***
После того, как Франция освободился, оба пошли на теннис. Сначала они думали сыграть для разогрева вдвоём, как тут увидели на теннисной площадке тренера вместе с Италией и Польшей. Франц тихо посмеялся с того, что поляк всё-таки согласился с ними сыграть, так ещё и позвал итальянца. Тому наверняка испортили весь план на сегодняшний день, ибо сначала его заставили несколько часов пробыть в окружении компании Польши, а вечером ещё и сыграть в теннис. За это ему, между прочим, свои деньги пришлось отдать. — Снова в одной команде, Франц? — бодро сказал Италия, жонглируя теннисным мячиком. — В одной команде? — с неловкостью в голосе переспросил француз. — Я хотел попробовать с Германом, если ты не будешь против. — О, даже не привычно против тебя играть, — ни капли не расстроился Ита и глянул на Польшу. — Поль, чур мы с левой стороны, чтобы закат не ослеплял глаза! — Мы? — странно посмотрел поляк на того. — Я разве не с Германом, как всегда? С его уст это прозвучало как издёвка, будто бы его парой становится самый худший из возможных вариантов. Почему же этот вариант захотел кто-то другой? — Извини, Поль, но я хотел бы попробовать сыграть с Германом в одной команде, — с актёрской застенчивостью сказал Франция. — Ты ведь тоже не против? — Ну… — единственное, что вышло из уст недоумевающего поляка. — Ты и вне тенниса можешь меня случайно ударить, и не только ракеткой, — саркастически сказал Германия, идя на правую часть поля. — Вот и договорились, — мило улыбнулся напоследок Франц. Возмущение на лице Поли не описать словами даже Италии, который не мог понять столь негативную реакцию. Это ведь обычный теннис, а Франц никогда ещё не был с Германом в одной команде. Если у них улучшились отношения, то, может, и команда с них выйдет хорошая… Тут Италия начал догадываться, в чём проблема Польши. Возможно, поляку только в радость быть с Германией в команде, ибо в спорте тот действительно хорош. Хотя не стоит притворяться, как говорил Нидерланды, монахом, чтобы не видеть причины недовольства. Италии немного известно об их трудных отношениях, но только со стороны немца. На словах поляк может быть самим Мицкевичем, но в душе он тот, кого этот великий поэт презирал бы. Италии остаётся только наблюдать за тем, что между его друзьями происходит, а это выходит за рамки объяснимого наукой и логикой. В последние пять лет чёт подтаяла надежда на то, что из них что-то да выйдет. Даже ему трудно поверить, что Поля может ревновать. Контрастом отношений между Германией и Польшей являются отношения первого с Францией. Поляк бы ни за что не стал себя так хорош чувствовать рядом с немцем, как это делает француз. Тот постоянно подбадривает его, а при удачном ударе по стороне противника хвалит его. Это должна была быть простая любительская игра, но для Поли она резко приобрела другой смысл. Он бьёт мяч резко и сильно, чуть ли не ломая свою ракетку, чтобы Франц по ту сторону не смог отбиться. У того всё-таки получается это сделать, направив несчастный мячик Италии. Франция сохранял при себе улыбку, но его смущала игра Польши, а для Германии это было его нормальным поведением. Поля не один раз так серьёзно относился к какой-либо игре, особенно когда начинал проигрывать. Обычно после первых же эмоций немец поддаётся ему, но Франция вряд ли оценит очевидную поддачку. Первый гейм закончился. Во время небольшой передышки Польша отошёл вместе с Италией в сторонку на небольшой разговор. — Не хочешь поменяться с Германом? — спросил поляк. — Я плохо играю? — спросил Ита, зная, что это не так. — Нет, просто… хочется попробовать со всеми побыть в команде, — улыбнулся славянин. — Тогда, может, я с Францией поменяюсь? — мило улыбнулся итальянец в ответ. — Я давно не проводил время со старым другом, не будешь против? — Нет, не буду… — неловко ответил Поля за улыбчивой маской. — Отлично, — засиял Италия, идя в сторону другой команды. — Хей, Франц, Поля хочет с тобой в одной команде сыграть! Очевидно, что Ита сделал это специально, но только ради того, чтобы пообщаться с Германом. Ему тоже интересно, как тот провёл день с французом. Италию ведь всё-таки смогли уговорить прокатиться на катамаране с компанией Польши, и это были яркие, но не совсем приятные ощущения. Ему трое славян устроили настоящий допрос, пока Венгрия делал вид, что якобы не слушает их. Итальянец является другом и для Германии, и для Франции, и это был единственный аргумент Польши на то, что Италия может знать ответ на их вопросы. К сожалению, тот не мог ничего другого сказать, кроме того, что они нашли общий язык. После разговора с той компашкой Италия тоже решил немного задуматься о причинах неожиданной дружбы между своими приятелями. Они успели обговорить многие варианты, пока диалог не закончился тем, что Венгрия попросил всех заткнуться. Остановились они на теории, а точнее на шутке Чехии насчёт