Too Good for Me

Soundtrack: IAMX, Imogen Heap – My Secret Friend Ki:Theory – Open Wound Muse – Time Is Running Out

      I won't let you bury it       I won't let you smother it       I won't let you murder it       And our time is running out       You can't push it underground       You can't stop it screaming out       How did it come to this?       В комнате громко играла музыка.       Феликс не выдерживал. Сходил с ума. Извёлся. Три дня без Хёнджина, минимум сообщений от него в Инсте. Разговор родителей о том, что нужно будет поехать на отдых весте с Хванами. Замечание Оливии о том, что Хёнджин и господин Хван заняты, ведь Хёнджин уже начал работать вместе с отцом и сейчас активно обучается, так что получится поехать не раньше августа. И здравомыслие Феликса растаяло. Хотя, кажется, то, к чему он пришёл, и было здравым смыслом? Разве нет?       Нужно было прекратить это всё. Прекратить мучить Хёнджина. Объяснить ему, что всё это – путь в никуда. За всеми этими мыслями Феликс обнаружил себя сидящим прямо посреди своей комнаты на коленях. Он тихо плакал, его трясло. Он обнимал себя руками, но не мог унять эту дикую дрожь, его мутило, голова раскалывалась. Блять, просто поговорить, выпустить это всё, поплакать на плечах друг у друга. Феликс знал – Хёнджин не примет его решения. Может быть, разозлится. Может быть, обидится и поймёт, наконец, какой же Феликс уёбок недостойный его.       Феликс знал, что так не будет. Хёнджин не осудит, не обидится. Да ведь?       Было страшно. Очень. Что Хёнджин не примет его решения. Но ещё страшнее – до темноты в глазах – что примет. Вдруг правда примет и скажет: «Окей, Филыкс-хён, раз ты решил, так и будет, давай забудем». Ха.       — Господи, блять, — Феликс сжал голову пальцами, согнулся и зарыдал по-настоящему. Громко, с матами, размазывал слёзы по лицу и кусал губы. Сссууука. Дорама есть дорама – нужно было как следует пострадать. Но Феликс, блять, исстрадался и так. Он пытался вспомнить, о чём он думал в самом начале. О Хёнджине, конечно. О его красных губах, о его невероятном теле, о золотых волосах, нежном голосе, о его руках. О том, как вкусно он пах. О том, какой он хороший. Хотелось приблизиться, заглянуть в его голову, узнать, что там. Хотелось узнать, о чём он думал, когда смотрел на Феликса своими кошачьими глазами. Заполучить хотя бы частичку его тепла, его красоты. Его любви. Эгоистично. Самонадеянно. Феликс ненавидел себя за то, каким слабым был. За то, как он облажался в ту самую первую секунду, когда увидел Хёнджина и тут же позарился.       Как же. Хотел узнать, о чём думал Хёнджин. Разве Феликс хоть раз спросил Хёнджина, о чём он думал? И думает. По-настоящему.       Может быть, просто спросить? Вспомнились слова Минхо. Спросить.       — Дыши, дыши, — повторял Феликс. И правда постепенно успокоился, задышал глубоко. Жалкое зрелище, и правда. Рыдал тут, как тряпка. Как настоящий трус. Просто спросить.       Феликс хотел написать Хёнджину, но понимал, что пока что не в состоянии для конструктивного диалога. Ему казалось, увидь он даже слово, просто несколько букв на экране, но отправленных именно Джинни, он просто развалится на куски. И любая решимость растворится. Нужно было окончательно успокоиться. Помимо всего прочего, Феликс ещё и страшно скучал. Надо же, раньше он мог продержаться чуть дольше. А теперь не выдерживал и сутки. Три дня же – это был запредельный срок для его выдержки. Мало того, что он не мог найти себе места от мучивших мыслей, так ещё и банально хотелось быть рядом. В разлуке тревожность становилась невыносимой.       И как он при такой зависимости собирался всё прекратить? Больно было уже сейчас. Ужасно больно.       Феликс отключил музыку, запустил метроном и взялся за свою акустику. Он играл и играл, пока не начали ныть пальцы и запястья. Он не знал, сколько времени прошло, он наигрывал мелодию за мелодией, тихо подпевал и постепенно забылся. Все мысли ушли, дрожь утихла, дыхание выровнялось.       