Мужчина на месяц

      Нельзя отрицать, что вечеру особой остроты прибавила курьёзная ситуация с Германией и Францией. Лично сам Бельгия, что съел острую пиццу с ядрёным перцем чили, на том месте чуть не загорелся. Естественно, что государства не могут быть настолько доверчивы, что поверят неоднозначной картине двух несовместимых людей в объятиях. Почему же многие из них пребывали в шоке? Виной был Франц и его характер, что отражался на поведении. Как можно обнимать Германа на протяжении нескольких секунд, так ещё и вовремя ослабить хватку на его плечах, чтобы это казалось нежным жестом? Вот и Франция не может дать объяснение своим действиям. Из-за того, что у него такой характер и чрезмерная тактильность, это почувствовали многие его коллеги. Но Герман… в голове не укладывается, что Франц к нему вообще прикоснётся.       Да и к немцу вопросов не меньше: как он посмел положить тому руку на талию? Вот уж Германия никогда не позволит себе положить туда руку — максимум на спину. Исключением был разве что Польша, но это никогда не происходило на публике. Теперь-то поляк не чувствует себя настолько особенным, как раньше.        Из действий Германии Франции получается комбинация, что вылилась в неудачную позу и заставила Венгрию вспомнить о телесных мурашках. Кроме того, необъяснимый паралич выглядел так, будто они уже давно были близки друг к другу и им это не причиняло дискомфорта. Некоторым оказалось легче пошутить над этим, нежели воспринять это всерьёз.       Австрии стало противно от увиденного, но его голову захватило желание услышать от Германа ожидаемое отрицание и пояснение случившегося. Не поверит же родной дядя в то, что его племянник начал что-то чувствовать к Франции. Впервые австрийца посетила мысль, что лучше пусть Германия бегает за Польшей, нежели… Австрийцу страшно даже сформулировать предложение до конца.       Закрыв себя и немца в своём номере, Австрия начал допрос:       — Что это было за внезапное проявление доброты? — спросил он и, скрестив руки, прошёл в середину комнаты.       — Только не говори, что ты пошёл туда же, куда и Нидерланды, — сказал Герман, еле как сдерживая своё недовольство перед дядей.       — Я не верю одному лишь увиденному, но ты ведёшь себя слишком дико, как для… самого себя! — запнулся Австрия, чуть не напомнив про родственные черты немецкой семьи. — Сначала ты всюду следуешь за Францем, как послушный пёсик – без его разрешения ты готов отказать себе же в отдыхе. Потом он за тобой бегает и соглашается на то, на что никогда бы в здравом уме не согласился. Не может Франция хотеть прокатиться на квадроцикле и быть потом весь в грязи! А сегодня что все увидели? Логично, что Нидерландам хочется поиздеваться смеха ради, но твоей репутации только хуже от этого!       — Австри, я знаю! — хотел поднять голос немец, но в сторону своего родственника он не посмеет, даже если пламя внутри сильнее некуда. — Видишь, как моё желание помочь кому-то оборачивается тем, что я становлюсь посмешищем? Сам ведь говорил мне быть добрее и терпеливее к своим коллегам, а сейчас в ваших глазах я – пёс Франца. Что теперь прикажешь мне делать?!       Старшему пришлось промолчать, ибо немец смог вовремя развернуть разговор в нужное для себя русло. Трудно убрать из характера Германии свойственную его семье строгость и похуже животного бешенства агрессивность. Несмотря на это он, ради своих же близких и любимых, старается измениться — стать милосерднее и спокойнее. К сожалению, это уже вторая по счёту попытка.       В прошлом веке Герман, будучи совсем мальцом, пытался всем понравится и изменить у всех стереотипное представление о немецкой семье. В итоге они воспользовались его беспомощностью после проигрыша его отца во Второй мировой войне, сделав более замкнутого в себе мужчину. Накапливаемая десятилетиями злость и подавляемая обида вылились в то, из чего сегодня представляет себя Германия — непоколебимый, будто бы лишённый чувств и сострадания мужчина. Добившись высот среди других европейских стран, в особенности как член Евросоюза, он получил власть над теми, кто его таким создал.       Под силу заставить его измениться был способен один Польша, с которым он совершил огромную ошибку. Неосознанно причинив боль своему близкому, так ещё и горячо любимому человеку, он готов был чуть ли самого себя не прикончить. Увы, страны не могут умереть, поэтому от позора нужно было избавится другим методом — лечебный курс у психиатра. В первый же год это дало свои небольшие плоды, а сейчас вылилось в то, что Германия за эти несколько дней не поднял на Францию голос (и ведь желание было велико).       — Просто объясни, что с тобой происходит последние три дня, — сказал Австрия спустя неловкую минуту паузы.       Кажись, Германии потребовалось ещё пару секунд тишины, ибо отвечать на довольно простой вопрос он не спешил. Можно ли с лёгкостью сказать, что он согласился на авантюру Франции из-за недостатка внимания?       — Нет, я не могу, — ответил немец. — Недостаточно того факта, что я всё ещё не прибил Францию?       — Почему ты вообще с ним ходишь? Разве он знает про…       — Нет! — перебил тот. — Я просто заключил с ним небольшую сделку, пользу от которой получат обе стороны. Но, как видите, мой милосердный жест стал для меня медной монетой.       — Сделку? — удивился австриец.       — Да, но какой уже смысл от неё? Фактически после этой сцены мы её разорвали, поэтому давай забудем это, как страшный сон моего отца.       — Хах, реально как кошмар Рейха, — улыбнулся краями губ Австри. — И, кажись, не только твоего отца. Ты бы видел Польшу пару минут назад. Когда он оказался за твоей спиной — будто нашу семью увидел в полном сборе.       Для Германии это прозвучало прямо-таки необычно, что ввело в недопонимание.       — Поподробнее, — попросил немец.       — Да он так смотрел на тебя, словно ты там целовался у всех на глазах. Я шучу, если что, просто у Поли на лице были слишком яркие эмоции.       Эта новость, что была ничем не примечательная, смогла побудить в Германе приятные ощущения внутри. Может, реакция Польши была абсолютно идентична другим, но то, что именно он испытал что-то небезразличное к немцу, радовало самолюбие последнего. Поля обратил на него внимание и испытал нечто другое, чем презрение или злость. Хочется верить, что при виде Франца рядом с Германом в поляке заиграло нечто неприятное. Ревность? Зависть?Жаль, что немец предпочитает быть реалистичным наперекор своим желаниям, однако, ему было чуток приятно это слышать.       — Эх, Поля, — вздохнул Германия, упёршись спиной об стену и закатив голову. — чудный ты мужчина.       В его грубом, как метал голосе проскальзывают ноты трепетного чувства, что мастерски скрывает от других несколько лет. То, как произносит имя Польши немец, успокаивает Австрию. Можно не беспокоится насчёт Франции.       Добившись от австрийца разрешения выйти, Герман последовал в сторону своего номера. Нужно было всего лишь сделать пару шагов к соседней комнате, но перед ногами появилась преграда — Польша, что ждал его в коридоре. Немец на мгновение замер и кивнул назад, спрашивая, пришёл ли он к Австрии. В ответ он получил такой же невербальный отказ. Польша ждал именно Германию, и последнего это сильно насторожило. Пришлось закрыть заднюю дверь, чтобы в их многообещающий диалог не влезла нежеланная персона, что любит откровенно душнить.       — Что-то случилось? — спросил немец, ожидая, что поляк хочет на кого-то пожаловаться.       — Ты меня спрашиваешь? — возмущённо спросил Поля, словно это Герман испортил ему весь день. — Ты мне объясни, что с тобой происходит.       — Почему я должен объясняться перед тобой? — удивился Германия и недовольно скрестил руки.       — А как по-другому я должен реагировать на твои посиделки с Францией? То он с нами на американские горки, чтобы обиженно смотреть на нас снизу, то на квадроцикле хочет в грязь окунуться и в бар запрещает тебе идти.       — Какое тебе дело, если ты только и мечтаешь отдохнуть от меня? Или думаешь, что ты меня не изматываешь за полгода?       — Я? Изматываю тебя?! — разгневался поляк. — Кем ты себя возомнил? Казановой? Ловеласом? Кидаешься на всех свободных, как на добычу.       Неужели Польша удосужился поверить небылице, которую сам себе вообразил в голове? На деле ему стало обидно, что он, видите ли, достаёт немца, и тому требуется отдых. Считая себя за «жертву» в этих «отношениях», Поля чуть ли не пыхтит на месте, ибо только он должен страдать — на то он и «жертва». И раз уж времяпровождение с Францией для Германии стало отдыхом от него, то закрадываются определённые мысли: немец решил попытать счастье с другим. Почему-то этот вариант сильнее всех бьёт по сердцу Поли.       Что сейчас вообще происходит с Польшей? Почему на него свалился такой поток несвязных мыслей, которые вызывают у него такие эмоции? Он сам не свой.       — Какого хрена, Польша?.. — оцепенел Герман и опустил руки. — Что это за резкий вброс?..       — Ты ещё никогда не был близок к Францу. Тот серёжки по глупости теряет, а ищет их почему-то ты.       Как видно, Эстония остался такой же болтливой мышкой.       — И? — изогнул бровь Германия.       Поляк умудряется его не только раздражать, но и поражать тем, что он вообще поднял эту тему. Правда, злость у немца не настолько велика, как у его собеседника. Они умудряются изнурять друг друга одновременно, но Польша не уйдёт без ответа на свои вопросы. Однако сейчас он не может подобрать нужные слова. Обычно Германия готов ответить на любой его вопрос, даже если поляк открыто переходит все границы. Сейчас что происходит? Немец от него что-то скрывает, и сам факт некой тайны между Германом и Францем сводит Полю с ума.       — Разве ты ревнуешь? — аккуратно спросил Германия.       Не может быть в мире ничего мельче за точку, в которую сейчас чётко попал Германия. Тот может хоть часами подыскивать себе оправдания, но любое слово из его уст окажется лишь порывом ветра мимо ушей. Каждая секунда молчания так и провоцирует немца засмеяться. На сей раз трудно сохранять серьёзность при виде детского недовольства на лице Польши. Его можно немного понять: долгое время ему пришлось терпеть нежелательное внимание со стороны Германа, и поэтому он не может представить и дня без его присутствия. Изменения трудно с первого раза принять, но по его разговорам с Австрией казалось, что Польша всё время ждал, чтобы от него отстали. Когда же он перед своими глазами увидел смехотворную картину Германии и Франции вместе, то заговорил он уже по-другому. Его мозг не мог воспринимать это, как то, что Герман отстал от него. Всё было иначе и намного хуже — думалось, что его променяли на другого человека, во многих чертах лучше него.       На деле будет очень хорошо, если выше указанные домыслы немца окажутся нереалистичной фантазией.       — Я знаю, каким ты можешь быть ужасным человеком, поэтому не хочу, чтобы и Франция пострадал от твоих рук, — ответил поляк, вернув отведённый взгляд на Германию.       — Ты уже приписал меня к нему в мужья? — поднял немец брови.       — Что? Нет! Не дай бог я ещё раз услышу шутку, что между вами что-то может быть. Сам ведь сказал, что несчастный случай.       — Ты любому моему слову верить будешь? — ухмыльнулся Герман.       Эти слова для Польши стали сильным молниевым ударом, что аж глазные яблоки чуть не повыпадали из глазниц. Ему бы понять, была ли это шутка или Германия сейчас с ним серьёзен, как зачастую бывает. Понимая своё шаткое положение, где ему за любое неаккуратное движение припишут ревность, Поля решил закончить диалог.       — В общем, не смей обижать Францию, иначе тебе не поздоровится, — предупредил поляк. — Если Венгрия не является аргументом, то Британия уж точно заставит тебя обмочить штаны.       — Британия? За Францию вступится? — хихикнул немец. — Не вижу, чтобы он был как-то против.       Из желания поскорее оказаться в кровати и проанализировать поведение Польши, Герман быстро скрылся за дверью своего номера. Тот, кто остался в коридоре, явно не хотел подумать о том же, что и сбежавший. Легче выкинуть свои мысли перед лицом того, кто недавно разговаривал с Германией.       Естественно, что Польша решил постучать Австрии. По мнению поляка, ему немец по-любому должен был всё в подробностях рассказать.       — Надеюсь, что я не побеспокою в такую пору, — сказал из вежливости вошедший Поля, которого всего чуть ли не распирало от злобы к Герману.       — Если ты хочешь поговорить о Германе, то лучше всего обсудить его с ним же, — ответил наперёд Австрия, ища в комоде свою ночную одежду. — Уж поверь, он про себя знает намного лучше, чем я.       — Но вы ведь только что общались, — сказал Польша. — В чём проблема сказать, что с ним случилось?       — Может, в том, что он не обязан передо мной объясняться, как маленький ребёнок? — объяснил Австрия. — Молчит и даже бензопила не заставит его рот открыть.       — Странно… вернее, диковинно его поведение сегодня. Германия и Франция? Друзья? Пара? Звучит, как сборник анекдотов Бенюликса.       — Чего ты так кипятишься по этому поводу? Ревнуешь? Хах, звучит, как сборник анекдотов Пруссии.       И австриец туда, куда и немец, но нельзя сказать, что он относится к шутке серьёзно. Ему хотелось подразниться с Поли, ибо его реакция была смехотворной. В ход посыпались ожидаемые оправдания, которые Германия слышал пару секунд назад.       Можно было и прямо сказать, чтобы Австрию оставили в покое, но всё это интересно для его ушей. Германия с неопределённым отношением к Франции и негодование Польши — это как вечерний фильм перед сном, который настигнет в лучшем случае ранним утром.       — Поль, успокойся ты в конце концов, — с лёгкой улыбкой сказал австриец, подойдя и положив тому руки на плечи. — Германия всей душой и сердцем верен тебе, пускай ты его всё время отвергаешь.       — Тьфу, Австри! — с отвращением сказал поляк и убрал чужие руки с себя. — Я о Франции беспокоюсь. Вдруг Герман ему навредит? Ты помнишь, что произошло со мной, как я еле оклемался, а Франц слишком нежный для таких, как он!       — Поль, — взял тот Полю за руки. — насчёт Франца можешь не переживать. Уверен, что Британия намного жёстче, чем наш Герман.       — Надеюсь, что Франция сразу его раскусит, ибо моим словам он попросту не поверит. Германия явно что-то готовит ему, а может, мне хочет насолить. Чёрт, голова прям кипит…       — Завтра они нам дадут ответы на все наши вопросы, а сейчас следует пораньше лечь спать. Не думаю, что наши мысли дадут нам ночью покой.

***

      Утром все проснулись с одинаковой мыслью: что на вчерашнее представление скажут Германия и Франция? Ради этого они решили собраться в бассейне, делая при всех вид, что они просто так захотели отдохнуть на территории отеля. Почему-то они специально ждали Франца, который не планировал выходить сегодня в люди. У себя в номере он наводил марафет уже как три часа, часто окунаясь в свои мысли.       Кто-то из коллег обязательно сможет кинуть едкую шутку в сторону Франции. Если продолжить театр с Германом, то их будут воспринимать совсем неправильно. Француз даже не планировал вызывать у Британии ревность — ему просто нужно было побыть подальше от него, а немец стал единственным эффективным вариантом. Помимо этого хотелось доказать, что весь мир Франца не крутится вокруг одного лишь британца. Проблема была в том, что это невозможно было сделать. Германию можно попытаться выставить его новым партнёром, но этим Франция ничего не добьётся.       Принимая во внимание чувства Германа, француз не планировал с ним сегодня видеться. Зная об его взрывном характере, он может воспринять вчерашнее за оскорбление в свою сторону, как это почувствовал Франц. Отсюда следует то, что немец вряд ли будет рад видеть его. Никто не обязан становится посмешищем из-за проблем него, да и нести за это ответственность Франция не изъявляет желание.       Ему не помешало бы выговориться Италии, но гордыня не позволяет сказать кому-то правду. Не хочется говорить, что он ошивается с Германией из-за того, что не хочет разговаривать с Великобританией. Многие с этого посмеются, а если нет, то поддержат вариант Королевства о примирении.       Было бы хорошо, если Герман и Франц без лишних слов отдалились друг от друга. Им двоим нужно время хорошенько подумать о том, что делать дальше. Французу полезнее поразмышлять о том, чтобы решить конфликт с Британией. К сожалению, в нынешней ситуации это невозможно. Самовольно подойди к нему будет означать поднятие белого флага и подписания перемирия на условиях британской стороны. Франция не может представиться самому себе идиотом, который простит любое оскорбление, ибо кроме Британии у него никого не будет.       