Touching the flames tonight

Когда Дьюдроп проснулся, в посветлевшем окне всё так же шелестел холодный ноябрьский дождь, но гулю было тепло под мягким одеялом. Не хотелось ни вставать, ни думать. Дью потянулся за мобильником — без какой-либо определённой цели. Сообщение от Эфира: забавная фотография кота, живущего в Церкви, в которой теперь служит гуль квинтэссенции. Дью ответил на сообщение несколькими улыбающимися эмодзи и даже улыбнулся сам, но улыбка вышла неуверенной и даже печальной. Они с Эфиром были вместе так долго, что это казалось непоколебимой константой, пока ритм-гитариста не перевели на другой проект, отстранив от Ghost. Это было их совместным и хорошо обдуманным, но от этого не менее горьким решением — отказаться от продолжения отношений на расстоянии. Эфир был уверен, что в число выступающих гулей он больше не вернется, и настоял на том, чтобы каждый из них продолжал свою — отдельную — жизнь. Дьюдроп согласился, понимая, что его партнёр прав, но это было ещё одно решение, которое неисповедимые планы Министерства вынудили его принять. По крайней мере, у них осталась искренняя дружба и смешные картинки в диалоге. Где-то на краю сознания светловолосого гуля, лежащего на боку с телефоном в руке и листающего старые фотографии, больно кололась неприятная мысль, которую он никак не мог вытащить на свет и по-настоящему подумать. Дью отложил телефон, раскинул руки и ноги в стороны, всё ещё оставаясь под одеялом и делаясь похожим на морскую звезду с остроконечным хвостом, и неохотно вернулся к мысли о предстоящем ритуале, больше напоминающим чью-то пошлую шутку. Огненный гуль прокручивал в голове свои вчерашние реакции на слова Сестры Императора, на слова Свисса, и сам себе удивлялся: секс не был чем-то необычным в крыле упырей, и раньше — если подумать, то довольно давно, — не был чем-то необычным и для Дьюдропа. Сестра Император, честно говоря, была не так уж неправа, огненный гуль ещё будучи водным трахался с огоньком. Дело было не в Эфире — Дью разворачивал свои эмоции, как подарок, обёрнутый в слои бумаги, — Эфира Дью отпустил. Хотя именно после его отъезда он заметно физически отстранился от своей стаи — и они не трогали его, уважая его чувства, а потом это стало частью рутины. Гуль, кажется, начинал понимать. Пока Эфир был рядом, ему не хотелось проводить время в других постелях. Наверное, — Дью усмехнулся, — он действительно провёл слишком много времени «наверху», потому что он как-то совершенно по-человечески хотел не трахаться, а заниматься любовью. И самое близкое к искреннему влечению чувство огненный гуль теперь испытывал, когда Рэйн делил с ним один диван перед телевизором в общей гостиной. Почему он заедал это чувство печеньем, вместо того, чтобы сделать шаг навстречу давно знакомому и родному водному гулю? Дью, наконец, смог прижать воображаемым пальцем неприятную, холодную, скользкую мысль, пытавшуюся убежать за край сознания, как блоха. Потому что с ним всегда что-то случалось, с ним или с теми, кто оказывался слишком близко к его, видимо, несчастливой ауре. Ифрита отправили обратно в преисподнюю. Эфира, к счастью, хотя бы просто отстранили от Ghost. Да и сам он, Дьюдроп… всегда в лучах прожектора. Пройти через противоестественную трансформацию? Дью. Отдать свое тело в пользование половине Министерства в неизвестных целях? Конечно же, снова Дью: несгибаемо верный Церкви, выполняющий поручения с блестящей точностью. Дьюдроп накрыл глаза тыльной стороной тонкого запястья, позволяя волнам вины, гнева и жалости к себе окутать его с головой. Он не знал, сколько времени прошло вот так, в тишине, в которой слышались только шум дождевых капель, приглушенные всхлипы и прерывистое дыхание огненного гуля. В какой-то момент Дью стало легче, а ещё слёзы, прочертив мокрые дорожки на висках, щекотали уши, и мочевой пузырь буднично напоминал о себе. Гуль выбрался — вернее, выкатился из одеяла и направился сначала в уборную, а затем в ванную. После обжигающего душа и особого внимания, уделенного мягким светлым волосам, спускающимся ниже пояса — гуль с наслаждением пропускал пальцы через мокрые пряди, пока смывал шампунь и кондиционер — Дью, не заботясь о том, чтобы вытереться полотенцем, встал напротив зеркала в полный рост. Глядя на свое отражение, он как будто на пробу провел горячей ладонью по влажной груди, медленно опускаясь к плоскому животу. Отражение хищно улыбнулось и в предвкушении изогнуло хвост крутой дугой. Возможно, предстоящее приключение окажется захватывающим. *** Вообще он собирался провести этот день в одиночестве, не выходя из своей комнаты, но голод выгнал огненного гуля досушивать волосы на кухню. Там никого не было — стая, заслужившая долгий отпуск, конечно, в это