Зазвонил телефон. Это был Джисон.       — Чел, ты как?       — Я… в порядке.       — Ты долго не отвечаешь на сообщения. В смысле, даже для тебя долго. С тех пор, как ты здесь, дольше одного дня я не ждал. Прошло почти три. У тебя голос странный.       — Я в порядке.       — Не хочешь выбраться к нам? Минхо будет готовить ужин.       — Это так мило. Даже не знаю, чем заслужил это.       — Тебе бы прекратить задаваться такими вопросами, чел. И я не только про наши с тобой трепетные отношения.       — Очень тонко.       — Чел…       — Джисон, спасибо. Я тут… Немного не при параде. Давай я приведу себя в порядок и напишу. Может быть, и правда приеду.       — Хорошо. Если что, пиши.       Феликс убрёл в душ, стараясь сохранять блаженную пустоту в голове. Намывшись, посушившись и даже подкрасившись, он решил-таки выбраться к друзьям. Открыл Инсту, чтобы ответить Джисону. И увидел сообщения от Хёнджина. Их было несколько, но Феликс застыл, потому что первым прочитал последнее.       hyunjinnnn: «Хён, привет. Я много работал, чтобы отец смог уехать в командировку и мне не пришлось ехать с ним. Родители в другом городе на три дня. Я тебя жду»       И Феликс чуть не выронил телефон, потому что в моменте на экране появилось ещё одно сообщение.       hyunjinnnn: «Если не ответишь, я сам за тобой приеду»       Феликс сразу понял, что к Джисону с Минхо он не поедет. Угроза была угрожающей. Феликс представил, что Хёнджина привезёт водитель – это было бы как минимум неловко. Да и Феликс соскучился. Что бы он там ни говорил себе, увидеться хотелось ужасно. Феликс написал Джисону, что придёт к ним портить какой-нибудь другой вечер, Хёнджину – что скоро будет, и отправился на выход. Родители вместе с Оливией ужинали в гостиной за просмотром фильма.       — Всем пока! — Феликс дежурно махнул рукой – его никто и никогда не спрашивал, куда он идёт, условием было лишь отписываться хотя бы раз в сутки, что он как минимум жив и как максимум здоров.       Никто не обратил особого внимания, отец лишь кивнул и продолжил говорить то, что говорил, обращаясь к Оливии:       — Так вот, только что говорили по телефону. Хваны вернутся дня через три. Вы с Хёнджином наверняка планировали увидеться? Он настоял на том, чтобы остаться.       — Странно, он ничего не сказал…       Феликс вылетел из гостиной как ошпаренный.       Окна машины были открыты, сквозняк шумел в ушах, перекрывая гул музыки, которую Феликс включил на полную громкость. Ветер трепал его волосы, а глаза слезились не так сильно, как могли бы, только благодаря бывшим авиаторам Минхо. Всё это не особо помогало заглушить навязчивые мысли.       Вдали показался особняк Хванов. Сердце стучало всё быстрее. Губы были искусаны в кровь. Чтобы прекратить это истязание, Феликс достал чупа-чупс и привычным движением закинул его в рот.       Феликс припарковался, заглох мотор, замолкла музыка. Он сидел вцепившись в руль и прикрыв глаза. С чего начать? Нужно ли спрашивать, что думает Хёнджин, если Феликс был убеждён – они должны расстаться, должны прекратить творить всё то, что творили. То, что так хотелось творить бесконечно вечно. Но времени не оставалось. Нужно было похоронить это всё, пока ещё кто-то не понял, не догадался. И вообще… Всего этого не должно было происходить. Но Феликс в который раз уже в своей жизни оказывался в эпицентре какого-то аморального пиздеца. По своей же вине.       В кармане завибрировал телефон, и Феликс крупно вздрогнул. На автомате ответил.       — Хён, — Джинни явно улыбался, — я услышал, что ты едешь, как только ты выехал из гаража родителей. Шучу. Заходи, открыто. Я в своей комнате. В доме никого, — и он отключился, даже не дождавшись ответа.       