массивную дверь, которая была местами обита каким-то металлом — К-097 было сложно определить, что это, но внешне напоминало чугун с позолотой. Они оба ещё никогда такого не видели. Ещё какое-то время все было тихо (хотя для операторов почти всегда тихо), но потом все же кто-то засуетился — и тяжелая дверь легко раскрылась, на миг ослепив К-097 теплым, желтым светом — на базе такого никогда не было, только холодный голубой — оттого и казалось, что в ней холодно. И, в целом, холодно там действительно было. Но здесь… 097 даже не видел внутреннего убранства, лишь внешне смог заметить смесь дерева и металла — но все же был уверен, что внутри так тепло и уютно, что ему самому захотелось к ним. Хотя вряд-ли обители этого дома будут согласны. Парень, что открыл 097 дверь, не был скибидистом, что уже не может не радовать, но он не был и агентом, что сильно напрягало — строго говоря, он ни на одну из этих фракций не был похож. Он не был человеком, не был даже очень реалистичной имитацией — наоброт, ты смотришь в это светлое лицо, и понимаешь, что перед тобой весьма искусная марионетка, у которой, правда, ниточек нет — не обрезали, а просто спрятали. «Мы ровесники», — думает 097, тупо пялясь на него — «Интересно, могли бы мы подружиться?» На самом деле, ровесниками они только выглядят — но на деле этот юноша был много старше. А ещё у него была чуть более загорелая кожа, глаза с ярко-желтой радужкой, и маленькими, с хитринкой, черными зрачками, которые были как будто залиты лаком для мебели — настолько блестящими были эти кукольные глаза, как и лицо его в принципе — миленькое, кукольное, с пухлыми щечками, губы были сложены в уважительную улыбку ко всему живому — обычно души таких оказывались не глубже лужи, чернее ночи, пустые, не имеющие за собой ничего — про таких говорили — «ведьмы и вампирицы» — да лицо обрамляли ярко-желтые, слегка медовые, волосы, спускаясь все такими же кукольными локанами — не робот, а, скорее, старинный паровой механизм. Одет он был довольно просто, почти как стандартный маленький агент — разве что костюм был темно-серый, а вот перчатки уже черными, и по цвету не сливались с основным костюм — да правое плечо стянули изрядно увеличенные, старые, золотые часы, ремешок которых для красоты был создан из металла под толстым слоем позолоты, и сделанный каждый своим отдельчиком — кажется, черные тонкие стрелки, которые при желании можно сломать без особых усилий двумя пальцами, показывают сколько-то часов вечера. Увидеть бы, сколько конкретно… — О, сердечно приветствую вас, из альянса посланник, — вежливо протикал юноша и послушно, чуть ли не в ноги, отвесил поклон — по тону слышно — тот ещё лицемерный вампир, хотя, возможно, и насколько-то добрый — По какой причине вы нас удостоили своим появлением на нашем пороге? — речь его была такой же — кукольной, мерное тиканье старинных часов — увы, но его голос был настолько тих для Камерамэна, что он ничего не услышал — да и вслушиваться, или хотя бы пытаться читать по губам не стал, уставившись отсутствующим взглядом на столь светлое и миловидное лицо — Должно быть, господа ТВмэны, наконец, решили принести свои извинения, а заодно — и душу? — ухмылка механизма стала намного острее, злобнее, в глазах появился соответствующий блеск, тонкие брови приподнялись в эгоистичном изломе, а рука образовала кулачок и скрыла губы — вот вампир в нем и проснулся. Камерамэн и это не услышал. Строго говоря, он ничего не услышал — лишь почувстовал знакомое наваждение от скибидиста, а потом не успел даже ужаснуться, как он сделал выпад и напал на парня, слегка оторвав его от пола и прижав к дверному проему за шею, сильно надавив на какую-то выпирающую детальку, что нащупал ладонью у него под кожей на шее — видимо, это была важная деталька, ибо парень сразу испуганно задергался и попытался с себя сбросить оператора. Тем времнем на базе Клокмэнов все готовилось к приему пищи — пока кто-то занимался приготовлением пищи, двое Клокмэнов, а именно большой Клокмэн и Клокмэн в сером, которого все, кому не лень, называли «Светлячок», приводили в надлежащий вид стол трапезной — сначала постелили желтую, с каким-то легким узором, скатерть, предварительно убедившись, что она идеальна, и на ней нет ничего, что могло бы испортить ее внешний вид, — а сейчас раскладывали тарелки, салфетки, какие-то столовые приборы и стаканы — это было такое ответственное, но такое умиротворяющее занятие, что механизмы особо не разговаривали, и перекидывались парой слов только при самой необходимости — но в остальном же сейчас существовали друг с другом на вполне теплых молчках, что обоих устраивает. Хотя разница между ними была более сильной — все же, большой Клокмэн был буквально на какие-то сантиметры ниже большого Спикермэна, что означало, что он был большим гигантом с непропорционально длинными к телу большими руками. В прочем, как и в случае большого Спикера, эта данность не мешает ему быть прекрасным другом и заступником для своих, и главной головной болью для противников. Его кожа была несколько бледнее, лицо все также было кукольным, разве что несколько более грубым, и в глаза ему уже не заливали столько лака. Лицо — простое. Как-то ярче описать его сложно. Волосы у этого большого парня были подстрижены более коротко, цвет волос был