Сердце солнечного воина

      Он не ожидал, что к горлу так отчаянно приставят его же клинок. Аромат ошеломления разлился в воздухе.       Однако в самом деле человек не ощутил ни ярости, ни гнева. Мужчина не выразил ни единой эмоции, словно в самом деле являлся пустым сосудом, лишенным всяких чувств. Девушку это, казалось, поразило до глубины души, и она начала колебаться, отчего-то её рука дрогнула. Самурай не мог этого не заметить, в его красивых глазах поселилось сожаление. Ёриичи никогда в своей жизни не видел невообразимых мифических созданий. Он лишь однажды слышал о них в рассказах матери, но и тогда они казались ему эфемерными и легендарными. Цугикуни не мечтал даже хоть раз в жизни их увидеть. А теперь представитель этого народа стояла перед ним и пыталась его убить. Судьба иногда преподносит удивительные сюрпризы.       — Благородная цуру, — обратился к ней избранный мечник мягким и отзывчивым голосом, взывая к её известной очаровательной натуре. В историях людей давно ходили пересуды об этих удивительных журавлях. Многие считали их прелестными, мирными созданиями, которые не отказывали в помощи людям. Они всегда являлись символом чистоты и великолепия. Ёриичи лишь ощутил ещё более глубокую печаль, рассматривая девушку своим внимательным всевидящим оком. За столько времени, проведенного здесь, её облик омрачился, а в глазах появилась жестокость. Люди и правда не знали, что творили, — я, от лица этого недостойного человека и лично от себя, приношу извинения за то, что вы так настрадались в этих ужасных условиях.       — Извинения? — выплюнула она достаточно быстро и впилась яростным взглядом в старика. Серая сталь в её глазах, казалось, ещё сильнее потемнела. — Никаким раскаянием не изменить того, что со мной было за время пребывания в этом ками забытом месте.       — И всё же я должен был принести извинения. Люди действительно очень жестоко с вами обошлись. И с вашей стороны вполне естественно чувствовать боль и обиду на весь наш род. — Он говорил от всего сердца, понимая всё то унижение, что ей пришлось перенести. Своим чудным зрением Ёриичи смог увидеть раны, которые люди нанесли этому бедному ёкаю. Как только Цугикуни стал свидетелем того беспощадного представления, то не смог сдержать в себе желание незамедлительно ей помочь и вытащить из несправедливой тюрьмы.       — Глупый человек думает, будто бы я обижена на вас всех, — сказала Йон достаточно громко, держа клинок ничирин всё также твёрдо. Её лицо нисколько не прояснилось, а на обветренных губах выступила ядовитая ухмылка. — Ты ошибаешься, воин.       Ёриичи не ответил, ожидая, что скажет разозленная ёкай. Он всё же рассмотрел её чуть более вдумчиво. На первый взгляд она выглядела очень молодо, и нельзя было сказать, что перед ним стояла настоящий дух, проживший долгую жизнь. Короткие серые волосы были в некоторых местах изрезаны очень криво, видимо, её насильно заставляли стричься. Чёлка свисала до изгиба бровей, такая же неровная. На бледной коже распускались, как цветы, синяки и порезы, которые наносил притихший за его спиной старик. Он, кстати, спрятался и, кажется, воздавал молитвы ками, чтобы Ёриичи его защитил. Черное хаори, скорее всего, принадлежало ей, но оно было в столь кошмарном состоянии, что его уже давно пора куда-нибудь выкинуть. Несмотря на столь ужасные условия цуру сохранила в своём образе что-то волшебное и незримое. Стальной цвет глаз хранил в себе стойкость и силу, а в выражении лица лучилось непоколебимое бесстрашие. Если бы она родилась мужчиной, то с большей степенью вероятности стала великим генералом.       — Мне плевать на людей, однако моя злость неутолима. Я убью вас и, таким образом, смою тот позор, что свалился на мою голову, — наконец произнесла журавль своим разгневанным голосом.       — Тогда мне следует с почтением принять наказание, которое вы хотите привести в действие. Я готов принять смерть из ваших рук. — Ёриичи вновь столкнулся взглядом с этой непримиримой сталью и лишь склонил голову. Он был готов к этому. Собственная жизнь ему уже давно перестала быть дорога. Цугикуни покорно прикрыл глаза и присел перед ней на колени, не отводя меч от своего горла. Жизнь, утратившая смысл, была столь же обременительна, что солнце, утратившее всё своё тепло. И если подобным образом он успокоит могущественного ёкая, то пусть так. — Прошу лишь, чтобы вы пожалели этого недостойного человека. Он стар. Ему осталось жить недолго, а потому пусть оставшуюся часть своего бытия проведёт в самоистязании за свою нечестную жизнь.       — Верно говорит! — подхватил дрессировщик и встал, повторив за Ёриичи, на колени. Мечник раскрыл глаза и чуть глянул на него, а после и на девушку. Тот же ударил лбом о пол несколько раз и пронзительно закричал: — Молю о пощаде, благородная цуру. Я всю свою жизнь буду себя корить за проявленную бестактность и жестокость!       Естестественно, враньё вылетало из его рта чрезвычайно складно.       — Ещё хоть слово, и я отрежу тебе поганый язык, — молвила с шипением Йон, поразив старика исступленным взглядом. Тот сложился в поклоне и сильно задрожал, продолжая шептать бессмысленные молитвы.       Журавль посмотрела на него сверху вниз усталым и долгим взглядом. На её лице не отобразилось ни одной эмоции, однако в холодном взгляде что-то изменилось. Она убрала от горла мужчины меч и протянула руку, чтобы он забрал клинок. Это действие слегка поразило Ёриичи, однако он тут же поднялся, шелестя своими хакама. Забрав меч из тонюсеньких рук и вложив его в ножны, он скользнул взглядом по журавлю, искав ответ на единственный вопрос. Почему же госпожа Йон передумала? А ведь он готов был заплатить столь высокую цену, чтобы добрый ёкай простил человечество за столь тяжкие грехи.       — Убивать человека, который так глупо разбрасывается своей жизнью, мне противно. — Цуру покосилась на сложившегося в поклоне человека, а после фыркнула, поворачиваясь к ним спиной.       Она подошла к клеткам и приказала старику в повелительном тоне:       — Освободи животных. — Она дождалась, когда человек приподнимается и в недоразумении уставится на неё. — Я сожгу это место, если ты этого не сделаешь.       — Но госпожа… — со страхом прошелестел старик, задрожав как осиновый лист.       — Я считаю до трёх, — без всяких сомнений пригрозила ему Йон, скрестив руки на груди. Она отняла один палец и молвила: — Один…       — Хорошо! — Старик действительно был очень перепуган и сильно боялся за свою жизнь. Он побежал к клеткам и начал их отпирать. Животные бросились на выход, как только послышался щелчок, знаменующий вскрытие замка. Они даже не обратили внимание на хозяина и ринулись на свободу — улицу. Им было всё равно на человека или месть. Главное — выбраться отсюда и никогда не возвращаться.       — Больше не смей заниматься подобным делом, иначе тебя проклянут небеса, — нарочито спокойно огласила Йон, а после потянулась за животными, колыхающими задернутую ткань, разделяющую улицу и вход в здание.       — Я ухожу отсюда.       Йон с гордо поднятой головой устремилась к выходу, не оборачиваясь на мужчин. Она шагала прямо, словно аристократка из самой благородной семьи. Ёриичи последовал за ней, тоже нисколько не обращая внимания на оставленного в уничижительном положении старика. Когда они оказались за плотной тканью, уже стремительно вечерело. На небе отразились прекрасные размытые краски, переходящие в алые и пурпурные оттенки. Закат догорал достаточно быстро в этот летний, ничем не отличающийся от других, денёк. Людей оказалось довольно-таки немного: многие разошлись после последнего выступления зверей и удалились к себе домой.       Цуру спустилась со сцены, шумно выдохнув вечерний воздух. Видимо, она уже давно мечтала оказаться снаружи. Она повернула голову к мечнику, и её чуть просветлевшее лицо вновь омрачилось.       — Зачем ты идёшь за мной, человек? — спросила девушка, резко посмотрев по сторонам. Несколько зевак обратили на странную парочку внимание, и ей сразу же стало не по себе. Ёриичи заметил, как участился пульс у журавля. Ей было очень неприятно здесь находиться. Вблизи здания, в котором она настрадалась, и среди людей, которые одобряли подобное насилие.       — Я могу отвести туда, где, возможно, вам станет намного лучше. — Цугикуни кивнул в сторону, где, по его разумениям, находился лес. — Я чувствую, что пребывание здесь приводит вас в ярость. Позволите помочь?       Йон недолго размышляла, посматривая то на свои руки, то на одежду. Она нахмурилась, однако так или иначе медленно кивнула, позволяя сопроводить себя в более подобающее для неё место. Шагнув в сторону, указываемую Ёриичи, девушка скуксилась, но тем не менее пошла. Он снова глянул на босые ноги ёкая и обнаружил, что у неё была вывихнута лодыжка. Благо идти недалеко: совсем скоро должны были показаться ворота, а за ними, наконец-то, свобода. В это время улицы всё продолжали полниться людьми. А журавль становилась всё раздражительнее, да и часто прерывисто дышала, переводя дух. И хоть в повисшем молчании сквозила неприязнь, девушка, помимо этого, явно чувствовала себя не в своей тарелке.       — Облокотитесь на плечо, если вам трудно идти… Или же я могу вас понести, если хотите, — предложил, но сразу же получил резкий и безотлагательный ответ:       — Не хочу, чтобы ко мне прикасались люди своими грязными руками. — Йон поморщила нос, отвернув от него голову и посмотрев на закат. Солнце щекотало её макушку, оставляя на ней еле заметный тёплый поцелуй. Она была очень беспощадна в выражениях, но её отношение к человечеству было предельно понятно. Ёриичи не осуждал, однако его мучила совесть за совершенное другими людьми. Цуру всегда помогали людям, а те так пренебрегли одной из них, что ненароком навлекли её ненависть. — Ты догадлив для человека. Я ненавижу селения с большим количеством людей. Мне становится дурно.       — Ёкаи должны оставаться в своей среде обитания, — согласился Цугикуни бесцветным голосом, однако девушка снова издала фыркающий звук.       — Мы не какие-то животные, чтобы прятаться по лесам, да полям. Однако и среди людей оставаться не можем, — нарочито терпеливо произнесла Йон, скрестив руки на груди, да посильнее запахнув хаори. — В любом случае, давай уже покинем этот людской край.       С этими словами они подошли к воротам и без проблем вышли из селения. Йон испустила вздох, полный радости и нетерпения. Ёриичи показалось, что даже её настроение несколько улучшилось, когда они вышли из ореола власти людей. И хоть улыбки на лице ёкая он так и не увидел, но её чувства без всяких сомнений его достигли. Людей, входящих в селение, выстроилась целая толпа, и их скопление взывало к Йон неприятные чувства. Она отпрянула от них, как от огня, и быстро повернула в сторону леса.       — Я хотел довести вас в лес, — проговорил Цугикуни, когда они начали отдаляться от столпотворения. Черные пики елей выстроились в ряд, помахивая своими ветвями и завлекая к себе.       — Я так давно не была там… — Йон загипнотизировано глядела перед собой, пытаясь ступать быстрее. Но каждый шаг приносил ей боль. Через сжатые зубы доносились хрипы. Ёкай скучала по лесу даже сильнее, чем предполагал мечник ранее. — Не стоит за мной идти, человек, если только… Ты выпустил меня на свободу. — Она наконец отвлеклась от разглядывания леса, повернув голову к собеседнику. Взгляд Йон вдруг снова стал чрезвычайно испытывающим. — Говори, что хочешь?       Ёриичи слегка удивился, однако лишь покачал головой, всем своим видом указывая, что ему ничего не нужно.       — В моих действиях нет ни капли корысти, — заверил её мужчина спокойным голосом. — Я увидел несправедливость и решил её искоренить.       Цугикуни и правда не хотел получить какую-то выгоду из того, что сегодня сделал. Он был в этой деревне проездом, как обычно скитался от одного населенного пункта к другому. И проходил мимо того «театра» совершенно случайно, пока не услышал громогласные высказывания дрессировщика. Остановился, решил слегка задержаться, чтобы поглядеть на представление и, когда на сцену вышла цуру — не поверил своим глазам. Её жалобный крик о помощи достиг сочувствующего сердца Ёриичи. И он не мог не откликнуться на этот призыв… хотя бы к каким-нибудь действиям. Самурай готов был продать всё, что угодно, лишь бы помочь этой бедняжке.       — Не смеши меня, — откликнулась девушка на его слова с некоторой долей скептицизма. На молодом лице появилась горькая ухмылка. — Люди всегда чего-то хотят: богатства, бессмертия, безграничного здоровья или же бесчисленных желаний. Сложно поверить в то, что существует человек, который ничего не хочет.       — В этой жизни у меня не осталось желаний, — произнёс он предельно искренне, и его затопило эмоциями, которые сложно было подавлять.       У него ничего не осталось в этом мире: ни семьи, ни друзей. С каждым днём к нему приближалась смерть, дышала ему в затылок, готовясь принять в свои объятия. Ёриичи давно ничего не желал, а всё, что ему бы хотелось… он давно потерял. Его сердце пропустило болезненный удар, однако мечник нисколько не сотрясся от него. Мужчина ощутил печаль, а на лице не показал и доли того страдания, что ощущал каждую секунду прожитой жизни.       — Ясно, — отозвалась Йон, наблюдавшая за ним с нескольким удивлением. Девушка метнула взгляд на лес, к которому они уже подошли. Остановилась, принюхалась, мотнув головой, и ступила дальше. — Однако я всё же потребую от тебя конкретный ответ на свой вопрос. К сожалению, по-другому поступить невозможно.       — Почему? — Они вступили на территорию, не подвластную человеку, и природа и окружающее безмолвие приняли их к себе. С веток чирикнули птички, а насекомые исполнили приветственную песню, словно соскучились по ёкаю, который, по легендам, всегда был добр к любому существу. Всё наполнилось такой искрящей радостью, что Ёриичи невольно отвлёкся от своих грустных мыслей, тянущих его на дно. Он не позволял им себя сломить, но нередко они причиняли невероятную боль, заставляющую душу рваться на части. Ещё никогда лес так не звучал, так не ощущался, как сейчас.       — Ты спас мне жизнь. Я должна отплатить этот долг соразмерно, — ответила она через несколько секунд молчания.       — Мне ничего не нужно.       — Я уже это слышала, так что придумывай желание и поскорее. — Девушка махнула рукой и ускорила шаг, оглядываясь по сторонам. Она наслаждалась пребыванием в лесу, и тот отвечал ей тем же. Ветерок, забавляясь, всколыхнул подол её черного хаори.       — Госпожа Йон… — Они встретились друг с другом взглядами, и тогда Ёриичи понял, что убеждать её в том, что он ничего не хочет, — бесполезно. Цугикуни наблюдал, как на её вечно молодом лице медленно приподнимается серая бровь. — Я подумаю.       — Кажется, мы пришли, — кивнула ему и сказала, прикрывая глаза от наслаждения.       И действительно, место, в которое они забрели, поражало спокойствием и размеренностью. Здесь словно и вовсе не ступала нога человека. Повсюду разросся мох, нежным покровом устилая землю. Деревья столпились на маленькой полянке, как зрители, однако от их присутствия было комфортно. Тишина стояла здесь настолько ошеломительная, что доносились иные, почти неуловимые звуки: треск цикад, постукивание дятлов… даже стук измученных сердец.       — Здесь безопасно, — молвила ёкай, повернув голову к самураю. — Поговорим о желаниях чуть позже, если ты, конечно, и правда хочешь воплотить их в жизнь.       Она отвернулась от него, чуть распуская хаори. Ёриичи переместил взгляд на дерево, чтобы только не смотреть на девушку.       — Если нет… уходи к своим, — удивительно спокойно слетели эти слова с её губ.       Через несколько секунд перед ним уже стояла не девушка, а журавль, которого более не сковывали и не могли запереть в клетке. В темноте уходящего дня она выглядела ещё печальнее, чем при свете солнца. Хромающая на ногу ёкай медленно побрела по опушке, распуская свои большие крылья, с которыми, однако, что-то было не так. Ещё во время выступления Ёриичи заметил, что с крыльями цуру происходили странные вещи. Подтверждая его мысли, Йон взмахнула ими, но с земли так и не получилось оттолкнуться. Несколько раз повторив движения, журавль разозлилась, отчего перья, не выдержав, начали разлетаться в разные стороны. Цуру пыталась подняться в воздух, но сколько бы попыток ни было приложено… ничего не помогало.       Йон бы и не смогла это сделать, даже благословение ками не помогло бы взлететь. Ёриичи наконец понял, что его смутило, когда он только увидел ёкая. Крылья выглядели странно и не только потому, что за ними не ухаживали. Они были подрезаны. Ей резали перья, чтобы она никогда не могла покинуть то страшное место. Журавль в бесчисленных попытках махала крыльями, однако в какой-то момент и до неё дошло осознание своей беспомощности. Издав душераздирающий звук, Йон сложила лапки и улеглась на мох, служивший для неё подобием удобной кроватки.       Ёриичи просто не мог пошевелиться, даже сдвинуться с места. Его сердце затопило отчаяние, которое отразилось в этом протяжном вскрике девушки. Ей беспощадно подрезали крылья и теперь… у неё не было ни шанса, чтобы подняться в воздух. А ведь для птицы невероятно важно находиться над землёй, летать. Он не мог безмолвно уйти и оставить это бедное создание на произвол судьбы.       Ему тоже подрезали крылья, уничтожили всякую надежду на светлое будущее… Разве мог он в таком несчастье оставить эту прекрасную цуру? В его руках было попробовать исцелить её, загладить вину за все совершённые злодеяния.       Ёриичи сжал кулаки и направился к лежащему ничком журавлю. Он обязательно всё исправит. Он пообещал это самому себе.