Феликс посидел ещё с минуту и понял, что сейчас уже ни до чего не додумается. Нужно было идти и действовать по ситуации.       В огромном особняке было очень тихо. Феликс поднялся наверх. Дверь комнаты Хёнджина была распахнута. Феликс задышал глубже в надежде успокоить сходящее с ума сердце. Хёнджин в специальном фартуке, перепачканном краской, с палитрой в одной руке и кистью – в другой стоял перед одним из мольбертов. Золотые волосы были собраны в высокий пучок, несколько передних прядей привычно спадали на глаза – Джинни даже не щурился и не убирал их, потому что привык так ходить. Он не сразу заметил присутствие Феликса, ещё какое-то время сосредоточенно наносил мазки – на холсте расстилался морской пейзаж. Феликс замер на пороге. Такой Хёнджин – это было слишком для его пограничного состояния. Снова в голове опустело. Не хотелось ничего, кроме как подойти со спины, крепко обнять и забыть о всём том ужасе, что сковывал Феликса ежесекундно последние несколько дней.       — Хён! — Хёнджин наконец понял, что больше не один – так, видимо, увлёкся, что, даже ожидая Феликса, успел забыться. — Погоди, я сейчас, — и он засуетился, тут же убирая все принадлежности на стол, затем снял фартук, повесил на перекладину мольберта и налетел на Феликса с объятиями. Тот засмотрелся на красивые плечи, обтянутые тонкой белой футболкой, и был так очарован, что просто стоял и пялился, а теперь задыхался от обрушившегося чувства облегчения – Хёнджин снова был рядом, обнимал и шептал, как соскучился. Феликс уткнулся носом в сгиб шеи, вдыхал родной запах, чувствовал тепло кожи и сам уже хватался за Хёнджина. Чупа-чупс был так не в тему – мешал обниматься, и Феликсу стало неловко. И не только поэтому, а ещё и потому, что он ощутимо расчувствовался.       Хёнджин наконец отстранился и внимательно посмотрел на Феликса, пробежался глазами. И, конечно, задержал взгляд на палочке чупа-чупса. Он аккуратно взялся за неё, Феликс, внезапно забывший вообще обо всём на свете, открыл рот и позволил Хёнджину вынуть из его рта конфету. Хёнджин отвёл в сторону руку с чупа-чупсом и припал губами к губам Феликса. Не углубляя поцелуй, он прошёлся языком меж его губ и отстранился, облизнул свои.       — Кока-кола?       — Да… — Феликс не мог насмотреться на Хёнджина, слишком соскучился, но тот не дал долго наслаждаться своей красотой – сжал горло Феликса под самой челюстью и притянул его к себе. Феликс непроизвольно вдохнул, приоткрыв губы, и Хёнджин запустил язык ему в рот. Феликс позволял буквально вылизывать себя. Они тёрлись языками и делились сладостью, которая осталась на их губах. Хёнджин снова отстранился и вернул конфету Феликсу в рот. Феликс покорно принял чупа-чупс, а Хёнджин надавил на шею, заставляя откинуть голову и коснулся губами кадыка, втянул в себя кожу, слегка прикусил зубами. Он покрывал Феликса влажными поцелуями, а Феликс понял, что уже успел закрыть глаза. Освободившейся рукой Хёнджин обнял его за талию, притягивая ближе к себе. Затем выпрямился и снова ухватился за палочку, потянул и напоследок провёл конфетой Феликсу по нижней губе.       Феликс на секунду очнулся. Так ничего не выйдет.       — Джинни, — он удивился тому, как жалобно звучал, — нужно поговорить.       — Поговорить? — Хёнджин тяжело дышал, выражение его лица сразу перестало быть мягким, он прищурился. — Я так и знал. Чувствую, что ты нервничаешь. И не отвечал на сообщения.       — Джинни… — Феликс, кажется, был способен сейчас только на то, чтобы повторять эту кличку и смотреть умоляюще. Всё-таки телепатией они не овладели. Говорить было так тяжело.       — И ты пришёл поговорить вот так? С чупа-чупсом, в драных джинсах и этой полуголой майке? Ещё и глаза накрасил, — Хёнджин поводил конфетой перед лицом Феликса.       — Я почти всегда так выгляжу.       — Вот именно, — и Хёнджин откинул чупа-чупс, тот щёлкнул о паркет где-то поодаль. — Я соскучился, хён, не издевайся надо мной ещё больше, — и Хёнджин уже явно не был настроен играть – ухватил Феликса за задницу, притянул к себе и впился зубами ему в шею на этот раз совсем не нежно. Феликс вскрикнул, вцепился в крепкие плечи и выгнулся. Самая быстрая в истории человечества капитуляция. Какие разговоры? Что? Кто?       Хёнджин не медлил, Феликс быстро оказался раздетым, Хёнджин и себя раздел практически самостоятельно, Феликс едва поспевал, а затем был приподнят в воздух, еле успел сориентироваться и привычно обхватил Хёнджина ногами.       Они быстро мыли друг друга, Феликс периодически включался в реальность и ему хотелось выть от собственной никчёмности и слабости, но Хёнджин словно отслеживал его состояние – стоило Феликсу задуматься и перестать активно реагировать на ласки, как Хёнджин снова целовал его в губы, обнимал крепче и шептал что-то пошлое и одновременно милое – только он умел нести такую чепуху, которая и заводила, и заставляла растекаться романтичной лужей. Феликс хотел бы слушать это всё долго-долго и никогда не возвращаться в своё циничное тревожное сознание.       Они кое-как вытерлись и целуясь медленно дошли до кровати.       — Хён, встань на четвереньки, пожалуйста.       Феликса это так взбудоражило, что он в последний раз пришёл в себя и подумал, что сейчас уже точно не до разговоров. Он не сможет думать и говорить осмысленно, пока они не кончат. Оба. Может, несколько раз. Приоритеты сместились туда, куда они и смещались, когда нужно было проявить здравомыслие. Каждый раз, с момента их первого поцелуя. Или даже с момента их первой встречи. Уже тогда, пялясь друг на друга и каждый думая о своей пошлой херне, позабыв о всякой морали, они дали тронуться этому составу, который сейчас сошёл с рельсов и должен был ёбнуться с обрыва прямо на скалы.       Наверное, стоило думать обо всём этом до того, как позволять Хёнджину раздеть себя.       Феликс сжимал простынь в зубах, пока в нём двигались смазанные пальцы, прогибался и шипел.       — Я так соскучился по твоим пальцаааммм… — он всем телом ощущал, как Хёнджин прижимается к нему, от поцелуев в шею по спине разбегались мурашки. — Вот тут, вот тут, Джинни! — Хёнджин, как и всегда, всё делал до безумия правильно, но Феликс не мог не стонать и не нести всю эту чушь. — Не мучай меня…       — Это твоя привилегия, да? Мучить.       — Ч… тооо… — Феликс извивался. Он не успел выдохнуть, когда пальцы покинули его, а Хёнджин уже лёг на спину, оказавшись меж его разведённых бёдер, надавил ему на поясницу и заставил чуть опуститься. — Боже… — и Феликс почувствовал, как погружается в горячий рот. Это сумасшествие длилось несколько долгих мгновений, а затем Феликс даже не понял, как сам оказался на спине. Хёнджин поцеловал и без предупреждения толкнулся. Феликс громко застонал, обхватывая его ногами.       Толчок, ещё толчок.       — Джинни…       Они двигались друг другу навстречу, так привычно и так каждый раз по-новому. Каждый раз словно первый. Феликс испытывал восторг от того, как было хорошо. Хёнджин приподнялся на руках, Феликс, потерявшийся в удовольствии, почувствовал его взгляд и открыл глаза. Они смотрели друг на друга и только тихонько постанывали. Феликс одной рукой держал Джинни за затылок, а вторую не знал куда деть – то оглаживал свои соски, то вцеплялся ею в свои волосы, то подносил к своим губам и кусал пальцы. В конце концов Хёнджин перехватил эту руку, прижал к матрасу и задвигался резче. Феликс выгнулся, заметался и вдруг увидел, как это смотрится. Их сплетённые пальцы, а на собственном запястье эти чёртовы милые фенечки, подаренные Хёнджином. Толчки ощущались остро и сладко, удовольствие нарастало, и эмоций стало слишком много. Феликсу захотелось исчезнуть, убежать, скрыться от нахлынувшей боли, он дёрнулся, словно вырываясь, попытался освободить руку, но Хёнджин перехватил её крепче, пара резких движений, и один из браслетиков вдруг лопнул. Белые бусины разлетелись вокруг них. Очередной толчок сделал Феликсу так приятно, что он вскрикнул. Из глаз брызнули слёзы.       