Тревожные мысли прервал ожидаемый стук в дверь. В надежде на беспокойного Италию, который вчера рано уснул, Франция пошёл открывать дверь. На удивление, за дверью оказался немец. Всё-таки тому необходимо поговорить, а не дать молчаливое согласие на решение Франца о прекращении спектакля. Никто не осмеливался начать разговор первым, ибо вошедший ожидал инициативу француза, которому стыдно перед ним.       — Мда… — выдал Герман, положив руки в карманы. — Ощущаю себя голливудской звездой.       — И не говори, — сказал Франция, крутя в руке карандаш для бровей. — Мы способны защитить себя от общественности, но вот избавиться от ядовитых на язык коллег очень трудно. Эх… даже не знаю, смягчит ли это ситуацию, но я прошу… прощения за то, что втянул тебя в это.       — Я сам на это согласился, — Германия не был любителем жалостливых извинений. — Давай обойдёмся без этой части.       Франц недолго промолчал.       — Пускай так, но мне жаль, что всё пошло по наклонной, — настаивал француз.       — Не совсем всё.       Франция удивлённо поднял взгляд на Германию, который быстро перевёл свой взор в потолок. Попытки догадаться были тщетными, но склонился Франц в итоге к тому, что это связано с Польшей.       — А что в этом хорошего? — спросил Франц.       Герман молчал. Тем временем Франция сильнее убеждался в своих предположениях насчёт поляка.       — Польша? — намекнул француз, на что получил одобрительный кивок. — О как… я не думал, что это сработает.       — Слушай, ты бы видел его вчера, — продолжал задумчиво глядеть вверх немец, скрестив руки. — «Кидаешься на всех свободных», «Не дай бог, если я услышу шутку про вашу пару» и прочее.       — Оу… — произнёс Франц с бровями аж на лбу. — Либо Польша… не тот, за кого мы его принимаем, либо чудаковатее тебя.       — Всё в одном человеке, — сказал немец. — Мне, конечно, не нравится желания наших коллег подшутить ради трёхсекундного смеха, но что-то в этом есть позитивного для моей стороны.       — Верно подметил, что только с твоей стороны, — сказал Франция. — Я-то теперь кем стал? Отчаянным любовником или старым, никому не нужным хреном?       — Не мне делать выводы за других, — пытался как можно мягче сказать Герман. — Разве ты хочешь согласиться с этим? Или смирится? Не думаю, что такая личность вроде тебя не сможет найти более достойного мужчину, а не того, от кого нужно бегать.       — Кого? Только не людей – от них я хочу улететь куда-нибудь на безлюдный остров. Среди стран вообще никого достойного нет…       — Значит ты старая дева?       — Ты-то уж замолчи, младенец.       Умеют же они оба манипулировать на возрастах, но после ответов от друг друга оба замолкли. Хотя стоит признать, что быть названным молодым и глупым намного приятнее, чем старым и никому не нужным.       — Так, пора прекращать этот концерт, пока нас не разобрали на шутки, — сказал Франц, вставая из-за туалетного столика.       — Ты уверен? — спросил Германия. — Не думай, что я задал вопрос лишь из-за того, что я получил результат от этой работы телохранителя. А как же Британия?       — Он тут причём? Я сам разберусь.       — Не ты ли мне говорил тогда на яхте, что вот-вот хотел мирно решить конфликт, как тут Британия решил опустить тебя в глазах Ирландии?       Сначала Франция при помощи своего занимательного предложения уговорил Германию заключить сделку. В этот раз действовать решил уже немец, удавшись до манипуляций. Почему? Из-за Польши, естественно, но не стоит раскрывать своего эгоиста перед французом. Если они снова разойдутся, то поляк снова обретёт преимущество, а Герману снова придётся за ним безрезультатно бегать. Если чутка надавить на Франца, то Германия вновь получит желаемое внимание от Поли, а Франция — защиту от Великобритании. Вдруг их план окажет какое-то влияние и на Королевство?       — На твоём бы месте я бежал от такого человека, но, как мы видим, Британия здесь в действительности монарх, — сказал немец, присев на кресло.       — Герман, я на такое не куплюсь, — возразил тот.       Германия не пытался дальше уговаривать Францию, ибо ему дай несколько минут и он, обдумав всё, согласится. Этот трюк немец изучил благодаря Британии, ведь француз после уговоров и пяти минут раздумий пошёл к нему на встречу. Если бы не желание самоутвердиться перед Ирландией, то Франц был бы уже где-то с Бритом в Сиднее. Что же мешает провернуть подобное Герману? Очень хорошо, что Франц не осознаёт, что ведётся на это.       — Это безумие, — сказал француз между раздумьями. — Нас если не посчитают за влюблённых, то будут дразнить. Поверь, за столько лет жизни я понял, что перетерпеть не получится.       — Не думаю, что наши коллеги настолько глупы, тем более, что некоторые в десятки раз старше нас. Мы не пара — мы просто смогли найти общий язык.       — Общий язык?.. То есть, друзья?       — Приятели, так скажем. В любом случае идиотами выступят те, кто считает иначе.       — Поля идиот?       — Поля идиот.       Слишком уж оскорбительно, как для государства, развивающегося быстрее своих восточных соседей и имея крупную и динамичную экономику. Когда же дело касается его человечности, то тут проскакивает польский менталитет. Большой дядя превращается в паренька, который хочет вернуть утраченную из-за войны молодость.

***

      Тем временем Польша решил начать свой день с утреннего кофе в баре, пока его друг постарше Венгрия выбрал более крепкий вариант — пиво. Совершенно неудивительно.       — А не рановато? — спросил поляк.       — Я в отпуске, мне на всё в этом мире по боку, — сказал венгр, на которого косо уставилась вся компания. — Это была метафора.       — Если это была метафора, то Герман с Францем вчера написали трёхтомный роман, — пошутил Чехия. — Это же как надо было себя выставить на всеобщее обозрение?       — Телом, — ответил Словакия.       — Да ну, это выглядит ужасно, — сказал венгр. — Шутки, естественно, смешные, но они были актуальны вчера. Дайте спокойно отдохнуть без упоминания тех двоих танцоров на воде.       Каким же сильным был смех словака, когда на словах Вена в бар вошёл Германия. Он был настолько сильным, что тот аж звука издать не смог. Голос его довольно громкий, поэтому вошедший отчётливо всё слышал. Чехии стало стыдно за небрежное действие своего брата, но когда за немцем оказался Франция… трубочка из его коктейля улетела куда-то за бар. Пускай Венгрия и дальше думает, что его шутка была высоко оценена друзьями.       — Может, лучше было бы пойти в столовую? Нам бы и там принесли напитки, — прошептал француз, кинув недовольный взгляд в спины двух хохотущих славян.       — Дело не в напитках, ибо я только по одному поводу начал последние пять лет ходить в бары, — намекнул немец, сев за один из столиков. Как раз главная причина его посиделок в баре гневно окинула его презрительным взглядом.       Германия и Франция сели за один стол. По правую сторону — юный атлетичный и брутальный немец. По левую сторону — давно зрелый, но вечно молодой в душе и теле симпатичный француз. Оба устало глядели друг на друга, пытаясь подобрать тему для разговора, но отличительной чертой Франца было недовольство на лице. Бар практически состоял из витража, поэтому их вместе видели даже те, кто был в бассейне. Их прожигали более двадцати пар глаз. Наблюдающим так и напрашиваются глупые мысли в голову, но здравый рассудок всё ещё при себе.       Если про Германию и Польшу ничего не известно, кроме как отношений начальник-секретарь, то насчёт Британии и Франции всё совсем наоборот. Королевство покинул бассейн уже после первых десяти пришедших человек, ибо сам любит проводить время в тишине. Собравшийся балаган его не устраивал, как и вид с балкона его номера на бар. Он чувствовал что-то вроде ревности, которую все ожидают от него увидеть вживую? Никак нет, ибо Королевство даже и не думал о конкуренции, да и вообще избавился от этого слова в своем словаре. Брита озадачивает лишь то, что Франц вместо разговора с ним решил ещё сильнее отстраниться от него. Француз точно догадывается, что разговор с Великобританией приведёт к тому, что на него надавят и тот будет действовать так, как того желает британец. Явно не стоит принимать решения после разговора с британцем, не пойдя после этого к психотерапевту. Если Брит не был профессионалом в переговорах, то сегодняшнего авторитета среди стран давно не имел бы. Отсюда следует, что страхи Франции не беспочвенны.       И жаль, что Германия для Британии не является помехой. Королевство очень сильно не хочет приступать к действиям, поэтому будет продолжать попытки решить «недопонимание» с Францией словами.

***

      Утреннего бассейна Герману и Францу не видать, ибо многим он, на удивление, понравился, в особенности возможность там же и позавтракать. Белую кожу на солнечном пляже никто не приветствовал, но Германия впервые смог настоять на своём. И пока золотая кожа приобретала привлекательный блеск на песчаном пляже, белейшее за звёзды тело было покрыто лёгкой тканью халата и сидело в тени под защитой зонта.       — Тебе одному там хорошо? — саркастически крикнул тому Франция.       — Поверь, я привык, — ответил Германия, лёжа спиной на песке.       Самое смешное, что они были менее метра друг от друга. Из-за этого расстояния солнцезащитные очки Франца с высокой точностью смогли полететь прямо в лицо немца.       — Прости, — сухие извинения француза явно не были искренними. — И как ты так живёшь в таком одиночестве последние двадцать лет? Лишь Италия и Австрия?       — Можно и так сказать, — ответил немец, потирая переносицу. — Плюс-минус Польша, но зачастую мы встречаемся по стечению обстоятельств или по моему желанию.       — Да, общая квартира и собака — тоже стечение обстоятельств? — закатил глаза Франц.       — И моё желание, — добавил Герман и вновь принялся отдыхать с закрытыми глазами.       Такого человека, как Германия, трудно понять Франции. Последний имеет хорошие отношения практически со всеми странами в Евросоюзе, и если не на политическом, то на личностных уж точно. К нему благосклонен даже Венгрия, хотя ценности француза являются самым страшным его сном. А вот с Германом что? Правильно, он член германской семьи, что объясняет его взрывное поведение и агрессию в сторону некоторых коллег. Франц сказал бы, что тот слишком требовательный ко всем. В нём излишне доминирует перфекционизм, из-за чего он не терпит ни одной малейшей ошибки. Вдобавок к этому прилагается нескрываемый эгоизм, но, к сожалению, этот человек заслуженно получил высокую должность и возможность руководить целым отделом Евросоюза. Неудивительно, что у него особо нет приятелей. Чувствовать себя изгоем, а особенно среди европейцев — настоящий кошмар Франции.       — Тебя устраивает быть изгоем? — неожиданно задал вопрос француз.       В ответ прозвучал тяжёлый вздох. Германии не в удовольствие быть во всех глазах дьяволом, но он это считает вынужденной мерой. На то его Евросоюз чуть ли не лелеет, ибо только немец, его права рука, способен осуществлять контроль над кипящей работой всего штаба. Кому, как не ему регулировать поведение стран, чтобы не выставить кого-то на посмешище СМИ? Точно не левой руке ЕС, то бишь Франци, который оставил большую часть обязанностей руководства на Германа.       Но дело не в поставленных задачах, а в отношении стран к Германии. Почти что каждому жителю этой планеты ведомо про тот кошмар, что натворила его семья, став причиной к великим двум мировым войнам. Кто будет настолько сильно углубляться в историю, тем более в биографию членов немецкой семьи, чтобы не было стереотипов и предрассудков? Не то что люди, а и страны не собираются этого делать. Очень трудно посидеть и подумать, что их пренебрежение к Герману в прошлом веке скажется на его отношении к остальным. И Франция в числе тех, кому трудно об этом догадаться. Для него Герман — ребёнок, которому нужно дальше учиться жизни будучи в восьмидесятилетнем возрасте. То, что немец в связи с одинаковой должностью может обращаться к Францу на «ты», явно не улучшает их отношения.       — Не представляю, как можно быть отрешённым по собственному желанию, — сказал француз. — Если ты думаешь, что не найдёшь с ними общий язык, то ты ошибаешься. Мы можем поддержать абсолютно любую тему, да и не ограничиваемся одними словами.       — Франция, ты не способен понять меня, — сказал Герман, которому не очень-то хотелось поддерживать эту тему, но это было очередным вынужденным решением. — У меня был выбор: быть ниже или же выше. Германия, который представился Европе в сорок девятом году, был ниже абсолютно всех. Стараясь быть хорошим, избавиться от стереотипов насчёт моей семьи, я получил в ответ презрение и насмехательство. И я прекрасно помню, как ты ко мне относился.       Франции стало не по себе. Немец был прав — тот сам не желал воспринимать Германа за равного себе человека и государство. Перед общественностью было легко сделать красивую картинку сотрудничества, но предвзятое отношения не спрятать за милой улыбкой. Что тогда француз указывал на его возраст, что сейчас он не упускает шанса сказать то же.       — Отчасти я признателен, что вы показали себя настоящими, — продолжил Германия. — Статус в Европе решает абсолютно всё. Но большую благодарность я выражаю Соединённым Штатам и Евросоюзу за то, что они помогли мне справится практически во всех аспектах моей жизни. Аме чуть ли жизнь мне не спас, а после принял на себя всю ответственность за меня и мои действия; даже осуществил большинство моих желаний, как учёба на любимом факультете. Евросоюз младше меня, но он был и есть тем, кто способен меня понять. После него я смог прийти к выводу, что высокая должность и положение в Европе решит все мои проблемы в общении с вами. Как видишь, я был прав.       Франция был готов рассказать, с каким трудом он добивался европейского признания во время Великой французской революции и после франко-прусской войны. К сожалению, Германии не понять… как и ему — немца. Вот это он смог наконец понять — они родились и прожили в разные периоды времени с совершенно другими правилами и гегемонами. Но что-то у них есть общее.       — Я понимаю, каково это быть отшельником, — сказал Франц, скрестив руки. — Тебе разве что не объявляли войны каждые пять лет из-за того, что им не нравится твоя внутренняя политика. То были времена, когда признания добивались силой, чтобы потом словесно это подтвердить на бумаге. Тебе повезло только в том, что твоим опекуном стал Америка, а вот мне пришлось искать поддержки у Британии.       — Мы будем спорить, кому было труднее? — раздражённо спросил немец.       — И думать о таком не собирался, — ответил тот. — Хм… не замечаешь, что у нас что-то общее появилось?       — То, что мы оба потрепали от стереотипов? Кажется, что у всех так в какой-то мере есть.       — Тот же Польша, к примеру: многим кажется серьёзным из-за хмурого вида на работе, а на деле он та ещё сентиментальная душка.       Раздался смешок со стороны Германии. Видимо, ему очень нравится говорить про поляка, раз Франции впервые пришлось наблюдать за его искренним смехом.       — Поля — то ещё чудо на мою голову, — мечтательно произнёс Герман, наверное, представляя с закрытыми глазами эту удивительную персону. — Он часто может раздражать, однако, это ничто по сравнению с тем, что я испытываю рядом с ним. Тогда он раскрывает свою истинную натуру, которая меня притягивает к себе. Поля не похож на всех остальных в штабе – он уникальный во всём. Вряд ли я встречу такого забавного человека, что скрещивает в себе трудолюбивого сотрудника и подвыпившего весельчака.       — Это правда, что он часто пьёт?       — Смотря как. На отдыхе он любит оторваться на полную катушку, в рабочие месяцы — в пятничный вечер перед выходными, а со семьёй даже название алкогольного напитка боится прошептать.       Тот говорит о Поле с нежностью, что вызывает у знающего в любви Франца. Начинает казаться, что Герман раньше не рассказывал о своих чувствах Поле кому-то ещё, кроме Австрии.       — Ты, кстати, говорил, что начал ходить в бары только из-за Польши, — решил продолжить тему Франция. — Ты с ним так отдыхаешь?       — Да, но я не пью, ибо кому-то надо будет всех развозить по квартирам.       