вызова ревности у Британии. Италия не мог с этим согласиться, ибо образ Франца у тех был слишком стереотипен, но даже при таком раскладе это остаётся наиболее близким к правде вариантом. Именно итальянцу Франция жаловался на отношение Брита к нему, якобы у француза не может никого быть, кроме бывшего мужа. Да и если это так, то зачем вызывать ревность? Она ведь бессмысленна, а Франц не имеет настолько низкую самооценку, чтобы так поступать. На Великобританию это никогда не подействует — это не в его характере. Кому ещё как не Франции это знать? Пускай француз что-то себе напридумывал, чего не может рассказать даже Италии, но Германия почему ничего не хочет говорить своему другу? Тоже стыдится? — Как денёк с Францией? Уже ходили на маникюр? — спросил итальянец, сделав подачу в сторону Польши. — Очень смешно, — ответил немец, ожидая ответный удар поляка в свою сторону. — Чего ты, ему уже пора обновить ноготки, — сказал Италия, отвечая на сильный удар Польши. — Хех, Поля разве любит теннис? Бьёт, словно мы на матче. — Нет, он просто бесится, — самодовольно ответил немец, наблюдая за надутым поляком. — Может, потому что он хотел с тобой, а я его с Францией поставил. — Да что ты говоришь, — равнодушно сказал немец, отвечая на удар уже со стороны француза. Польша заставлял другую команду бегать по своей части поля, поэтому мяч часто кидали в сторону Франции. — Ты хорошо играешь, — похвалил напарника Франц, ибо они вышли с отрывом в несколько очков. — У меня сильная рука, — ответил Польша, когда мяч, к несчастью для Италии, полетел в его сторону. — Не против, если следующий гейм я с Германом попробую? — Чтобы вы двое меня с Итой разнесли? — посмеялся француз. — Тебе же не нравится компания Германа, так почему ты хочешь с ним сыграть? У вас разве всё наладилось? — Чему налаживаться нужно было? — изогнул бровь поляк. — По вам и так видно, что отношения у вас держаться только из-за работы, — сказал Франция и отбил мяч. — У вас огромная разница в характере, взглядах и ценностях, потому вполне нормально, что у вас не всё гладко. — А ты будто его точная копия, — саркастически сказал Польша. — Я с ним за пять лет ничего общего не нашёл, а ты смог за пару дней. — Знаешь, Поль, — хитро ухмыльнулся француз. — Герман просто нашёл своего человека. Бредовее ответа Польша ещё не слышал за последние прожитые годы. Его это настолько удивило, что он, повернувшись к Франции, даже не обратил внимание на пролетевший перед лицом мяч. Между Францией и Германией может быть общим лишь то, что они входят в один подвид человека. В остальных малочисленных случаях их соединить невозможно. Скорее всего, именно из-за этого факта Польша и на секунду не может замыслиться о своей ревности. Она, несомненно, присутствует, но остаётся где-то на бессознательном уровне. Германия ведь пошутил про то, что вчерашнее не было случайностью, верно? Польша не хочет слышать иной ответ, который не устроит его эго. Вся игра закончилась после конца первого сета, когда все поголовно устали. Не секрет, что это из-за Польши, который заставлял всех бегать за несчастным мячиком. Тренер отдельно сделал ему комплимент насчёт его игры, но поляк в последнем гейме не был в добром расположении духа. Франция желал отдохнуть у себя в номере и наконец обновить свой маникюр, но его планам помешал тот же Польша. Он самый что ни на есть магнит, который тянет за собой несчастного Германию в бар. Немец вроде бы давно повзрослел, но даже после уговоров Франца у него не пропадает желание спуститься вниз к Поле. Сидя на балконе Франции, тот грустным, чуть ли не щенячьими глазами смотрит вниз на собравшуюся небольшую толпу в баре. Его сосед даже прикоснуться к своим ногтям не успел, как Герман успел надавить себе на жалость. Долго смотреть на надутую мышь на крупу француз не особо-то и хотел, потому пришлось отложить важную процедуру на завтрашний день. Германия уже готов был обрадоваться, пока не услышал, что Франция пойдёт вместе с ним. Вот облом. И что немец сейчас имеет? Он сидит вместе с Францией за одним столиком. Возле себя он держит стакан виски, пока у сидящего напротив — дизайнерский персиковый коктейль с названием, которое оба забыли. Чтобы не выглядеть, как собравшаяся возле барной стойки пьющая компания Польши, они разнообразили свой стол закусками, к которым Франция практически не прикасался. Можно подумать, что тот соблюдает диету, но у него просто не наблюдается аппетит, а вот у немца точно не наблюдается настроение, так как скучающий вид Франца закрывает весёлого Польшу. Рядом с поляком ещё и Австрия сидит, и возле него как раз свободно одно местечко. Хотелось бы сесть рядом и хотя бы послушать, о чём с озорством рассказывает Поля. Жаль, что Франция не позволит. В итоге оба недовольных сидят за столом либо как мама и сынок, либо как недовольные супруги. — Может, хватит? — намекнул