Маковка

— Ну здравствуй, маковка. Помнишь меня? Конечно блять помнит. Этот голос он хорошо запомнил, на всю жизнь. Его обладатель, в их первую ночь, сделал всё, чтобы Минхо запомнил его имя. Хан. Чёртов Хан. — Возможно и помню, но если что ты же освежишь мне память? — игриво до нéльзя. С кошачьей ухмылкой на губах. Это их игра. Минхо любил её. Каждый раз заводит до невозможности. — Конечно, маковка, с удовольствием. — ухмылка этого черта была слышна прекрасно, он даже не стремился её скрывать. Дьявол. Этот Хан — самый настоящий дьявол. Минхо чувствует, как мягкий матрац прогибается под весом, чувствует лёгкий поток воздуха, что сопровождает чужие движения, чувствует так много, но так блять не достаточно. — Ты скучал по мне, маковка? — хитрый засранец. Он ведь знает ответ. Но всё равно спрашивает. — Может ты не будешь задавать вопросы? — Минхо слегка привстает на локтях и поворачивает голову в сторону звука. Знает, что всё равно не увидит, хотя так хочется… — Ночь длинная, я уверен, что мы всё успеем. И поговорить, и потрахаться. — Минхо чувствует резкое колебание воздуха. Хан абсолютно точно собирается в этот момент что-то сделать, только вот что именно? — Успеем…? — медленно выпуская воздух из легких и абсолютно по порнушному произнёс Минхо. Сука. А всё почему? Потому что этому чёрту надо было именно в этот момент неожиданно пройтись лёгкими поцелуями по грудной клетке. Но на поцелуях он не остановился. Эти шаловливые ручонки решили не оставаться без дела. Одна пошла вниз, а другая заскользила совсем невесомо, подушечками пальцев, сначала по рукам, а потом наверх — плечи, ключицы, шея и, наконец, вплелась в волосы, легонько их сжимая. Минхо не терпелось. Этого было мало, чертовски мало. Хотелось большего. С Ханом всегда хотелось большего. Минхо хотел взять всё, что он может ему предложить. Хан выбивался их всех категорий и правил. Он — исключение. И почему оставляя требования и пожелания к грядущей ночи, Минхо надеялся, что Хан идеально к ним подойдёт? Почему которую ночь он ждал и желал именно его? Ответов на эти вопросы у него нет. И возможно не будет. Не только ответов, но и самих вопросов, потому что в данный момент этот черт что-то настойчиво шептал ему в ухо, и очевидно, ждал ответа. — О чем задумался, маковка? — «о тебе», хотел бы ответить Минхо, но стоически себя сдерживал. Не хотелось доставлять Хану удовольствия это услышать. Тем более, что очевидно он настолько глубоко задумался, что не заметил, как всяческие действия в его сторону были прекращены, и на теле не ощущалось ни губ, ни рук. — О ценах на бензин, нынче ездить сюда затратно знаешь ли. — почему Минхо сейчас об этом вспомнил он не знает, но надо было сказать хоть что-то, вот и сказал. — И это первое, что пришло тебе в голову, детка? — как же все эти прозвища заводили. Ещё больше. Сильнее. Но особенно это было опасно, когда их произносил Хан. У него магическим образом получалось сказать это так, что мурашки начинали бегать по спине, ноги подрагивать, а глаза закатываться. — Может я действительно о нём думаю. — В моём присутствии? Абсолютно точно нет. — самоуверенный засранец. Как же хотелось прямо сейчас посмотреть ему в глаза. Увидеть лицо. Но всё, что мог Минхо — трогать. Сам выбрал — ни смотреть, ни видеть, только чувствовать, наслаждаться. — Как я хочу тебя потрогать. — мысли озвученные вслух, прогремели неожиданным признанием в тишине комнаты. — Только потрогать? Правда? — конечно нет. Но Минхо не стал бы просить большее. — И не забывай, твои руки всё ещё свободны. — для Минхо это был как зелёный сигнал. Теперь можно. Он наощупь, осторожно, аккуратно, потянулся руками в сторону Хана. Минхо чувствует его футболку пальцами. Материал неприятно ощущается на подушечках. Хочется снять. Всё снять. Оставить Хана таким же обнажённым, как и он сам. А может он хочет обнажить не тело, а душу? — Ну же, детка, давай смелее. — если это должно было как-то помочь, то блять абсолютно нет. Кажется это делает только хуже. Руки начинают подрагивать. Возбуждение. Нетерпение. Желание. Всё смешивается в единый коктейль и добивает ещё больше. Минхо не видит, только чувствует. От этого так плохорошо. Снять футболку, откинуть куда подальше, потянуться ближе к нему, в желании поцеловать, но лишь застонать от разочарования, потому что Хан сидит слишком далеко. И не горит желанием двигаться ближе. — Не стой как истукан, засранец. — злость бурлит в венах, но вместе с возбуждением и лёгкой капелькой стыда. Минхо такой