На другом конце Планеты.

      Гермиона ещё некоторое время смотрела в то место, откуда испарилась Нарцисса Малфой.       Стоило ей услышать о том, что Драко нужна её помощь, она обо всём забыла, словно все эти годы стёрлись, не имея какого-либо значения.       Время пролетело настолько быстро, и в какой-то момент даже показалось, что чувства забылись, но как бы не так. Вот так просто: Гермиона готова бросить всё ради него, для него и его благополучия.       «Скорпиус».       Девушка не могла представить себе, что бы она чувствовала на месте Драко. Ей было даже страшно подумать о том, что её ребёнка могут забрать у неё и это одна из причин, почему она дала своё согласие.       Конечно, будучи беременной, она много размышляла о правильности своих решений, о действиях старшего Малфоя, о том, как в принципе с ней не справедливо обошлась родная мать. Гермиона старалась абстрагироваться, как умела, и если в начале ей помогало то, что она каждый раз отдергивала себя новой мантрой:       — «Ты сама подписала договор, сама согласилась, сама стёрла память».       То позже она убегала от этого, загружая себя не нужной работой.       Смотря сквозь призму пройденного времени, она понимала, что была глупа и наивна в своих ожиданиях, хотя сама умудрялась когда-то винить в этом лучшего друга. Может, именно поэтому она опустила эту ситуацию на уровень третьего курса Хогвартса, когда Гарри не разговаривал с ней из-за метлы бóльшую часть того года.       Сейчас же, отматывая время назад, она могла лишь сделать вывод: поспешные действия — желание поскорее забыть о войне и начать жить заново, как бы смешно это не звучало, одело на неё розовые очки.       Гермиона не могла сказать точное место или время, когда всё это началось для неё, она могла лишь предполагать. Была ли это игра в гляделки в Большом зале, на шестом году обучения в Хогвартсе? Или его взгляд, которым он смотрел на неё, когда Беллатриса пытала её? А может, это было во время суда над его семьёй?       Она могла себе объяснить желание вытащить Нарциссу Малфой, ведь женщина спасла жизнь Гарри, соврав в глаза Волан-де-Морту и тем самым предрешив исход войны. А вот объяснить желание спасти Драко от участи быть заключённым в камере Азкабана, которое появилось сразу, как только Пожиратели смерти стали бежать с поля боя, Гермиона никак не могла.       А может, всё изменилось в тот момент, когда он пришёл к ней и лично извинился? Конечно, затем он сразу же предложил ей такое нелёгкое дело, как очищение его имени в обществе. Только вот молодой человек никак не мог знать о том, что она и сама хотела предложить ему помощь, просто не знала, с чего начать, а тут он сам пришёл и решил её личную дилемму.       Впрочем, это уже не так важно, если все эти дорожки привели к рождению Эйлин.       Её маленькое цунами.       Со стороны могло показаться, что Гермиона Грейнджер — молодая супер-мама и успешный адвокат, но это было далеко не так. Прежде, чем прийти к этой точке, было пролито немало слез и выпит не один литр успокоительного.       Временами она отчаянно хотела сдаться, но не могла.       Когда у её малышки в первый месяц рождения начались колики, девушка плакала вместе с ней, укачивая кричащего младенца на руках. В тот период она злилась на весь мир — на Малфоев, на друзей, на родителей, но всё приводило к тому, что в итоге она злилась на себя. Не успели закончиться колики, следом у Эйлин начали прорезываться первые зубки, сопровождаемые высокой температурой. Крики не прекращались ни на мгновение, это был круг ада, который Гермиона с достоинством прошла или, по крайней мере, ей так казалось.       Впрочем, всё было лучше, чем в лесу в палатке, верно?       