Германия, скрестив руки и откинувшись на спинку стула. — У тебя уже паранойя. Вместо слов Франц перевёл свои уставшие глаза за спину Германа. Лицо вмиг обрело возмущённый вид. Несколько секунд он смотрел вдаль, пока снова не перевёл их на немца. Тот сразу же понял, на что намекает француз своими пылающими глазами. Теперь и Германия раздражён, ибо отдохнуть ему не дают уже целых два человека. — Если бы ты не вышел, то и он сюда не пришёл, — предположил немец и сильно откинул свою голову назад. — Или же он пошёл бы ко мне докучать, пока ты распиваешь с Польшей, — сузил глаза Франция. — Неужели тебе нравится вот так проводить отдых? За алкоголем и Польшей, который на тебя даже не смотрит. — Вообще-то смотрит, — возразил Герман, но не совсем уверенно. — Когда он немного выпил, то чувствует себя счастливо. Если я скажу что-то в тему, то я сразу же вольюсь в его разговор. Единственный, кто меня никогда не рад видеть, так это Венгрия, осуждение которого не хочет получить Поля. Когда же я был с Польшей наедине, то у нас получались хорошие, порой душевные диалоги. — А на трезвую он не хочет с тобой разговаривать? — Если учитывать, что мы живём в одной квартире, то у него не получается не разговаривать со мной. Мы находим темы по работе, обыденности, о чём-то дискуссионном. В первые годы он пытался сохранять при себе хладнокровие после… неприятного инцидента, но со временем растаял. — Не видно, что он был к тебе как-то мягок. — Сейчас это совсем не заметно, но зачастую это из-за его компании. При них он ни за что не покажет, что благосклонен ко мне. Как ведь так? При Венгрии? Чехии и Словакии, у которых укоренился мой старый образ? Да ни за что: Поля лучше продолжит говорить обо мне плохо, пока дома мы оба зависнем на каком-то сериале и будет критиковать каждого героя в нём. — То есть, он говорит о тебе плохо за твоей спиной… и ты это знаешь, — удивился Франция. — Ты считаешь это нормальным? — Для меня это вошло в норму, — без какой-либо запинки ответил Германия. — Герман… ты когда был у психотерапевта? Это ведь самоунижение, полное неуважение к себе. Я ни за что бы не подумал, что ты позволил кому-то так к себе относится. Никто не стоит того, чтобы с тобой обращались, как с подошвой. — Тебе напомнить, что ты сам через несколько минут готов был пойти Британии на уступки? Никто из них не хотел разбираться в своих причинно-следственных связях. Они ведь на отдыхе, где не обязаны разбираться со своими душевными или психическими проблемами, ибо им хватает государственных обязанностей. Естественно, что они хотят уйти от этих вопросов и ответов, но ситуация не позволяет им это сделать. Если не кто-то другой, то они сами друг другу начнут указывать на косяки и давать непрошенные советы. — Я-то обратился к тебе за помощью, чтобы избавится от давления со стороны Британии, а ты почему согласился? — спросил Франция, от нервов закусив картошкой фри. — Франц, это не твоё дело и я не просил тебя лезть в мои отношения с Полей. Наоборот, это ты заставил меня влезть в твои с Бритом. — Тебе так трудно объяснить, почему ты слепо гоняешься за Польшей? Может, потому что у тебя нет на это разумного ответа? — провоцировал француз. — Я уже достаточно сказал про Полю в присутствии своих коллег, поэтому не хочу вникать в детали, чтобы чьё-то крысиное ухо услышало, — сказал Герман и сделал глоток виски. «— Почему сразу крыса? — пронеслось в голове Эстонии». — Ладно, — закатил глаза француз. — Если тебе нравится быть использованным как презерватив, то продолжай терпеть Польшу. Кому ты ещё станешь нужным, кроме его пустого кошелька? — Что? На лице Франца появилась хитрая ухмылка, и сидел он за столом, как ехидная лисица. Германия же был перед ним, как хищный, но пойманный в ловушку волк, готовый зарычать после услышанного оскорбления. Француза забавляет видеть то, как он выводит из себя Германа. Кто удивится, если немец сейчас начнёт с ним громкий скандал на весь бар? Вообще-то многих, ибо Британия сидит за два столика от них. Его присутствие в помещении подубавляет гнев в груди немца, но никак не заставляет исчезнуть. — Если ты не способен никого привлечь самим собой, а не своими деньгами, то ты никто более, чем вечно недовольный начальник и кошелёк для Польши, — подливал масло в огонь Франция. — Ты становишься не тем Германией, которого воспитывал Третий Рейх. Ты второй питомец Польши, которого он любит меньше и только за разноцветные бумажки. Как я могу поверить, что ты интересная личность, с которой можно здорово провести время? С твоих уст это звучит как скулёж. Германия пребывает в настолько потрясённом состоянии, что его выражение лица сможет описать лишь Венгрия одним скверным словом: «охуеть». Его глаза заискрились дьявольской яростью, которую он вынужден сдерживать в своём теле. Ещё парочка гадких слов в его сторону и его тело не выдержит. Несчастный уголок