каким-то тускло-черным, даже, пожалуй, каким-то старинным черным, зато в них можно было встретить довольно тонкие, золотые, пряди. Таковыми же были и его глаза — за счет темной радужки они имели некую схожесть с глазами ТВмэнов, только здесь зрачок и радужка были окольцованы тонкими золотыми обручами, к тому же — еще и имели живой блеск. И, видимо, за счет этого, глаза большого парня казались более благородными. Сложно сказать, насколько они благородные. Но все прекрасно знают, какие они благодарные. Одет был Клокмэн довольно форменно — на нем были темные широкие брюки и такое же пальто чуть выше колен, в пальто был заправлен галстук в золотую косую полосочку из очень нежной, даже, в каком-то смысле, скользкой, ткани, перчатки сливались с его пальтищем, которое на поясе было прихвачено чёрным ремнем со строгой золотой бляшкой. А на голове у него была простая, смешная, темная шляпка, что, на удивление, смотрелась весьма гармонично. Что же касаемо Светлячка, то одет он был почти также — за исключением того, что его брюки не были в стиле клеш, как у большого парня, и были более коричневого оттенка, в то время как его пальто уже было сделано из более серой ткани, с широкими карманами, и заправлен в пальто был уже черный жесткий галстук. Ремень был такой же, разве что бляшка — серебрянная. Кожа у парня была «золотистой коркой» — так когда-то ее цвет обозначили ТВмэны. А ещё им запомнился длинный нос у этого парня, не самый общительный и довольно простой рот, ничего особенного. Глаза были тусклого, даже, пожалуй, горчичного оттенка, им сильно не хватает лака — и всегда были слегка нахмурены. В целом, в его лице ощущалось какое-то недовольство. Даже тогда, когда у него все совершенно хорошо. Волосы у Светлячка были такие же желтые, кукольные — только короткие, с зачесом назад. В целом, не было бы во внешности этого Клокмэна чего-то особенного, если бы у него на лице не было защитного экрана, из толстого, слегка мутного, стекла, который должен выполнять защитную функцию — но вот от кого, от чего, защищает этот экран — никто не знает. Светлячок вообще не любит, когда об этом экране заходит речь, и снимает его только при крайней необходимости, в лице приема пищи и сна. Время (так они называют своего большого парня) и Светлячок услышали стук дверь, также, как и услышали, что Клокмэн с прозвищем Будильник (кроме соответствующего аксессуара, у реального будильника было ещё множество схожих способностей с этим механизмом) эту самую дверь. Кажется, Будильник там что-то кому-то в своем фирменном стиле прощебетал, но парни этого уже не услышали. Зато услышали какую-то странную возьню, которая их уже смутила, отчего они, переглянувшись, без слов пошли проверить, что же там происходит — и довольно сильно удивились, увидев, что на Будильника напал какой-то оборванец (по другому этого парня назвать было сложно, хотя, справедливости ради, это довольно красивый оборванец). — Эй! Ты что творишь?! — грубо воскликнул Время — незнакомец как-то странно дернулся и удивленно уставился на большого парня, как будто слышал человеческую речь впервые — Время же обратил внимание на то, что у этого робота было весьма неплохое строение, которое его делало максимально похожим на человека, а ещё слой пыли на лице, да пятна грязи на щеках. — Эй! Ты что, не услышал?! — вмешался Светлячок и грубо оттолкнул этого оборванца от Будильника на улицу, отчего он запнулся на мелких ступеньках и довольно неприятно упал на спину, перед этим вцепившись Светлячку в грудки, да потянув на себя — Клокмэн, не удержавшись, упал на незнакомца, и даже случайно столкнулся бы с ним лбом в лоб — но вот защитный экран, впервые, наверное и пригодился (в прочем, это, должно быть, довольно опасно, учитывая, что сделан экран из стекла) — а потом он пригодился второй раз в жизни, ибо оборванец намеревался вцепиться Клокмэну в лицо — но у него ничего не вышло и он просто ударился рукой об этот экран. «Хоть где-то пригодился» — с легким раздражением подумалось Времени, но в слух обвалился к Будильнику с вопросом: — Ты как? Этот тебя нигде не поранил? — Да нет, вроде, — спокойно ответил он, быстро пройдясь пальцами по себе — Спасибо. Вы только с тем парнем аккуратнее обойдитесь, пожалуйста. — Почему? — Время скептично изогнул темную бровь — Ты его знаешь? — Лично нет, но… Это Камерамэна. С альянса. Не думаю, что он прискакал к нам просто так, — Будильник посмотрел на напавшего — Может, разнимешь их, а? А то, боюсь, Светлячок ему глаза выцарапает. Вздохнув, Время тоже перевел на тех двоих взгляд — Светлячок действительно оказался сильнее (чего Время не ожидал — но возможно Светлячку просто повезло, и противник оказался каким-то хилым, к тому же — калека на одну руку), и неспешно выдвинулся к ним. А оказавшись рядом — одним метким движением схватил незнакомца за шкирку и вытянул ближе к себе. Мордашка пусть и грязная, но симпатичная, волосы когда-то были строго залачены, но сейчас — безбожно взлахмачены. Глаза — две красивые, но тупые и простые льдинки (Времени такие пустоголовые не нравятся). Ничего особенного, но что-то в этом есть. Даже в простоте есть своя элегатность. А ещё Время не может не заметить удобно пристроившегося на шее агента скибиди-паразита — Клокмэны видели этих гадов и какого-либо знакомства с ними иметь не хотели по вполне понятным причинам — поэтому он, особо, не церемонясь, просто этого гада из оператора выдирает — скибидист какое-то время сопротивляется, но довольно быстро приходит в негодность — то ли погибает, то ли просто теряет сознание, — понять сложно. Да и не то, чтобы это сильно важно. Важно то, что в след за ним становится плохо и оператору — тот просто повисает в руке Времени весьма скудной добычей, а большой парень даже и не знает, что звучит лучше — выбросить это тело в ближайшую мусорку или оставить себе. В прочем, за него это решает Будильник — словами: — Чего стоишь? Заноси в дом. Он нам явно еще понадобится. Скибиди-ученый всю ночь не спал, даже особо не сидел — не находил себе места, а потому с сильной задумчивостью мерил лабораторию шагами, сложив руки за спиной, подозрительно смотря на смятую бумагу, не находя в себе силы ее развернуть — как будто она могла его отравить, а то даже и убить. В прочем, настроение она ему уже убила — даже не разворачивая ее, он примерно догадывался о ее содержании — вряд-ли бы внук доверил ему что-то… Другое. Менее серьёзное. Бумага была довольно яркой, салатово-синей — либо на нее наложили цвет, либо сделана была уже в современности. А ещё она была увеличена — видимо, для удобства титана, но когда-то была просто маленьким обрезком. Зачем только титан не просто хранил это у себя, а ещё и таскал с собой, спрятав, видимо, где-то ближе к своей душе? Возможно, как память, или как что-то вроде талисмана — даже учитывая, что это очень опасно. Вряд-ли, конечно, старшие отдали бы младшему что-то, что при краже дало бы разгадку касательно истинной природы ТВ, но все же. Также, как и вряд-ли, что старшие бы хотели, чтобы все видели их столетия назад. С другой стороны, учитывая отношения между старшими и младшими — вряд-ли бы это было разумно использовать как что-то, что должно приманивать удачу. Скорее уж несчастье, символом которого сами ТВмэны и стали. Даже такой могущественный ученый способен сожалеть и раскаиваться. Даже мертвые монстры способны на вполне человеческие эмоции. Когда деду надоело играть с бумагой в гляделки, да и она явно выигрывает, он в пару шагов преодолел расстояние, и, довольно резко схватив бумагу, развернул ее. Сложно сказать, в каком году конкретно была сделана это фотография — но внуки были уже взрослые, а судя по бледности, и тени, что накрыла их лица — они на момент этой фотографии уже умирали. Возможно даже дважды. Волосы и глаза стали заметно темнее, также, как и их сердца и намерение. А чёрная одежда это только подчеркивала. Они сидели на подземной станции, в окружении огромных коричневых чемоданов, глухо закутанные в черные пальто (в них же и были заправленны уже тогда длинные волосы) и длинные шарфы — должно быть, на улице тогда была осень, и они им заменяли шапки. Дед на это даже не вздохнул, а словно бы проскулил — у него красивые внуки, даже очень. Интересно только, в кого? Родители были у них… Не самыми красивыми людьми. Душой и телом. А у самого ученого было простое, можно даже сказать — крестьянское лицо. Так что, по законам генетики — им было не в кого. Неужели и тут природу обсчитали? Видимо, это их кто-то сфотографировал со стороны, потому что на ней были абсолютно все ныне ТВ — особенно выделялись Полицефалия и будущий титан — они были в семье самые длинные, только у полицефала ещё и абсолютно глупое, детское лицо. Дед не смог бы при всем желании излечить каждого внучка от его конкретного недуга — но вот продлить жизнь… Вполне. Ведь себе же он ее продлил и продлевает до сих пор. Но тогда об этом даже речи идти не могло — лекарство для долговечности было, но тогда оно не было деду нужно. К тому же — ещё и весьма сырой, экспериментальный образец — вряд-ли бы он мог сделать внукам ещё хуже или даже убить их. Но это и не значит, что он бы как-то сильно им помог. Это вещество бы их от смерти не уберегло в любом случае. «Ну себе-то ты это объяснишь» — подумал скибидист, чувствуя, как у него сильнее портится настроение — «А вот им… Вряд-ли.» Да уж, вот упрямство — это у них воистину семейная черта. За счет этого у них и все беды в семье. Никто из них не хочет умирать, хотя внуки, спустя столько времени, к смерти стали относиться все же гораздо проще. Перевернув фотографию, ученый нашёл там чьи-то слова: «Подземные цветы. Их поезд прибывает ровно в 16. Следующая станция — очередная жизнь и скорая смерть. Потому что спокойно не живётся.» — судя по всему, это было подписано уже самим ТВ-титаном — почерк у него не такой аккуратный, широкий и размашистый — подписывал, должно быть, не за столом, а на коленях. — Мне очень жаль, что все получилось так, понимаете? — обратился он к фотографии, как будто они могли его услышать — Но я не мог иначе, не мог… Дед прижал эту бумагу к сердцу — если можно было бы, то спрятал ее в себе, подобно самому младшему внуку — не просто в сердце, а где-то около души. Но увы — он физиологически, внешне и внутренне остался человеком — у него не было нужды ради продолжения жизни менять свою физиологию и саму сущность. Наверное, он бы так долго с фотографией стоял, если бы к нему не ворвался до неприличия довольный Джи, чьи глаза как-то подозрительно блестели — должно быть, очередная гениальная идея пришла. — Привет, — сказал он, пытаясь унять возбужденную тряску рук — С кем разговариваешь? — Сам с собой, — строго ответил ученый, сразу же пряча фотографию лицами вниз, строго поправив другой рукой очки. — Да? Я слышал, что это признаки проблем с головой, — Джи-мэн издевательски улыбнулся — подобная улыбка имеет в себе горький вкус апельсиновой цедры и ее же маслянистую текстуру. — Возможно, — категорично бросает ученый — его холодный и даже немного злой взгляд ощущается холодным ментолом с мятой — Есть у нас, у гениев, свои странности. Ну да неважно. Сколько времени? — дед посмотрел на стену, где когда-то весели часы — естественно, что сейчас их там нет. — Почти четыре часа, — бросает Джи — Почему ты не спишь? — А ты? — сразу же делает ответный выпад скибиди-ученый — Мне просто не спится. — Мне тоже, — вынужден признать босс, немного смущенно потирая шею — В прочем — не только мы. Некоторые другие тоже не спят — не могут. Настолько их взволновало появление титанов и желание их увидеть. — О, даже так? Ну в принципе — это было ожидаемо. Ученый отреагировал на это слишком спокойно, также как и Джи слишком спокойно это произнес — хотя оба поняли реакцию друг друга на подобное без слов. Какая ирония. Сколько им лет уже, особенно ученому — а все равно где-то в душе появилось это скверное чувство ревности — ещё такой и чистой, юношеской… Спорный вопрос, могут ли они ревновать или нет — ведь титаны теперь их собственность, разве что это не задокументированно (надобности в этом нет), и вроде бы могут. Но с другой стороны — смешно, к кому именно они собираются ревновать. Вряд-ли кто-то из не особо умных подчиненных будет добровольно лезть на рожон — это Спикер их с чувством собственного достоинства проигнорирует, но вот Камера и ТВ сразу же полезут к обидчику в ответ — первый для того, чтобы спустить пар, а второй для того, чтобы съесть — в прочем, это будет вполне неплохим уроком для других. К тому же у тех, кто по умнее, все ещё должна быть свежа память, на что титаны способны — да и к тому же эти титаны уж точно смогут за себя постоять. — Какими глупостями мы на стрости лет занимаемся, да, босс? — с мрачной иронией и издевкой интересуется дед, оперевшись двумя руками о стол — Интересно, что эти три испалина на это скажут, если узнают? — Я думаю, они назовут нас идиотами, — тепло отозвался Джи — Или твой внук оскорблять старших не будет? — Чувствуешь, какую глупость ты спрашиваешь? — как будто даже с вызовом интересуется скибиди-ученый — Спешу напомнить, что мои внуки — так всеми презираемые ТВмэны. Они кого угодно оскорбить могут, если захотят. Камера физически не может, хотя, думаю, в своей голове он нас таким словами кроет, которые мы даже и не знаем. А вот Спикер… Скромный и забитый жизнью мальчик. Думаю, у него-то точно язык не повернётся. Все же, я считаю, мы его неплохо воспитали. — Думаешь? — усмехнулся Джи — Вот скоро и узнаем. Кстати, планируешь что-то с инвалидностью Камерамэна делать? Или пусть также — глухонемым шатается? — Не знаю ещё пока, — чуть морщится дед — Хотя его инвалидность для понимания нас станет огромной проблемой. В прочем, боюсь, если мы ему дадим голос — вот тогда мы точно узнаем о себе много нового. Да и о ситуации в целом. Хотя там и другим титанам неплохо достанется. — Ты думаешь — они друг друга не любят? — Бери выше, — мудро изрек дед — Они друг друга ненавидят. Ну… ТВ и Камера друг друга так точно. Спикер лишь так — обиженный жизнью мальчик, статист на фоне, который отчаянно хочет кому-то служить и быть нужным. А вот Камера и ТВ с радостью перережут друг другу глотки, будь у них такая возможность, — дедушка очень кисло улыбнулся — Можно было бы их стравить, если бы мы до сих пор воевали. Но альянса больше нет, да и войны нам более не нужны. — Ну так-то правильно, — кивнул Джи, как будто даже задумавшись над словами ученого — Кстати, что будем делать с городом? — Восстанавливать. А что с ним ещё делать? — скибиди-ученый спокойно пожал плечами — Боюсь, одних баз на всех не хватит. Да и… Жить в руинах — так себе. Как раз можно к коллективному труду титанов припахать. — А Клокмэны не будут против? — Ничего страшного, подвинутся — сморщился дед — Эти консервные банки и так себе все окраины отожмали. Их там всего-то 7 болванчиков с учётом Короля! Куда им столько места? Я не понимаю. Так что пусть ожидают соседей. — Ах, ну да. Точно, — кивнул Джи — Кстати. Может, проверим титанов? Меня напрягает тишина с их стороны. — Ну… Я бы их все же в ближайшее время не трогал. Но да, пожалуй, можно. Судя по всему, титаны спать и не ложились — наверное, и не планировали, хотя Камера и Спикер и все же задремали — но стоило Джи их коснуться, как они сразу вскочили. Спикер-титан, правда, сначала какое-то время лежал и глупо моргал, видимо, не до конца понимая, где он и что произошло — а как только до него дотекло, его лицо приобрело такое отчаянное и печальное лицо, что Джи и ученый ему бы посочувствовали — если бы уже не радовались и даже где-то злорадствовали. Определённо, его печальное лицо всех позабавит. А вот такие злые и холодные глаза Камеры от себя отвернут. ТВ-титан лежал лицом в подушку, а сверху был небрежно накрыт тонким белым одеялом — должно быть, Спикер постарался — полностью из звериной формы он не вышел, но местами черная масса рассеилась, отчего казалось, что ТВ застыл в очень жестком желе — местами масса рассеилась достаточно хорошо, можно было увидеть руку, которая накрыта довольно нежной имитацией рукава, местами эта черная масса все ещё была частью тела, а местами она была достаточно тонкая, и ещё не до конца стала плотью — можно было даже заметить, как одежда начала слипаться с телом. Левая часть стороны лица была черной, с белым глазом и зубьями — правая же рассеилась, отчего на лице внучка была тонкая серая слизь, сквозь которую было видно, что титан спит — довольно редкое событие и занятие для ТВмэнов, сон у которых был… Ну не в почете. Хотя, увы, его сон все же сильно похож на смерть — лицо у Синема-мэна была красивое и глубокое, тело было ледяное, пульс даже смысла искать нет, дыхания нет — у деда невольно теплеет в груди — как в первый раз. Когда-то он испытал тоже самое, когла зашел к болеющим внукам — а они все оказались мертвы. И все же ученый заставляет себя, скрепя сердце, начать трести внука за торчащее плечо — сначала у него с тела исчезает чёрная слизить (скибиди-ученого от этого хлюпанья передергивает), а потом внучек начинает потихоньку приходить в себя и промаргиваться. Сначала труп тоже не очень понимает, что происходит, расстеряно вертет головой, после чего поднимает на деда глаза, смотрит своими прозрачно-фиолетовыми чешуйками, в которых плещутся усталость, удивление, непонимание и даже засспаность. — Я уснул? — сипло спрашивает немертвый, медленно шевелится и все же заставляет себя сесть на койке, по кошачьи склоняя голову на бок — Сколько сейчас времени? — Почти пять, — отвечает на его вопрос Джи, словно бы демонстративно не смотря в его сторону — должно быть, все ещё обижается за то, что ТВ его однажды почти победил. В прочем, Спикер за Джи уже отомстил. — Ух ты. Давно же я не спал, — продолжил ТВ, пока одежда на его теле стала черными волокнами и плотно облепила его — Как это неприятно… Стало с тех пор, как мы погибли. — Да? Почему же, внучек? — нежно спросил дед, мягко опустившись рядом, стараясь не смотреть на эту чёрную массу — его подозрительно мутило от взгляда на нее. — Просыпаться сложнее. Просто… После сна нет сил приходить в себя, отсутвует интерес к чему-либо. Тут либо уснуть уже навсегда, либо не спать. Третьего не надо… Наконец, волокна рассеиваются — и теперь на ТВ-титане широкие черные штаны, декоративные подтяжки, спускающиеся до колен, а сверху — черный свитер крупной вязки с высоким горлом — оно прекрасно скрывает грань между своей и фальшивой кожей. Руки скрыты в черных кожаных перчатках, а на ногах сапоги с небольшим каблучком. Из-за того, что все оно черного цвета — сильно сливается, хотя и выглядит достаточно приятно. Маска не покажет, насколько лицо трупа выглядит осунувшимся и усталым — все увидят только фальшивую белую шкуру и ярко-фиолетовый румянец — как будто чем-то болеет. Труп, в прочем, болеть не может, хотя, при не аккуратном обращении, может стать вирулентным. ТВ уже точно не помнит, но вроде гангрена может быть опасна для окружающих даже в случае смерти сгнившего. — Ну что, готовы? — довольно громко спросил Джи — хотя особого смысла в этом нет, ибо Спикер и ТВ-то услышат, а вот Камера — нет — Будем знакомить вас с вашими новыми товарищами. Камерамэн наивно понадеялся, что больше уже никогда в себя не прийдет — но нет, все же, в какой-то момент, системы его организма оживают, приходят в себя — должно быть, общая чувствительность к нему вернулась тогда, когда ему, наконец, залечили руку и она начала оживать. Сначала рука, которая так долго просто весела у него плетью, кажется очень тяжёлой, прямо чугунной — но потом потихоньку начинает легчеть, и это такое приятное ощущение, на самом деле — возвращение жизни и дееспособности. Правда, глухота немного портила ощущение — не было полного ощущения собственного веса, казалось, что ты паришь. С другой стороны — может, не стоит жаловаться, учитывая, что некоторые Спикеры только ради этого употреблять и начали. Заставив себя раскрыть глаза, К-097 весьма быстро взбодрился — он лежал на каком-то старом деревянном столе в позе морской звезды, под головой у него был смят его пиджак, а блузка и вовсе была широко распахнута, открывая вид на довольно тощее тельце Камерамэна — оно было испачкано в пыли, а ещё были следы от когтей, но в целом — вполне себе симпатичный и тощий европеец, жаль только, что глухонемой робот. Над ним стояла молодая и красивая женщина, в одной руке у нее была пила, а в другой — справочник по людской анатомии. Причём учебник довольно старый, обшарпанный, темно-зеленый — дама с головой ушла в книгу, отчего ее лица он видеть не мог. Одета она в тускло-черный, сильно обтягивающий, как будто даже кожаный, комбинезон, на котором выбиты линии, образующие узор, немного отличающиеся, короткие перчатки, к поясу крепилось большое золотое оружие, напоминающее револьвер, а ещё большой стимпанковский цилиндр — грубо обитый бежевой тканью, с какими-то крупными фигурками, у нее были светлые кукольные волосы, скрученные в спирали, чуть загорелая кожа (а еще — в целом — довольно обычное личико фарфорой куклы с нежно-розовыми щеками и блекло-серыми глазами, что также были окольцованы золотом, что из-за книги было не видно). Правда, из-за тяжёлой большой книги, ее головы как таковой не было видно. «Какого черта?!» — мысленно воскликнул К-097 и испуганно дернулся — но нет, примотали его достаточно крепко — «А это ещё кто?» — не став играть с дамой (или ее книгой) в гляделки, глухонемой стал крутить головой по сторонам. Судя по всему, лежал он в какой-то мастерской — именно на это помещение смахивала эта большая, изрядно обшарпанная, комната. Странно, но при сильном минимуме вещей, она все равно казалась захламленной и даже грязной — краска на поверхностях уже начала отколупиваться, вялалось много старых и, очевидно, уже ненужных деталек — какие-то были с весьма грязной позолотой, что-то просто развалилось, иные были в дырках и даже коррозии — видно, что все, что находится в этой комнате — это старые и уже ненужные вещи, которые от взгляда прочих прячут здесь. Хотя в комнате было довольно теплое освещение, и, что странно, даже при том, что она была довольно маленькой, она была довольно ютной. У стены стоял молодой человек, внешне не на много старше К-097, и, оперевшись о старинную деревянную трость, дремал — однако весь его внешний вид так и кричал о том, что он взял на себя слишком много — обычно про таких и говорят, что, мол, откусил больше, чем смог съесть. Наверное, в определённой степени это и про альянс тоже. В целом, в одежде у него чего-то такого прям супер аристократичного нет — вполне себе стандартный костюм-тройка, который мог бы себе позволить носить и любой Камерамэн — было бы по регламенту дозволено — просто цвет не черный или белый, а тускло-угольный, с выделяющимися черными элементами — в прочем, по настоящему выделяющимися элементами у него являются трость (которая нужна не столько для красоты, как выполняет прежде всего функцию костыля), да большой цилиндр, внешне даже похожий на цилиндр дамы — только его ещё украшали очки-гоглы. Под цилиндром у него скрывался каштановый зачес, а под тонкими веками темные с золотом глаза. Черты лица, на самом деле, не были аристократичными от слова совсем — просто как будто простолюдина умыли и переодели в одежду важного и представительного молодого господина. И ещё сверху как будто тональным кремом прошлись, который, в прочем, не скрывает всей наглости и эгоизма, что заточены в этот механизм. Хотя не сказать, что его лицо не было симпатичным. Особенно Камерамэна чем-то привлекла его правая нога, а если точнее — колленная чашечка. Было в ней что-то такое… Камерамэн и сам не мог понять, что именно, ибо внешне он ничего такого не заметил (либо же деффект спрятали под штаниной). Повернув голову обратно к даме, К-097 ужаснулся — она отложила учебник (или, скорее, справочник) и уже занесла над ним пилу, но увидев, что Камерамэн пришел в себя — сразу же поспешила выкинуть ее куда-то себе за спину с самой нежно улыбкой, очевидно, создав этим много шума — молодой человек, что мирно дремал у стены, сразу же испуганно вздрогнул и проснулся. Далее, она с ним заговорила — ее голос, как и голос местных в принципе, оказался сильно похож на мерное тиканье старых часов: — О, ты все же очнулся, агент! Это замечательно. Честно говоря, мы уже думали, что ты больше в себя не придешь. Ну что, как ты себя чувствуешь? Камерамэн, в прочем, не услышал — не додумался хотя бы попытаться прочитать по этим умилительно-маленьким кукольным губам — потому что переводил ошаренный взгляд то на даму, то на пилу, что она ещё недавно сжимала, то на ее ржавые и сильно притупившиеся зубья, то на этого молодого господина, что посмотрел на даму сильно невыспавшимся взглядом. И, что примечательно, у них обоих была настолько глянцевая имитация глаз — должно быть, создатель влил в их глаза очень много лака для мебели. — Эй! Ну ты что, оглох?! — немного обиженно обратилась часовщица к инвалиду — Я сейчас обратно возьму пилу, если будешь меня игнорировать! — в ее голосе так и сквозит обида. — О, можете не пытаться, мисс, — слишком высокопарно подал голос Клокмэн, и, удобнее перехватив трость, начал выдвигаться в сторону дамы. Тогда-то агент и заметил, что именно его смутило — правая нога в колене просто не гнулалась, словно там не сустав, а его имитация — и на самом деле у этого механизма просто ровная деревяшка без возможности сгинания. От того и передвигался он медленно, топорно, делая сильный упор на здоровую ногу, больную за собой просто подтягивая и волоча. Про таких обычно и говорят — калека. — Почему же? — дама обратила свой взор на другой механизм, который все же подошел к столу и оперся на него. — Он же Камерамэн. А у них в рассе все — глухонемые. — Даже титан? — Даже титан, — утвердительно кивнул Клокмэн — Уж не знаю, каким образом они при своей явной недееспособности пошли на войну, но они же воюют со скибидистами. Вот потому-то на нем был паразит. «Ой, да кто о дееспособности говорит» — злобно думает К-097, различив некоторые слова. — …Однако, каким-то образом, своих союзников они все же слышат, — продолжил рассказывать механизм — У них там… Эти поклятые ТВмэны и еще Спикермэны — те еще шуты гороховые, на самом-то деле. — Ох уж эти ТВмэны, — дама театрально вздыхает и касается лба кончиками пальцев — Неужели все ещё живы? — Как видишь, — Клокмэн пожимает плечами, не шибко доброжелательно хмурясь — Я все ещё ненавижу их. Вообще, Клокмэны и ТВмэны знакомы — столкнулись однажды задолго до всех этих событий, и, кроме того, что подружиться им так и не удалось (не то, чтобы они действительно пытались — Клокмэны на многое реагируют высокомерием, а ТВмэны — агрессией), однажды, в темноте ночи, ТиВи напал на Клокмэна, сильно повредив ему колено — с тех пор он был вынужден всегда опираться на трость, и ладно, если бы все закончилось только физической травмой. У этого механизма, который сам себя провозгласил главным, определенно все было не в порядке с головой — никто не понял, что у него перещелкнуло в голове, но с тех пор, Клокмэн обвиняет ТиВи в воровстве его души — ТиВи пытался объяснить и доказать ему, что он бы даже при большом желании такое сделать не смог, но Клок его отказывается слушать, просто слепо обвиняя в том, чего нет. Благо, что у остальных механизмов мозгов по больше, и они ни в чем таком обвинять ТиВи не спешат — хотя и как-либо вспоминать этого монстра у них не принято. Недолюбливают они его больше за факт нападения и агрессию, чем за воровство чьей-то души. ТиВи и главный Клокмэн враждуют, причём по крупному, а те, кто на вторых ролях с обоих сторон стараются сохранять все же больше нейтралитет, чем излишние любовь или вражду. К тому же, Клокмэны не могут нормально смотреть на ТВ из-за того, что ТВ все же мертвая органика — Клокмэны просто искусные механизмы, не больше, но все же когда-то все они людьми хотели быть — возможно, где-то их даже гложит зависть. Однако женщины обоих фракций относились друг к другу… Значительно проще. Они не были подругами, и вряд-ли смогут ими стать — но они и не были друг другу врагами. А потому просто… Предпочитали считать друг дружку чем-то эфемерным, а то и нереальным. В мире Клоквумэн, ТВвумэн никогда не воскресала. Как будто телевизионщица мертва в какой-нибудь могиле, а не на поверхности. В мире ТВвумэн, Клоквумэн никогда и не «рождалась» — никто и никогда этот часовой механизм не создавал, эта фракция состоит только из мальчишек. Это, конечно, не правильно, и, по сути — весьма паршивый самообман, но они предпочитали думать именно так — так они хотя бы не давали друг другу повода для какой-нибудь весьма губительной и бессмысленной ненависти. Так что они тратили себя на любую другую ерунду — но только не на это. Так, например, Клоквумэн сейчас рассчитывала вскрыть и изучить внутренности этого агента — но он, увы, оказался жив. — Тааак, и что с ним будем делать? — спросила с некой даже тоской женщина, посмотрев на джентльмена. — Пока не знаю, — честно ответил он, после чего через плечо посмотрел на К-097 — Но, думаю, в чем-то да понадобится. Может даже сделаем из него прислугу, которая будет таскать тяжелые вещи, — вжавшись бедром в стол, Клокмэн грубо ткнул Камерамэна в грудную клетку набалдашником трости, а потом провел им ниже уже по животу, так сильно вдавливая, словно намеревая проделать в агенте новую дырку — Говорят, их специально заставляют тяжести за короткое время таскать, чтобы сильными были. — И как? Работает? — смотря Камерамэну в лицо, спросила дама — и, на контрасте с молодым человеком, довольно нежно коснулась его лица, пусть даже и испачкавшись в пыли с его щек. — Не знаю, — честно признался Клокмэн — Ну заодно и проверим. Кстати, что у него с рукой? — Джонатан обещал им заняться, — ответила дама. На это механизм уже отвечать не стал — лишь с весьма сильным недоверием в глазах продолжил тростью выщупывать агента, больно тыкая его тростью — словно он в нем какое-то сокровище выискивает, которое Камерамэн запрятал в себе. В прочем, сам Камерамэн пусть и не сокровище — но, определенно, ценная находка для Клокмэнов, которые ему уж точно достойное применение найдут. На базе скибидистов был завтрак — у Джи и скибиди-ученого вообще был свой персональный стол, а большие сидели отдельно от мелких — такого в альянсе не было, там каждый сидел только там, где он сам этого хочет — разве только ТВ отвоевали целый стол себе, однако ТВвумэн, как только наедалась, а то и в процессе еды, сразу же направлялась к отдельно сидящим Камере и Спикер —вумэн. Титанов и вовсе кормили отдельно, ибо на них кафетерий расчитан не был. У ТВ-титана вообще кафетерий был там, где этого хочет он. Собственно говоря, этот кафетерий был сам по себе довольно большим, а ещё сильнее он зрительно расширялся за счет светло-желтых стен и длинных белых скамеек — выглядит, на самом деле, вполне себе светло и неплохо. Хотя в нем было довольно шумно, ибо скибидисты что-то весьма бурно обсуждали, иногда кидая весьма неоднозначные взгляды на титанов — какие-то безумные и даже издевательские — титаны пусть и не вслушивались в то, что про них говоря, но все равно знают, что они — самая обсуждаемая новость. Как минимум потому, что это — очевидно, и как максимум потому, что у Спикеров и ТВмэнов — прекрасный слух. Да и к тому же три главные боевые единицы альянса, которым не хватает пигмента в коже, на фоне смуглых и загорелых скибидистов выделяются достаточно сильно. Сегодня на завтрак у скибидистов и ТВ была каша на молоке, а у титанов — верная имитация этого завтрака, чтобы они не чувствовали себя сильно ущемленными. В прочем — затравленное и такое истощенное всеми невзгодами лицо Спикера выдавало настроение титанов с лихвой. Камерамэн сидел напротив Спикера и смотрел на свою тарелку с таким сильным возмущением, что мало кто решался на него даже смотреть — всерьёз