Несмотря на её независимое желание справляться со всем самостоятельно, к полутора годам дочери, она всё же прибегла к помощи, наняв няню. Честно говоря, возможности банально сходить хотя бы в душ по-человечески и одной, попросту не было. Малышка не отлипала от неё, а Гермиона по глупости и незнанию потакала всем её прихотям, стараясь найти компромиссы, конечно же, в пользу ребёнка. Она сама загнала себя в ту яму, в которую изначально могла не забираться.       Когда же помощь, хоть и платная, появилась, девушка могла изредка отдыхать от ребёнка, и более-менее привести в порядок свою жизнь.       Конечно, первое время ей было очень тяжело, так как она привыкла жить, разрываясь между ребёнком и собственными желаниями. Гермиона отчаянно цеплялась за свою малышку, ведь она буквально единственный близкий для нее человек в целом мире.       Впрочем, когда она всё же справилась с синдромом брошенки, не без помощи друзей, которыми она обросла за время, прожитое в Австралии, девушка смогла выбраться из своего панциря и с новым девизом: «жизнь начинается с прикроватной тумбочки» — перестала себя жалеть.       Но всё же, иногда, в особенно редкие моменты, она спрашивала себя, а что сделал бы Драко, что бы он сказал своей дочери, когда она не слушается, читал бы он ей сказки на ночь, устраивал бы чаепитие с плюшевыми игрушками? Смогли бы они справиться с тем, что, возможно, Люциус попытался бы повлиять на это?       Такие мысли никогда не проходили без внутреннего самокопания, поэтому от них Гермиона старалась держаться как можно дальше, но далеко не всегда ей это удавалось.       Прозаично, не правда ли? Не война сделала её сильной, а материнство.       Впрочем, как говорит Тереза: «материнство — это бесконечная партизанская война, где ты отвоевываешь личное пространство, и желание съесть СВОЮ конфетку, при этом не делясь с противником, в данном случае, с ребёнком, и, если это получилось, это не значит что война выиграна, это всего лишь маленькая победа в битве, которых будет ещё огромное количество, до тех самых пор, пока мы сами их не выпроводим. Так или иначе, в будущем мы будем платить им дань, лишь бы они не появлялись лишний раз на нашем пороге».       Девушка усмехнулась, поднимаясь с насиженного места. К сожалению, время, которое так любезно подарила ей мама, она вряд ли проведёт за бокалом вина и любимой книжкой.       Войдя в тишину своего дома, она огляделась в поисках пернатого.       — Шницель! Ты где, дружок?       Услышав цоканье когтей по паркету, она не смогла не улыбнуться. Через минуту из гостиной к ней гордой походкой вышел филин.       Девушка села на корточки: она знала, что этот парень не любил смотреть на людей снизу-вверх, да и вообще, он вёл себя не как обычная птица. Любая другая на его месте воспользовалась бы природным даром полёта, но не Шницель.       Птичка, которую подарил ей Драко, оказалась с характером.       Нет, Шницель отлично выполнял свою работу, но дома он ходил как люди — на своих двоих, а если он считал поведение кожаных неприемлемым для его пернатого высочества мог и клюнуть в ногу, к слову, одной лишь конечностью он не ограничивался.       — Привет, дружок, — поздоровалась девушка, оглаживая торчащее оперение на голове Филина.       Шницель ухнул, подставляясь под ласку.        — Сегодня тебе предстоит работенка, забирайся, — она протянула руку и птица послушно забралась ей на предплечье. — Нужно доставить огромную кучу писем, нам предстоит путешествие, но ты не переживай, Тереза присмотрит за тобой, — пообещала девушка.       Шницель снова ухнул.       Приняв это за согласие, Гермиона тяжело вздохнула. Ведь ей, как и ему, тоже предстоит поработать.