Феликс видел всё мутно, хватал ртом воздух и рассыпался. Хёнджин вдруг поднялся на коленях, приподнял бёдра Феликса, не прекращая резких толчков, сжал руку Феликса ещё крепче и потянул на себя, а другой своей рукой схватил Феликса за шею и пригвоздил его к матрасу. И продолжил беспощадно двигаться.       Что ж, это было то, что нужно.       — Сожми сильнее, Джинни, — прохрипел Феликс. Он бы хотел задохнуться. — Сильнее, пожалуйста.       Пальцы действительно сдавили сильнее. Хёнджин смотрел странно. Снова этот изводящий взгляд, только не нежный, как всегда до этого. Жёсткий. Решительный.       Феликс дёрнулся, отвернулся. Хватка была сильной.       — Феликс.       — Нет!       — Феликс, смотри на меня.       — Нет! — Феликс вырывался, но у него ничего не получалось. Бусины от браслета впились куда-то в плечо и спину. А толчки не прекращались, и он не знал, куда себя деть. Ему было страшно. Ему было мучительно хорошо. — Не смей, Хёнджин! НЕ СМЕЙ.       — Смотри. На меня.       Слёзы катились градом, Феликс снова посмотрел Хёнджину в глаза.       — Нет… — совсем тихий шёпот.       — Я люблю тебя.       Феликс застонал и зажмурился. Его окатило адским жаром, всё тело словно пронзило тысячами игл. И это была такая сладкая боль.       — Ты!..       Хёнджин начал двигаться с оттяжкой, входил на всю длину и останавливался буквально на несколько секунд, чтобы снова выйти и резко вонзиться. Феликс вцепился в предплечье сжимающей его горло руки и не мог сдерживать криков. И тут Хёнджин расцепил их пальцы и надавил ладонью Феликсу на живот.       — Чувствуешь? Мою любовь? Вот здесь, — он продолжал вбиваться в Феликса. — Так ведь ты лучше всего понимаешь.       — Хён… джииин… — и Феликс выгнулся. Его трясло, он кончал в руках Хёнджина. Под веками – белый слепящий свет, рот открыт в немом крике. Феликса оглушило, и он лишь отдалённо ощущал, как Хёнджин тоже кончает, не прекращая двигаться в нём.       Феликс долго не мог прийти в себя. Понял, что что-то было не так. Да, он лежал на подушке и был укрыт одеялом, вытерт от спермы, но Хёнджина не было рядом. Он не обнимал, как обычно, не прижимал крепко к себе.       Феликс пошарил рукой по постели, нащупал только бусины, приоткрыл глаза.       — Джинни?       Хёнджин в одних домашних штанах снова стоял у мольберта. Пейзаж перед ним стал куда мрачнее, чем был до этого.       — Проснулся? — Хёнджин убрал палитру и кисть и двинулся к кровати, сел на край. Всё ещё слишком далеко от Феликса. — Ты хотел поговорить? — он выглядел виноватым.       И тут Феликс вспомнил. Вмиг будто опьянел. Это было то паршивое опьянение, когда ты становишься худшей версией себя. Феликса затопила тупая злость. На себя, на судьбу (или что это, блять), на Хёнджина, на Оливию. На всё на свете. Он сел и прислонился спиной к изголовью кровати.       — Да, хотел. То, что ты сказал… Хёнджин. Ты путаешь секс с любовью.       Хёнджин снова прищурился. Совсем недобро. Он тоже был зол.       — Феликс…       — Не называй меня по имени!       — Это ещё почему? Неужели я и этого не заслужил?       — Потому что… Не нужно. Хёнджин. Послушай…       — Я, кажется, знаю, что ты скажешь.       — Не перебивай. Я так больше не могу. Прятаться по углам, конечно, заводит. Но мы должны прекратить это.       — Ты шутишь?       Дорама входила в свою кульминацию. Феликса снова мутило.       — Нет. Хёнджин, я вернусь в Сидней, а ты будешь жить свою жизнь. Я не хочу быть угрозой твоему блестящему будущему. Ты слишком хорош для меня. Золотой мальчик, любимчик родителей, наследник состояния. Я никто в твоём мире.       — Это всё бред. И ты это знаешь. Ты всё знаешь и продолжаешь обманывать меня и себя!       — Хёнджин, давай не будем ссориться.       — Ссориться? Это по-твоему ссора? Это тупая сцена, которую ты, видимо, долго репетировал. Я не хочу в этом участвовать.       — Вот и славно. Твои скоро возвращаются. Оливия ждёт, что вы встретитесь. Ты должен позвать свою девушку к себе. Давно пора.       — Что? Ты себя слышишь? Ты что, говоришь мне переспать с твоей сестрой?       — Она твоя девушка. И, если ты ещё не въехал, твоя будущая жена.       — Вот как.       — Ты сам всё знаешь. Не прикидывайся. Ты сам это начал. И знал, на что идёшь.       — Ты тоже знал, на что идёшь. Ты видел, что происходит со мной. Происходило с самого начала. Я пытался сдаться. Я хотел прекратить всё, когда ты выдвинул свои бредовые условия. Но я не смог. А теперь я привязан к тебе. Я сказал то, что сказал. Я люблю тебя. Я чувствую, будто изменяю тебе, даже если просто держу Оливию за руку.       Феликсу хотелось плакать. Но он словно больше не мог. А ещё хотелось валяться в ногах Хёнджина и просить прощения. Он ещё никогда не видел его таким. Печальным, злым. Феликсу было больно до судорог. Он едва сдерживал дикую дрожь. Тошнило. Он не мог смотреть на Хёнджина. Хёнджин сидел, упершись локтями в колени и сцепив пальцы в замок. Голова его опустилась. Почти все волосы выбились из пучка и скрывали его лицо.       — Это ты. Путаешь любовь с сексом, Феликс.       Феликс не выдержал. Выбрался из постели и начал метаться по комнате, подбирая свои вещи. Он сбегал.       — Что ты делаешь?       — Я уезжаю. Мне завтра работать.       Хёнджин молчал. Следил за этими мельтешениями. На его бледном красивом лице не было и тени хоть каких-то эмоций.       — Ты дурак, хён, — это всё, что услышал Феликс, когда выбегал из комнаты.       Долго вести машину Феликс не смог. Свернул на обочину и уткнулся лбом в руль. Слёз так и не было. Сердце колотилось. Молодец. Сделал больно. Как и собирался. Получил то, что хотел. Хёнджин принял это. Покорно ждал этот нож в спину всё это время. И покорно принял его.       Чудесно.       Феликс ненавидел себя. Ничего нового. Он не знал, как жить дальше. Чернота в мыслях, чернота вокруг. Он не соображал.       Как всё же добрался до дома, Феликс не помнил. Не встретил никого из домашних, пробрался к себе в комнату и свалился на кровать. Уснул беспробудным сном. Когда он проснулся, было пять утра. Телефон молчал, в Инсте было пусто. Вот и всё. Он поспал ещё, а потом начал собираться в студию. Всё было как в тумане. Он провёл несколько сеансов чисто на автомате. Благо позволял опыт. Он молчал, клиенты странно косились на него.       — Хёнджини не заглянет? — Черин, как всегда, была жизнерадостна.       — Нет.       В голове гудело, Феликс даже не слушал музыку. Подъезжая к дому, увидел машину Хванов и весь похолодел. Это была машина, на которой Хёнджина обычно возил водитель. Водитель как раз сидел на переднем сидении и смеялся над чем-то, глядя в свой телефон. Больше в машине никого не было. Загнав Хёндай в гараж, Феликс ворвался в гостиную, но там никого не было. Он пронёсся по всему первому этажу, но не обнаружил даже Сонхва-щи и тогда устремился на второй этаж. И там столкнулся с Оливией, которая явно куда-то собралась.       — Куда ты? — спросил Феликс, ощущая что-то липкое и мерзкое в груди.       — О, Феликс! Привет. Я еду к Хёнджину, он прислал за мной водителя. В первый раз побываю у него.       — Оу… Привет ему.       Оливия не возвращалась. Семь часов вечера. Восемь. Десять. Когда было почти двенадцать, Феликс понял, что она останется на ночь. Нахуй это всё. Он оделся, как любил. В кожу. Накрасился посильнее. И вызвал такси. Пора было напиться.       Один клуб, второй, третий.       