Фантастический бал

      Лето в Лондоне выдалось жарким, но после дождливой и промозглой весны в Дурмстранге это было сродни подарку небес. Натаниэль уже несколько дней как вернулся и бегал между родственниками, соблюдая элементарные правила этикета.       Учитывая то, что пришлось сделать крюк через Польшу, чтобы навестить своих родителей, он прибыл к дяде Стюарту лишь спустя несколько недель после начала летних каникул. Возможно, он бы так сильно не торопился сбежать от загребущих ласковых рук матери, если бы не факт того, что спустя полгода переписок он наконец-то должен был встретиться с Эндрю. В их совиных переписках он был также немногословен, как и при личном общении, но всегда писал отрывки из различных стихов, заставляя Натаниэля искать в них тот смысл, который хотел передать Эндрю. По большей части это получалось, но все равно, те интрига и таинственность в образе Эндрю покоряли еще больше.       Уже через неделю он будет в Штутгарте, городе, в котором Эндрю жил вместе со своей семьей. Тогда позади останется первый месяц лета, но надежда, что они смогут сохранить общение и сблизиться, дарила перспективы на то, что оставшиеся два месяца лета он проведет в Германии. Даже если Эндрю не захочет строить отношения, а будет согласен лишь на то, чтобы они остались друзьями, Натаниэль будет рад. В любом случае, они напрямую никогда не обсуждали это, и все предположения и слова остались в той самой башне, в которой они подарили друг другу десятки поцелуев и прикосновений.       Идя по засыпанной гравием дорожке, Натаниэль осматривал раскинувшийся вокруг поместья дяди сад. Каждый год он менялся в чем-то неуловимом. В прошлом году, например, тут не было гортензий, которые сейчас пестрили соцветиями и приятно благоухали. Но Веснински-Хэтфорд давно перестал обращать внимания на заморочки Стюарта, который предавал цветам слишком большое значение. Однако в той ситуации, в которой оказался Натаниэль, абсолютные знания его дяди о языке цветов были как никогда кстати, потому что была идея подарить Эндрю шикарный букет, через который он смог бы выразить все свои чувства. Да, была вероятность, что Эндрю не обратит на это внимания, или что ему в принципе не нравятся цветы, но за последние полгода Натаниэль открыл в себе то, что является неисправимым романтиком, и ему хотелось быть еще большим джентльменом, чем он был до этого.       Он вырос в этом поместье, пока родители путешествовали по миру, присылая ему открытки из разных концов света. Так что эти сад и поместье он знал вдоль и поперек, хотя все еще предпочитал устраивать короткую прогулку от главных ворот до здания, игнорируя то, что водитель мог подвезти его прямо ко входу. Это место полно воспоминаний о том, как он маленький, еще даже не проявив свои магические способности, лазал по многовековым деревьям, прячась в их кронах от учителей и нянечек. От этих мыслей на губах появилась улыбка. Натаниэлю хотелось бы когда-нибудь пригласить сюда Эндрю и показать ему дом своего детства, рассказать всякие истории и обязательно покраснеть от того, что Стюарт точно вставит пять копеек и расскажет, каким милым-очаровательным-забавным ребенком он был.       Фигуру своего дяди на крыльце он увидел еще издалека, но все равно не стал ускоряться, желая немного подействовать ему на нервы. Тот любил Натаниэля как своего сына, буквально воспитав его тем, кем тот сейчас являлся. Но у него была привычка бурчать из-за всего, даже если он прекрасно знал, что Натаниэль сделает все по-своему. Это было чем-то из разряда их личных приколов, которые начинались всегда с якобы серьезного разговора, а заканчивались взрывом смеха.       