***

      Неожиданная командировка в Англию кардинально изменила планы в её работе: все ведущие дела пришлось передавать другим адвокатам.       Конечно, не все клиенты были согласны с таким поворотом событий. Некоторые из них, зная, кем является Гермиона Джин Грейнджер, только поэтому и обращались в её контору, желая исключительно того, чтобы их дела вела именно она.       Девушка редко выбиралась в «поля», предпочитая более бумажную работу, по естественным причинам, которые носили несколько имён: «Зайчонок», «Принцесса», «Котёнок», «Эйлин».       А если Гермиона и соглашалась на это, то все они были связаны с дележкой наследства. Конечно, такая работёнка была не пыльная, но бюрократия не сильно душила её, тут больше играла роль свободного времени в ожидании приготовления необходимых документов. Что играло ей на руку в отношении проведённого времени с ребёнком.       Ей было неловко оттого, что большую часть своих обязанностей она вновь перекладывала на Терезу. И, как бы не заверяла подруга, что она справится с этим, в чем Гермиона ни капли не сомневалась, тем не менее, ей было в общем-то не по себе от этого.       Поэтому, с щемящим чувством безнадежности и всепоглощающего стыда, перед всей своей командой сотрудников, девушка упаковала последнюю коробку.       Как же она была рада тому, что, ещё будучи подростком, в идеале изучила чары незримого расширения, которые сейчас вновь ее выручали. Впервые Гермиона узнала о них летом перед четвёртым курсом, когда семья Уизли пригласила её посетить с ними чемпионат мира по квиддичу, где они жили в палатке, на которую как раз и были наложены эти чары.       Естественным было и то, что её бисерная сумочка вряд ли смогла бы уместить в себя такое количество вещей. Именно поэтому она приняла решение зачаровать чемодан на колёсиках. В свои семнадцать она не знала о том, что чары были ограниченны — из-за их зависимости от размера потенциального предмета зачарования. Это открытие пришло к Грейнджер именно тогда, когда она переезжала из Норы в съемную квартиру. Исходя из собственного опыта, она без труда выявила разницу вместимости заколдованных ею предметов и впредь такую ошибку не совершала.       Если её маленькая сумочка могла вместить в себя, к примеру — стеллаж с книгами и несколько комодов для чего угодно, являя собой что-то вроде небольшой кладовки, то, в свою очередь, на чемодан можно наложить чары незримого расширения таким образом, что позже его можно было бы использовать в качестве небольшой комнаты.       В любом случае, при выборе места хранения и упаковывания вещей, она сделала очевидный — в пользу объекта побольше.       Конечно, любые сборы и связанная с ними суматоха всегда вызывали у людей панику и стресс. А особенно сильно это проявилось у её дочери —девушка уже начала жалеть о том, что отказалась от помощи родственников, ошибочно решив для себя, что справится самостоятельно.       Эйлин без конца и края канючила, лезла под руку, разбрасывала уже собранные вещи. А все потому, что ей вдруг именно сейчас понадобились игрушки, на которые ранее она никогда не обращала внимания.       В этот момент Гермионе казалось, что она вместе со своей дочерью случайно изобрела вечный двигатель. И, откровенно говоря, начала закипать.       Эйлин всюду следовала за своей мамой и переворачивала всё на своём пути, требуя внимания, на которое у девушки, в данный момент, просто-напросто не было времени.       — Мама!       — Что, зайчонок?       — А дай сок.       — Держи.       — Мама!       — Что, котёнок?       — А дай каландафшик.       — Держи.       — Мама!       — Что, Эйлин?!       — А я покакала.       — О Боже…       — Мама!       — Ну что ещё?!       — Не хотю ехать!       Девушка посмотрела на время и закатила глаза: её дочь умудрилась достать её всего за тридцать минут, когда она, в свою очередь, думала, что прошли часы.       Гермиона огляделась и поняла, что, собственно, нихрена не сделала. Количество коробок и не упакованных вещей вообще не уменьшалось, ещё и ребёнок от этого страдал.       Как же всё это надоело…       — Зайка, бросай всё, пошли к Стенли! — девочка радостно завизжала, бросаясь на шею к маме.       Плевать на то, что завтра им нужно отправляться. Что не возьмут с собой, то купят уже по факту. Ей важнее ребёнок, чем всё эти сборы.