ручки стула сдавливали его кулаки, чуть ли не ломая твёрдое дерево. А Франции всё также с весело наблюдать за тем, как немецкая машина перед ним становится еле контролируемой собственных разумом. Пора обоим давить на тормоза. — Ты можешь продолжать злиться на мои слова, но в то же время можешь убедить меня в обратном ради себя же, как ты любишь говорить, — сказал Франц, с ухмылкой наклонив голову в сторону. — Так что прекращай трещать о Польше и сосредоточься на других прелестях жизни. Германия не хотел, чтобы его подловили, но француз снова всё подстроил под себя. Вот, что значит трехсотлетний возраст при таком шикарном теле, которое довольно устроилось на своём стуле и гордо положило одну ногу на другую. Несколько десятилетий назад немец как в воду глядел, когда впервые решил поговорить с Францией: уж лучше жить на другом континенте, чем терпеть его круглые сутки. Если бы его опекуном после Второй мировой войны был не США, а Франц, один из претендующих на замечательные немецкие земли, то германская семья отреклась бы от Германа. — Я раньше думал, что из-за Поли уйду в запой, — сказал Германия, покончив со своим виски. — Оказалось, что есть причины весомее. — Разве так трудно пережить вечер со мной? — допил и свой бокал Франция. — Может, текила тебя развеселит, алкоголик? — За твой счёт, папик, — ответил тот, заедая свой пыл креветками.***
Это была самая ужасная идея, на которую когда-либо соглашался Германия. Италия знает, как немец не любит слушать чьи-то советы, но наперекор его терпению надо было предупредить, что текила противопоказана Франции. Того уносит после первых трёх стопок, после чего он становится неконтролируемым на язык человеком. У француза чуть ли не после каждого забавного слова выскакивает странный игривый смешок, похожий на конский визг. Какие же слова в его понимании были смешными? Любые из уст Германии. Смех вызывает не сам смысл сказанного, а акцент немца. Почему-то после текилы он стал выглядеть уморительнее, чем казалось на первый взгляд. Франц не понимает, что его поведение привлекает всех вокруг и заставляет Германа испытывать румяный стыд. — Франц, держи себя в руках, — попросил немец и ещё раз оглянулся. — Ты всех уже на ушах держишь здесь. — Хи-хи, — сиял улыбкой француз. — А он тоже слышит нас? У Франца прорезался голос, из-за чего его могли услышать в любом конце бара. Многие задумались, кого тот имеет ввиду, и ведь два человека подумали на себя. Польша часто оглядывался на тот столик, ибо его компанию поведение француза веселило. Поляк хоть и был удивлён, но у него это не вызывало смех. Мало кто видел Францию пьяным, ибо тот самый культурный человек во всём штабе. Среди тех немногих, кому удостаивалось наблюдать за ним, были его близкие друзья и, собственно, Британия. Сидя в своём укромном уголку помещения, он, подставив руку под подбородок, изучал своего возлюбленного. Как тот при Германе посмел распивать крепкую текилу? Что его так сильно смешит? Или шутки Поли про то, что Германия — клоун, больше не являются таковыми? Что-то неприятное заёрзало в груди Польши и Великобритании. Им одинаково всё равно на то, как Германия пытается угомонить своего нового приятеля — их тревожит Франция. Почему он вместе с немцем выглядит таким весёлым? Несмотря на свой смущённый вид, Германия всё ещё сидит вместе с французом и продолжает общаться. Франц так раньше веселился лишь с близкими, а тут он на глазах своих же друзей и Британии развлекается с Германом. Последний же только с Польшей был согласен распивать и выслушивать его пьяные бредни, но сегодняшняя посиделка выглядит как пытка. — Кто-то из них явно сошёл с ума, — сказал Чехия, не стесняясь пилить взглядом француза и немца. — Франц просто перебрал и теперь докучает ему, — пробубнил Польша, играясь трубочкой со льдом в коктейле. — Ещё пара минут и Британия обретёт способность убивать взглядом, — посмеялся Венгрия, сделав глоток пива. — Поль, кончай играться с девчачьим напитком. — Я не играюсь, — надуто сказал поляк, лишь краем глаза наблюдав за шумной парой. — Польша, ты выглядишь как гелевый шарик, который сейчас лопнет, — посмеялся Нидерланды, что, опираясь рукой о барный стол, тоже наблюдал за парой вдалеке. Если поляк — гелевый шарик, то немец — взрывчатка с таймером, время на которым неспеша подходит к концу. Текила не крепче виски, но после пары стопок его начинать клонить в сон. В голове доминирует желание упасть на свою мягкую постель и заснуть аж до пяти утра, пока его не потревожит Шольц или французский параноик. Франц в этот момент продолжает смеяться и перескакивать с темы на тему, не давая собеседнику сосредоточиться хотя бы на одной. Сначала тот говорит про смешных котят на Ютубе, а потом про какую-то служанку при дворе Королевства Франции. — Можно немного потише? — попросил Германия, сидя согнувшись над столом. — Хи-хи, разве я