Стюарт был одет в классические синие джинсы и футболку-поло, словно только что вернулся с поля для гольфа, но Натаниэль знал, что его дядя в большинстве случаев был одет так, словно всегда был готов ехать на званый ужин с королевой Великобритании. Учитывая его роль в жизни Королевства, Натаниэль не удивился, если это оказалось бы правдой. В самом деле, его нежелание углубляться в работу дяди иногда было проблематичным из-за вопросов, которые время от времени появлялись у него в голове. — Натти, а я смотрю, ты не спешил увидеться со своим любимым дядюшкой, — вместо приветствия сказал Стюарт, утягивая Натаниэля в свои объятья и крепко сдавливая. Нил захрипел, выворачиваясь из этой медвежьей хватки и отошел на полшага, одергивая подол свободной рубашки. — Мне уже не пять лет, дядя, а ты все продолжаешь звать меня этим детским именем, — в шутку возмутился Натаниэль, не прекращая улыбаться. — А если я приведу своего парня, чтобы познакомить его с тобой, ты тоже будешь так меня позорить? — Оу, у тебя появился парень? — Натаниэль тяжело вздохнул, но кивнул, понимая, что тот сам бы рано или поздно понял, что у его племянника есть один конкретно определенный любовный интерес. А если учесть и то, что Натаниэль собирался сбежать от дражайшего дядюшки уже через неделю, то все становилось более, чем просто очевидным. Все их многочисленные родственники знали о любви Натаниэля к Англии и к поместью Стюарта. — Он еще не парень, но очень надеюсь на то, что станет им, — отчего-то скулы Натаниэля запылали румянцем. Впервые в жизни влюбиться в кого-то и, совершенно не зная, что с этим делать, идти за любовными советами к дяде, было не тем, о чем когда либо мог подумать Натаниэль. — Я поеду к нему в Штутгарт через неделю и хочу попросить у тебя помощи. Мне нужен букет, через который я мог бы сказать о всех своих чувствах к нему. — Конечно же я помогу тебе очаровать этого парня, но сначала ты расскажешь мне все от и до. И, когда у тебя получится сделать его своим парнем, ты обязательно привезешь его знакомиться, — Стюарт подхватил его под локоть и потащил внутрь поместья. Натаниэль на ходу отдал свою сумку горничной, а сам послушно последовал за дядей. Тот любил слушать о его жизни, а еще чаще любил делиться своими историями из жизни ученика школы магии. Он, в отличие от Натаниэля, учился в Хогвартсе, так что, возможно, история знакомства с Эндрю навеет на него лавину ностальгии.       Этот вечер начался с чая, а закончился глубокой ночью бутылкой вина, пока они самозабвенно разговаривали обо всем на свете. Натаниэль, краснея ушами, рассказал о Святочном бале, о башне и об обмене письмами, а Стюарт, как и ожидалось, обрадовался тому, что Эндрю был учеником Хогвартса, а после стал вспоминать все свои истории из давно минувших дней. Натаниэль только сейчас понял, насколько сильно он скучал по дяде, пока сам был погружен с головой в Эндрю.       Слушая дядю, Натаниэль все равно витал в своих мыслях, обдумывая все то, что ему предстояло сделать перед встречей с Эндрю. До этого была еще целая неделя, но все равно мандраж неумолимо поднимался где-то на подкорке, и появилось желание начать делать все уже сейчас, хотя смысла в этом не было никакого. Спешка по своей полезности была бы равна попыткам маглов найти Дурмстранг, который даже опытные волшебники отыскать не могли. Так что пока оставалось лишь думать, думать и думать. Думать о глазах Эндрю, о его крепких руках и мягких губах. О его голосе и дыхании, о челке, из которой выбивалась одна единственная непослушная прядь, лезшая потом в глаза. Все, что он успел запомнить за ту ночь, калейдоскопом крутилось перед глазами, заставляя мечтать о том, чтобы день их встречи наступил как можно быстрее.       Третью неделю он был лишен возможности писать Эндрю и получать от него письма в ответ, а так хотелось рассказать о времени, проведенном с родителями, или о том, что у него в скором времени, в течение ближайшего полугода, появится братик или сестренка. Или о том, что в саду Стюарта впервые зацвела липа, которую они вместе сажали шестнадцать лет назад. Сам Натаниэль не застал цветения, но, по словам дяди, пахла она просто неимоверно, и это хотелось увидеть своими глазами. Жаль, что в ближайшие несколько лет ему был закрыт путь в Англию весной, а к лету, когда у него появлялась возможность сбежать из стен школы магии, все уже отцветало, покрываясь пушистыми зелеными кронами.       И даже так, Натаниэль проводил дни в саду под этой самой липой, пока Стюарт занимался своими делами, к которым сам Веснински-Хэтфорд отказался притрагиваться от слова совсем, потому что вслед за легкой помощью начнутся все эти деловые визиты, на которых появляться не хотелось. Может в любое другое лето он бы с радостью прогулялся по череде званых ужинов и ночных балов, но не в этот раз, когда все его мысли были заняты одним невысоким блондином, а все его тетушки были чересчур бдительны, чтобы не заметить то, каким влюбленным идиотом он выглядел. Даже Стюарт заметил это, а эти мегеры уж тем более не упустят возможности перемыть ему все косточки.       Да, Натаниэль рассказал все это дяде, не скрывая ничего и выливая все свои эмоции и переживания, но это не значило, что он хотел, чтобы о его любовном интересе пронюхала вся британская часть семьи, которая хоть и ходила с грацией напыщенных павлинов, все равно никогда не упускала возможности перемыть косточки всем, и даже тем, кто к их семье относился максимально косвенно. Точно не то, о чем он мечтал.       Вечера перед потрескивающим камином (на самом деле обычной обманкой, электро-камином) всю эту неделю были наполнены продумыванием плана по завоеванию сердца Эндрю, если оно окажется все еще не завоеванным, и Натаниэль был безмерно благодарен Стюарту за то, что тот даже бровью не дергал, пока слушал все лирические отступления о том, насколько сильно Веснински-Хэтфорд потонул в этой смеси из спокойного лица и глаз, переполненных эмоциями. И все-таки да, Натаниэль был на самом деле похож на самого клишированного подростка из самого клишированного сериала про первую любовь. И пусть потом над ним будут шутить его друзья и все близкие, и не очень родственники, но это было сущей мелочью, и Натаниэль смог бы с этим справиться.       И даже за всеми этими занятиями неделя длилась бесконечно долго, и каждый раз Натаниэль засыпал с легкой улыбкой на губах, мысленно зачеркивая еще один день в воображаемом календаре. И каждый раз, когда количество дней до встречи становилось на одно меньше, Натаниэль понимал, что это все это ожидание и полгода переписок стоили того, чтобы еще хотя бы раз увидеть Эндрю.

***

      Сидя в такси, остановившемся напротив подъездной дорожки к дому Эндрю, Натаниэль нервно сжимал в руках пышный букет из фиолетовой глоксинии, аконита и анютиных глазок, обернутых в простую кротовую бумагу. Несмотря на все то предвкушение, которое клокотало в нем на протяжении всего перелета из Лондона в Штутгард, поездки в цветочный магазин за заранее заказанным букетом и еще около получаса дороги в такси до нужного адреса, он безумно нервничал и последние восемь минут пытался собраться с силами, чтобы выйти из машины и, дойдя до входной двери, нажать на дверной звонок.       