***

      — Алло, — голос лучшей подруги прервал гудки. — Мы с Эйлин сейчас придём, — сообщила Гермиона.       — Стенли! Эйли сейчас придет, — Тереза отвела трубку, чтобы сообщить младшему ребёнку хорошую новость. По дикому визгу девушка определила, что информация до мальчика дошла.       — Давай быстрей, а то этот паршивец уже из штанов своих выпрыгивает, — Гермиона знала наверняка, что Тереза закатила глаза.       — Мы уже рядом, — предупредила она и положила трубку, выворачивая руль автомобиля в сторону знакомой улицы. Через десять минут она уже парковала свою машину у подъездной дорожки коттеджа подруги.       — Мама, сколей, давай, давай, откой меня, — Эйлин заерзала в детском кресле, пиная ножками водительское сидение. Гермиона усмехнулась, когда увидела бегущую причину поведения дочери.       Стенли — младший сын Терезы, был старше Эйлин на два года. Мальчик, очевидно, обожал свою маленькую подружку. Потому что каждый раз, когда они приезжали к ним в гости, он буквально утаскивал девочку за собой.       Гермиона была удивлена этому не меньше Терезы. Потому как разница в два года у малышей являлась колоссальной по многим причинам и главная из них — возрастные интересы. К примеру, если ребёнок в два года заинтересован в пластилине и конструкторе, то в четыре малыши являются реактивными обезьянами, которым нравится экспериментировать с пластилином и чудесным образом подкладывать конструктор под ноги взрослым.       Позже они конечно поняли, что мальчик на самом деле относился к малышке скорее как к младшей сестренке, нежели как к соратнику по планированию пакостей. Свою очевидную привязанность к Эйлин Стенли демонстрировал на детских площадках, защищая её от любых опасностей и в прямом смысле сдувая с нее пылинки.       Когда они семьями отправлялись в разнообразные поездки, мальчик не выпускал руку её дочери из своей. Он везде и всюду следовал за Эйлин, присматривая за чрезмерно активной подружкой.       Гермионе было очень жаль, что им придётся расстаться, ведь, по правде говоря, она не имела понятия, на какое время они уедут, но знала наверняка о том, что дочка будет по нему скучать.       Конечно, её мама предложила ей оставить Эйлин у неё, но девушка не смогла бы такое количество времени не видеть свою малышку.       Стенли, как и всегда, помог Эйлин выбраться из машины и, взяв за руку, потащил её на задний двор.       — Тили-тили тесто, жених и невеста! — поддразнила сына Тереза.       — Мама! — возмущённо воскликнул мальчик. — Не слушай её, Эйлин, взрослые все странные, — объяснил он девочке, которая в силу возраста даже не поняла, о чем идёт речь. Это было очевидно, поскольку она была увлечена гораздо более серьёзным для себя занятием: старалась затолкать палец в нос, возможно, устанавливая личные рекорды.       Стенли отдернул руку девочки и, показав язык своей матери, скрылся вместе с ней за углом коттеджа, заливисто хохоча над угрозами Терезы оторвать его.       — Ты как, милая? — обняв Гермиону, поинтересовалась Тереза.       — Думаю, я справлюсь, — девушка поджала губы: ответ её звучал вообще ни разу не убедительно.       — Ты же в курсе, что Драко все узнает? — Гермиона застонала. Она вообще не хотела заводить подобный разговор, но вопрос Терезы все же был правильным.       — Я еду помогать ему и его сыну, — напомнила она, — а не демонстрировать факт наличия дочери от него. В любом случае, буду решать проблему по мере её поступления, — вздохнула девушка.       — Я тебя поняла. Может по бокальчику красного? — предложила Тереза. Гермиона усмехнулась и покачала головой.       — Это то, что нужно, — согласилась она, после чего подруги в приподнятом расположении духа направились в дом.

