Четвертое завещание

– Если вы продолжите в том же духе, мистер Рамлоу, вам нечего будет завещать!.. Брок поежился от критического замечания, но согласился, не затаив обиды. – Да, сэр. И какая могла быть обида в его положении? На правду не обижаются. Тем более категоричность мистера Пирса основывалась не на желании задеть личность клиента: лучший адвокат Восточного побережья просто не желал разорить эту самую личность, лишившуюся (намеренно!) трех завещаний подряд. – Я понимаю ваши чувства, командир, сам прошел через нечто подобное, потому говорю как бывший военный бывшему военному, – Александр приобнял его перед воодушевляющей речью. – Вы должны воспарить над ситуацией высоко-высоко вверх, покружить там, сделав пару-тройку витков, дабы узреть истину. И ринуться вниз, оставив всё самое дорогое в поднебесье в безопасности блаженного неведения. Как хэликэрриер. – Да, сэр, – красноречие отставного министра обороны, знающего толк в падениях хэликэриеров не понаслышке, действительно воодушевило Брока. Причем он воодушевлялся уже в четвертый раз за кругленькую сумму (это с условием пятидесятипроцентной скидки военным), выкупая бланки завещаний с присвоением тем порядковых номеров в общем реестре наследственных дел. – В-ж-ж-ж!.. – Александр расправил руки, точно крылья, изобразив стремительный полет, – ба-бах!.. – и тут же отыграл сцену камня, упав с высоты собственного роста на собственный же рабочий стол. – Спасибо, сэр, – Брок крепко пожал руку адвокату-союзнику, потому что бывшие военные только так умеют жать руки. – На этот раз точно – ба-бах!.. По возвращении домой стало очевидно: “ба-бах” и воинственный настрой покинули его, потому что дома было по-настоящему хорошо, тепло, светло, уютно. И всё, абсолютно всё, включая самого Брока, принадлежало им – любимым и родным, которых придется оставить навсегда. До боли стиснув зубы и закусив фильтр незажженой сигареты, он принялся искать лучшее место для своего последнего слова. Хорошо, хоть Стив не видел этой картины и вообще был ни сном ни духом, иначе бы Броку крепко досталось за курение на смертном одре, если можно так выразиться. Ой, а если бы Баки встрял в разборки о вредных привычках, то сначала бы отбил его у Стива, найдя миллион аргументов о пользе курения, а потом вломил бы по полной за безобразие. И Стиву бы вломил – за недогляд. И обязательно ушел бы жаловаться кошке, потому что в этом доме ни на кого положиться нельзя, кроме пушистой. Которая уже приветствовала Брока боданием с требованием почесушек, так как все-все без исключения разъехались по делам, а не как в прошлые разы, когда он чуть не спалился. Его первое завещание унесло ветром. По крайней мере, так звучала версия Брока в адвокатской конторе. На самом деле он выкинул то с перепугу в окно, точнее, мишуру, что осталась после шредера*. Как казалось, момент был выбран им подходящий – разгар уик-энда, чтобы трагично бродить по жилплощади, решая, куда же поместить, но случился видеозвонок: Стив и Баки решили проверить, не загрустил ли Брок в их отсутствие. На нервной почве он запихал завещание в кромсатель бумаги и запустил процесс, одновременно поддерживая беседу с веселыми от похода по магазинам любимыми супругами. Баки заподозрил неладное и с угрозой в голосе поинтересовался, что там такое Брок прячет. Баки, вообще, принципиально сначала угрожает, потом разбирается – такой непростой для омеги характер. Брок же просто чудом успел выкинуть клочки и отодвинуться от окна, и продемонстрировать “сломавшуюся” технику, что включается и работает, когда и как ей захочется. На оправдание Баки крайне насупился, внимательно всматриваясь в окошечко видеосвязи, и не поверил. Правда, разборки в дальнейшем не последовали – слишком много покупок, некогда. Второе завещание Брок съел, вернее, выпил. Но для Александра Пирса оно