буяню похуже твоего Поли? — посмеялся Франция, вмиг приведя своими словами приятеля в сознание. Это услышали все в помещении, в том числе и упомянутый поляк, который резко повернул голову на Франца. Рыжие брови Венгрии оказались на лбу, а Нидерланды удивлённо поджал губы. Эстония застыл с бокалом возле рта, а Финляндия не хотел раскусывать бургер, чтобы ничего не пропустить мимо ушей. Упавшая с бокала Поли трубочка отдала единственный звук, который раздался в помещении — все страны резко затихли. В уголку Британии издался тяжёлый вздох, после чего сидящий ударил себя по лбу. Ему тоже известно про Германию и Польшу, но Франция спустя пять лет случайно проболтался при всех коллегах. Это стало последней каплей на лбу Германа. — Так, тебе пора ложиться спать, — встал со своего места Германия. — Нет, я ещё полон сил, — грустно протянул француз и хотел вместо кровати лечь на стол. Теперь на ребёнка походит больше Франц, нежели Герман. Придётся вести себя, как это было с Польшей — стать ответственным взрослым. — Франц, вставай, — взял того за руку немец и удивился, насколько она тонкая и мягкая. — Не хочу, — поднял тот голову и засиял гениальной идеей. — Я танцевать хочу. Хорошо, Франция не ребёнок, а Польша, ибо тот ведёт себя как взрослый ребёнок. Поляк разве что крепкий телом, а вот француз совсем как кукла. Главное ему случайно голову не оторвать вслед за рукой, иначе Германию разберёт на куски разогреваться Британия. Как Королевству сейчас не злится, когда Францию так грубо схватили за руку? Никто не смеет так вести себя с его возлюбленным — даже от небольшого сдавливания на белоснежном теле появится синяк. Убрали с француза руки тогда, когда Франц встал. Конечно, из-за выпитой текилы он мог стоять только опираясь об стол. Подождав, пока тело наберётся сил, француз взял немца за руки и принялся по-детски размахивать ими в стороны. Приглушённая музыка на фоне давала ритм, под который Франция двигался. Лёгкие движения резко уводили его тело в сторону. Он мог с грохотом упасть, если бы не крепкая стойка Германии на месте. Кажется, что из его ушей скоро пойдёт дым. Терпение заканчивается вместе с нервными клетками. Германия резко пропал с поля зрения Франции, чьи руки теперь ни на что не упирались. Секундное недоумение прервало чужое прикосновения к его талии и бёдрам, после чего мир француза вмиг перевернулся с ног на голову. Он не успел вперёд руки подставить, как встретился со спиной немца. К голове резко поступила кровь. Это обескуражило Франца, который не мог сначала осознать, что его закинули на своё плечо. Конечным сюром было то, что его это ещё сильнее рассмешило, поэтому Германия поспешил выйти из бара и направиться к номеру. Запутавшиеся в воздухе волосы Франции не дали ему напоследок увидеть гнев на лице Британии и растерянность Польши. Не забыв забрать ключи от номера, немец понёс тушу своего приятеля на третий этаж. Порой тот вовсе не ощущал, что на его плече что-то есть. Франция был птичьим пёрышком по сравнению с Польшей, которого отнести на пятый этаж было трудновато. Франц был намного компактнее, но его бёдра были тяжелее всего туловища. В принципе, это ожидаемо от тела, которое вынесло целых троих детей, и в один заход было двое близнецов. От осознания этого факта у немца пробежали мурашки, хотя у самого дедушка Австро-Венгрия родил четверых сыновей. Биология государств его сильно пугает, а ведь Польша написал по этому направлению магистерскую работу. Добравшись до нужной двери, Германия вошёл в номер и проследовал в спальню, где кинул с грохотом на кровать Францию. Тот имел возможность уснуть ещё по дороге, но внезапный бросок заставил его проснуться. Он далеко не Поля, которого немец будет носить на руках и голову ему придерживать, а на кровать положит как младенца. — Спокойной ночи, — пожелал Герман и развернулся. — Не-е-ет! — жалобно протянул француз и сел на колени. — А вдруг Брит зайдёт? — Я закрою двери, утром разбужу тебя и верну ключи, — раздражённо сказал Германия, лишь бы не оставаться с ним на целую ночь. — Брит может попросить у администраторов запасные ключи! — взволновался Франц. — Они ведь не откажут своему монарху, до какой-то Республики не будет дела! — Хорошо, я останусь до полуночи, — устало протянул Герман. — Только вернусь за своими вещами и оплачу нам счёт. Текила по-прежнему за твой счёт. Недовольно промычав, Франция на кровать, а после ухода Германии укутаться в одеяло. Немец был настолько уставшим, что, выходя из номера, он сперва не увидел по сторону двери стоящего Британию. Развернувшись, чтобы закрыть дверь, его смутила тень сбоку, и тогда он наконец заметил двухметрового британца над своей головой. Франц теперь не выглядит параноиком, да? — Добрый вечер, Британия, — поздоровался Герман, достав ключи из кармана. — Ты кем себя возомнил? — грубым тоном спросил тот, заставив немца удивлённо