***
За завтраком группа КняZz и М.Ю. Горшенёв принимают обоюдное решение этим вечером никуда не ходить за пределы отеля, а посидеть в чьём-нибудь номере и поиграть в настольные игры. Устроить себе ленивый день, чтобы на следующее утро поехать на кофейную плантацию и к новому водопаду, у которого они ещё не были. Мише волнительно и хорошо, он глаз от Андрея оторвать не может, и конечно же очень хочет провести побольше времени с ним и его друзьями в тёплой и уютной обстановке. А им — судя по их любопытным взглядам, которые они осторожно на него бросают — тоже очень хочется узнать Мишу поближе, и рестораны с караоке явно не особо подходящее для этого место. Почти весь день проходил в ленивой неге — пляж, бассейн, пальмы и очень жаркое солнце. Сначала Миша подумал позвонить Кристине, рассказать о том, как чудесно они провели ночь… Но потом вдруг ощутил, что в настоящий момент… Не хочет. Он хотел только быть здесь, в этом моменте — наблюдать за тем, как Андрей плещется в океане сквозь стекла своих тёмных очков, смотреть, завороженно любуясь этой новоиспеченной Афродитой… Нет, Адонисом — вот он выходит из пены морской, подбегает к нему, смеясь и разметая во все стороны брызги, плюхается на соседний шезлонг и светится, светится неподдельной радостью, и Мише кажется, что этот свет — ещё ярче, чем солнечные лучи. И ему кажется, что он влюблен в этот свет. Он, наверное, никогда не влюблялся по-настоящему, не до конца понимал, что это вообще такое… И вот, приближаясь к собственному сорокалетию, за тысячи километров от дома, в окружении пальм, рисовых террас и бескрайнего океана, он словно рождался заново… Будто оживал, учился чувствовать новое-чудесное-неизведанное… Медленно, шаг за шагом, двигался к своим потаённым страхам и желаниям и пытался подружиться с ними. А как иначе, когда рядом с ним был Андрей. Вот такой. Чудесный, очаровательный, умный, талантливый, смешной, веселый, красивый и сексуальный Андрей… Есть он — и есть остальной мир, остальные люди, есть небо и облака, рыба на обед, улыбчивые балийцы и сёрферы, пальмы в песке, корабли на водной глади — у самого горизонта, шум голосов и тяжелый океанский воздух… Есть окружающий мир — и рядом с Андреем он меркнет. Хочется купаться в тепле его улыбки и ловить его радостный взгляд, хочется… Чтобы ему было хорошо, чтобы он был счастлив… Хочется касаться… На самом деле, с одной стороны, хотелось очень-очень много всего, с другой — просто и банально — чтобы Андрей был рядом. А он был — ведь он сам не мог от Миши отлипнуть. Миша даже уже не пытается сосредоточиться сейчас на книге — Андрей же, вроде бы, старается поменьше его отвлекать, но потом уходит и возвращается с большой миской свежих нарезанных фруктов — ананас, папайя, манго и даже арбуз. Миша откладывает своего — такого сейчас незначительного — Лавкрафта в сторону и тянется к свежей и сочной мякоти, с наслаждением пачкается сладким соком — и Андрей делает то же самое, губы и подбородок у него становятся липкими и влажными — он и не пытается аккуратно есть. Несколько капель оседают на груди — и Андрей без стеснения вытирает их рукой и облизывает пальцы — у Миши даже дыхание сбивается от этой картины. — Такие сочные, просто кайф, — говорит Андрей, старательно слизывая липкий сладкий сок. Мише жарко и душно — и он думает о предстоящем вечере. В груди тоже разливается жар — как закончится сегодняшний день? Останется ли Андрей у него в номере? Зайдут ли они дальше вчерашнего волшебного поцелуя? Мише волнительно — как перед самым первым спектаклем — и очень сильно хочется рискнуть. Андрей улыбается, доедая папайю, и Миша думает, что сам слизал бы каждую сладкую каплю с его губ и груди. А.С. Князев смотрит таким взглядом… Будто всё видит и понимает без слов. Миша выдерживает этот взгляд и надкусывает арбуз, тоже пачкая пальцы и губы в соке. Что за игра в гляделки у них — непонятно, но Андрей то совершенно не стесняется и не волнуется, а в его глазах Миша видит ни что иное, как обещание… Андрей резко наклоняется к его уху. — Так хочу тебя сейчас поцеловать, — шепчет он и так же резко отодвигается, запуская в рот кусочек манго, и сидит с самым невозмутимым видом, пока Миша переживает приступ тахикардии. Хочется… Безумно хочется слизать с манящих Андреевых губ эту липкую сладость, но… Не здесь и не сейчас. — Вечером, — говорит Миша, снова глядя Андрею в глаза. — Вечером. Андрей просто подмигивает ему в ответ. Что же будет вечером…***