пропало, кануло, испарилось, что вполне нормально для семьи, ожидающей пополнение. На самом же деле Брок предпринял очередную попытку блужданий по дому, однако Стив, уехавший в больницу, внезапно (где-то через полчаса) вернулся и ворвался на кухню, явно что-то забыв. Как выяснилось из недовольной тирады Баки, Стив забыл именно его. В гараже. И Баки, разгневанный, но капец какой вредный, сидел там, дожидаясь. И, нет, вредина не покинул место, не потому что оказался заперт, и не воспользовался мобильной связью, не потому что остался без телефона, а потому что характер. Во время общих пререканий Брок успел самостоятельно (без помощи оргтехники) измельчить в крошево ценный документ и добавить тот в первое, что оказалось под рукой – в кружку. И сделать кофе успел быстрее, чем услышал вопрос, звучащий опять же в угрожающих интонациях: “И что ты там прячешь?!”. Брок ткнул себя кружкой в грудь, но в глаза серые смотреть не посмел, и выпил залпом, обжигаясь кипятком и поскуливая от боли. Хотя физическая боль просто ничто в сравнении с болью душевной, от которой ему делалось так плохо, хоть вой. Но он не выл, а повез супругов, которые отказались разговаривать друг с другом, в заданном направлении. Да, такие вот они, дела беременные, нервные. А третье завещанием у Брока изъяли, честно-честно, при проверке документов. Не понятно, что нашло на Джека, вроде бы старинный друг, ни разу не ссорились, однако служба службой, а дружба, как выяснилось, не на камеру. То есть на камеру, закрепленную аккурат под горящим фонарем, Джек Роллинс, дежуривший в ту ночь по району, честно исполнил свой долг и честно проверил документы у Брока, также честно спросил про цель поездки в столь позднее время. А Брок вообще честнее честного, как другу, всё рассказал и даже предъявил третье завещание. Джеку не понравились прослушанные объяснения, и они отъехали подальше, где никакие камеры уже не работали, а только висели и создавали видимость наблюдения, и фонари тоже едва светили, но больше мигали. Джек вразумлял его в красках и подробностях, стуча завещанием по крыше автомобиля, по капоту, по своей голове, по голове Брока, и поясняя, что если беременные и расстроенные супруги обнаружат его раньше, чем Брок успеет умереть, то и умрет он, соответственно, еще раньше, чем планировал в связи с болезнью. И Джек еще много чего ему доказывал, а Брок соглашался, но не со всеми аргументами, потому что просто не мог. Ну, не мог он остаться и портить всем настроение своей траурной процессией. Не мог просыпаться со словами: “Надо же, я ещё не умер?!”. Или стричь газон перед домом с причитаниями, что уже завтра судьба предоставит шанс на сочную траву какому-то другому парню, но не ему. Стив и Баки не заслужили подобной участи, а нерожденные и самые-самые любимые карапузики – тем более… Срочный вызов дернул Джека, и тот умчал, оставив Брока в растрепанных чувствах, но прихватив завещание. Позже из новостной ленты жители города (и Брок в их числе) узнали, как честный и доблестный полицейский Джек Роллинс долго преследовал правонарушителей, затем вступил в перестрелку, затем арестовал целую банду. Один! Практически голыми руками! В одной из которых (о, как бы Брок не хотел бы пугаться, но пугался) Джек сжимал его завещание. Той ночью весь город молился за смелого Джека Роллинса (и Брок в том числе). Но за завещание он молился не меньше и сразу примчал в участок, чтобы вернуть. Да только где вы видели полицейские участки, в котором документация не теряется? Если только на тех улицах, где фонари всегда светят и камеры все до единой, то есть – нигде. Нигде… Брок измучился весь, не находя в их огромном двухэтажном пространстве место, где логичнее всего следовало оставить. Положить возле раковины на кухне? Сразу попадется на глаза, но как-то не торжественно, что ли. Небрежно бросить лист на диван в