Ты выручаешь меня

Он поднимает взгляд в окно, обращая внимание на яркое, ночное небо. Его глаза не могли привыкнуть к ярким небесам дня, но и ночные вызывали у него только подозрение и недоверие. Он не мог сказать почему. Он бы и не сказал почему. Мог только протянуть руку в перчатке к этому небу, а после горько выдохнуть, опуская взгляд на пол. На пол… почему смотреть на пол ему намного проще? Почему взгляд в пол для него так прост? Из-за чего каждый зрительный контакт оборачивается тем, что ему становится неприятно и неловко? Почему он может чувствовать безопасность только за повязкой, с которой проснулся, когда его нашла Леди Правда? Почему он не такой обычный, как многие? Почему эти кошмары терроризируют его сны? Почему?.. …Он поправляет очки, которые ему выдал Вывод, чтобы продолжить осматривать место преступления. Он сидит на одном колене, держа рядом лампу, которой может подсвечивать себе там, где его глаза не видят. Помогает ли ему это? Спорный вопрос. Такой же спорный, как и все остальные вопросы, что он задавал себе до этого. Такие же хрупкие, жалкие, спорные и не имеющие ответа. Как минимум, Вайт не мог дать на них ответа. Он был белоснежым листом бумаги, которому даже имя из-за этого дали. Ведь он не мог дать о себе что-то новое. Он… не показал себя интересной личностью. Он не против прозвища, что дала ему Правда, но вместе с этим… Это ощущается отвратительно – быть посредственным. Но подмастерье только грустно усмехается на свои мысли, поправляя рукава немного коротковатого пальто Вывода. Верно. Ему нужно думать о месте возможного преступления, а не о том, что он чувствует себя жалким и неинтересным. Да, в прошлый раз он помог с расследованием. Да, он предугадал, что преступник обязательно заявится. Но сейчас он не может ничего из этого. Он… просто фальшивка, а не пророк. Как минимум, старший детектив точно так считает, а этого уже достаточно. Он и так не доверяет Вайту, что появился как снег в июле на пороге его агентства, а теперь… тем более не будет. Он потерял любые шансы, любую надежду. Потому, Вайт может только ползти по полу на коленях, не то в поисках хоть каких-то следов, не то в попытках… извиниться перед кем-то, кого даже в комнате нет. Почему-то, он не чувствует неловкости, представляя себя на коленях перед кем-то. Словно он так и должен делать. …Или ему просто кажется и это всё глупые романы, которых он начитался у Правды? Вайт встаёт с пола, отряхивая чужие, короткие ему, брюки, что приходится носить, а после горестно выдыхает. Он ничего не понимает. Ни единой зацепки, но при этом что-то ему говорит, что оно здесь. Что зацепка тут! Вывод сразу отбросил эту идею – мол, кто вообще решит оставлять что-то в коптильне? Но пророк всё равно хотел сделать по-своему, так, как он считает нужным… но ничего. Ничего не может найти, как бы ни сыпал тот порошок для отображения отпечатков (любезно выданный Правдой), как бы ни ползал по полу, как бы ни трогал стены. Он просто… ничтожество. Он ничего не может найти, сколько бы ни рыскал по помещению. Даже в ящиках – и в тех пусто! Неужели он никак не может помочь Правде и Выводу с этим делом? Неужели в этот раз, в этом деле, он наконец-то окажется полным балластом для них?.. …Бесполезный. Бесполезный. Слово пронзает голову и грудь, заставляя тяжело дышать. Нет, задыхаться; он начал задыхаться. Грудь взмывает вверх и вниз, но в разуме нет ничего адекватного. Он даже ничего не думает! Но чувствует. Он чувствует этот поганый, поганый, такой ненавистный ему, страх! Он чувствует позор, стыд, он… …Почему он всё это чувствует? Вайт пытается хотя бы сесть, но вместо этого он только опирается на руки, тяжело дыша. Он не может принять сидячее положение, он может только стоять на коленях и ловить хоть какой-то воздух, ведь… он просто забыл как дышать. Казалось, открывает рот, а воздух всё равно не… – …Вайт!.. Какой-то голос раздаётся вдалеке, словно эхо рассеиваясь в разуме. Наверное, ему мерещится да? Кто вообще придёт за ним и ради него, верно? …Бесполезным есть только один путь – стать дощечкой для тех, кто будет полезен. Кто является полезным. Кто… – Дыши, чёрт возьми! Его трясут за плечи и поворачивает к кому-то. Он не разбирает лицо перед собой, но видит… монокль? Это монокль? Слёзы в глазах не дают ему увидеть чёткую картину, он может только хлопать глазами, пытаясь прогнать с них слёзы. Но тряска не прекращается долго, пока его вдруг не начинают жать где только представить можно – щеки, шею, плечи, руки… А затем снимают пальто, слегка расстёгивают рубашку… и выпускают из рук? …Ах, кажется, в комнате стало прохладнее. И в глазах уже не так размыто. Он даже может заметить вновь очертания каменного пола, стола, тумбочек, ящиков… Вывода. Это Вывод, с явным напряжением на лице, смотрит на него. – Д… Детектив?.. – Я уже думал, что на тебя напали… Честное слово, знаешь, как я перепугался, когда услышал, что здесь стекло треснуло? Вайт хлопает глазами и осматривает комнату, а затем понимает… что лампа, с которой он ползал по всей комнате, вдребезги разбита. Он успел её уронить?.. …Неужели в момент, когда ему стало плохо? Он даже не заметил. Но он знает одно: ему повезло. Повезло, что пол коптильни