время суток занималась своими делами. Забрасывая в себя яичницу с беконом, Дью вспомнил про вчерашнее предложение Свисса и подумал, что, возможно, мультигуль знал его лучше, чем казалось. Он действительно никогда не чувствовал себя более настоящим, чем с любимой белой гитарой в руках. Поэтому спустя полчаса гуль открыл дверь звукоизолированной комнаты, где Ghost репетировали. Дью не ожидал, что здесь кто-то будет, но услышал переборы струн акустической гитары и мягкий голос Свисса, напевающий мелодию без слов. Мультигуль не смотрел вокруг, поглощенный музыкой, и Дьюдроп замер на пороге, не желая прерывать незнакомую песню, глядя, как Свисс двигается в такт. — Привет, — сказал огненный гуль, когда брюнет закончил петь и поднял удивленный взгляд на Дью, — твоя песня? — Да, — улыбнулся Свисс, — но она ещё не готова. Привет, — его улыбка стала еще шире. — Звучит грустно, но мне нравится, — улыбнулся в ответ гитарист. — Я решил, что отвлечься — хорошая идея. — Я рад, — ответил Свисс, откладывая акустическую гитару и беря концертную. Некоторое время они молча играли — повторяли репертуар Ghost в случайном порядке, пробовали знакомые песни человеческих музыкантов и, наконец, просто импровизировали, перетекая из одной мелодии в другую. В голове Дью было блаженное спокойствие: все, что существовало в этот момент, это его гитара, уверенные движения его пальцев, чистый звук, отзывающийся во всём его теле. Он играл какое-то случайное соло, гитара пела, ревела и стонала, превращая эмоции в колебания воздуха, когда Дью вдруг понял, что играет один. Свисс перестал играть и — огненный гуль оторвал взгляд от своих рук — просто смотрел на гитариста, кажется, даже не дыша. Дью доиграл мелодию, встал, поставил гитару в держатель и сделал несколько шагов к мультигулю, который прислонил жалобно прозвеневшую струнами гитару к стулу и тоже оказался на ногах. Дьюдроп потянулся всем телом и приблизил свое лицо к лицу высокого гуля — так, чтобы почувствовать его теплое неровное дыхание на своей коже. Глядя прямо в его темные глаза, Дью тихо проговорил: — Свисс, позволь мне трахнуть тебя. Мультигуль шумно втянул в себя воздух и сделал долгий выдох, который зашевелил волосы огненного гуля. — Я хочу побыть самим собой, пока могу, — пояснил Дью, не разрывая зрительного контакта. Свисс наконец пошевелился, и Дьюдроп почувствовал, как рука мультигуля легла на его шею ниже затылка. — Это да? — Конечно, огонёк, — Свисс слегка наклонился, чтобы легко, почти деликатно коснуться своими губами губ Дьюдропа. Дью показалось, что его кровь превратилась в лаву. Мягкие, но нетерпеливые движения губ Свисса смели остатки сомнений и тревог, и светловолосый гуль, издав вздох облегчения, вжался всем телом в тело мультигуля, отвечая на его поцелуй. Кончики пальцев Свисса легко массировали линию роста волос на затылке Дью, а свободная рука и даже хвост обвились вокруг талии меньшего гуля, как будто он мог попытаться сбежать. Дьюдроп никуда убегать, конечно, не собирался. Он оторвался от губ Свисса, чтобы поцеловать его скулы, уголок вечно улыбающегося рта, а затем снова вернуться к губам. Вслепую потянулся рукой, намотал бунтарские темные завитки волос мультигуля себе на палец, обвел кончиком указательного пальца основание рога гуля — приятно гладкого, уходящего вверх спиралью, как морская ракушка. Рука Свисса прошлась по спине огненного гуля вниз и вверх, задев воротник его футболки, скользнув под него пальцами. Дью выдохнул в губы мультигуля, но, когда он почувствовал язык Свисса, раздвигающий его губы, он разорвал поцелуй и прошептал: «Не здесь. Хочу приватности.» Свисс издал нечто среднее между стоном и рыком, крепче обнимая огненного гуля, прежде чем выпустить его из объятий, схватить за запястье и потянуть прочь из комнаты. Путь в комнату Свисса показался Дью вечностью. Ему даже в какой-то момент захотелось послать всё к чертям и остановить тянувшего его мультигуля прямо в коридоре, прижать к стене и раздвинуть его ноги коленом. Наконец, дверь комнаты Свисса захлопнулась за ними — громче, чем Дью этого хотел бы, и огненный гуль жадно впился своим ртом в рот брюнета, вдыхая запах чужого тела, пробуя на вкус, через брюки лаская внутреннюю сторону его бёдер хвостом и одновременно расстегивая пуговицы на рубашке Свисса (кто вообще придумал чертовы пуговицы?). Огненный ураган рук, губ и хвоста Дью, кажется, был везде и сразу, и несдержанные стоны мультигуля, заполнившие комнату, когда меньший гуль закончил с рубашкой и принялся за брюки, звучали для Дьюдропа как музыка. Спустя недолгое время в коридоре из-за закрытой двери, всё-таки пропускавшей самые громкие звуки, прозвучал возглас: — Ох, Дьявол, Дью! И за ним последовал мягкий смех огненного гуля.