гостиной, послужившей ему первый год и спальней, и личными апартаментами? Выглядело более чем неряшливо, а Стив жуть как терпеть не может неряшливость и будет не просто огорчен, обнаружив, но и раздосадован. Лишние негативные эмоции на втором триместре ни к чему. Божечки, Брок, наконец-то, смог воспроизвести это слово без ошибок!.. Что, если в одну из ванных комнат подложить? Затея также показалась ему сомнительной из-за подмоченной репутации воды, потому что в файл упаковать такую важность – некрасиво как-то. В шатаниях, точно печальное привидение, Брок остался совсем-совсем один – кошка отказалась его сопровождать: улеглась напротив панорамы окна, пригрелась на солнышке, очевидно решив, что и эта его попытка проститься ничем серьезным не закончится. Каким-то образом он очутился на втором этаже и застыл. Неосознанно. Там, в коридорчике, ведущим к большой спальне – их, Стива и Баки, большой общей спальни, в которой Брок ни разу так и не поспал. Не заглядывал даже. И никогда не просился, понимая и принимая факт того, что его омеги, ставшие таковыми уже по закону, жили вместе задолго до регистрации с ним. Замечательно жили, между прочим, любя друг друга, и третьего в дуэте им было не надо, просто Брок вот такой настойчивый оказался, по его личному мнению. Баки каждый раз буквально падал со смеху, заслышав о неприличной настойчивости главы семейства, а Стив делал вид, что утихомиривает насмешника, и сам тоже смеялся, только потише, застенчиво даже. Вспоминая это веселье, Брок легонько толкнул дверь, которая никогда не запиралась, попросту не имея замка, и вошел, можно сказать, в самое лоно своего счастья. Не предоставив себе ни секунды на смотрины, дабы не растерять решимость, Брок шагнул к кровати и уложил скорбную депешу между подушками. И быстро вышел. Наверное, в сердце каждого любящего человека вырастает магнит, существование которого ученые будущего смогут подтвердить. Сейчас же по неподтвержденной официально теории магнетическая сила любви тащила Брока обратно в комнату. Вернулся он, ничегошеньки не соображая, давясь горестными вздохами, готовыми перерасти в рыдания. Усатой красотке неполадки с хозяином, по-видимому, услышались даже с первого этажа. С мяуканьем, в котором чудились уговаривающие нотки, кошка пришла к нему, и Брок грустно улыбнулся, погладил белую шерстку, пообещав не падать замертво на ковровом покрытии прямо сейчас. Хотя их питомица, отличающаяся уникальной сообразительностью, вероятнее всего, смогла бы вызвать неотложку для его экстренной госпитализации. – Точно бы смогла. Да, девочка?.. Брок попытался улыбнуться еще раз и сдался, опустившись на край аккуратно заправленной постели. Сгорбился, как старичок, под гнетом неимоверной тяжести, буквально сломавшей его. Он был здесь в первый (так уж получилось, но он не в обиде) и в последний раз, и никогда больше уже не будет. Не увидеть ему своих больше. Не обнять. Не прижаться. Не поцеловать. Брок разрешил себе и ткнулся в подушки, чтобы ощутить родные запахи, которыми, увы, ему больше не дышать. Дышать, если честно, вообще не хотелось – перед смертью же всегда какой-то непорядок с дыхательной системой наблюдается. Первая слезинка упала на подушку Стива, что соответствовало истине. Вторая досталась подушке Баки. Последующие – капали на завещание, лежащее в промежутке. Без файла. Брок отпрянул, заметив мокрое пятно на бумаге, и без его вкраплений переполненной водяными знаками, и распсиховался: – Мужик?! Альфа?! Отец?! Метнулся к выходу, Рамлоу!.. – скомандовал настолько резко, что сам подскочил, хватая на бегу лишь самое необходимое в последний путь: семейное фото роднулечек (без себя – он был фотографом), сигареты, зажигалку. И ушел умирать. Оставив позади не просто дом с открытым бассейном на участке, но два лучших года своей жизни и четверых главных людей своего сердца.