нуждающийся. — Пока я засранец, буду сидеть тут. — на распев тянет Хан. — С места не сдвинусь, маковка моя. — наверняка улыбается. Гад. — Чёртов Хан, поцелуй меня наконец. — Ты не представляешь как я люблю когда ты произносишь моё имя. — это всё, что он говорит до того, как утягивает Минхо в поцелуй. Грязно. Мокро. И так желанно. Минхо жадный. Он не хочет отрываться. Не хочет прекращать. Хоть с их первой совместной ночи прошло всего пару месяцев, Минхо уже хочет чтобы Хан был его, с ним. Не видя даже лица, умудрился влюбиться. Ну не глупо ли? Минхо считает, что очень, но ничего поделать не может. Хан наконец возвращает свои руки на чужое тело. Одной сжимает бедро, а второй обхватывает талию, стараясь притянуть ближе. Только вот путы на ногах мешают. Теперь раздражён не только Минхо. И зачем вообще это было надо? Тогда, не прекращая целовать, Хан потянулся за ключиком, что Минхо оставил на тумбочке возле кровати. Не глядя быстрым и точным движением вставил ключ в маленькое отверстие на наножниках, освобождая. Терпеть сил не было. Они слишком замучили друг друга. Хотелось большего. Ближе. Ярче. Сильнее. До звёзд в глазах. До синяков и сорванного голоса. Рывком затягивая Минхо на свои колени, Хан думал лишь о губах. Этих невозможно прекрасных губах. Он хотел съесть Минхо. Настолько желанным он был. Хотелось увидеть его целиком, без этой маски, посмотреть в глаза, пока Минхо будет утопать в наслаждении, запечатлеть в памяти моменты оргазма. Но нельзя. Пока нельзя. Но ничего, зато он может слышать стоны и чувствовать, как дрожат чужие ноги. Пока что ему хватит и этого. Минхо сглупил. Очевидно, он слишком сильно затянул кожаные наножники, и теперь абсолютно не чувствовал свои конечности. Он ощущал лишь уверенную хватку на своей талии и недолгое чувство лёгкости, пока его, как куклу, затаскивали на чужие колени. Приятно до невозможности. Минхо в полной мере ощущал чужую власть. Всепоглощающий контроль. Ведь только Хан решал, что же с ним будет в следующую секунду. Да, конечно, если что, всё можно было остановить в любой момент, но Минхо знал — до этого не дойдёт. — Не думай ни о чем. Сейчас есть только ты и я. И эта ночь. Не бойся, моя маковка, наслаждайся. — шепот, в самое ухо, что пробирал до глубины души. И это именно то, что нужно было услышать Минхо на данный момент. Мозг отключается. Выдаёт ошибку. Контролёра больше нет. Теперь власть принадлежит чувствам. А у Минхо их много, особенно по отношению к Хану… Маска на глазах, что мешала увидеть и предугадать, что же вытворит в следующую секунду Хан, обостряла чувства ещё больше. Треклятые бабочки всё-таки ожили и начали порхать где-то в районе живота. Хотелось прильнуть котёнком и наконец попробовать на вкус эту потрясающе пахнущую кожу. Бог знает каким именно парфюмом пользовался Хан, но аромат был просто потрясающий. Терпкость сандала так органично сочеталась с лёгкой цветочной свежестью и дополнялась цитрусовыми нотками. Букет ароматов так подходил под образ, что был в голове Минхо. Хан в его представлении — такой разный человек, сочетающий в себе несочетаемое, но ведь именно это и делало его собой, создавало непередаваемую энергетику. И всё это так нравилось Минхо. — О чем снова задумался, маковка моя? — оставляя засосы и лёгкие укусы на шее и плечах Минхо поинтересовался Хан. Снова хочется ответить — «о тебе». Очень хочется. И ведь можно один раз сделать послабление, верно? — Ты вкусно пахнешь, хочу попробовать. — запрокидывая голову и открывая шею ещё больше, тихо, почти шёпотом, проговорил Минхо. — Тогда что тебя останавливает, маковка? — Хан прекратил все свои действия и выпрямя голову посмотрел на слегка дезориентированного Минхо, что в данный момент держался только благодаря чужим рукам, что расположились на талии и крепко прижимали к себе. Стараясь максимально быстро вернуть себе концентрацию и здравый рассудок, Минхо на ощупь стал пробираться к чужому лицу. Аккуратно проводя пальцами сначала по шее, параллельно слегка сжав её, чтобы почувствовать, как Хан сглотнул, взял чужое лицо в свои руки и начал покрывая короткими поцелуями в промежутках приговаривая — мне слишком нравятся твои губы — поцелуй — на моей шее — ещё один — знаешь, это ощущается так прекрасно — и ещё один в самый краешек губ — мне не хочется отрываться, не хочется чтоб ты прекращал — и наконец сильнее обхватив руками щеки Хана Минхо целует по-хозяйски настойчиво, в процессе углубляя и притираясь всё ближе и ближе. Хану это нравится. Чертовски нравится.