Было весело слушать истории про Полю от лица Германа, которого до сих пор смешили все моменты. До этого дня лишь Австрии было дано видеть, как немец отзывается о ком-то хорошо, так ещё и выражая необыкновенные чувства к тому человеку. Влюблённый Германия завораживает глаза и уши.       — Ты с особым чувством отзываешься о Поле – видно, что влюблён, — сказал Франция. — Из-за этого ты продолжаешь терпеть его паскудное отношение к тебе. Всё-таки заметно, что он тебя недолюбливает. Почему ты продолжаешь пытаться заполучить его непробиваемое сердце?       — Эх… — настроение Германии вмиг исчезло с лица. — Каждый совершает ошибки, будь то Британия или Штаты. Я тоже могу поступить неправильно, что и сделал по отношению к Польше. Из-за того, что я с ним сделал, он меня боится. Агрессия — его защитная реакция, создающая чувство безопасности рядом со мной. Я не хочу его расстраивать тем, что на меня это не работает. Если ему становится легче от этого, то я рад.       — Что ты сделал с Польшей?       Это молчание было одним из самых жутких между ними, ибо трудно догадаться, что мог сделать немец с тем, кого любит. Из-за этой ошибки поляк его, скорее всего, возненавидел.       — Я не могу тебе сказать об этом, — ответил Германия. — Это случилось годы назад, но Поля до сих пор припоминает мне. Я давно понял свою ошибку и уже какой год добиваюсь его прощения, но тот пользуется своим положением. Делает вид, что я ему постоянно что-то обязан за то, что когда-то поступил неправильно.       — Хм… То есть, ты сделал ему, так скажем, больно и его это крупно задело. И несмотря на это он позволяет тебе возле себя крутится из-за того, что у тебя много денег и просроченные права на квадроцикл?       — А ещё общая квартира и собака, что в совокупности с тобой упомянутым нас сближает, — протараторил Германия. — Уже идёт как шестой год, как я его пытаюсь разлюбить для своего блага, но никак не получается. Люблю его и не могу отстать.       — Шестой год, вопреки на его отношение к тебе… Узнаю в тебе себя, хах.       По лицу немца было понятно, что он требует от Франца подробностей.       — Кажись, многие в курсе про измены Британии, которые распространили мои же шпионы, — француза резко прихватило в груди. — Сначала я, как дурак, винил во всех бедах Англию и тех женщин, доходя до их устранения. Немного позже я наконец понял, что дело далеко не в них. Я сбежал, вернулся на родину и однажды вызвался на патрулирование берегов в Ла-Манше.       — Правдивы ли легенды, что тебя взяли в плен? — решил поддержать того Герман, как тот сделал несколько секунд назад.       — К сожалению, да, причём никто иной, как Британия лично. Он только через два года признался мне, что на самом деле я был на своей, французской территории. Почему же он это сделал? Меня увидел в подзорной трубе, хах.       — И, как настоящий пират, решил тебя похитить?       — Верно… Ему хватило два года, чтобы вернуть моё доверие к нему. Честно говоря, я полностью ему доверился спустя пять лет, ибо он сдержал своё обещание быть только со мной. Сначала я считал его действие в море диким, а потом почему-то пришёл к тому, что это было очень романтично… Сейчас, к счастью, считаю иначе, но ощущения приятные. Это было чувство, когда тебя начали ценить…       — Ценить… вот бы от Поли такое же почувствовать.       Как говорит Венгрия, говоришь о собаке — держи в руке палку. Сзади послышались шаги, в сторону которых оглянулся француз. Вдалеке был Польша, что шёл один и с верхней одеждой. Это говорит о том, что он явно не пришёл позагорать на пляже, а шёл с целью разговора к кому-то из тех двоих. Пока поляк подходил, Франция, скрывая ухмылку, сообщил о нём Германии, который даже глаза не соизволил открыть. Из-под век синие глаза появились тогда, когда Поля уже стоял над головой немца.       — Герман, тут Австрия предлагает скинуться всей компанией и прокатиться по берегу Австралии на парусной яхте, — сказал Польша. — Вообще-то это катамаран, но более просторный. Мест хватит для шести человек, поэтому ты будешь шестым.       Удивлённо подняв бровь, Германия молча глядел на Польшу. Трудно поверить, что Австрия сам предложил покататься на водном транспорте, учитывая его быстродействующую морскую болезнь. А может, его дядя решил с ней начать бороться.       Что же на это ответит Герман? Весьма вероятно, что согласием, ибо он ещё никогда не отказывался на предложения поляка провести время с его компанией. Однако пока немец думает, его новоиспеченный приятель действует.       — Прости, Поль, но Германия уже пообещал мне пойти со мной на уроки сёрфинга, а после сыграть в теннис, — изворотливо сказал Франция с ухмылкой. — Может, в следующий раз у вас получится.       — Ясно… — странно протянул Польша, краем глаз глядя на Франца. — но мне хотелось бы услышать ответ от Германии, так сказать, лично.       Улыбка на лице француза лишь сильнее расплылась. В голосе поляка присутствует лёгкая грубость в его сторону, но это скорее забавляет, а не оскорбляет. Это касается и Германа.       — Извини, Поль, — сыграл фальшивую грусть немец. — у меня уже составлен график, так ещё вечером мне нужно связаться с Шольцем. Раз уж вы всё распланировали, то можете вместо меня пригласить Италию. Думаю, он тебя не будет раздражать, как я.       Слова Германии были пулей, которую принял на себя Польша. Он впервые отказался… Где было видано, чтобы немец отказывался от дня с Полей из-за какого-то графика? Он ведь не рабочий, чтобы его нельзя было отменить или изменить.       — Ита сможет за себя полностью заплатить, — добавил Франция.       — Да я не о деньгах-то… — еле как проговорил Польша, мечась взглядом между теми двумя. — Точно не хочешь? Венгрия не будет пытаться тебя скинуть с судна.       — Поль, я не верю Венгрии на слово ещё с 2004 года, — нахмурился Герман. — С удовольствием в следующий раз с Вами, но сегодня у меня график. Если желаешь, можешь присоединиться к нам на теннис.       — К вам… вы стали друзьями? — спросил Польша, глянув на Франца.       — Я со всеми нахожу общий язык, — отделался француз.       Сложно поверить своим глазам сейчас: рядом с лежащим насупившимся Германией сидит милый Франция, причём с согласия обеих сторон. Их совместная посиделка длится уже полчаса, так ещё и не по деловым вопросам. От такой атмосферы вокруг них хочется бежать, что Поля и сделал.       Прибыв в бар к своей компании, которую прямо съедало нетерпение, поляк передал им ответ Германии:       — Он отказался…       — Отказался? — переспросил потрясённый Австрия.       — Говорил я вам, что надо бронировать после того, как все дадут точный ответ, — сказал Словакия, допивая свою «Маргариту» за столом.       — Минусы будут? — спросил Венгрия и продолжил сидеть в смартфоне.       — Конечно, есть небольшой такой минус в лице Франца, — ответил Поля, стоя вместе с Австри. — Он уже за него отвечает! «Ох, Полечка, ты извини, но Герман сегодня со мной на сёрфинг! В другой раз сходите, да? Сегодня у него график! Он занят мной!»       — Хах, Германия нашёл новую маму, — посмеялся Чехия, чей взгляд не отставал от бокала брата. — Они там решили устроить нам розыгрыш? Парочку из себя изображают?       — Нет, просто Франция «со всеми умеет найти общий язык!», — сказал Польша наигранным голосом француза. — Ведут себя, будто их самомнение взлетело до небес и они стали богами, а мы – жалкими плебеями.       — Ты даже не пытался уговорить его пойти с нами после того, как он сделает себе ноготочки с Францем? — из любопытства спросил Венгрия, оглянувшись на поляка.       — «Нет, у меня график, лучше позовите Италию», — сказал Поля чванливым голосом немца.       — Оу, это сказал тебе тот, кто сваливает с работы на час раньше, и то потому, что любимчик начальства? — спросил слабо удивившийся Вен.       Что на это может сказать Австрия? В его голову совсем никакая мысль не может прийти, чтобы попытаться найти объяснение такому поведению. Герман отказался провести время с поляком из-за Франции, с которым ранее не хотел видеться, кроме как по работе или организационным делам.       Неприятным бонусом продолжает выступать одна и та же обескураженная реакция Польши. Получается, что его бесит и присутствие, и отсутствие Германа. До недавних пор тот жаловался Австрии, что ему придётся «снова терпеть» немца рядом. В этот раз его будто муха укусила, раз уж он так яро захотел компании Германии во время поездки.       Легко свалить такую реакцию на то, что они договорились о поездке на шесть человек, но это не было реальной причиной. Польшу вывел из себя не один немец, а и его новый приятель. Пускай Франц сидел на подстилке, это ему не помешало почувствовать себя выше поляка. С его слов выходит, что Поле от Германа нужны одни деньги, а признавать это как частицу правды тот не желал. Почему тот думает, что он — меркантильный человек?.. «Какая разница, правда это или нет? Хорошо, пускай правда, но что с этого? Ничего!» — вот, что ответил Польша на свой же вопрос.       — Они предложили пойти с ними на теннис, — закатил глаза Поля. — Мне хочется посмотреть на их взаимодействие, поэтому вечером я занят.       — Чего же ты так вцепился в Германа, Поль? — положил свою руку тому на плечо Австрия. — Вечером не будет за спиной надзирательских глаз – можно делать всё, что душа пожелает.       — Да ну как уже без него… — остановился посреди предложения поляк, когда понял, что его слова могут неправильно воспринять. К его несчастью, Австрия всё понял правильно. — Мы же договорились на шестерых, а он нас подставил. Вдруг и у Италии график? Мне звать кого-то из Балкан?       — Я сейчас тебе дам теми Балканами по голове, — грубо выдал Венгрия. — Иди уговаривай Италию, раз уж его мамочка нашла другого сыночка.       Австри пришлось на пару минут отойти в уборную, чтобы разобрать целый вагон мыслей за последние несколько минут. Некая сделка с Францем совсем не похожа на «мелочь», как ему утверждал племянник. Более того после вчерашнего казуса сделка, скорее всего, продолжает быть в силе. Что же он от неё такого получает, чтобы терпеть рядом с собой Францию?..       — Эх, Польша, — томно протянул австриец перед зеркалом.       Что же ещё нужно Герману, кроме Поли и его внимания? Единственный действующий метод, который может осуществить Франц, это вызвать у поляка ревность. Её уже невозможно отрицать. Польша что-то чувствует к немцу, и это, скорее всего, собственничество. Да, не ниоткуда взявшаяся любовь, а такой же эгоизм и, может, воспитание. От того, насколько Поля и Герман похожи, у Австрии окончательно едет крыша.       — Кхм, его здесь нет, — внезапно раздался голос Нидерландов в какой-то из кабинок. — Кстати, не советую здешние морепродукты, ибо они ужасны.       — Боже… Мы хоть где-то найдём в Голд-Косте нормальную рыбу? — спросил Австрия.       — Что на рынке, что здесь – слёзы и боль внизу, — ответил Нид, у которого в ту же секунду прихватил живот.