***

      — Тео, как ты не понимаешь?! — возмущался Драко. — Астория не виновата в своём проклятии, я не могу использовать это против неё.       — Малфой, да ты вообще себя слышишь?! Дело не в ней, она и до беременности, и во время неё была ненормальной. Ладно, слушай, я понимаю, тебе жаль её, мне тоже, поверь. Подумай о сыне: если ты промолчишь, его заберут к себе Гринграссы, ты ведь это понимаешь? — парировал Нотт.       Конечно, его лучший друг был прав, но он не хотел таким способом добиваться для себя справедливости. Астория и так довольно сильно пострадала, настолько, что её по сей день печатали во всевозможных СМИ.       Драко не представлял, что будет с ней, если кто-нибудь ещё прознает о том, что на самом деле совершила его бывшая жена по отношению к их сыну.       Мужчина и раньше догадывался о том, что в момент, когда он получит свой законный развод, Николас Гринграсс затаит на него обиду из-за того, что их семья больше не будет иметь доступа к активам Малфоев.       Но Драко и не думал о том, что отец Астории поступит настолько низко, вмешивая ребёнка в свою игру.       Он же его родной внук!       Малфой прекрасно знал, какую грязную игру затеял его бывший тесть, ведь Скорпиус, независимо от того в какой семье будет воспитываться, вопреки всему останется наследником огромного многомиллиардного состояния, которое в своих интересах мог использовать его меркантильный дедушка.       Николасу не нужен Скорпиус, ему нужны галлеоны Малфоев.       Так или иначе, он догадывался наверняка о том, что впереди его ждут судебные тяжбы, но рассчитывал на то, что семья Астории захочет добиться пособий для дочери или, как максимум, всего того, что полагалось ей согласно брачному договору.       Меж тем Драко считал, что всё образуется: он уже предоставил все доказательства того, что ребёнком он занимался самостоятельно, без чьей-либо помощи.       — Слушай, друг, если ты этого не сделаешь, это сделаю я, — Тео хлопнул по столу, заставив Малфоя вздрогнуть.       — Тео, не лезь, это тебя никаким образом не касается, — отрезал мужчина, — тем более, ты не имеешь на это никакого права.       — Имею! Полностью и безоговорочно! — вскипел тот. — С того самого момента, как ты пришёл ко мне и попросил стать крестным отцом для твоего сына! — парировал Нотт.       Драко закусил внутреннюю сторону щеки: он прекрасно понимал своего друга, ему так же было приятно знать, что не только он и его семья готовы пойти на всё ради Скорпиуса.       Однако, Малфой всё же не мог так поступить с Асторией — её и так судьба наказала, зачем делать ещё хуже?       — Тео, заранее прошу прощения за то, что я тебе скажу, — Драко использовал все возможные остатки своего самообладания, для того, чтобы взять себя в руки, ведь то, что он скажет, скорее всего может повлиять на дальнейший исход их дружбы. — Согласно целительской клятве, ты не имеешь права распространять личную информацию о больных и обстоятельствах, при которых травмы или болезнь появились, за исключением тех случаев, что имели невольную огласку, или при наличии официального запроса от правоохранительных органов.       Тео грузно свалился в своё рабочее кресло. Для него это был удар ниже пояса. Он не мог понять лучшего друга, да и не хотел. Нотт ожидал подобной мягкотелости от кого угодно, но не от чертового Драко Малфоя.       — Я тебя услышал, Драко, не переживай, я не обижаюсь на правду. Но, так и знай, я найду способ переубедить тебя! — пообещал Нотт. — А теперь проваливай отсюда, — добавил он, указывая ему на дверь.       Драко молча встал и покинул его кабинет. Не разбирая дороги, он брёл по коридору Святого Мунго.       — «Интересно, какое бы решение нашла Грейнджер»? — подумал он.       Нет, нет, нет.       Нельзя, не думай о ней…       Внезапное столкновение с преградой благородно спасло его от самобичевания.       — О, Малфой, прости.       — