— Аджай, мальчик мой, где, чёрт возьми, тебя носит?
Шуршание листьев и противное, но привычное Гейлу шлюпанье грязи под ногами замолкает, когда из нагрудного кармана его поношенной голубоватой куртки раздаётся несколько звуковых сигналов, шипение, а затем и слегка возмущённый, но сонный и хриповатый голос. Аджай тут же замирает, прикрывая рацию ладонью, и оглядывается по сторонам. Хотя после сговора с Пэйганом передвигаться по Кирату стало безопаснее, Гейл всё равно инстинктивно жался плечами к шее при каждом новом "созвоне" с кем бы то ни было.
Осквернённая бесконечной войной и залитая кровью, некогда тихая азиатская страна уже давно небезопасна ни для жителей, ни для туристов, ни для даже самой её верхушки. В каждом кусте, за каждым камнем, оврагом может скрываться мина, жучок или того хуже — один из преданных псов Сабала, готовых порвать на куски всё, что не носит форму Золотого Пути. Этот, по словам Пэйгана, религиозный фанатик, ничего из себя не представляющий, только и может, что раз за разом жаловаться на непокорную Амиту, озверевших солдат Армии Короля, не дающих удержать ни один захваченный аванпост, и вечерами, после очередных разборок с повстанцами, нести по рации такую бредятину, что даже Аджая, привыкшего к периодическим срывам Пэйгана, иногда выводило это из себя (хотя в большинстве случаев Гейл просто довольно улыбался, разгуливая по узенькой киратской дороге, и наслаждался проделанной работой, предвкушая новые утренние передряги). Однако Гейл не мог ничего поделать ни с Сабалом, ни с его дурной компанией, ведь, если лидеры Золотого Пути хоть раз усомнятся в его преданности, не видать ему больше ни имеющихся у них разведданных, ни информации о новых заложниках (людей Мина), ни, соответственно, вечерних посиделок у камина в Королевской Крепости, которые Аджай так ценил. Ими Пэйган зачастую выражал свою благодарность за помощь в, как он выражался, "освобождении" Кирата. А иногда просто за отсутствием настроения король приглашал Аджая выпить с ним, поболать о грядущих переменах или очередных операциях по захвату, освобождению или ликвидации.
Так что теперь Аджай, закрывая рацию руками, осторожно приседает на корточки, прячась за первый попавшийся куст.
— Чего тебе? - полушёпотом проговорил Гейл, пытаясь понять, как на этой штуке убавить громкость.
— Ну
что ты, Аджай? Позволь напомнить, что не я, покопавшись в твоём ящике, улизнул ни свет ни заря из крепости. Чем ты опять занят? Надеюсь, на этот раз обойдётся без спасательной операции в Гималаи?
Его голос из рации или радио по утрам обычно поднимал Аджаю настроение, за исключением тех случаев, когда соединение начиналось со слов «надо поговорить».
— Ты деньги жалеешь или меня? - ехидно заулыбался Гейл. — Твои гвардейцы только и умеют, что обхаживать баб из соседней деревушки. Наш король в курсе, что его министерство социальной "гармонии" пол-Кирата без связи оставило?
— Мальчик мой, но ведь я и предположить не мог, что Амите придётся не по вкусу мой сладкий бас по утрам. Если как-нибудь зайдёшь к ним, окажи услугу, скинь её плейлист. Думаю, не мне одному интересно, чего надо наслушаться, чтобы нести такой бред по телику.
Ещё пару секунд Аджаю довелось послушать несколько наигранный, высокомерный смех короля Кирата, после чего рация с очередным набором противных звуков мгновенно замолчала.
Тайком перенастроив очередную повстанскую радиовышку, или, как принято у них её называть, колокольню, Гейл пробирался сквозь лесную глушь прямиком к Королевской крепости. Разъезжать на квадроцикле по застеженным лесным массивам или петлять туда-обратно на гирокоптере, борясь с неутихающим ледяным ветром, Аджаю строго-настрого запретил покровитель. Хотя с виду Мин никогда не выглядел, как человек, способный искренне заботиться или даже переживать о ком-то, Гейл всё-таки замечал иногда эту мгновенно гаснущую искорку привязанности и беспокойства в его глазах, поэтому не хотел лишний раз ранить его чувства, ссылаясь лишь на желание скорее добраться до дома. Пэйгану всё ещё не забылась та злополучная ночь, когда Аджай не вернулся домой ни в девять, ни в одиннадцать, ни в час. А утром, как только солнце осветило стены дворца, Мину позвонили, сообщив, что его «дорогого племяша» нашли поломанным и изрезанным охотники, блуждающие по лесу в поисках диких зверей. И это, справедливости ради, было не единственное его неудачное приземление. Но Аджай понимал, что о его скитальческой жизни Пэйгану знать во всех подробностях совершенно необязательно.
Так, неторопливо двигаясь мимо Раджгада, Гейл обхаживал каждого местного Шерпу, добывая всевозможные травы. Часто, после длинных "алконочей" или просто от усталости в будние дни, Пэйган любил растянуться на излюбленном широком бархатном ковре у камина и, помешивая тонкой длинной ложечкой почти кипятковый травяной чай, рассказывать Аджаю о всех "прелестях" королевской жизни. Хотя Гейла тяготила мысль о возможном наследовании Кирата, ежедневном выполнении всех скучных для него дворцовых обязанностей, он терпеливо выслушивал пэйгановские истории, периодически подливая ему своего фирменного чая.
« воспоминание »
— Аджай, как ты считаешь... что в контрабандистах мне не нравится больше всего?
Не поднимая глаз на собеседника, Пэйган осторожно подносит к губам маленькую золотую кружечку и, будто съев что-то кислое, тут же кривит лицо:
— Ащщ... Горячий, мать его, чай! - озлобленно, но приглушённо, сквозь зубы, выдавливает Пэйган, отставляя чашку обратно на блюдце.
Офицер, стоявший в дверях, незамедлительно бросается к королю, выхватив из спецовницы широкую бумажную салфетку.
— Король Мин!
— Уберись, - мужчина недовольно отмахивается, кивая солдату в сторону выхода, - и дверь захлопни.
Аджай, только отвернувшись от окна и понаблюдав за этой нелепой картиной, неторопливо подходит к камину и присаживается у противоположного Пэйгану края ковра.
— Что же?
— Сучьи террористы, Аджай. Сучьи террористы.
Мин недоверчиво посматривает на чашку, всё ещё водя большим пальцем по нижней губе, прищурив глаза.
— Взять, к примеру, Пола. Выращивать траву на моих плантациях и летать на каникулы к дочери за 32 штуки! - выражение его лица всё так же оставалось неоднозначным и странным, но Мин всё-таки засмеялся.
— Ты не упоминал об этом.
— Конечно я тебе не рассказывал. Ты был и остаёшься для меня загадкой, мой мальчик.
Мин поднял голову, и взгляды мужчин встретились.
— Но ты продолжаешь делиться со мной подробностями своей скучной жизни... - усмехается Гейл, бросая в чашку кубик сахара.
— Аджа-ай, не следует тебе так отзываться о моём бизнесе. Когда-нибудь Кират... частично... или полностью... перейдёт тебе, - делая свойственные себе паузы, продолжал король.
— Упорства тебе не занимать, Пэйган, - уже отвернувшись к огню, протянул Гейл и, оперевшись спиной о ножку стула, прикрыл глаза.
« конец воспоминания »
Растрёпанные немытые волосы, круги под глазами, порванные джинсы и измазанная грязью, травой и кровью куртка Аджая создавали впечатление только что вылезшего из могилы мертвеца. Мин часто упрекал его за эту неопрятность и даже "нанял" одного из лучших портных Европы, лишь бы Аджаю понравилось то, что носит он сам (в глубине души Мин, конечно, понимал — этому не бывать). Любовь Гейла к перестрелкам (будь то повстанцы или гвардия), охоте (утки или носороги), путешествиям (тёплые южнокиратские плоскогорья или многокилометровые гималайские скалы) и зависимость от прогулок по пейзажным окраинам Кирата с каждым новым заданием укрепляли в нём желание вступить в Армию Короля. Но ни Пэйган, ни Сабал не были бы этому рады.
Первый боялся, что однажды в какой-нибудь крупной потасовке этому вояке прилетит пуля в затылок, и король останется без наследника, а второй, ясно дело, даже представить не мог, что сын Мохана станет работать на Пэйгана, главного антагониста Золотого Пути. Но Аджай — воин; будто Капитан Америка, что сбежал из Штатов, во имя освобождения Кирата от кошмарных предводителей. Для него не важны ни деньги, ни слава. Шёлковые простыни, атласные халаты, заваренный по утрам кофе в белых фарфоровых чашечках, блюдца с золотой каёмочкой, длинные, до пола, бардовые тяжёлые шторы, богатые экзотическими фруктами сады, тысяча и одно блюдо на каждый завтрак, обед и ужин... Всё то, что встречало его каждое утро по пробуждении в королевском дворце и всё то, что он терпеть не мог, но чем так гордился Пэйган.
Именно поэтому, стоит солнцу показаться из-за ближайшего горного хребта, как Аджай натягивает на себя старые поношенные ещё в Америке шмотки и спрыгивает с высоких стен королевской крепости прямиком в чащу, еле-еле успевая раскрыть костюм-крыло.
А что Пэйган? По его внешнему виду, манере речи, жестикуляции и прочим деталям, даже самым очевидным, можно сразу сказать, что он за человек. Мин не входит в число тех лицемерных типов, нутро которых до самой последней секунды остаётся загадкой. Пэйган всегда открыт к общению (с теми, кого не считает ровней мартышкам) и в любой ситуации может поддержать разговор (если он не связан с мифологией или религией). Особенно это касается постоянных обитателей Дургеша. Король, судя по наблюдениям Гейла, мог бы стать для них вполне сносным психиатром. В остальном же Мин не стесняется своей "уникальности" и с первых же минут разговора даёт понять, с кем вы имеете дело. Его высокомерная, слащавая, саркастичная и в то же время утончённая натура не оставляла равнодушным ещё ни одного собеседника. Казалось, никому в целом мире не мог оказаться подвластным настоящий Пэйган Мин. Родившись в семье известнейшего мафиози, он с детства учился поведению у людей, чей образ жизни и привычки были близки к
дьявольским. В голове Гейла Пэйган до сих пор был ярким примером того, как жить ему не следует, но всё же умудрялся находить общие с ним черты. Аджай понимал, что судьбе Пэйгана завидовать не придётся. Уж слишком часто Гейлу удавалось разглядеть печаль в его глазах. Многие годы сын мафиози существовал в страхе за свою жизнь. Даже сейчас, покинув родную страну и ограничив свой мир одним только Киратом, детские воспоминания о суровом прошлом хранят внутри этого человека уйму тайн и секретов.
Аджай хоть и осознавал, что никогда не сможет полностью понять Пэйгана, его мотивов и пристрастий, но ясно отдавал себе отчёт в том, что не обо всём с Мином можно говорить. Что-то может однажды сильно ранить его, из-за чего перед Гейлом надолго или навсегда закроются двери Королевского дворца.
Северный Кират оказался совсем не таким, каким описывали его Сабал и Амита. Впервые вступив за Королевский мост, Аджай даже поймал себя на мысли, что оказался в совершенно другой стране. Тогда его затолкали в одну из конвойских тачанок, которые Гейл (обычно от безделья) подрывал минами С4 или самыми обычными гранатами. Вместе с прибывшим гостем отряд Гнева Пэйгана направился в сторону Раджгада, транслируя уже выученную всеми наизусть пропаганду. В тот раз радио кричало что-то про ограбление трупов солдат Армии Короля. Мол, оружие и снаряжение — собственность Пэйгана; забрать их — обокрасть "великого вождя". Знал бы Мин, скольких офицеров перелапал его племяш, — давно бы выписал запрет на хранение при себе 18+ материалов. Быть может, тогда король догадался бы, откуда в третьем ящике его стола появился альбом с несовсем культурными карточками.
Эта часть Кирата — земля без перестрелок, сирен у аванпостов, без вечерних срывов Сабала, кои обычно приходилось выслушивать по рации (связь с Золотым Путём в Северном Кирате недоступна из-за отсутствия союзых радиовышек), и без отрядов повстанцев, сидящих в окопах на краях деревушек...
Мирные здесь свободно обитают как в посёлках, так и в лесных хижинах: министерство отлова бездомных животных, созданное Пэйганом и его приспешниками, вместе со специально составленным отрядом солдат-охотников занималось отловом и приручением хищников. Так что гражданским, живущим на территории Северного Кирата, не приходится бояться внезапных атак диких собак, медведей, волков или ещё чего похуже.
Экономика этой части Кирата тоже не стоит на месте: ни одну сотню раз проклятая Сабалом фабрика «Чай Киры», ранее используемая с целью выращивания высококлассного чая, теперь процветает под властью Пола Хармона, одного из самых близких соратников Мина. Под руководством Пола, или, как его шутливо называл Пэйган, «Де Плёра», выращивание опиумного мака давало Кирату неплохое экономическое подспорье. Правда, после одной неудачной транспортировки Пэйган даже подумывал снести к чертям единственный аэропорт, но, опасаясь, что война затянется ещё надолго, не решился оставаться без возможности пополнять запасы золота.
« воспоминание »
— Говорила мне Юма: "Взорви херов аэропорт"! А я что? Всё эти грёбаные повстанцы. Позакрывали все дороги к южной границе... И как мне ещё вывозить опиум в манекенах, м? — король недовольно расхаживал по комнате, сложив пистолетиком ладони и задрав голову.
— Опиум?
— Аджай, — переведя дух, продолжал Пэйган, — моя золотая статуя — не единственный повод собой гордиться. Разве взращивание в людях любви к сельскому хозяйству не достойно восхищения, м? — легко засмеялся Пэйган, зажигая экран мобильника. — Я отдал этому придурку Южный Кират, а он даже сраный вертолёт не может посадить так, чтобы я не отбил себе булочки! На что, скажи, мне золотой унитаз, если я на него даже сесть не смогу?...
« конец воспоминания »
И вот, из-за белого облака порошащего снега и широкой стены из сосновых веток Аджай потихоньку начал различать очертания королевской крепости.
Остановившись перед воротами, Гейл зевнул, предвкушая грядущий разговор с каким-нибудь недовольным солдатом.
— Свои! - улыбаясь во весь рот прокричал Аджай, заводя руки за голову, будто готовясь шлёпнуться на гостиничное кресло.
Издёвки над гвардейцами доставляли ему не мало удовольствия. Конечно, Гейл осознавал, что однажды их терпения может не хватить на очередную его выходку, и одним прекрасным днём его просто застрелят где-нибудь на складе, но Аджая эти мысли ничуть не обременяли. Для любимца короля ворота крепости всегда были открыты, хоть он и предпочитал залетать туда на гирокоптере. Как для Гвардии, так и для Армии Короля, Гейл был лишь шилом в заднице: портил сигналки на аванпостах, подрывал склады с боеприпасами и оружием, помогал Золотому Пути в защите стратегических объектов, да и попросту не воспринимал солдат всерьёз. Большинство близких Пэйгану гвардейцев относились к нему как к избалованному папенькиному сыночку: проказничает, а наказывать нельзя. Мин и сам иногда размышлял об ограничении свобод этого беспокойного мальчишки, но руки так никогда и не доходили до чего-то серьёзного. Пэйган догадывался, что, запри он Аджая во дворце, однажды сам поплатится за это жизнью. Да и, чего таить, выслушивать по вечерам отчёты командиров о "подвигах" своего "племяша" королю было даже в радость.
Лишь им двоим было известно, что, забирая у Армии Короля (в присутствии повстанцев) одну колокольню, он перенастраивает обратно две другие; освободив от солдат один авапост где-нибудь в Центральном Кирате, в тот же месяц тайком от Сабала он возвращает Пэйгану два соседних. Да, дела двигались не так быстро, как хотелось бы, но и подозрений Золотого Пути в адрес Аджая Пэйган допустить не мог.
Неторопливо переступив за ограждение, Гейл подошёл к первому попавшемуся солдату и, перебрасывая ручной пулемёт через спину, бросил на офицера свой нагловатый прищуренный взгляд:
— Пэйгана видел?
— А не пойти ли тебе? - оскалившийся офицер развернул автомат прикладом вперёд и, приложив его к груди Гейла, резко толкнул парня к воротам.
Ещё не зажившие после падения со второго этажа колокольни синяки тут же дали о себе знать. Аджай, вздёрнув брови, поправил задравшуюся куртку, огляделся по сторонам и чуть слышно произнёс:
— Думаешь, светит мне Дургеш за твою смерть?
Солдат ухмыльнулся и сделал пару шагов вперёд, уперевшись в гостя автоматом:
— Убью тебя — сделаю командиру подарок... Ебало разобью — пол-гвардии мне в ноги откланяется... — гвардеец расплылся в язвительной улыбке и толкнул парня ещё раз. — Гейл, подскажи.... что же мне выбрать?
Аджай, не отводя взгляда, оценивающе поднял бровь. Такие разговоры стали для него частью повседневной рутины, так что и сейчас, разведя руки в стороны, он спокойно сделал шаг назад:
— В таких вещах... обычно выбирать не приходится. Но ты настаиваешь, так что...
Последние слова Гейла уже вряд ли кто-нибудь расслышал. Зато упавшего замертво солдата увидели и окружавшие их снайперы, и стоящие неподалёку пулемётчики. Однако, вместо воя сирены и громких возгласов офицеров «найдите, кто это сделал», Аджай, вытирающий рукавами стекающую с подбородка кровь, услышал негромкие размеренные хлопки:
— Ты посмотри-ка, м! - лёгкий хриповатый смех, доносившийся откуда-то сверху, потихоньку развеивал напряжённую обстановку. — Думал, обделаешься, а ты и глазом не моргнул.
— Думал, промажешь, а ты только от отдачи пошатнулся, - довольно съязвил Гейл и тронул ногой солдата, пытаясь удостовериться, что добавлять от себя не нужно.
— Да брось, Аджай, что ты мог оттуда увидеть? - шутливо прокричал сквозь порывы ветра Пэйган и передал оружейный чехол рядом стоящему командиру.
Гейл приподнял голову и наконец разглядел Мина у площадки Центра связи.
— О чём вы двое говорили? Надеюсь, не помешал, - спускаясь по каменным ступенькам, Пэйган бережно отряхивал своё длинное бардовое пальто. Затем, переведя взгляд на Гейла, продолжил: — Привезли новую пушку из Гонконга - хотелось опробовать. Дальность небольшая, но ты глянь...! - Мин, словно кощей, держащий в руках яйцо с иглой, осторожно протянул Аджаю своё приобретение. - Золота-ая, чтоб её!
Гейл поднёс указательный палец к лицу Пэйгана и, хмыкнув, покачал головой:
— Так вот для чего в прошлом месяце я в пещере два дня торчал... Думал...
Не договорив и закатив глаза, Гейл вытянул левую руку вперёд, указывая на статую:
— А это!?
Король с безразличным выражением лица повернулся к золотой версии себя и недовольно запрокинул голову.
— Аджай... Помнишь, что я говорил тебе... о реликвиях? Будущее Кирата ни в этих древних текстах, ни даже в чёртовой наркоте, - Мин широко развёл руки в стороны и повернулся к Гейлу. — Твои дружки наивно полагают, что из этой пустой земли с молитвой и танцами вокруг костра можно взрастить чудо...
Идиоты, Аджай... На что, думаешь, мне золотой ствол? Покручу им перед китайским посольством и вуаля — в следующем месяце без налогов на вывоз...
Выдержав небольшую паузу, Мин медленно провёл золотым стволом по лбу, смахивая чёлку, и, вздохнув, добавил:
— Властный монарх, Аджай. Вот что нужно Кирату сегодня... Идём.
Пэйган сунул золотой ствол в карман и, легко похлопав Гейла по плечу, направился в сторону лестницы, довольно напевая себе под нос какую-то смазливую мелодию.
— Начерта нам туда? - оборачиваясь, Гейл стянул со спины рюкзак.
— Центр связи, Аджай. Поторопись.
« Банапур , строение №4 »
— Амита, мы не можем больше так рисковать! Пойми ты! Сколько наших солдат погибли, выполняя твой бессмысленный приказ!?
— Да неужели? Не ты ли говорил, что важнее всего достать у Юмы эту древнюю тханка? Снова хочешь меня крайней сделать? Твои солдаты просто отсиживаются в ожидании провала. Я хотя бы что-то делать пытаюсь!
Лидеры Золотого Пути в бешенстве расхаживали по мрачноватой комнатке, уставленной свечами и маленькими рамками с фотографиями погибших повстанцев, принимавших участие в последней операции. Захватить склад Юмы так и не удалось, а из-за сработавшей системы безопасности большую часть отряда просто завалило камнями где-то в глубине пещеры. Теперь Золотой Путь, скорее всего, навсегда лишился священной тханка — семейной реликвии Гейлов. Сабалу, конечно, сложно было даже представить, каким образом этот ценный артефакт оказался у людей Юмы, ведь у дома Гейлов, в котором Аджаем и была спрятана тханка, установлена постоянная охрана. Новостей о нападении не поступало, да и Аджай ничего не сообщал Сабалу об этом.
— Может скажешь наконец, где последнюю неделю обитает твой святой турист? Идёт война. А ты даже за своими солдатами уследить...
— Заткнись, Амита!
Сабал бросает на соперницу свой обыденно диковатый взгляд, стаскивает со стола рацию и, пнув рядом стоящий деревянный стул, выходит на улицу.
Из того, что он узнал от Аджая, уехавшего на прошлой неделе "на разведку в Гималаи", большинство ему было непонятно. Сабал полностью доверял сыну Мохана, снабжал его поступающим с запада оружием, другими новыми примочками, неплохо помогающими в бою... Но (по понятным причинам) каких-либо положительных результатов или хороших новостей с севера лидер Золотого Пути так и не получал. Многое Сабал списывал и на неопытность Аджая, на его наивность и юность (хоть на момент приезда в Кират парню было уже почти 26, Сабал всё равно считал его недостаточно взрослым для "оставленной ему Моханом миссии"). Связаться с Гейлом сейчас не представлялось возможным, ведь, как уже упоминалось, канал Золотого Пути на севере был недоступен, а из этого жалкого повидавшего многое устройства за пределами Моста Короля доносился лишь противный писк или разъедающее уши шипение.
Точно по этой же причине и Аджай не мог поговорить с Сабалом, а значит, не мог узнать и о готовившейся операции по захвату крепости Варшакот...
« Королевская крепость, Центр связи »
Пэйган, переступив через последнюю ступень каменной лестницы и откинув назад края пальто, сунул ладони в карманы чёрных укороченных брюк. Всё ещё порошащий над головами крупный снег и лёгкий морозный ветерок (который на высокой площадке становился более раздражающим) раз за разом заставляли Пэйгана жмуриться в попытках растопить веками образующиеся на длинных нарощенных ресницах сугробы. Как уже упоминалось, своеобразная уникальность этого человека ничуть не смущала его самого. По крайней мере Мин всегда с гордостью рассказывал всем приезжающим сюда американцам о его коллекции розовых слонов в специально обустроенном Королевском заповеднике и о красующихся над его кроватью мордочках горных резусов с выколотыми глазами. Аджай поначалу нередко подмечал странные наклонности Пэйгана, но, увидев однажды этот "живописнейший" животный орнамент, сразу получил ответы на все вопросы, блуждающие у него в голове. В тот момент Гейл вывел для себя единственно верное заключение насчёт своего "папаши":
он просто ёбнутый.
Оглядывая площадку, Мин выдохнул накопленный в лёгких тёплый воздух, отчего над ним в то же мгновение образовалось плотное облако белого пара.
— Сандеш, чем сегодня порадуешь?
Вжав шею в длинный прямой воротник, Мин неспеша подошёл к высокой радиовышке. В паре метров от неё, копаясь в большой коробке с проводами, сидел крепкий мужчина в военном берете, раздражённо разбрасывая по сторонам поломанные запчасти каких-то приборов.
— Король Мин!
Военный вскочил со стула, чуть не опрокинув хлипкую круглую столешницу. Склонив голову, он тут же заговорил:
— Информации от группы захвата не поступало, ответственный за дело командир...
Солдат замолчал на несколько долгих секунд, пытаясь подобрать правильные слова. Пэйган же тем временем расхаживал по каменному полу, разгребая кожаными туфлями тонкий слой снега. Затем, будто бы и не слушая докладчика, он обратился к рядом стоящему Аджаю:
— Твои дружки с юга ничего не передавали?
Гейл, переведя глаза на съёжившегося гвардейца, неуверенно ответил:
— Да... нет. Нет, здесь же связь не ловит.
Пэйган, повернувшись к всё ещё молчавшему солдату, продолжил:
— Да. Связи и вправду нет. Сандеш, скажи... А
нашей с тобой связью... ты дорожишь?
— Конечно, Король Мин, - не задумываясь, проговорил офицер и тут же упал на колени перед Пэйганом.
Мин, вновь зажмурившись, поправил намокшую от снега чёлку. Разумеется, сложившаяся на фронте ситуация его сильно напрягала. Вот уже второй день специальный отрят «королевской кары» не посылал в крепость никаких новостей. Основной целью операции был захват и полное уничтожение монастыря Чал Джама, находящегося в Центральном Кирате. Кроме того, на этой территоррии, по добытой Аджаем информации, Сабал обустроил оружейный склад, что куда в большей степени сподвигло Пэйгана к захвату монастыря (чем он, собственно, и занялся через пару дней после возвращения Аджая из Южного Кирата).
Достав из пальто свой золотой М9 и присев перед солдатом на корточки, Пэйган прошипел ему в ухо:
— Что с храмом?
— Не могу знать, господин Мин!
— Тогда скажи мне, дорогуша... Давай! Скажи мне, кто знает!? Может мне ему лучше сраные деньги платить!?
Пэйган поднял офицера за шиворот и, приставив к его голой шее ледяной ствол, потащил к радиовышке.
— Террористы!
Аджай стоял всё на том же месте и, прищурившись, наблюдал за происходящим. Для него жестокости Мина стали уже не столько пугающими, сколько противными. Вспоминая ту сцену у границы, Гейл всё ещё морщился, пару раз его, бывало, подёргивало, а затем так же быстро отпускало...
« воспоминание »
Дула ружей перед лицом... Грязь и покрасневшие лужи... Страх, ужас... И... он.
Только крутящиеся лопасти вертолёта нарушали сложившуюся здесь тишину. Он выходит из вертолёта: среднего роста мужчина, в тёмно-розовых брюках, чёрной кожаной куртке с ремнём и таких же перчатках.
Блондинистые волосы сбриты с боков и зачёсаны к правой стороне лба. Смелая — хоть и немного пидорская — причёска при первом взгляде на незнакомца придавала его образу ауру устрашающей властности (с послевкусием психоза).
Наклонившись вперёд, мужчина медленно касается своих карманов, затем переносит правую руку к носу, закрывая лицо, и недовольно качает головой. В каждом его жесте, взгляде, в каждом движении читаются злость и раздражение. Солдаты отходят от Дарпана и Аджая, отведя головы в сторону. Словно понимают, что ничего хорошего из этого молчания они не вынесут.
Соединив ладони пистолетиком, загадочный незнакомец неспеша идёт к месту стычки и, не останавливаясь, медленно, размеренно произносит:
— Я ведь дал... чёткое задание... задержать автобус, — на последних словах, уже не сдерживая гнева, мужчина повышает голос. Ближайший к нему солдат стоит боком, закрыв рукой огнестрельную рану, не смея смотреть этому человеку в лицо:
— А ты... дебил... ты всё просрал! — выделяя каждое слово говорит мужчина. — Я всегда точен в формулировках: ... задержать... расстрелять.... задержать... расстрелять... — будто противопоставляя эти понятия, выговаривает он. — Эти слова, что, похожи? — стараясь сдерживать себя, незнакомец обращается всё к тому же солдату.
— Не по плану, — неуверенно отвечает парень.
В его глазах отчётливо просматривается страх... и ожидание чего-то ужасного. Человек в кожаной куртке опирается левой рукой на раненое плечо солдата и леденящим, но, кажется, совершенно спокойным голосом саркастично переспрашивает:
— Прости, не расслышал... Что?
— Не по плану значит, — повторяет офицер, склоняя голову и сжимаясь всем телом. Видимо, догадывается, что последует за этим вопросом.
Всё тот же незнакомый Аджаю человек залезает во внутренний карман своей куртки и достаёт золотую ручку. Слегка наклонив голову, он полушёпотом, с нарастающей яростью в голосе, произносит:
— Бесит, когда что-то идёт не по плану!
В то же мгновение он размахивается и втыкает ручку в грудь солдата, отчего тот падает на землю.
— Тебе дали! простое! задание! , а ты! всё испортил! — кричит незнакомец, чётко разделяя между собой слова. После каждого слова он снова и снова протыкает солдата золотой ручкой. Как только удары прекращаются, мужчина садится на землю, пытаясь отдышаться.
— А у меня теперь ботинки все в крови! — восклицает он, разводя руками и осматривая ноги. В таком его положении Гейлу наконец удаётся рассмотреть лицо убийцы. Но, к его удивлению, злостью в этих безумных глазах уже и не пахнет.
Незнакомец, отдышавшись, поднимается с земли и присаживается на корточки напротив Гейла.
— Ладно... Нет худа без добра, — выдыхает тот и протягивает руку Гейлу. — Давай, Аджай, поднимайся, ну же...
Он обхватывает плечо Гейла и общими усилиями они поднимаются с земли.
— А это кто? Твой дружочек? — с ухмылкой произносит незнакомец. — Де Плёр, будь так любезен, подними эту обезьянку из лужи, — легко смеясь, человек в кожаной куртке указывает прилетевшему с ним солдату на Дарпана.
— Откуда ты знаешь моё имя? — отходя от произошедшего, спрашивает Аджай.
Незнакомец отстраняется от Гейла ровно на шаг, убирая руку с его плеча.
— Аджай... — коснувшись переносицы и слегка наклонившись, отвечает мужчина. — Твоя мать что... ничего обо мне не говорила?... Совсем? — делая свойственные себе паузы, расспрашивает мужчина. — Что ж. Не будем терять время, — тут же он оборачивается к Де Плёру и, кидая ему нечто звенящее, восклицает:
— Пол, захватим кое-кого.
Затем незнакомец бросает оценивающий взгляд на Гейла и добавляет:
— Аджай, мать твою, ну чего ты стоишь? Прыгай скорее в вертушку, ну же!
Гейл, всё ещё в недоумении и неосознании происходящего, оглядывается на Дарпана. Его голову уже накрыли чем-то вроде картофельного мешка красного цвета с надписью 国王的军队.
— Да... Иду, — откликается Аджай, перенося взгляд на вертолёт, стоящий от них в паре метров.
« конец воспоминания »
И пока Аджай блуждал где-то в закаулках своей памяти, "папаша" его, напротив, времени зря не терял. Очнувшись от минутного забвения, Гейл застал офицера уже с разбитой губой и посиневшим носом, из которого начинала потихоньку капать красная жидкость.
Да... В последние дни Мин стал крайне вспыльчивым и, наверное, даже агрессивным. Нет-нет, вы не подумайте, что Гейлу редко приходилось наблюдать подобные сцены ранее. Даже наоборот. Однако, в кровь разбивая кому-то лицо, обычно Пэйган не выглядел так, будто побили его самого.
Дабы сбежать из Китая, Мину поневоле пришлось собирать какой-никакой отряд для первичной защиты. В него и вошли наёмники, служащие теперь в Королевской Гвардии. Именно их Пэйган не выносил больше всего, ведь те напоминали об ужасах прошлого, о несносном, по воспоминаниям Мина, отце и всех нажитых недоброжелателях, возвращаться к которым королю ни физически, ни в мыслях просто не хотелось.
В такие периоды проявления "старческого маразма" Аджай лишь мог просто находиться где-то неподалёку и следить за тем, чтобы Мин всего за пару часов не перебил всех дорогих ему людей (пусть об их ценности король и вовсе не задумывался). Пэйган даже свои "
наманикюренные ноготочки" (так называл их Аджай) не подпиливал, а надевал перчатки, которые в благом настроении натянул бы разве что под страхом бритья налысо или окрашивания в зелёный. Гейл понимал, что в голове у этого, как всем казалось, всесильного и непобедимого человека непременно тоже есть тараканы, от которых убежать никогда не получится. Просто время от времени из-под склизких розоватых извилин (и уж поверьте, куда более розоватых, чем у всех остальных представителей рода человеческого) они выползают наружу, начинают противно тереться своими спинками о череп, заставляя Мина становиться... таким. Пусть и не больше, чем на пару дней.
