-2-
31 января 2024 г. в 17:26
Брюс Бэннер встретил его рукопожатием сразу в две ладони, а потом не выдержал, обнял и расплакался.
– Вы решились, сэр? Господи, как же это тяжело, покинуть семью, вот так – без предупреждения, без объяснений!..
Совсем молоденький, по меркам прожитых Броком лет, врач переживал его драму даже сильнее, чем он сам, беспрестанно промакивая глаза салфеткой. Брюсу очень мешали очки, и Брок по-отечески приподнял те с красного от слез носа, уместив на густых, кудрявых волосах юноши.
– Спасибо, – прошептал Бэннер, высмаркиваясь уже в бумажное полотенце. – Спасибо, сэр.
Да, только юность способна сопереживать откровенно. Так же благодарить от сердца, уступать место в общественном транспорте, здороваться с рядовыми продавцами и мелкими клерками, помогать нести тяжести, откапывать соседские машины, чистить дорожки от упавших листьев и наледи – список великодушия нескончаем. С возрастом люди “закаляются”, получая на сочувствие агрессию, на уважительное отношение – иронию, на доброе дело – оценку качества, и перестают быть жаждущими делиться собой с окружающими. Многие меняются в худшую сторону, нарастив “броню” безразличия, и никто никого осуждать не будет. Многие, но не все: Брюс Бэннер, Брок был убежден, повидав немало хороших людей, останется отзывчивым на всю жизнь.
– Ну, тише-тише, маленький, всё обойдется, – и успокаивал Брок не ради красивого словца. Омеги – чувствительные создания, нуждающиеся в защите. Омеги-врачи – чувствительные создания, нуждающиеся в защите и хорошем психотерапевте. Тем более Брюс, окончивший с отличием Гарвардскую медицинскую школу*, поступив и выпустившись за один семестр, маленький гений.
Кстати, точно так же защищая и оберегая здоровье нового поколения, Брок оказался на пороге ультрапопулярной клиники с результатами анализов Стива и Баки. Он пошел туда тайно, зная наперед, что оба супруга не поддержат баснословные траты и не оценят юное дарование Бэннера, можно сказать, получившего лицензию на деятельность со школьной парты. А Брок верил и в омегу-интерна, и в неоспоримые преимущества свежего научного подхода и уникального лабораторного метода, согласно рекламным блокам.
В медицине такое бывает: пришел по одному вопросу, вышел с целой кипой оплаченных чеков уже совсем по-иному поводу. С Броком, как с альфой, такое бывало постоянно, потому Стив и Баки редко отправляли его, к примеру, за продуктами в одиночку. А если и отправляли, то строго со списком, запрещая вступать в беседы с консультантами.
Брюс Бэннер оказался невероятно приятным молодым человеком, с которым хотелось беседовать и беседовать, тем более Брюс с чувством обсудил прекрасные перспективы абсолютно здоровых малышей, на тот момент еще совсем-совсем эмбриончиков. Только по причине глубокой симпатии, а не потому что Брок транжира, он ни секунды не жалел, потратившись дополнительно и сдав все тесты из предложенных, чтобы поддержать медицинское учреждение и замечательного эскулапа. Кто же мог предположить, что его благие намерения обернуться личным звонком Бэннера на следующей день с плохой вестью из возможных и со слезами?
– Ну-ну, зачем же так убиваться? Я под вашим чутким наблюдением. Вместе мы пройдем этот путь, – Брок погладил Брюса по голове, приободряя. – До самого конца…
Приободрить вот чтобы на уровне, конечно, не получилось, омега разрыдался пуще прежнего, восхищаясь им как альфой и человеком. И Броку пришлось сначала напоить успокоительным, а затем немного поуговаривать, чтобы перейти непосредственно к лечению. Хотя в его положении вряд ли что-то могло помочь.
– Итак, мистер Рамлоу, каковы ваши ощущения на сегодняшний день? – Бэннер, наконец, взявший себя под контроль в эмоциональном плане, взял и его – за кисть руки, внимательно считая сердечный ритм.
– Какие-то хреновые ощущения, если честно. Простите за грубость.
– Вам можно грубить, мистер Рамлоу, – нисколечко не поморщившись, заявил Бэннер. – Если бы я попал в статистику один – на миллиард, я бы тоже грубил. Ох, как грубил бы!..
Брок так и не смог представить вежливого Брюса грубящим или крушащим всё на психе, только спорить не стал и согласился молча, потому что это действительно трудно – оказаться больным такой редкой заразой с диапазоном даже не в миллион человек. О которой, вдобавок, мало что известно, кроме неминуемого летального исхода от переутомления.
– Мистер Рамлоу, вы проводили тренинги, что мы обсуждали на прошлой неделе?
– Да, мистер Бэннер, – Брок честно всё проводил, неукоснительно соблюдая многочисленные инструкции, которыми его снабдили. Может, и хотел бы схалтурить, но совестливое отношение Бэннера к делу не позволило.
– Что ж, проведем опрос с внесением данных, – Брюс шепотом стал наговаривать на диктофон. – Мистер Рамлоу, вы рассматривали других, незнакомых вам, симпатичных омег в парке и в сквере, соответственно тесту?
– Да, – тоже шепотом ответил Брок. И пошел на опережение: – Мне было совсем не интересно.
– Даже так? – Бэннер изумился и сразу помрачнел. – То есть у вас не возникло желания заговорить с ними, познакомиться?
– Нет, ни малейшего, – Брок не обманывал ни словом, ни помыслом. Кое-как он заставил себя притащиться в центральный парк, специально пройдя через скверик. И насильничал над собой таким образом еще шесть дней к ряду, придумывая нелепейшие отговорки, чтобы уйти. Только уходить из дома, тем более таращиться на других, симпатичных и чужих омег ему вот вообще было без надобности. Еще и знакомиться?! Да господи боже – нет!