Конечно, его появление не могло остаться незамеченным, но в окнах никто не мелькал и на подъездную дорожку не выходил. Натаниэль не знал, с какими эмоциями встретит его Эндрю, потому что все-таки общаться по переписке, когда ты продумывал каждое слово, и видеться впервые больше чем за полгода после одной очень стремительно пронесшейся ночи — разные вещи. Ему бы очень хотелось хоть ненадолго забыть про свою часть характера, согласно которой он был учтивым джентльменом, но по отношению к Эндрю этого точно не стоило делать, как минимум, потому что Эндрю мог этого не оценить, и тогда Натаниэль потерял бы абсолютно все шансы, а как максимум, потому что у него был детально проработанный план того, как он признается Эндрю в своих чувствах и мягко, нетребовательно намекнет тому на поцелуй.       Глубоко выдохнув, Натаниэль хотел было провести рукой по волосам в привычном жесте, но замер на полпути, вспоминая, что мучился с естественно-небрежной укладкой почти час не для того, чтобы она стала просто небрежной. Переложив букет на сгиб левого локтя, он открыл дверь машины и вышел на улицу. Не глядя захлопнув дверь, Натаниэль поправил легкую атласную рубашку нежно-кремового цвета и стряхнул с черных укороченных брюк невидимые невооруженным взглядом пылинки. Он знал, что выглядел хорошо, потому что, во-первых, у него у самого был отменный вкус в одежде, а во-вторых, дядя полностью одобрил его образ от прядки из челки, спадающей на лоб, до классических черных слипонов от Vans. Его образ не был кричаще дорогим, но в нем невооруженным взглядом было заметно чувство вкуса и стиля, а если соединить это с голубыми глазами и рыжими волосами, которые были единственным ярким акцентом в его образе, то все вместе смотрелось скорее не как образ студента Оксфорда, а как стиль утонченного джентльмена, которым по сути и являлся Натаниэль.       Смысла проминать асфальт еще дольше уже просто не было. Натаниэль был четко уверен в том, что сейчас все обитатели дома по-тихому рассматривали его из оконных проемов. Пройдя с десяток шагов до входной двери, Натаниэль поправил упаковку букета и только потом нажал на дверной звонок. Все внутри мелко дрожало от предвкушения, достигшего своего апогея, и это лишь усугублялось тем, что ему никто не спешил открывать. Он сейчас чувствовал себя малолетним юнцом, впервые зовущим кого-то на свидание, но дело было совсем не в этом, а в том, что он хотел позвать на свидание именно Эндрю, а не кого-то другого. Именно Эндрю вызывал в нем весь этот шквал эмоций, которые бурлили внутри в поисках путей наружу, но Натаниэль просто посадил их под замок, зная, что и так по его лицу можно было понять, насколько он взволнован и счастлив от предстоящей встречи.       Спустя долгие двадцать пять секунд (Натаниэль считал) перед ним открылась дверь и в проходе появилась такая знакомая светло-пшеничная макушка, но как только Натаниэль опустил взгляд на лицо встретившего его человека, он понял, что либо это неудачная шутка, либо его проверяют. Возможно, Эндрю думал, что Натаниэль не сможет различить его и близнеца между собой, но для того, кто каждую ночь засыпал с образом обманчиво холодных ореховых глаз, он с легкостью смог понять, что это Аарон. — Здравствуйте, — вежливо кивнул Натаниэль, стараясь незаметно заглянуть за спину «не того» близнеца, чтобы увидеть того, ради кого он был здесь. — А Эндрю дома? — Я для тебя шутка? — ответил «не тот близнец» и теперь Натаниэлю хотелось рассмеяться от всей абсурдности ситуации. Он принципиально не называл «не того близнеца» по имени даже в мыслях, хотя знал его имя. — Мне нужен Эндрю, а не его клон, — стараясь быть спокойным ответил Натаниэль, краем уха слыша какой-то шум внутри дома. — Если его нет, то я бы заехал попозже, хотя я предупреждал о своем визите.       И тут Веснински-Хэтфорд снесло волной чьего-то смеха откуда-то из дома. Теперь уже без зазрения совести Натаниэль в открытую посмотрел вглубь прихожей, радуясь, что его рост позволял слегка выглядывать над таким же невысоким, как и Эндрю, «не тем близнецом». Откуда-то слева в коридор вывалился тот самый парень, который был на балу рядом с Эндрю, и Натаниэль безошибочно узнал в нем Ники. Нахмурив брови, Натаниэль бесцеремонно отодвинул Аарона со своего пути и зашел внутрь. Конечно, такое поведение было далеко не таким учтивым, но учитывая все обстоятельства и то, что его решили так некрасиво разыграть, терпеть такое не хотелось.       Дойдя до держащегося за живот от сильного приступа смеха Ники, Натаниэль повернул голову влево, осматривая небольшую, но уютную гостиную. Первым он увидел еще одного мужчину, который смотрел на Ники с какой-то благосклонностью, а потом его взгляд наткнулся на Эндрю, стоявшего сбоку от окна так, что снаружи его видно не было. Как и предполагал Натаниэль, за его душевными метаниями сначала в такси, а потом уже и на улице, наблюдали.       Не зная, что делать дальше после столь теплого приема, к которому он был совершенно не готов, и даже предвидеть не мог такой исход событий, Натаниэль неотрывно смотрел в глаза Эндрю, который выглядел также неприступно, как и на Святочном балу. Он был одет в большую толстовку и джинсы карго, и этот образ так контрастировал с тем, какой был на Эндрю в Рождество, что Натаниэль невольно залюбовался, открывая для себя еще одну грань в этом парне.       Пока за спиной слышались перешептывания, в которых тем не менее четко разбирались все слова, Натаниэль подошел ближе к Эндрю, протягивая тому букет. Стараясь игнорировать лишних в данной ситуации людей, Натаниэль пытался поглотить гулкую обиду, которая смешивалась со всем тем букетом чувств, с которым он ехал сюда. Это было противоположно тому, чего он вообще ожидал, и даже резкий отказ не вызвал бы столько плохих чувств, чем этот неудачный розыгрыш, в котором не было никакого желания продолжать учавствовать.       Эндрю смотрел на него, не спеша принимать подарок, и Натаниэль был уже на грани того, чтобы бросить эти красивые и ни в чем не повинные цветы ему в лицо и просто уехать обратно в Лондон, чтобы, опустошив винный погреб дяди, утонуть во всем этом ворохе чувств. Он никогда не считал себя слишком ранимым, но, видимо, слова Эндрю про воздушные замки были правдой, а вся эта встреча была лишь для того, чтобы заставить его подумать, что Аарон — это Эндрю.       Когда все внутри Натаниэля достигло точки кипения, Эндрю принял букет, но вместо того, чтобы отступить, он перехватил Веснински-Хэтфорда за рукав рубашки и потянул за собой, выводя из гостиной, поднимаясь после на второй этаж и проходя в самую дальнюю часть коридора, где осталась всего одна дверь. По наличию большого количества книжных полок, Натаниэль понял, что это была комната Эндрю, но все равно это осознание не подарило и толики облегчения, а обида внутри все еще была лелеема не совсем радужными мыслями.       Эндрю остановился, все еще держа его за рукав, но не оглядываясь, пока сам Натаниэль просто не знал, что происходит, и не мог даже предположить, чего именно стоит ожидать после такого теплого приема. Может, если бы это был кто-то другой, Натаниэль уже давно бы ушел, ведомый своими гордостью и воспитанием, но это был Эндрю, к которому была слабость и которого не хотелось отпускать, даже несмотря на все, что только что произошло. — Это была идея Ники, — спустя долгие минуты молчания тихо проговорил Эндрю, все-таки отпуская его руку, перехватывая букет двумя руками, разворачиваясь и поднимая свои глаза к лицу Натаниэля. — У твоего кузена отвратительные идеи, — не сумев сдержать упрека в голосе ответил Натаниэль, сцепляя руки за спиной и перебирая свои пальцы, стараясь справиться с эмоциями. — Если ты хотел проверить, не перепутаю ли я тебя с «не тем близнецом», это можно было сделать не в первую встречу спустя полгода переписок, в которых я тебе говорил, как для меня это волнительно и важно.       Миньярд опять замолчал, поднося букет к лицу и глубоко вдыхая аромат цветов. И, черт, Натаниэль не мог слишком долго обижаться на него, видя, как от удовольствия у Эндрю прикрылись глаза, после чего он сделал еще несколько глубоких вдохов. Все это казалось таким странным, что просто не было никаких сил продолжать свою гневно-обиженную тираду. В любом случае, судя по всему, Эндрю не собирался выкидывать его за порог, и есть шанс, что дальше все пройдет хотя бы примерно, как было изначально в планах. А пока Натаниэль замер со скромной улыбкой на губах, видя, что его подарок понравился, даже если Эндрю никогда не задумается о том, что в этих цветах заложено смысла не меньше, чем во всех тех стихах, которые выбирал для их писем Эндрю. — Мне, наверное, стоит попросить прощение за поведение своей семьи, — сказал куда-то в букет Эндрю, поднимая на Натаниэля свои глаза. Они были точно такими же, как и тогда — теплого, то ли медового, то ли орехового цвета, с небольшим зеленовато-коричневым ореолом около зрачка. От того, как именно он смотрел на него, у Натаниэля перехватило дыхание. — Хотя не буду скрывать, что отчасти мне тоже было интересно, различишь ты нас с Аароном или нет.       Тяжело вздохнув, Натаниэль постарался загнать всю обиду куда подальше, понимая, что если он решит устроить истерику по этому поводу, то ничего хорошего из этого не выйдет. Да, это было неприятно и остался горький осадок, однако никто не мешал ему позже устроить небольшую месть. Вряд ли Эндрю будет против слегка подшутить над своей семьей, учитывая, что не все из них маги, а у Ники может просто не быть тех знаний, которые Натаниэль узнал из фолиантов в семейном особняке Хэтфордов. — Думаю, я смогу простить тебя за поцелуй, — задумчиво протянул Натаниэль, еле сдерживая смех от того, как от его предложения у Эндрю округлились глаза. Он явно не ожидал такого подвоха в самом начале и, видимо, пытался для себя решить, стоит ли поцелуй того, чтобы его простили, или это слишком высокая цена. — А ты, смотрю, не размениваешься по мелочам, — спустя минуту молчания ответил Эндрю и, опустив руку с зажатым в ней букетом вниз, притянул Натаниэля к себе за талию, обхватывая его губы своими и сразу же углубляя поцелуй. Натаниэль, ошарашенный в первое мгновение, быстро сориентировался, положив одну ладонь на затылок Миньярда, зарываясь пальцами в короткие волосы, а вторую руку положил на скулу парня, мягко убирая непослушную челку в сторону и оглаживая нежную кожу с легкой жесткостью щетины большим пальцем.       В первые секунды их поцелуй был яростным и неаккуратным. Они несколько раз стукнулись друг о друга зубами и не смогли сразу определиться, куда девать свои носы, но как только они нашли удобное положение, весь пыл тут же спал, и теперь Натаниэль медленно перебирал губы Эндрю своими, пока рука на его талии лишь усиливала хватку, прижимая его ближе к плотному натренированному телу Миньярда.       Становилось нестерпимо жарко из-за такой тесной близости, но Натаниэлю вовсе не хотелось отстраняться чтобы отдышаться или позволить голове охладиться. Он был полностью погружен в эти губы, а думать о чем-то кроме мягкости чужой кожи под своими пальцами вовсе не хотелось. Они никуда не спешили, и иногда Натаниэль улыбался в поцелуй после того, как слегка прикусывал чужую губу, вызывая в ответ невнятное мычание, которое, в общем-то, вовсе не было протестующим. Скорее это было похоже на то, что Эндрю пытался сдержаться, чтобы не стать громче, пока на первом этаже точно сидело три шпиона, пытающихся понять, что происходит за закрытыми дверьми.       