***
В памяти Польши ещё не было такого просторного номера, да раньше подобные пятизвёздочные отели казались ему излишне дорогими. Конечно, при зарплате менее пяти тысяч евро всё будет казаться не по карману, однако, Германия сделал доброе дело, подняв с годами зарплату аж до восьми тысяч. Две тысячи долларов, потраченные на месяц в отеле, где отсутствуют надоедливые люди, уже не являются такой страшной суммой для кошелька. Утром Польша помог своим друзьям разложить вещи, пускай помощь заключалась в том, чтобы заполнить тишину пустыми и несвязными разговорами. Сейчас он планирует отправиться в жаркое солнце с приятелями прямиком на пляж, захватив с собой все необходимые вещи, как полотенце, крема и прочее. — Это для Венгрии для загара; это для нежной кожи Чехии и Словакии; это нам всем от ультрафиолета… — перечислял вслух Польша. — Почему только я волнуюсь о таких вещах? Когда тот сложил вещи в свою небольшую сумку, в его и так не закрытую дверь постучали. Друзья Поли знают, что тот часто имеет привычку оставлять свои апартаменты открытыми, поэтому это точно не мог быть кто-то из них. Ради приличия поляк накинул на голый торс рубашку и пошёл встречать гостя. Естественно, что это далеко не этикет или комплексы, а небольшой подарок от Германии в копилку психических травм. Распахнув дверь, в проёме оказался никто иной, как Герман, про которого только что проскользнула мысль. Польша не зря накинул на себя верхнюю одежду. — Что хочешь? — спросил поляк, недовольно скрестив руки. — Да так, увидеть тебя, — с улыбкой ответил Герман, свысока смотря на славянина. — Мне не до твоих хотелок, ибо я иду на пляж, — сделал шаг назад Поля. — Не отвлекай меня от сборов. — Поль, я лишь хотел проверить, всё ли тебя устраивает. Ты прекрасно знаешь, как для меня важен твой комфорт. Из Польши непроизвольно вырвался разгневанный вздох, словно он обрёл драконье дыхание. Неожиданные визиты немца с желанием докучать знатно делали ему нервы, а сейчас тот умудряется портить ему отдых. Подойдя к Германии, Поля схватил его за горловину футболки и притянул его довольную ухмылку поближе к своему сердито надутому лицу. Этот жест сработал, если бы Герман был либо ниже него, либо они находились в фильме. Этим самым поляк только сыграл ему на руку, когда их лица были слишком близко, что у немца аж сердце затанцевало от радости. — Слушай сюда, позолоченное дерьмо, — грубо произнёс Поля, что не свойственно ему. — ты уже давно не тот смазливый немец, которому я шёл на встречу с надеждой, что ты можешь быть адекватным. Я знаю твое истинное лицо, и я вижу перед собой неконтролируемое животное, что бросается мне под ноги. Ещё и выставляешь меня слабым и беззащитным крольчонком перед другими, оглядывая меня, как свежее мясо. В этот раз тебе ничего с рук не сойдёт, и позабудь о шансах опустить меня до своего уровня. Я нормальный мужчина, а не как ты. То, что сейчас говорил поляк, было всего лишь ромашковым букетиком. Он мог придумать речь получше, и Германия это знает, но что-либо слушать от любимого человека, с которым его разделяют ничтожные сантиметры — настоящее удовольствие. — Ты меня понял? — в заключении спросил Польша. — Конечно, — ответил тот, всё ещё стоя согнутым над поляком. — Не передумал насчёт горок? Упоминание о недавней сделке, где Герман с австрийцем предложили пойти в океанографический парк с американскими горками, немного разбавило напряжённую атмосферу. Отпустив того, Поля оттолкнул его. — Нет, морская болезнь меня сильнее пугает, чем горки. Кстати, спрыгивать с темы разговора не надо мне тут. — О, так ты хочешь со мной пообщаться? Поль, ты меня осчастливил на все последующие тридцать дней! — Да иди уже отсюда, счастливый ты мой, — сказал Польша, после чего закрыл перед чужим носом дверь. Как только раздался хлопок, улыбка с лица моментально сползла с лица Германии, а взгляд печально упал на пол. Прикусив губу, он нехотя отошёл от дверей, не имея намерений покидать их именно сейчас. Немца охватила обида, которую он чувствует после каждой встречи с Польшей. Сначала его наполняет радость, как при первой встрече с солнышком, чьим названием ласково называет поляка. Мимо ушей пропускаются все обидные словечки, ибо внимание сосредоточено на тембре голоса Польши, что похож на бодрый весенний ветерок. Грубые тона придают тому большей мужественности, по сравнению с первоначальным представлением о Поле. Германия не похож на Британию, который хочет иметь под рукой куколку. Ему нужен собственный идеал, на которого нельзя класть руку или чтобы она была на самом Германе. Не нужна тонкая талия и эластичные формы — хочется крепкого подтянутого тела, которое не должно быть сильнее немца. Он мог бы сказать, что хочет равного себе партнёра, но влюблённое сердце слишком требовательно и порой своекорыстно. Скорее всего из-за этих черт Германия не может найти себе иного человека, кроме Польши, чью агрессию терпит и легко отбивает. Их связывает работа и один общий друг, а ещё неудобное положение, которое создал Герман для Поли. Одна квартира, собака и щедрость со стороны немца — вот, за что привязывается меркантильный Польша, который за причинённый ему вред требует своего рода компенсацию. За то, что с ним сделал Германия, нужно притягивать к криминальной ответственности, но из-за того, что тот является многоуважаемым государством, этого не случится. Государство априори никогда не будет способно на, что сделал, к сожалению, Герман. В результате этого поляк довольствуется тем, что использует его, исключая тот факт, что часть его жизни может стать зависимой от немца. И за этим последние года наблюдает Австрия, которому вместо попкорна необходим психолог.***
На второй день европейцы чуть ли не штурмовали пляж, чья территория была специально огорожена забором. Люди пару дней назад готовы были идти с жалобами прямо в офис правительства штата, якобы ужасные американские бизнесмены лишают их свободы. Когда же они увидели за ним европейских самодержцев, то успокоились и даже обрадовались. По правде говоря, они чуть ли не толпились возле забора, чтобы сделать на память фотографии целых нескольких стран, так ещё и с другого конца света. Спасателю, что дежурил на территории, приходилось кричать во все стороны. Германия постоянно ловил дежавю, когда кто-то хотел перелезть через забор. Были и те, кто остался на территории отеля, чтобы искупаться в бассейне. Франция не хотел идти под зенитным солнцем из-за своей белоснежной кожи, которая слишком чувствительна к его лучам. Он может пойти на пляж, но за один раз он истратит целую бутылку защитного крема, а через два часа появляться первые ожоги. Похоже на то, что Солнце сильно завидует Францу, что намного ярче него. Направляясь к бассейну, из-за больших кустарников он увидел двухметровую персону Британии. На деле его очень легко заметить, ибо не зря он считается самым высоким Самодержцем среди всех существующих. Франция, заприметив его в тени зонта, без раздумий остановился. Желание отдохнуть возле бассейна заставило его позабыть о том, что сюда может выйти его бывший. — Неужели ты приехал сюда ради Франца? — послышался вдалеке насмешливый голос Ирландии, над чьей головой и стоял британец. Ирландия — старый недобрый знакомый Британии. Многие века ирландец пробыл под его колониальным правлением, и в этом веке их отношения так и не улучшились. То, как он себя ведёт с Королевством, в порядке вещей. — Очень тактичный вопрос, — сказал Британия, от голоса которого у француза внутри что-то заёрзало. — Скорее формальный, — поправил тот. — Понятия не имею, какую на этот раз боль ты ему причинил, но при твоём упоминании его настроение растёт примерно как твоя экономика. — Неудачное сравнение. Не надоело совать свой эльфийский нос в чужие отношения? Нам уже столько лет, но почему-то ты пытаешься искать драму там, где её нет. — Как и твой бывший, — раздался смешок Ирландии. Теперь тот отчасти раздражает уже Францию. — Бывший? — удивлённо спросил Великобритания. — Откуда такая уверенность в своих высказываниях? — Брит, я с тебя просто смеюсь, но мои слова строятся не на шутках. Я давно не видал, как тебя бежит встречать твой якобы любимый мужчина, как это обычно происходит. Раньше с постоянным восхищением о тебе говорил, а тут замолк. — В последний раз я похожую ерунду слышал, когда всех интересовала личная жизнь монархов в веке так XVIII, — Британия явно ожидал большего от Ирландии, но его голос казался слегка разочарованным. — Если Франц не болтается о личном направо и налево, это значит о наших построенных личных границах. Мне не нужно яростно доказывать тебе, что ты ошибаешься, ибо это твои проблемы. — Ой, не учи рыбу плавать. Когда британец ушёл в сторону шезлонгов, Франция смог прийти в себя. До жути интересно, но с такой же силой неприятно слушать о себе разговоры. Когда он хотел, чтобы все перестали говорить об его отношениях, получилось с точностью наоборот — о них просто не говорят напрямую с французом. Было приятно разве что от того, что Британия не шёл на провокации Ирландии, как можно быстрее закончив разговор с хорошей позицией. Однако Франц было вспомнил, что это всё-таки был Великобритания, и облегчение моментально покинуло его тело. Несмотря на подслушанный диалог, Франция не отказался от отдыха на шезлонге. Небольшой проблемой было, что дорога к его лакомому месту возле бассейна была через британца. Собрав волю в кулак, он молча прошёл мимо них двоих. В его плечо ударился прожигающий взгляд, который, как солнечный луч, чуть не оставил ожог. Мурашки прошлись по всей его лебединой коже, но Франц продолжал сохранять невозмутимость, пока не дошёл до своего места. Мысли по поводу того, что Британия пожелает занять место рядом с Францией, стали реальностью. Пока француз разбирался с вещами в сумочке, поставленную на столик, в его сторону раздавались знакомые тяжёлые шаги по доскам. Присев, Франц поднял голову на подошедшего британца. Он ранее не казался таким высоким, как сейчас, что заставило светлые брови в удивлении подняться, однако, глаза пребывали в полу закрытом состоянии. — Здравствуй, Брит, — из вежливости поздоровался Франция, вернувшись к своей сумке. — Твоя вежливость звучит не искренне, — сказал Великобритания, который уж слишком хорошо знает француза. Не было охоты продолжать бессмысленный, по мнению Франции, диалог, поэтому наступило недолгое молчание. Его вскоре прервал Британия, что присел на соседний шезлонг. В связи с недавним разговором с Ирландией он был настроен серьёзно, но изысканный вид Франца, которого он не видел месяцами, завлекал глаз. — Хоть ты и молчишь, все видят, что с тобой что-то не так, — намекнул Королевство. — Мало что другие думают обо мне, — сказал прилёгший француз, откинув голову назад. — Ты-то по какой причине к нам присоединился? — Я целых пять лет не мог взять небольшой перерыв от государственных обязанностей, как тут выпала возможность, — ответил тот и прилёг следом за Францией, отвернув от него голову. — Отдохнуть в тропиках, увидеть сына, тебя — идеальный, как по мне, отдых. — О, ты, оказывается, скучал по мне, — саркастически протянул Франция, прикрыв глаза. — Думаешь, я тебя хотел видеть после тех слов, что ты мне тогда наговорил? — Ох, Франц… Слова были произнесены с яркими сердитыми нотами. Великобритания считал ту ссору очередным пустым разговором, во время которого у него сдали нервы. Он был готов к тому, что со свадебной темой ему будут мучить голову ещё долго, но сегодняшнее поведение француза раздражает ещё больше. Франция был излишне эмоциональным человеком, который часто походил на взрослого ребёнка, что ходит вечно обиженный из-за одного неверно сказанного словечка. К сожалению, Британии не дано понять его состояние, когда грубые слова из уст дорогого человека могут ранить сильнее ножа. — Не смей думать, что я мог легко проглотить твои высказывания, — продолжил Франц. — Если тебе глубоко всё равно на мои желания, то не надо строить из себя несчастного. — Я давно передал тебе эту роль, — язвительно ответил британец, ибо он считает обвинения в свою сторону манипуляциями. — Я чётко объяснил свою позицию и очертил твои любимые границы, но ты продолжаешь на меня этим давить из раза в раз. — Хочешь выставить меня истериком? Хотя с чего это, если я просто влюблённый дурак, будто любить тебя — быть идиотом. — Это было лишним, признаю. — Выходит, что все твои слова были лишними, но ты всё ещё пытаешься оправдать тот всплеск эмоций. Ты в курсе обо всех моих комплексах, но тогда решил надавить на самое больное место. Мне было обидно слышать, что я слишком стар для «детской забавы». — Как и я стар для этого, но я это хотя бы понимаю. Ты ухватился только за небрежно сказанные мною слова, ошибочность которых я давно признал. Это было сказано на эмоциях, но они были вызваны тем, что ты не воспринимаешь мой отказ всерьёз. Вместо примирения мы продолжаем спор, стоит ли показуха с кольцами и символизмом брачной ночи нашего внимания. Вместо этого мы могли бы расслабиться в номере и без символизма. Франц ещё мог смириться с тем, что такой особенный праздничный день для Великобритании заключается только в суматохе и страстной ночи после всего «кошмара». Когда прозвучало предложение о том, что вместо дискуссии можно было «отдохнуть» в номере, француз из интереса глянул на того. Голова Британии была направлена вверх, но взгляд его был нацелен на Францию, и далеко не на лицо. — Если тебе нужно только это, то тебя не сковывают брачные узы – закажи себе, кого надо, — сдержанным тоном сказал Франц и, больше не имея сил терпеть Британию, встал и пошёл в сторону сада. Ему необходимо было успокоиться после легкомысленных выражений британца, который даже не пытался остановить чуть ли не убегающего от него француза. На удивление, он быстро успокоился, правда, за счёт того, что засомневался в своих утверждениях. Британия не хочет брака, не говоря уже о свадьбе, и это вызывает много вопросов. Однако Франция не может дать на них точный ответ, ибо он не является Великобританией, чтобы знать настоящие причины. После отказа он думает, что возлюбленный не ценит его. С такой же уверенностью можно сказать, что Франц не ценит взгляды Брита, раз уж его мнение для него в этом плане не важно. Осознание того, что он уже перегнул все возможные палки, съедает его изнутри, а пустое пространство занимает раздирающее чувство стыда. Нельзя идти на уступки, как государство, но Франция, чёрт его дери, романтик. Вина терзает его сердце, заставляя его отставить в сторону свои принципы и спасать любовь. Может, им нужен немного другой настрой для разговора, чтобы они в конце концов пришли к компромиссу? Будет даже небольшой шанс того, что те слова окажутся лишь неконтролируемым гневным выбросом. Это даёт надежду, которая придала французу немного сил. Франция очень редко извиняется, и каждый новый раз — целое испытание. Следующий шаг в сторону бассейна был медленнее предыдущего, но это время было уделено на то, чтобы быстро продумать свою речь. Главным остаётся то, чтобы его извинения не перетекли в самоуничижение. Подходя к шезлонгам, возле Британии стоял, скорее всего, довольный Ирландия, что видел неожиданный побег Франца. Будет ужасно, если он напрочь испортит британцу настроение и тот не захочет слушать Францию. — После этого ты продолжаешь думать, что Франц будет ползать возле твоих ног? — с интересом спросил ирландец. — Франц очень мудрый человек, несмотря на своеобразный характер, — со спокойствием говорил Королевство, сложив руки на затылке. — Он не будет слепо идти по пятам гордыни, зная, что кроме меня у него никого другого быть не может. С такими людьми нужно правильно разговаривать, чтобы они вспомнили, кто перед ними стоит. — О, так ты поводырь Франции? Хах, всё та же Империя. Держать Францию на поводке?.. — Эх, Ирландия, пожалуйста, не стой как ворон над головой и иди прячь свою белизну от солнца. Опешив от произнесённых гадких слов, Республика даже сперва не увидел, как мимо него прошёл Ирландия. У того были смешанные эмоции, но во многом было забавно, что Британия так легко выдал своё истинное лицо, которое все эти века мог видеть только ирландец. Проходя около Франца, что слышал всё, он не удержался: — Собачка, — прошептал Ирландия тому на ухо. Это добило француза. Когда он был готов пойти Британии на встречу, тот возомнил себя чёрти-чем. Как тот посмел сказать другому государству, что он управляет всей Францией? Будь сейчас XX век, то это было бы практически объявлением войны или посягательством на власть, пока в XXI веке является лишь оскорблением. Дело не лишь в чести Самодержца, но и в том, как Великобритания относится к Франции. От него невозможно отнять колонистские замашки и воспитание всеми известном Англии, но по отношению к близким людям это полное безобразие. И как после этого спокойно смотреть ему в глаза, не скрывая ненависти? А ведь Ирландия умеет всё перекручивать, да получше француза. Франция не знает, стоит ли выслушивать очередные оправдания, но вещи в любом случае нужно забрать. Подойдя к своему месту и ничего не объясняя, он начал складывать свои вещи, пока Великобритания и носом не пошевелил. — Я знаю, что ты всё слышал, — сказал британец, прикрыв глаза. — Мои слова могут трактовать как угодно, но твоя версия, судя по твоей реакции, неправильная. — Я тебе не псина, что слепо верна хозяину, — прошипел француз. — Зато гордыни верна, чего я и боялся, — устало протянул тот и, открыв глаза, поднял свой досадный взгляд на взбешённого. — Я хотел, чтобы ты вспомнил, что перед тобой — твой любимый мужчина, а не фиктивный муж, от которого вечно что-то нужно требовать. — О да, конечно, я такой требовательный! — обижался на правду Франц. — Я ведь не должен, чтобы кто-то учитывал мои желания, ибо ты уйдёшь, а старый использованный я никому не нужен! — Не будь таким грубым по отношению к себе, дорогой. Никто здесь не собирался выслушивать Британию, от которого Республика, зло притоптывая босоножками, ушёл в сторону отеля. Смысла что-либо донести ему в любом случае потерпят крах, поэтому Королевство, уставший после дороги, решил собраться с мыслями в тишине. Эта тишина продлилась менее минуты, пока к бассейну не пришли старые скандинавы с вечно гуляющим рядом Эстонией. — Как думаете, за сколько минут я сгорю на солнце? — спросил Финляндия, недовольно смотря на солнечный диск через защитные очки. — Если после твоего очередного трюка с тебя сползут плавки, то на этот раз сгорю я со стыда, — сказал эстонец, в срочном порядке доставая солнцезащитный крем.***
Первый, а для кое-кого второй день в сказочной Австралии, проходил никак иначе, как прекрасно. Они наконец нашли ту страну, где солнце над головами устроило им настоящую сауну, но после европейской зимы его лучи становятся приторно-сладкими. Слабые волны буйного, что иронично, Тихого океана омывают тела наиболее активных государств, которые с головой погружались в тёплые воды. Польша чувствовал себя рыбкой, которая не может покинуть свою среду обитания, пока её пытаются оттащить обратно на сушу. Он явно не собирается повторять ошибки своих древних предков. Германия внимательно следил за изящной картиной того, как поляк не спеша покидает воду. Своим видом он заставляет взор голубых глаз быть только на его теле, словно немца очаровал настоящий русал. Глаза бегали по всему телу, следили за каждой быстро стекающей и сверкающей на солнце каплей. На мокрые кудри было накинуто полотенце, но крепкую грудь и сильные ноги обделили вниманием. Когда Польша из любопытства глянул на Германию, то они встретились взглядами. Один был изучающим, а второй постоянно менялся — сначала присутствовал детский интерес, затем лёгкий испуг, а после и смущение со злобой. Всё это Герман увидел в одну долю секунды, пока сам выглядел античной статуей. В сознание его привело не лёгкое касание или голос поблизости, а далёкий, но громкий щелчок камеры. Лицо вмиг обрело хмурый серый оттенок. Голова повернулась в сторону изданного звука и увидела поднятый телефон, который, может быть, заснял немца в красивой позе. Мир лишь недавно стал наслышан о его татуировках, а австралийцы или же туристы явно захотели увидеть немецкую красоту вживую. Когда на тех стал в который раз кричать дежурный, в голову стукнула мысль о том, чтобы предоставить ему напарника. Если не поторопиться, то скоро государствам самостоятельно придётся нанимать охрану. Отдых у Германа продлился менее двух часов, как тут снова нужно возвращаться к организации… Как в маятнике Ньютона, эта мысль подтолкнула к другой: следует напомнить Франции о том, что он обещал и с чистой совестью не выполняет. Узнав от Испании, что тот с Италией катаются на яхте, немец был озадачен. Не оставалось выбора, как самому разобраться с проблемой. На удивление, там оказался Ита. Из-за некоторых причин, которые тот не хочет рассказывать, их планы не состоялись, но Франция находится на причале возле торгового центра. К нему, между прочим, из отеля построен целый мост, поэтому Германия смог быстро туда добраться. Можно было не тратить лишнее время и обсудить всё с нужными людьми в отеле, но это дело принципа. Добравшись к причалу, Герман искал Франца недолго: тот сидел на самом краю яхты, словно печальнее его на этом свете людей быть не может. Не желательно беспокоить француза в подавленном состоянии, которое он пытается скрыть за задумчивой маской, но Германия должен. — Франция, я тебя не побеспокою? — обратился немец, на что тот перевёл на него взгляд своих стеклянных глаз. — Побеспокоишь, — честно ответил Франц. — Извини, но и я своё время ценить должен, — настаивал на своём Герман. — Я думал, что ты с Италией уже где-то покоряешь Тихий океан. — Я бы с радостью с ним погулял, но из-за копчёной рыбы с рынка у него… жидкий стул, — отвёл взгляд в сторону Франция. — О как, это объясняет его нервозность… Пока Германия пытался вспомнить, по какому поводу он захотел потревожить коллегу, француза вновь охватило старое утреннее ощущение, когда кто-то за ним пристально наблюдает. Оглядевшись по сторонам, на террасе торгового центра он увидел одного бессовестного человека. Тот, упираясь об стеклянное заграждение, смотрел на Францию хмурым взглядом, иногда переводя его на Германа. Может, солнце ему бьёт по глазам, но это желание больше это сделать изъявляет сам француз. — Кого я вижу – владыку, потерявшего свою корону, — произнёс Франц, вмиг помрачнев. — Не смотри на него. — Знать бы, конечно, про кого ты, — сказал Германия, сдержав при себе интерес обернуться. — Да так, про того высокого синего монарха, что следит за мной с полудня. Сначала обвиняет меня, что я его не слушаю, а как только прошу оставить меня в покое, то сразу же пытается где-нибудь рядом пристроится. Неужели это так трудно сделать? Да, Герман? — Довольно трудно… для таких, как он, — ответил немец, который увидел в описании Британии себя. — Раз уж планы немного поменялись, то я предпочту оставить вас двоих наедине. Не особо хочется конфликтовать с Бритом после… сам знаешь чего. — О-о-о, нет-нет, Герман, ты останешься здесь, — заявил Франция, полностью повернувшись к тому. — Побудь хорошим мальчиком и не оставляй меня наедине с властным британцем, ибо в Австралии у него побольше авторитета и власти. — Хорошим мальчиком? — удивился девяностолетний немец словам более трёхсотлетнего француза. — Я не буду стоять тут весь день, потому что ты не хочешь, чтобы Британия докучал тебе. Мы все давно взрослые люди, ваши конфликты и недопонимания можно решить диалогом без чьего-то посредничества. — А я будто до этого не додумался? — скрестил руки Франц. — Ты бы выдержал получасовой диалог с Британией, который мастерски использует против тебя всевозможные приёмы и трюки, зная все тонкости твоего слабого характера и уязвимых мест? — Кошмар, — сказал Германия и глубоко радуется тому, что иметь дело с британцем на сей раз не ему. — Если тебе так нужна помощь, то могу дать совет: найди себе компанию, которую Британия будет обходить десятой дорогой. В запутавшейся голове Франции, где царил полный беспорядок бессвязных мыслей, мгновенно всё опустело после предложения Германа. Его слова стали настоящим озарением. Словно по щелчку пальца голову начали заполнять варианты тех, кто мог бы стать компанией на целый месяц. Британия мало кого любит среди европейцев, и это часто взаимно. На деле круг претендентов крайне мал, ибо многие либо никак не согласятся, либо посмеются с француза. Не хочется лезть к простым приятелям или обычным коллегам, которые не должны многого знать об его отношениях с Британией. Италия всегда был его компаньоном, но британец способен убрать его с дороги лишь одним махом руки. Скорее всего именно он ему сказал про местонахождение Франца, да и про мягкий характер итальянца знает даже Германия. Супружеская пара в лице Испании и Португалии явно не хочет третьего лишнего, и это не только про Францию. Скандинавы или Балтия? Нет, они слишком странные и разговорчивые. Вышеградская группа или Балканы? Уж лучше пойти навстречу Королевству. Страны Бенилюкса? Они такие же близкие, как и Италия, но хорошо, что Франц хорошо их знает. Вместо помощи от них стоит ждать лекции о том, что с Британией нужно поговорить и пойти на его условия, нежели портить себе и ему отпуск. Стоит сказать, что Третий Рейх хоть и проиграл, но своё дело сделал. А может… Франции стоит пойти на отвратительные, но эффективные меры? Но как его уговорить на это? На ум приходит новая, но ужасная в плане совести идея. Есть вероятность, что после отпуска он будет месяцами выпрашивать у Польши извинения. — Я знаю, кого он не переносит больше всего здесь, — хитро выдал Франц, переведя свой хищный взгляд на немца. — Германия… ты побудешь моим мужчиной на этот месяц. Ничего не подозревая секунду назад, Герман вдохнул воздух, но после изречённого французом он этим глотком подавился. Крайне взбудораженный немец резко поднял голову на Францию, которого потрясённый и по-детски сердитый Герман спровоцировал на тихий смешок. Тот так опешил, что подобрать слова на такую небылицу не мог, а масло в огонь его пылающего гнева подливал смех над головой. — Успокойся, это будет не по-настоящему, — попытался успокоить шокированного Франц. — Ты не должен быть со мной целые сутки до конца отпуска, ибо с тобой я сам с ума сойду. Тебе всего лишь нужно быть моим сопровождающим в отеле, за спиной которого я смогу спрятаться от навязчивого Брита. Германия полностью поник, даже был озадачен такой новостью, что ему мало того, что придётся ходить по пятам Франции, так ещё и быть щитом против Великобритании. Неужели тот реально подумал, что их силы будут равны? Если Королевству срочно будет необходимо поговорить со своим любимым, то этот самый щит окажется в травмпункте. Вдруг тот подумает, что Франц нашёл себе кого-то получше него? Это будет полной катастрофой. — Франция, у тебя солнечный удар? — спросил Герман. — Я не собираюсь влезать в ваши отношения, так ещё и с угрозой того, что Британия может о нас многое надумать. Я его настолько раздражаю, что тот скорее кинет меня к акулам, нежели хоть раз удосужится увидеть меня рядом с тобой не по работе. — Герман, ты преувеличиваешь, — врал Франция. — тем более с этой сделки ты можешь получить какую-никакую выгоду. Только представь, что ты уделяешь мне всего себя… — Боже, нет, — перебил тот. — Дай мне закончить. Ты крутишься возле меня, словно на карусели, и это видит твой любимый Польша. Если так рассуждать, то он совершенно не изменился с сороковых годов. Всё, что он не ценит, он резко возлюбит после того, как потеряет это. Прожив с ним не один год, ты разделишь моё мнение. Поля та ещё недотрога, которая любит покрасоваться мускулами, доказывая, что он натуральный мужчина. Интересно посмотреть на его разочарование, когда ты бросишь его. Если бы Франц только знал, какую ошибку допустил Герман по отношению к поляку, то не осмелился бы сказать вслух своё предложение. Можно согласился с утверждениями насчёт характера, но то, что Польша начнёт ревновать — что-то из невероятного. — Хочешь сказать, что второй гомофоб в Евросоюзе приревнует меня? — изогнул бровь Германия. — Давай ты отойдёшь в тенёк и остынешь? — Не думаю, что ему обойдётся в плюс потеря такого мужчины. Ты ведь исполнял все его непозволительные кошельком желания, и ты ведь ни одного дня не можешь прожить без того, чтобы не простоять часами около его двери и услышать его ворчливый голос. Вряд ли ему будет приятно от того, что ты переключил своё внимание на другого, позабыв о нём. Его слова звучат безумно, но и Германия далеко не нормальный, раз уж он в этом что-то толковое нашёл. Несколько лет он из кожи вон лезет, чтобы исполнить любую прихоть Польши, получая в ответ только оскорбления или неискреннюю формальную благодарность. Самооценка с высокой скоростью катится вниз, а закованная в кандалы самолюбие так и просится пойти за Францией. Только во влажных мечтах Герман может представлять, как Поля за ним гонится, как это делает он сейчас. Эгоистичные мысли берут свой зародыш из обыкновенной надобности в том, чтобы стать для кого-то ценным. Не может быть ему хорошо от того, что немца напросто используют. — Ты знаешь, на что давить, — прошептал Германия, спрятав руки в карманы шорт. — Если ты так выражаешь своё согласие, тогда договорились, — довольно сложил руки в замок Франц. — Я не собираюсь держать тебя на цепи, ибо твоим заданием будет держаться меня в отеле, когда я посчитаю это нужным. Не вижу особых проблем, ибо лучший друг Италии будет с ним намного чаще проводить время. Мы же не притворяемся любовниками. — Не говори про нас такое, — Германию прям заворотило из-за последней фразы. — За нашим театром смеха и слёз придётся наблюдать только Британии и Польше? — Именно, и наше выступление не должно цеплять чужие глаза. Ты — моя защита, а я — беспокойный сон Поли. — Я дико сомневаюсь, что Польша на это как-либо отреагирует. Я соглашаюсь на твои условия из-за того, что ты слишком отчаянный, если решил выбрать меня. — Поверь, был бы у меня выбор, то ты не был даже в списке. Давай подумаем о сегодняшних проблемах: Брит всё ещё стоит на своём месте, ожидая твоего ухода. Долго стоять здесь ни я, ни ты не хотим, поэтому я предлагаю заменить место Италии на сегодняшний день. — Эх, возможно, это единственный день в моей жизни, который испортила копчёная рыба с рынка.