Дома же свои – ласковые, красивые, лучшие, и Броку хотелось проводить время только с ними. Смотреть, как Баки, резко набравший вес после страшнейшего токсикоза, уплетает очередную порцию макарошек с сыром и напрочь отрицает итальянские названия блюд, приготовленных Броком. Или – как Стив пытается самостоятельно переставить скамейку во дворе, но боится. Не за себя, разумеется, за новую жизнь, что бьется под сердцем, потому зовет его на помощь. А Брока и звать не нужно, он, как лев, всегда рядом и неусыпно следит за своим вовсю беременным прайдом.
Как лев… Да уж, и звучало бы весьма гордо, если б не завещание.
– Это плохой знак, мистер Рамлоу, очень плохой, – с сожалением заметил Бэннер. – Болезнь коварна. Затаилась. Ждет.
– Ждет чего? Или кого?! – Брок изменился в лице, готовясь к худшему.
– Момента! Чтобы заявить о себе в самой неподходящей ситуации. Например, на торжественном вечере. Или на детском утреннике, какой ужас!.. Или на заправке, когда совсем не ждешь и просто льешь топливо в бак! Или!.. – Бэннер сам изменился и лицом, и положением тела, придвинувшись ближе. – Но не теряем надежду, продолжим.
– Исключить торжества, детские сады, заправки… – собирая остатки сил, прошептал Брок. – Всё исключить – клинику не покидать. Я больше отсюда ни ногой, мистер Бэннер!..
– Да, это самое разумное в вашем положении, – поддержал его Брюс. – Продолжим.
Квалифицированный выпускник Гарварда задал еще целый ряд вопросов, некоторые из которых звучали по-настоящему жутко, а некоторые казались чьей-то больной фантазией. Как иллюстрация, что Брок думает об учениках и ученицах старшей школы, если бы те вдруг пригласили его попить пивка. Что, черт возьми, он может думать о подростках?! Он абсолютно про них не думает и думать не собирается! И пиво он никогда бы им не купил, еще и разогнал бы по домам пинками, чтоб не блондили, а уроки учили.
– Да!.. – воскликнул Бэннер. – Но если бы все они оказались фантастически красивы?
Брок нехорошо прищурился.
– Что, если бы это оказалась фантастическая компания фантастически красивых омег-отроков, готовых весело провести с вами время, разве упустили бы такой шанс? Ваше слово, мистер Рамлоу? Омежки возле бассейна… В плавках… – Бэннер аж диктофон повыше поднял, так надеялся, что болезнь не устоит и покажет себя хоть кончиком.
– Я сейчас блевану, – Брок поднялся со стула и двинулся по направлению к ближайшей уборной.
И он действительно хорошо так опустошил желудок, но Брюс, как подлинный профессионал, не оставил его ни на секунду, подкидывая всё новые и новые головоломки.
– Вы посмотрели все концерты с участием популярных корейских исполнителей? Нежных корейский исполнителей. Фантастически нежных корейский исполнителей, в которых сложно угадать половую принадлежность, но мы-то с вами знаем. Мы-то знаем, каковы они в пиджаках Шанель… Почувствовали вожделение, мистер Рамлоу?
Брок стукнулся лбом о смывной бачок, так его изогнуло.
– Незамужние, пьяненькие, вполне симпатичные омеги, близкие вам по возрасту, после вечеринки в баре. Вы развезли бы их по домам без оплаты, мистер Рамлоу? Каждого – без оплаты, но с продолжением на природе, например?
Теперь Брок вломился подбородком в ободок пластиковой крышки унитаза, так его развернуло.
– Желание оголяться публично уже посещало вас, мистер Рамлоу?
Брок задолбался биться, осознав, что чистка организма затронула уже завтрак понедельника, а на дворе, между прочим, пятница.
– Так всё, хорош, – он умывался, не чувствуя, что вода мокрая. – Нет, нет, нет и нет, по всем категориям – мое категоричное “нет”. – Поскольку зубы почистить оказалось нечем, он в сердцах нахлебался из крана. – Только Стив и Баки!.. Никого, кроме них, мне не надо!.. – под конец тестирования Брок выдохся, прокричав вслух о любимых, будто воображаемый щит установил, но наличие на себе одежды на всякий случай проверил, мало ли.
– Ох, плохи наши дела, плохи!.. – заметно было, Бэннер тоже сдал, едва успевая анализировать поступающие материалы, протер очки, съехавшие от стресса к шее и державшиеся там благодаря силе воли, затем промокнул себе лоб. И Броку тоже промокнул, заявив о необходимости подкрепиться.
Спустившись по лестнице в столовую, они обосновались в ароматном помещении для пополнения запасов жизненной энергии, столь необходимой в борьбе с заболеванием. Пусть хитроумным и неизлечимым, но сплотившим обоих в едином порыве.
– Угощайтесь, мистер Рамлоу,– Бэннер придвинул к нему тарелку с творожной запеканкой со сметаной и большой стакан горячущего клубничного киселя.
– Ну, за борьбу! – Брок предложил тост.
– За борьбу!.. – вторил Брюс.
И они чокнулись стаканами с киселем вполне в приподнятом настроении, готовясь к новому этапу. Да, лечение – штука непростая и требующая дополнительных калорий даже в крутой клинике.
Примечания:
Гарвардская медицинская школа* (HMS) является высшей медицинской школой Гарвардского университета и расположена в медицинском районе Лонгвуд в Бостоне, Массачусетс. Основанная в 1782 году, HMS является одной из старейших медицинских школ в Соединенных Штатах.