Феликс пришёл в себя в толпе потных тел, в самом центре танцпола. Он был не один, его лапал за задницу и целовал в шею какой-то парень. Феликс не помнил, целовались ли они. Он вообще мало что помнил, а пришёл в себя, видимо, потому что какое-то время не пил. Но он всё ещё был дико пьян.       «Джинни»       Из груди вдруг вырвался всхлип, и Феликс понял, что он урёваный. Почувствовал, как режет глаза, как опух нос, а ещё засохшие дорожки от слёз на щеках. К слову, тип всё продолжал жаться к нему и не прекращал терзать уже мокрую от слюней шею. Охуенно.       — Отвали, — Феликс оттолкнул ни в чём не виноватого парня и направился прочь с танцпола. Свалить отсюда было не так-то легко – толпа была огромной и к тому же пьяной. Феликса продолжали лапать, он слышал какие-то сальные комментарии в свой адрес.       После он поплутал в поисках уборной. Когда подошёл к зеркалу – выпал в осадок. По всему лицу были размазаны подводка и тушь, веки и нос опухшие, губы искусанные. Он выглядел инфернально. И даже в таком виде умудрился кого-то подцепить. Он был слишком пьян, чтобы думать сейчас о том, насколько он жалок. Хотелось на воздух. Он умылся, попытался бумажными полотенцами исправить весь тот пиздец, что творился на лице. Его ощутимо шатало. Телефон в заднем кармане брюк завибрировал. О, телефон. Жив, не утерян. Какая удача. Феликс достал его, икнул и кое-как смог разблокировать, потому что айфон не распознал его опухшее прекрасное лицо, а по цифрам Феликс не попадал и не сразу вспомнил пароль. В Какао Толк продолжали сыпаться сообщения. Феликс не сразу понял, что это пишет Оливия. А когда понял, у него началось что-то вроде панической атаки. Взгляд метнулся ко времени на экране – было почти четыре утра. Что?..       Феликс пытался вчитаться хоть в одно сообщение. Но перед глазами всё плыло.       «…расстались…»       «…я знала…»       «…из-за тебя…»       Руки затряслись. Феликс словил ступор. Дрожь усиливалась, а он стоял неподвижно и всё смотрел перед собой поверх экрана. Затем на автомате смахнул приложение и зашёл в контакты. Нажал на имя Джисона в избранном.       — Феликс?       — Джисони. Забери меня.       — Где ты? — голос Джисона сразу перестал быть сонным.       — Я… тот клуб. Который… ты… посоветовал.       — Феликс, что с тобой?       — Джинни… бросил Оливию. Он… Рассказал ей… Наверное. Я не знаю…       — Чел, что с твоим голосом? Мы собираемся, скоро будем.       — Хорошо. Что мне делать?       — У него… шок что ли? Минхо, мне не по себе… — это Джисон сказал куда-то мимо динамика. — Мы скоро будем! Не уходи никуда! — уже в динамик.       Феликс убрал телефон и попытался двигаться. Его снова на время отключило – он был слишком пьян. В сознание пришёл уже на улице. Он курил чужую сигарету, привалившись к стене. На улице у входа в клуб тоже была толпа. Курящая и шумная. Никто не обращал внимания на ещё одного пьяного, еле стоящего на ногах парня. Так что Феликс чувствовал себя невидимым. Жалким.       Он пытался вспомнить, почему он здесь? Почему ему так плохо, так тревожно. Мысли расползались. Он откинул голову, прислонился затылком к бетонной стене и закрыл глаза.       «Джинни»       — Феликс! — это был голос его Джинни. Абсолютно точно. Вот уже и белая горячка. Здорово. — Хён! — и Феликс почувствовал, как из его пальцев вытянули сигарету, а затем его лицо обхватили такие родные ладони. — Посмотри на меня. Феликс.       Феликс открыл глаза. Перед ним абсолютно точно был Хёнджин, перепуганный, бледный Хёнджин.       — Такой красивый… Я всё? Умер?       — А ну прекрати! Мне твой экзистенциализм надоел.       — Джинни?       — Нет, блять, Чанбин.       — Ты точно не Джинни. Ты материшься.       — Потому что с тобой невозможно не материться! Феликс, ты в порядке?       — Не особо. Я бухой, если не видишь. Что ты здесь делаешь?       — За тобой приехал. С Джисоном и Минхо. Джисон мне написал. Я не спал, ты не отвечал на звонки.       — Я кажется сосался с каким-то парнем.       — Плевать.       — Да?       — Да. Феликс. Мы с Оливией больше не вместе. И ты будешь меня слушать. Когда протрезвеешь.       — Ага.       — Ты… плакал?       — Джинни, — и Феликс кинулся ему на шею, обнял.       — Боже…       — Что ты наделал, Джинни?       — Феликс, всё хорошо. Поверь мне. Всё правда хорошо. Тебе надо успокоиться, — Хёнджин гладил Феликса по спине и волосам, крепко прижимал к себе. — Не плачь, всё хорошо. Я хочу, чтобы ты плакал только подо мной. А так – не нужно, пожалуйста.       — Это точно ты, только ты такой пошляк, — пробубнил Феликс ему в шею, продолжая цепляться за него, словно Хёнджин мог вот-вот исчезнуть.       — Кто бы говорил… Пойдём? Джисон и Минхо ждут. Всем бы таких друзей…       — Ага, — Феликс всхлипывал совсем как маленький ребёнок и не стыдился этого, потому что он был в той кондиции, когда стыд полностью отключался.       — Чел, ты просто катастрофа, — услышал Феликс, как только забрался на заднее сидение. Хёнджин придерживал его, забрался следом и тут же заграбастал в объятия. Феликс растёкся по нему и прикрыл глаза. Ужасно хотелось вырубиться. — Удивительно, что мы нашли тебя там, где ты предположительно и должен был быть, — Джисон совсем не злился, в его голосе было слышно только облегчение.       — С тебя бесплатная татуировка, — послышалось с водительского сидения, — мне работать завтра. То есть сегодня.       — Без проблем, — Феликс зевнул и крепче ухватился за обвивающие его руки Хёнджина. — Дай только просплюсь.       Все рассмеялись. По-доброму и слегка нервно.       Феликс задремал, как только машина тронулась. Сквозь свою пьяную дрёму он ощущал, как Хёнджин целовал его в макушку и за ухом, продолжал прижимать к себе и гладить.       — Куда мы едем? — Феликс на пару минут пришёл в себя и мутным взглядом смотрел на предрассветное небо за окном машины. Густую синеву прорезали огни фонарей. Хёнджин прижался губами к его щеке.       — К нам, — отозвался Джисон. — Это ближе всего. Поспите в гостевой комнате.       Как доехали, как поднимались, как заходили в квартиру – это всё Феликс еле запомнил. Более-менее пришёл в себя, когда стоял под прохладным душем. Хёнджин ворвался к нему, снабдил новыми зубной щёткой и мочалкой, добытыми у хозяев квартиры. Вернулся через пятнадцать минут, чтобы удостовериться, что Феликс не наебнулся и успешно справился с тем, чтобы помыться и почистить зубы. Ему всё ещё не было стыдно. В голове было на удивление пусто.       Хёнджин укутал его в банный халат, накинул на волосы полотенце и повёл в гостевую комнату. Огромные окна были приоткрыты, небо светлело. В комнате было свежо. Большая кровать с белым постельным бельём так и манила к себе. Но Хёнджин не пустил Феликса. Прислонил к закрытой двери и поцеловал, просто крепко прижавшись губами.       — Тебе лучше?       — Да.       — Осознаёшь происходящее?       — Да.       — Я люблю тебя.       — Джинни…       — Феликс, я люблю тебя. А ты любишь меня.       Феликс от такой наглости аж протрезвел. Почти.       — Не обязательно страдать, слышишь? Мы со всем разберёмся, и всё будет хорошо.       — Оливия…       — С ней всё хорошо. Мы успели стать хорошими друзьями. Большим быть мы бы не смогли. И она это знает. И ей ничего от меня не нужно. Мы долго говорили, всё обсудили. Я завтра всё тебе расскажу. Всё правда хорошо. Ты веришь мне?       — Но она…       — Давай завтра.       — И твои родит…       — Всё хорошо.       — Но…       — Мне, может, трахнуть тебя, чтобы ты на время забылся? Это невыносимо.       — Джинни, блять, я…       — Я шучу.       — Что за шутки такие? Может, я хочу.       — Точно не сейчас, — Хёнджин нежно поцеловал Феликса в висок. — Ты моя катастрофа. Пойдём спать?       — Я… люблю тебя, Джинни. Очень.