вымощен камнем, иначе бы мог начаться пожар. Но вместо этого просто вылилось масло, да огонь потух. – …Извините, Детектив. – Ха-а… не извиняйся. Главное, что ты цел. Тот достает трубку и зажигает ее, прижимая к губам, а после выдыхает дым табака. Лицо не выглядит расслабленным, но и злостью не отдаёт. Просто… обычно напряжение, которое всегда можно наблюдать у детектива на лице. И эти, слегка сведённые к переносице, хмурые брови. Чуть ли не постоянный атрибут Вывода, который выдаёт в том Вывода. – …Спасибо Вам, Детектив. – Не за что. Но чего ты так запаниковал? Увидел что-то? Вайт задумывается, не зная, что сказать, но он и не успевает – к нему тянется чужая рука. Крепкая, уверенная, желающая помочь встать. И пророк, очень нерешительно, берётся за чужую ладонь, что помогает тому принять стоячее положение. Голубые глаза растерянно смотрят на ладонь, а после в чужие серые глаза. Вывод… улыбается? – …Извини, Вайт, – то была не улыбка радости. Это была улыбка стыда и неловкости; улыбка, которой, обычно, извиняются. Для детектива в общем улыбки были делом необычным, но такая? Более, чем необычная. Однако он только мягче держит чужую руку, свободной беря трубку и слегка отодвигая её от губ. Выдыхает дым в сторону окна, а после качает головой. – Я, полагаю, слишком наседал на тебя в последнее время? Из уст пророка выходит неловкий смешок, а после и вовсе нежная улыбка. Он обхватывает ладонь детектива уже своими ладонями, а после мягко качает головой из стороны в сторону. Заметив недоумение на чужом лице, он всё же говорит: – Вы всё такой же добрый, как бы ни пытались казаться грозным. Вас… правда волновало это? Что Вы просто выполняете свой долг и относитесь ко мне с подозрением? Вывод только затягивается, а после отводит глаза в сторону. Значит… его это правда волновало. – Не волнуйтесь, пожалуйста. Это было… не из-за Вас. – Из-за чего, в таком случае? – Что же… Тот отпускает руку детектива, пальцами касаясь своих губ. Он взвешивает “за” и “против” того, что будет, если он расскажет обо всём Выводу. Что он тогда подумает? Что он тогда скажет? Он засмеёт его? Поймёт? Или?.. – …У Вас есть нелюбимые слова, Детектив? – Война. – А… ах. Я думал… Вы не так быстро ответите… – У всех есть такие слова. Я не люблю “война”, “страдания”, “смерть”, “несправедливость”... их много. Не вижу смысла медлить, если знаешь ответ. – Вот как. …Они… почему-то, хорошо описывают Вас как человека. – Может. Я не спорю. …Что же, тогда у тебя какие нелюбимые слова? Вайт смотрит в окно, открытое окно, в котором видно ночное небо. На нём нет ни звёзд, ни Луны. Только густые, тёмные облака. – …Я не знаю, нелюбимое ли это слово… Но… мне не нравится слово “бесполезный”. Оно… словно душит, я полагаю. Я просто задумался, нечаянно пришёл к этому слову, и… – Ты не бесполезный. Ты полезен, Вайт. Вывод вздыхает, а после хлопает по плечу пророка с легкодушной, такой непривычной для детектива, но так ему идущей, улыбкой. – Я считаю, что ты полезен для нашего агентства, Вайт. Ты помогаешь нам с Правдой. …Ты выручаешь меня, Вайт. Эти слова ненадолго заставляют голубые глаза распахнуться широко, а ресницам, белоснежным, словно снег, слегка содрогнуться. Почему-то эти слова тепло отдались в груди, и… что-то в них было таким желанным. Непривычным. Неправильным. Эти слова были, казалось, незаслуженными, но одновременно… их сказал человек, который любил лесть меньше всего на свете. По-крайней мере в личных отношениях. – Вы правда так считаете?.. Я ведь… совсем не помог с этим делом. – Но в прошлом ты предсказал, что вор решится украсть. И в этом ты сможешь перевернуть ход дела. Я уверен. – Вы мне… доверяете? – …Нет. Тебе – нет. Но я доверяю твоим способностям и твоему стремлению нам помочь. – …Тогда, Вы мне доверяете, Детектив. Даже больше, чем я представлял. Вайт мягко смеется, пока со стороны печки вдруг не раздаётся глухой стук. – Ай-ай-ай!.. – …Леди Правда? Вывод тут же меняет своё местоположение и подходит к Правде, которая, оказывается, в какой-то момент зашла в коптильню и, чтобы не мешать душевному разговору детектива и пророка, начала делать то, что до этого делал Вайт – ползать по полу и искать ну хоть что-нибудь, ведь в гостиной и коридоре она ничего не нашла. Вот так фокус сменился на девушку, что головой ударилась об стол. Вывод уже начал было лекцию с отчитыванием, но та затем вдруг ярко просияла, всё ещё сидя на полу. – Тут на ножке стола царапина! И, кажется, она совсем недавняя! – Что? Где? Покажи, сейчас же. …Так что, кажется, они нашли зацепку. Свежая царапина. И явно случайная, не самая глубокая… Зацепка, что кто-то всё-таки из посторонних тут был. Ведь одежда, которую носит прислуга, не могла оставить таких царапин. А железные шпажки. Что могли, просто не было смысла опускать ниже уровня поверхности стола. И пусть Выводу только предстоит проанализировать, что это за царапина и от чего она, но это прогресс; но это позже. – …Я постараюсь слушать тебя чаще, Вайт. Полезно будет. …Спасибо тебе. Говорил же, что выручаешь. Выражение лица из потерянного и недоверчивого медленно расцветает в самую счастливую улыбку на свете, в почти слёзы. – …Вам спасибо, Детектив. Это Вы меня выручаете.