Скользнув левой рукой со скулы вниз на шею, Натаниэль почувствовал слабую дрожь в чужом теле, которая усиливалась по мере того, как он пальцами оглаживал шею под подбородком, спускаясь к ключицам, а после проводя ладонью по крепкому плечу, скрытому плотной тканью толстовки. Мышцы под его прикосновениями то напрягались, то расслаблялись вновь, и Натаниэль, который даже спустя полгода не смог забыть каково это — касаться Эндрю — вот так вот, был полностью поглощен этим, упиваясь этим новым-старым чувством.       Эндрю первым отстранился, тяжело дыша и смотря на Натаниэля таким взглядом, от которого внутри все замерло от желания большего, но это могло подождать, потому что лично Натаниэль точно никуда не торопился, да и Эндрю, судя по всему, тоже. Облизнув свои губы, Веснински-Хэтфорд сделал полшага назад, выскальзывая из объятий Эндрю. — Думаю, еще два или три таких поцелуя, и я точно прощу тебя и даже не стану мстить твоей семье за такой теплый прием, — хриплым голосом выдал Натаниэль, одергивая рукава рубашки. Он чувствовал, как его щеки пылали, и в комнате, несмотря на гудящий кондиционер и в принципе легкую одежду, было чертовски жарко. Казалось, воздух стал в несколько раз гуще, словно напитанный густым туманом, но все, что сейчас волновало — это Эндрю с пунцовыми скулами и порозовевшей шеей. Тогда, в темноте башни, Натаниэлю не удалось рассмотреть распаленного поцелуями и прикосновениями парня, но сейчас, видя его, хотелось еще больше, еще жарче. Так, чтобы губы разболелись от поцелуев, а спускаться вниз стало чем-то неловким, потому что даже сейчас тело крайне однозначно реагировало на такую близость. — Не думал, что ты такой мелочный, Натаниэль, — словно нараспев, протянул Эндрю, снова утыкаясь носом в букет, то ли желая насладиться нежным чарующим ароматом цветов, то ли пряча свое смущение, будто Натаниэль не успел заметить его за те несколько минут, пока они вот так смотрели друг на друга. — Если это будет что-то безобидное, то я даже помогу тебе в осуществлении плана. — Но сначала, Дрю, я свожу тебя на свидание, во время которого я буду держать тебя за руку, неловко целовать в щеку и рассказывать всякую бессвязную чушь, а ты будешь утягивать меня от столкновения с прохожими, потому что когда я заговариваюсь, то перестаю обращать внимание на все вокруг, — сказанное вылетело изо рта Натаниэля практически скороговоркой. На самом деле он не планировал вот так раскрывать перед Эндрю все свои планы, но учитывая то, как его встретили, можно было слегка форсировать события, чтобы точно не облажаться еще больше. — Но сначала мне предстоит выпросить у тебя прощение, раз ты такой требовательный, Нат, — сказав это, Эндрю махнул палочкой, выпавшей у него из рукава, заставляя букет повиснуть в воздухе, а сам притянул Натаниэля обратно к себе уже двумя руками, крепко держа его за талию одной рукой, а второй пробираясь вверх по спине к пространству между лопаток. Сквозь тонкую ткань его прикосновения ощущались так отчетливо, и вместе с этим его ладони были настолько горячими, что Натаниэль довольно промычал, окунаясь в уже успевший полюбиться вкус чужих губ, обвивая своими руками Эндрю за шею и прижимаясь еще ближе. Все тело обдавало волнами жара, пока они целовались, перехватывая по очереди лидерство.       Руки Эндрю блуждали по спине Натаниэля, пока сам Веснински-Хэтфорд легко гладил кожу на шее, иногда переходя на плечи или верхнюю часть спины. И, наверное, требуемые Натаниэлем три поцелуя уже давным-давно закончились, но пока у них была возможность, они хотели воспользоваться ею по полной. Они еще успеют наговориться и рассказать друг другу о своих чувствах. Успеют разыграть семью Эндрю, а после утроиться на небольшом балкончике и, взявшись за руки, понаблюдать за звездами, но сейчас они упивались теплом друг друга, иногда ненадолго отрываясь, чтобы сказать какую-то незначительную глупость, от которой у обоих на губах появится легкая улыбка.