поднять на него голову. — Простите? — недоуменно спросил тот. — Кто тебе дал право так грубо обращаться с Францией? — Великобритания кипел. — Что бы вы оба там себе не надумали, никто, и тем более скотина как ты не смеет так себя вести с телом Франца. Даже от одной жалкой хватки на его теле появятся синяки, и незамедлительно после этого они появятся на ком-то другом. Единственный, кто сильнее и крепче Германии во всей Европе, так это Великобритания. Немец никогда не сможет стать ему равным. Пускай выучит многие хитрые техники боя — Британия их уже давно выучил. Перед британцем у Германа нет такой уверенности, как перед Польшей, Венгрией или тем же Францией. Великобритания является человеком слова, и поэтому его угрозы наводят немаленький страх. — В этом есть часть и моей вины, ибо своим бездействием я позволил тебе распустить свои грязные руки, — ещё немного и палец Брита, который указывает на немца, проткнёт чужое сердце сквозь рёбра. — Тебе лучше сразу же убрать их от Франца, пока я ещё имею при себе силы стерпеть твоё сегодняшнее поведение. В худшем случае, если я увижу на теле моего мужчины синяки - это будет лишь началом того, что будет ждать тебя следующим днём. Ты это усвоил? — Да, я понял свою ошибку, — алкоголь в голове не даёт из уст Германа выдать встревоженность, но это трудно назвать плюсом. — Больше такого не повторится. — Не корми меня сухими надеждами, — сказал Британия и сделал глубокий вдох, чтобы прийти в себя. — Отдай мне ключи, мне нужно проведать Франца. Германия с каждым словом Брита становится менее убеждённым в том, что предыдущие параноидальные страхи Франции являются беспричинными. Тот разве что не учёл, что его бывший может давлением выпросить ключи у относительно малолетнего Германа, после чего француз полностью потеряет к немцу доверие. Тот не был против отдать ключи Британии и заставить Францию разбираться со своими проблемами самостоятельно, но это не в его ценностях. Он уже подавно угробил доверие других стран к себе, а Франц стал настоящим глотком воздуха. Тот по-любому обдумал своё решение несколько раз (неправда) и всё равно выбрал Германа. Трудно представить, что будет с репутацией Германии, если он предаст француза в такой тяжёлый для него момент, так ещё и в пьяном беспомощном состоянии. — Прошу прощения, но Франция не желает никого видеть, — как можно вежливее сказал Герман. — У него разболелась голова и ему следует выспаться. Мне надо вернуть ему кошелёк и всё. — Не удивлюсь, если ты стал причиной, — в голос Брита вновь возвращается злость. — Отдай ключи. — Нет, не могу, меня Франция несколько раз просил не беспокоить его и никого не пускать, — повторил Германия и закрыл дверь. — Лучше всего завтра его проведать, если он, конечно, захочет. Последние слова определённо были лишними. Герман хочет сказать, что Франция не захочет видеть Британию? Выходит, что француз разболтался немцу об их конфликте, после которого у второго не осталось ни капли уважения к британцу. Германия, безусловно, может в своей голове придумать абсолютно любую ерунду, но это отнюдь не позволяет ему по-хамски вести себя с Королевством, что и по статусу выше, и по власти могущественнее. Принявшего уйти Германа неожиданно схватили за руку, и намного сильнее, чем тот Франца. — Повтори, — дьявольски сдержанно приказал Великобритания. — После алкоголя… особенно крепкого, у него будет ужасное утро, — оправдывался немец, пока его плечевую кость хотели стереть в порошок. — Герман, когда я в твоём представлении стал идиотом? — прошипел британец. — Франц ошибочно решил, что ты станешь для меня преградой на пути к нему. Я готов простить его за такую глупость, но тебя я хочу раздавить. Было бы хорошо вспомнить, когда Британия в последний раз блефовал, но этого никогда не было в памяти Германии. — Не думайте о Франции плохо, — на судорожном вздохе сказал немец. — Завтра он свободен, но сейчас ему следует поспать. Когда хватка на самую малость ослабла, Герман выхватил свою руку и пошёл к лестнице. Напряжённого разговора с Великобританией в таком формате у него ещё никогда не было. Ощущение, будто тот во времена Первой мировой войны был менее злым, нежели сейчас, а ведь тогда Франции объявили войну. Хотя если учесть, что в лице Германии присутствуют черты его деда, Германской Империи, Королевство вполне предсказуемо себя ведёт. Он не испытывает к немцам и капли сострадания. Обсыпанного угрозами Германа успокаивало то, что Британия не думает о том, что между Германией и Францией что-то посерьёзнее, чем дружба. Тем не менее он такой же, как и Франция — с полуслова, а то и при обычных наблюдениях способен понять что к чему. Если отнестись к этому чуточку серьёзнее, то нетрудно догадаться про их план. К этим выводам могли прийти и другие страны, но они просто не хотят утруждаться. Зато Британия хочет, ибо у него вправду есть запасные ключи от номера Франца. Ему их выдали ещё при заселении по его просьбе (звучало как приказ). Ранее он думал, что его неожиданным визитам будут рады, да и сейчас сохраняет надежду при себе. Тихонько провернув ключ, Великобритания вошёл в номер. Его беспокойная душа расслабилась, когда лёгкие заполонил родной лавандовый запах Франции. Где бы француз не проходил, он всегда оставлял за собой этот след, по которому Британия ходит. Нет ни единого намёка на запах после отельного клининга, но здесь, как и у Франции дома, всё идеально чисто и свежо. Проходя вглубь большого номера, Королевство видит через открытую дверь в спальню на кровати неряшливо спящего возлюбленного. Правда, тот лишь пытался уснуть, чтобы тревожащие мысли его не мучили, однако, его побеспокоили знакомые тяжёлые шаги. Сколько бы Брит не старался быть тихим, Франц услышит его хоть за километр. Нежданный звук заставил его голову приподнять, чтобы напротив себя в гостевой среди колонн увидеть Великобританию. В голове возникла мысль, что это сон, которая на зло создала его фантазия. У Франции не было сил даже на то, чтобы закрыть перед ним дверь, потому он с тягостным недовольным стоном упал на подушку. Как только британец с интересом вошёл в спальню, Франц отвернулся от него и что-то неразборчиво пробубнил в подушку. Возможно, он вежливо попросил уйти отсюда, но вряд ли он обошёлся без сонного сквернословия. В любом случае это не смогло остановить Великобританию, что присел рядом и наклонился к возлюбленному. Тот умудрился даже лицо закрыть одеялом — луна освещала только взъерошенные локоны его волос. Ни одеяло, ни Германия, никто и ничто иное не способно стать для Королевства препятствием. — Франц, с тобой всё хорошо? Нигде не болит? — голос Британии будто бы стал тихим птичьим щебетанием, нежели его львиный гнев минуту назад. — Уйди, — приглушённо буркнул Франция под одеялом. — С тобой очень грубо обошлись, я ведь беспокоюсь, — сказал тот, положив руку на спрятанное плечо. В ответ на нежность Франц выдернул своё плечо из-под чужой руки и отодвинулся. — Всё нормально, — пробормотал француз. — Дай побыть одному. — Франц, дорогой ты мой, — ласково произнёс Великобритания и, положив руку по другую сторону лежащего, навис над ним. — Вопреки тому, что ты можешь думать иначе, но я по-прежнему люблю тебя. Благодаря своему трепетному чувству я не позволю никому хоть раз попытался тебя обидеть. Тебе ли не знать, на что я ради тебя готов. — Брит, хватит, — попросил Франция. Под одеялом стало жарко, потому ему пришлось показать своё крайне сердитое спящее лицо. Увы, но Франц нравится Британии каким угодно. Его не отвернёт даже неконтролируемый гнев или оглушающий плач, хотя последнее заставит его заволноваться. После слёз всё-таки глаза опухнут. Некоторое время со стороны Королевства не было ни единого звука, будто бы он замер при виде ночной красоты. Долго ждать Францию не заставляли. На нём был лёгкий нежно-голубой пуловер с широким вырезом горловины. Одним движением, не касаясь кожи, Великобритания опустил ткань вниз, чтобы посмотреть на грубо схваченное Германией место. На плече был блеклый красный след, который тот заметил за секунду до того, как француз прикрыл себя одеялом. На утро там стопроцентно появятся синяки. Герман, тебя ведь предупреждали. — Я сказал тебе уйти! — воскликнул Франция и отодвинулся от британца ещё дальше. — Ты хоть видел, что он с тобой сделал? — возмущённо, но всё так же тихо сказал Британия. — У тебя рука завтра вся в синяках будет. — Я сам разберусь с ними, Герман случайно. — Сколько этих случайностей будет, Франц? Ты так любую его погрешность будешь оправдывать? Он не знает, как с тобой следует обращаться. — Я дикое животное, чтобы со мной обращались?! — гневался француз. — Оставь меня в покое! Разговор свернулся совсем в плохое русло. С выпившим Францией трудно общаться, но Брит продолжает пытаться с ним поговорить. Почему же? Ему приходилось и с трезво рассерженным Францем находить общий язык, и как-никак, но у него получалось. Единственный плюс в этой ситуации тот, что тот будет очень слабо сопротивляться, а значит и прогнать Британию некому. Время позднее, и он предпочёл бы поспать рядом со своим любимым. — Прости, что не могу подобрать сейчас правильные слова, чтобы лучше выразиться перед тобой, — с другим подходом начал Королевство и подвинулся к Республике. — Ты не хочешь меня видеть после моих неоднозначных слов, я понимаю, но так конфликт не решить. Возможно, ты решил воспользоваться Германом против меня, но не заставляй меня его силой убирать с пути. Я всё равно снова приду к тебе и буду пытаться поговорить, ибо только так мы сможем прийти к компромиссу. Снова давление и манипуляции со стороны Британии, а может, Франции действительно нужно переосмыслить своё прошлое решение. Если поменять части предложения местами, то суть не изменится. Он растерян. Вроде бы тот глаголет правду, но в то же время француз не хочет прощать его за ранее сказанное. Хочется убежать от конфликта, но Британия всё время возвращается в совсем неподходящий момент. Он пришёл к нему как раз после того, как Герман допустил грубую ошибку. Это раздражает, но глубоко в груди что-то приятно щекочет. «— Нет, Франц, он хитрит, — размышлял Франция. — Откажешь ему ещё раз и он разозлится, будет с агрессией заставлять тебя его простить и не вести себя, как… Ой, он сам по-любому что-то придумает, тебе догадываться незачем. Если простишь… тебе конец». — Чего ты так внезапно распереживался за меня? — с наигранным интересом спросил француз. — Германия хорошо поддаётся обучению, поэтому быстро выучит, как со мной следует себя вести. — Это ты к чему? — изогнул бровь Великобритания. — К тому, что ты ведёшь себя как ревнивый бывший, — издевался Франция и повернулся к тому лицом. — Бывший? — опешил Британия. — Как ревнивый бывший, — подчеркнул сравнение тот. — Из-за чего ты так испугался? От того, что я кого-то себе могу найти? Будь это, не дай бог, правдой, что ты Ирландии сказал бы, м? Тебе ведь так важно победить в споре с ним. А вот это было больно. Можно оправдать поведение Франции пьяным состоянием, но легче от этого не станет. Это не зашьет образовавшуюся рану в гордыни британца, который гневно устремил свой взгляд в беззаботные синие глаза. — Ты уверен, что издеваться надо мной было самым лучшим решением в твоей жизни, Франц? — понизил тон Великобритания и приблизился к самодовольному лицу француза. — Наш конфликт в отношениях перерастает в дело чести, и мою ты хочешь растоптать. Я никогда не позволял тебе так ко мне относится, и сейчас не намерен давать на это волю. — Моя честь тоже задета, — смело ответил Франция. — Чтобы защитить её, нужно доказать то, что я могу жить счастливо и без тебя. Его насмешливую ухмылку сияла благодаря лунному свету, но в считанные секунды она пропадёт с его лица вместе с храбростью. — Значит… я тебе должен доказать обратное, — и бровью не повёл британец. Твёрдая рука Британии оказалась на его щеке, убрав костяшками с неё висячий локон волос. Алкоголь мигом выветривается из головы и освобождает место для других настигших эмоций вместе с навязчивыми мыслями. Резкое проявление нежности вызывает у него неоднозначные, пугающие ощущения. Взволнованный француз быстро отскакивает назад на подушки, а протянутая рука Брита оказывается на его груди. На Франце будто бы оказалась хищная змея, которая при виде тонкой руки схватит её цепкими клыками. В это время на лице Великобритании не наблюдается никаких изменений: его стеклянные глаза не отворачивают взгляд от глаз Франции, пока на лице царит ледяное спокойствие. Что ему мешает остаться здесь на всю ночь? Раздался щелчок, точнее попытка его сделать, ибо дверь была открыта. Германию так семья никогда не ждала, как Франция сейчас. Британия, что удивительно, даже бровью не повёл, а только опустил руку с горячей груди на одеяло. На французе по-прежнему оставался этот цепкий взгляд, будто он секунду назад на нём были готовы разорвать свитер. Издалека британца заметил Герман, который поначалу надеялся увидеть спящего Франца, а в итоге перед глазами оказалась знакомая белая рубашка. И что ему сделать в такой ситуации? Как прогнать Великобританию из номера? Скорее Германию самого через балкон выкинут прямо в бассейн, нежели он успеет задать вопрос. Когда все трое были в спальне, британец наконец восхотел встать. За его неспешными действиями наблюдал встревоженный француз и озадаченный немец. Окинув Германа презрительным, с нескрываемой злостью взглядом, Британия развернулся и пошёл на выход. Рядом стоящему не посчастливилось, ибо тот сильно задел его плечо, на что немец ударился об стенку. Хорошо, что только так Королевство испустил свой гнев, пока его спину пилил взгляд Германии, пока в прихожей не прозвучал хлопающий звук двери. Тишина в номере усугубляла состояние Франции, который готов был расплакаться в любой момент. Герман, держась за плечо, не сразу повернулся к французу. Стоит взять свои слова про паранойю обратно и, желательно, извинится. — Уверяю, я закрыл за собой дверь, — сказал немец. После его слов француз решил выпустить эмоции наружу, хоть и закрыл лицо одеялом и с шумом упал обратно на кровать. Если не алкоголь, то он сдержался бы, а так придётся избавиться от страха и печали таким позорным для него способом. Нахлынувшие чувства скорее навязанные из-за таких же мыслей, которые засели в его голове. Британия непредсказуемый, а честь для него — такая же наивысшая ценность, как и у Франции. Его тревожит один тяжёлый вопрос: почему его попытки доказать, что он независимый, воспринимаются как вызов? — Ох, Франц, только не это, — печально вздохнул Германия, который совсем не умеет успокаивать плачущих пьяных людей.