опасались, что ещё немного — и он просто начнёт здесь все громить. Он — мог. Потому что довольно импульсивен и эгоэстичен. Спикер-титан уставился в свою тарелку, немного ложечкой зачерпывал, а потом, тяжко вздыхая, отправлял обратно в тарелку — скибидисты его пусть через раз, но кормили, иногда подобными кашами — и они были вполне себе неплохими, достаточно съедобными и питательными, чтобы неоднократно возвращаться к ним потом. Но сейчас… У него не было аппетита от слова совсем. Он не думал, что когда-то снова вернётся в этот кафетерий, за этот стол, к этой каше. А вот ТВ-титану было все равно — настолько для него еда была в приоритете, что он с таким аппетитом набросился на кашу, что аппетит у Спикера пропал ещё сильнее. Хотя, по идеи, наоброт — должен был только вырасти. Даже более того — он довольно быстро разобрался со своей порцией, что, собственно говоря, едва ли не на чисто вылизал тарелку (правда, не блестит она потому, что в ней остались молочные разводы, да прозрачно-черная слюна с пасти титана накапала), и теперь втихую копался в тарелке Спикера. Было бы это на базе альянса — он бы явно начал сопротивляться и даже бы попытался отвоевать свою порцию. Но здесь… Определенно, Спикер не возражает. — М, весьма неплохо, — дал свою оценку происходящему ТВ, после чего отправил себе в рот ещё одну ложку — Хотя мне здесь не хватает мяса какого-нибудь. Специй. — Какого именно мяса, ТВ? — печально вздохнул Спикер и подвинул тарелку ближе к монстру — На, доедай. Я не буду. Кхм. Я не эксперт, конечно, но все же думаю, что такой тип каш с мясом не едят. Но вот какие-нибудь фрукты, может, и добавляют. Сиропы, может. — А что так? — глумливо спросил ТВ, с благодарностью отправляя себе кашу в рот — Ну а мясо… Мясо Камерамэнов было бы неплохо. Не, ну а что? Оно у них такое сладкое, что они как будто только сахаром и питаются. А другие сладости ни я, ни мое семейство, не едим. — ни Спикер, ни кто-либо другой даже не мог представить, какую большую зияющую дыру оставили эти слова в сердце ТВ, ибо никакого семейства у него больше нет — остался только дед, да он сам, — Ой, вот только не надо на меня так смотреть, энтеробиозник. Ты прекрасно знаешь, что эти гады и зараженными, и не зараженными, питаются. — Да я… Кхм, я в курсе, — Спикер сам не поверил, что этот хриплый голос принадлежит ему — Не знаю. Не хочу есть. Аппетита нет, — и, вздохнув, перевел взгляд на подозрительно притихшего и напряженного Камерамэна — Ну а ты чего не ешь? Это… Достаточно вкусно, на самом деле. Я сам таким питался, ничего ужасного в этом нет, — глаза Спикера, что по цвету напоминали свернувшуюся кровь, были такие печальные, что ТВ, заглянув в них, состроил удивленную мордашку. От титана Колонок сейчас пахнет маринованным осьминогом, прозаком, остывшим дешёвым кофе и ещё более дешёвым вином — не самый классический набор печали, кажется, он так не пах даже тогда, когда его все же излечили от паразита и на него навалилась вся тяжесть совершенного. Не типичное сочетание, но, на удивление, приятное — хотя все, кроме прозака, титан в разные периоды своей жизни пробовал — и они ему в равной степени не нравились. Хотя Спикер ему тоже — в равной степени не нравится, в равной степени противен. Единственное, что, пожалуй, немного все же завязывает ТВ-титану язык — это понимание того, что теперь они трое уж точно в одной лодке, и никуда из нее не денутся. Даже печально, на самом-то деле. Теперь не над кем издеваться. Камерамэн отвечать не спешил — лишь одарил Спикера долгим, тяжелым взглядом, угрожающе поджал губы — а потом, ничего не говоря, схватил свою тарелку и просто вывалил ее содержимое титану на волосы, после чего так грубо поставил ее на на стол, что едва не расколол — и все также ничего не говоря, просто встал и быстро удалился, захлопнув двери так, что они предупреждающе затряслись. На какое-то время в столовой установилась гробовая, неловкая тишина — первым в себя с мерзким хихиканьем пришёл ТВ, облизнувшись: — Это что вообще было? — он хихикнул в кулак, после чего привстал со своего места, и, оперевшись животом о край стола, склонился к Спикеру, схватив его за плечи — Не дергайся. Очищать тебя буду. Наконец, спустя столько времени, у ТВ область вокруг рта и губы покрылись черными пятнами — а из рта плавно появился огромный, черный слизнеподобный язык, с которого крупными каплями стекала прозрачно-черная слюна — и этот самый язык начал тщательно вылизывать лицо, а заодно и волосы Колонки, делая их влажными. Ощущения были… Не из приятных, на самом деле. Кроме того, что это и со стороны, и по текстуре, было очень неприятно (как раз язык на слизня похож), это ещё было омерзительно-влажно и холодно — как будто Спикера чем-то желейно-влажным протирали, благо, что слюна не липкая. Но как хорошо, что ТВмэны в плане еды, и в плане, откуда эту еду есть, были не брезгливыми — Синема-мэн хорошо вычистил Колонку, хотя по довольно возмущённому лицу Колонки сложно было сказать, насколько он за это благодарен. — Пошли, допросим этого инвалида, если он ещё далеко не ушел, — хихикнул ТВ, с самым блаженным лицом облизываясь. — П-пошли, — согласился Спикер, после чего взялся за руку Синема-мэна — и они исчезли в тяжелом, черном смоге. — Куда?! — бросил им в догонку Джи — в прочем, вряд-ли они его услышали.