Перед вечерними посиделками Миша ощутимо волнуется. Он и не помнит, когда в последний раз играл в настольные игры, да и вообще в какие-то игры в компании… Кроме бутылочки в далёкой молодости. При одной мысли о том, что они с группой КняZz усядутся на ковре и начнут крутить бутылочку, его пробивает на нервный смех. Вот уж что будет по-настоящему неловко и забавно… В назначенный час он стоит у нужного номера, держа в руках бутылку виски — не с пустыми же руками приходить в «гости». Слышит разговоры и заливистый смех — и не даёт себе возможности ещё больше накрутить себя и стучится. Андрей тут же открывает дверь — одетый в короткие светлые шорты и синее поло на пуговичках, которое он, конечно же, расстегнул прямо до живота. — Ооо, а вот и Миша пришёл! Все встречают его улыбками — и самая приветливая — Машкина. Какая же чудесная девчонка! Она предлагает ему напиток на выбор, пододвигает чипсы и орешки, сразу втягивает в разговор. Миша осторожно усаживается на постели, Яшка опускается на стул, Саша с Машей занимают соседние кресла. Андрей садится рядом с М.Ю., и вроде бы в номере работает кондиционер и температура довольно прохладная — но Мише тут же становится жарко, и он отпивает щедрый глоток виски, который обжигает горло, но унимает жаркое волнение в груди. Миша немного расслабляется. Одно он понимает точно — в ближайшие часы ему будет очень весело. И не ошибается. Этим чудесным балийским вечером, сдобренным замечательной компанией юных и красивых музыкантов, вкусным алкоголем и необычайно привлекательным соседом, который будто бы невзначай то кладет руку ему на плечо, то пытается облокотиться о него, Михаил Горшенёв умудряется один раз выиграть в мафию, постичь уникальное фантазийное искусство игры «Имаджинариум» и теперь, под мелодичный смех Андрея Князева лепит себе на лоб бумажку, чтобы поиграть в «угадай персонажа». Миша неожиданно для себя влился в компанию — был весел и легко поддерживал разговор, расслабился и стал искренним и открытым, вот таким, каким он на самом деле и был. Хохотал в голос над чужими шутками и сам пытался шутить, и был необычайно очарователен и привлекателен в своей искренности, хоть и сам этого не осознавал. В нём снова проснулся Мишка. Андрею он решил почему-то загадать Медведя из «Обыкновенного чуда». Сначала в его голове возникла мысль о Марке Рентоне — но он тут же отогнал её прочь. О старом «друге», посланце из его прошлой — тёмной жизни — точно вспоминать не хотелось. Хотелось тянуться к свету. В итоге каждый сидел с прилепленной ко лбу бумажкой — выглядело довольно забавно, но игра обещала быть увлекательной. Маша оказалась Терминатором, Яшка — Капитаном Америкой, а Сашке досталась — не много не мало — сама Гермиона Грейнджер. И когда до него доходила очередь, все начинали несдержанно хихикать. Первым, в итоге, угадал Яков — и с интересом продолжил наблюдать за остальными. — Тааак, значит я не человек… И типа человек… Это вообще как? Дракула что ли? — спросил Андрей, хмурясь и закусив губу. — Нет, не Дракула. Ну типа сказочный ты, но не вампир, а скорее, это… Ну вот кто ещё кроме вампиров бывает? — старательно пытался навести его на нужную мысль Миша. — Ну, оборотни какие-нибудь… Джейкоб из Сумерек, что ли? — Конечно же нет! — в сердцах ответил М.Ю., явно оскорбленный такой догадкой. — Как я мог этого… Придурка загадать? — Ну, оборотень, близко, да. Тебя эта тема волнует сильно в последнее время, — подал голос Леонтьев. — Саш! Ну нельзя же подсказывать! — Маша ткнула его в бок. Андрей нахмурился ещё больше, на его очаровательном лбу выступила морщинка. И вдруг его лицо просияло. — Да блин, точно, Обыкновенное чудо! Медведь, да? Миша заулыбался. — Да. Ты как понял то? Почему тебя эта тема волнует? — Нууу. Я фильм этот очень люблю, — ответил Андрей, отлепляя бумажку и задумчиво разглядывая надпись. — И хочу написать стихи. Песню вообще хочу целую. Про Медведя. А стихи как-то. Плохо идут… — Он нам все уши этим Медведем прожужжал, — сказала Маша. Мише стало ещё радостнее на душе — он очень любил и фильм, и пьесу, и вообще саму эту задумку и историю. И Андрей, оказывается, тоже! Ну разве так бывает? — Мне очень нравится эта сказка. И персонажи. Понимаешь, вот был он Медведем, не знал проблем… А что в итоге? — взволнованно выпалил Миша Андрею. — Да, проблем не знал… А потом как стал человеком и всё пошло-поехало… — задумчиво отозвался Андрей, затем наконец оторвал взгляд от бумажки, заинтересованно глядя на Мишу. — Какое чудесное совпадение — что нам обоим нравится эта история, Миша, — сказал он негромко. И Миша в ответ несколько раз активно кивнул — был необычайно рад такому чудесному совпадению. Но вскоре радоваться он перестал — и сидел, недовольно нахмурившись. Ведь выяснил, что он — негритянка. И мало того, что он был недоволен тем, что ему не достался мужской персонаж, так ещё и совершенно не мог вспомнить, где же в одной из главных ролей он видел негритянку. Методом проб и ошибок М.Ю. всё же угадал, что это персонаж Вупи Голдберг из фильма «Приведение». Правда имя назвать не смог. Остался один Сашка со своей Гермионой. — Я даже не помню, как её там звали-то, ё-моё — Миша показушно насупился и нахмурил брови, но выглядеть стал только забавнее и очаровательнее. Андрей на него смотрел с уже нескрываемым обожанием. — А так я этот фильм очень люблю, между прочим, — добавил Миша. Это был один из немногих романтичных фильмов, которые ему нравились. — Я тоже его обожаю, кстати, и особенно… — Песню? — перебил Андрея М.Ю. и тут же заалел щеками, как по команде — наткнувшись на Андреев взгляд, такой тёплый, что в нём можно было буквально искупаться, как в речке в жаркий летний день. — Песню, — Андрей кивнул. Маша, с умилением наблюдавшая за их взаимодействием, с трудом удержалась, чтобы не издать звук, который обычно издают люди, когда видят двух жмущихся друг к другу маленьких котят. Она только негромко кашлянула. — Александр, теперь ты. М.Ю. разорвал зрительный контакт. Андрей придвинулся чуть ближе — так, чтобы соприкасались их голые коленки, ведь на Мише были бриджи, а на Андрее — шорты. Миша почти незаметно, но вздрогнул, глядя как-то заторможенно на Андрееву коленку. Ему представилось… Ноги у Андрея были красивые — длинные, стройные, и по старым фото, которые Миша, конечно же, изучил вдоль и поперек, кожа его была светлой, под стать блондинистым волосам и голубым глазам. Сейчас же она была кофейно-кремовой… Взгляд не оторвать. Миша представил… Всего на мгновение представил, как бы его ладонь — крупная и сильная — смотрелась бы на этой почти хрупкой коленке… А если рукой провести выше, скользнуть к внутренней стороне бедра, Андрей бы, он бы наверняка выдохнул негромко и сладко, и раздвинул бы ноги шире, и… Миша сделал ещё глоток виски. Кажется, алкоголь совсем вскружил ему голову. Хотя дело было — не совсем — в алкоголе. Кое-кто, вскруживший ему голову, наклонился ближе, желая что-то прошептать, Миша резко развернулся, и они чуть не стукнулись носами. Андрей… Всё та же игривая синева во взгляде, эти губы, нежные и сладкие, которые Миша вчера распробовал, вот бы сейчас податься вперёд и снова, снова, снова целовать его и целовать до потери пульса… Изгиб шеи в вырезе футболки манил — хотелось просто зарыться туда лицом, потереться щекой, лбом, словно кот, хотелось стянуть футболку и огладить грудь — чудесную юношескую грудь, с двумя маленькими тёмными сосками, Миша бы… Миша… У него даже испарина на лбу выступила, и он застыл недвижимым изваянием, внутреннее сгорая от стыда, перемешанного с желанием. Ребята что-то говорили — но он их не слышал из-за шума в ушах. — Пошли к тебе в номер? — всё, что он понял, глядя на Андреевы губы. Почти незаметно кивнул. Андрей резко выпрямился, потягиваясь и очень правдоподобно зевнул. — Ребятушки, с вами, конечно, очень весело, но мы с Михаилом, пожалуй, пойдем, — сказал он расслаблено, без какого-либо стеснения, пока М.Ю. пунцовел, сгорая от стыда. — Но, мы ж, это, не доиграли ещё… ой! — Саша прервался на полуслове, потому что Маша довольно больно ущипнула его за плечо. — Конечно, давайте, завтра у нас экскурсия ещё, долгая поездка, выспаться надо, — с абсолютной невозмутимостью проговорила она, пока Саша хмурился, а Яша понимающе улыбался. Миша же поднялся слишком резко, потом замер, оглядев присутствующих. — Да, было здорово, просто отлично, ещё так, это, обязательно посидим. Игры — супер! Он кивнул, убрал с вспотевшего лба несколько прилипших прядей. Ему уже все улыбались и кивали, а потом Андрей его взял за руку, утягивая за собой, и Миша был очень рад, что плотная ткань бриджей хоть немного скрыла его стояк.***
В номере Миша снова замер, остановившись у постели, но тут уже Андрей решил взять дело в свои руки и прижимался к нему, заглядывая в глаза. — Какой же ты красивый, Миша, весь вечер на тебя смотрел и насмотреться не мог… Андрей шепнул это ему прямо в губы и поцеловал — горячо-горячо, несдержанно, совершено уже не церемонясь. И Миша ответил со всей страстью, на которую был способен. Низко застонал прямо в поцелуй, обхватывая Андрея руками за плечи и сжимая крепко, до синяков. Почему Андрей был такой сладкий? Потому что пил ром с колой, или потому что он просто сам по себе был такой — солнечный, источающий волшебное тепло, с такими по-девичьи нежными губами, которые так восхитительно прикусывать, вслушиваясь в его шумное дыханье? Андрей и правда сошел бы за девчонку — он был таким хрупким и нежным под Мишиными ладонями, с кожей, на ощупь напоминающей лепестки цветов… Но над губой у него пробивалась щетина, и пахло от него отнюдь не приторными девичьими духами, а более терпко, ярко… и вкусно… Миша оторвался от его губ лишь для того, чтобы спрятать свое лицо в изгибе его шеи и зажмуриться, ведь он все ещё состоял из смеси стыда и желания… — Миша, Мишенька, — шептал Андрей, поглаживая его по голове, чуть оттягивая пряди — так приятно, так невозможно приятно в сочетании с теплой и гладкой кожей под Мишиными губами, что он снова глухо что-то промычал, жмурясь от переизбытка впечатлений и крепче сжимая руки на Андреевой талии. — Миш, — позвал Князев ласково, и притянул Мишу ближе, заглядывая в глаза — совершенно пьяные, конечно. — Миш, а знаешь, о чем я фантазировал? — мурлыкнул Андрей и Миша мотнул головой, ощущая, что он уже на пределе — биение сердца в ушах, казалось, оглушало, тут как бы кони не двинуть от переизбытка эмоций. — О том, как мы с тобой танцуем. Давай потанцуем? — Андрей положил руку Мише на грудь, будто пытался успокоить бешено бьющееся сердце. Он выглядел спокойнее и сдержаннее, чем сам Миша, хотя по сбитому дыханию и горящим глазам было понятно, что он не меньше опьянен всем происходящим. Миша сам попытался дышать ровнее, выжидая, когда же его пульс перестанет так стучать в висках. Андрей же, отодвинувшись на мгновение, быстро выудил из кармана телефон, потыкал в экран. Порозовевшие от поцелуя губы растянулись в теплой улыбке, и он взглянул на Мишу ещё хитрее и игривее, чем до этого. — Я думаю, что эта песня подойдет, — почему-то понизив голос произнес Андрей, опустив телефон на тумбочку. Заиграла Unchained Melody. Да, та самая песня из фильма «Приведение» -Ты… Ты серьезно? — у Миши по позвоночнику побежали мурашки. Ну что это такое вообще? Андрей и правда, словно в доказательство Мишиных слов, немного посерьезнел, кивнул, и взял Мишу за руку, утягивая на середину комнаты. Одну его руку — ватную, ведь Миша был совершено обескуражен и окончательно пьян, глядя на Андрея потерянно и смущенно, — он положил на свою талию. С другой ладонью переплел пальцы и, не отрывая взгляда от Мишиного лица, медленно и неторопливо задвигался в такт музыке. У Миши кружилась голова, но сердце… Безумное сердце почему-то успокаивалось, и он сам погружался в какое-то… Размеренно-тягучее, но не менее приятное состояние. Андрей смотрел на него… Так тепло, искренне и без сомнения влюбленно… Что Миша и правда окунулся в его взгляд, растворяясь в нём, без остатка, и всё его существо наполнялось безграничной нежностью. Время точно замерло — или потекло иначе, Миша совершенно перестал понимать — где он, кто он, был лишь Андрей, его голубые глаза, его хрупкая талия под Мишиной ладонью; его тёплая щека, которой он прижался к Мишиной щеке, все-таки разорвав зрительный контракт, его щекотное дыхание, его мягкие волосы, в которые Миша зарылся носом, почти не дыша, словно боялся, что это наваждение исчезнет, как волшебный сон, растворится в тяжелом балийском воздухе, лишив Мишу его собственного солнца… Музыка, кажется, уже прекратилась. Но они продолжали размеренно покачиваться и ни один из них не хотел, чтобы это заканчивалось. Андрей всё-таки поднял голову, чтобы заглянуть ещё раз Мише в глаза, а потом… Кто из них к кому первым потянулся? Это было неважно. Поцелуй случился как-то сам собой. Андрей прижимался к нему — теплый, нежный и такой уже родной. Они сплелись в поцелуе, у Миши подкашивались ноги и кружилась голова, вот от уже обнаружил себя сидящим на постели. Андрей просто забрался сверху, притираясь всем телом и Миша заскользил руками по его спине и целовал-целовал-целовал до умопомрачения, прикусывал его губы, желая ловить каждый его выдох, каждое движение языка. Андрей заёрзал на нём, и Миша снова с пьянящим восторгом ощутил, будто он везде и всюду, будто он — сам свет… Тепло растекается от кончиков его пальцев по всему телу и медленно тает… У Миши в бриджах становится очень тесно, и он уже подается бёдрами вверх в каком-то безостановочном хаотичном темпе. Андрей вцепляется в его волосы на затылке, дрожит, всхлипывает, шепчет ему на ухо какие-то глупые нежности, и у Миши всё плывет перед глазами, и эти ощущения ярче кайфа от любого наркотика. Он тихо рычит, тычется носом Андрею в шею и дышит-дышит-дышит приоткрытым ртом, оставляя на коже свое влажное дыхание. — Господи, Миш-Миш-Мишаааа… — Андрей крупно вздрагивает и громко стонет, его кидает за грань от всей этот подростковой забавной возни ещё раньше него... Или нет… Миша уже ничего толком не соображает — он что-то выстанывает измучено, вздрагивает и кончает. И это — самый яркий оргазм в его жизни, крышесносное и будто новое удовольствие, растекающееся по всему телу. Он обессилено валится на кровать, в голове какая-то блаженная пустота, сердце всё ещё бешено отбивает свой ритм. Андрей устраивается рядом, заполошно дыша. — Пиздец, как же охуенно, Михаил Юрьевич, — горячо мурчит ему на ухо, собственнически закидывая на Мишу ногу и руку. У М.Ю. всё еще дрожат пальцы, и он совершенно не контролирует свое тело. И это заметно — иначе как так вышло, что у него на лице идиотская улыбка от уха до уха? Андрей не может никак успокоиться — такой неумный, сцеловывает эту улыбку, гладит надбровные дуги и морщинку на лбу, а потом лениво присасывается к шее. Рукой гладит Мишу по груди, тычется носом, губами, щекотно дышит ему в ямку между ключиц, и продолжает что-то игриво нашептывать. В общем, ведет себя так, словно совершенно не может от Миши оторваться. Самого Мишу же размазывает сейчас так, будто он и правда превратился в масло на горячем тосте — податливая теплая масса, делай со мной что хочешь. — Андрюш, — срывается с губ такое нежное и ласковое. — Миш, ты лучше всех, слышишь? Миш… — Солнышко, — говорит Миша немного хриплым голосом. — Солнышко… у меня в руках. Андрей шебуршится в его объятиях, устраиваясь поудобнее и заглядывает Мише в глаза. — Когда-нибудь ты мне споёшь эту песню, да, Миш? Горшок хмурит брови и выпячивает нижнюю губу. — Ну нет, это уже слишком, песню Солнышко группы «Демо» я точно петь не буду, я такое не пою! — он становится нарочито серьезным и щёлкает Андрея по носу — а у самого во взгляде плещутся смешинки, которых отродясь там не бывало. Он непростительно счастлив, пребывая в этой посторгазменной неге. И Андрей, глядя ему в глаза, не может не прочитать и не понять. Я всё что угодно для тебя сделаю. И А.С. Князев только довольно и солнечно улыбается в ответ. И вспомнили вдруг, что умеем летать, Чтоб выросло солнце в саду и в душе, И много «ещё» превратились в «уже»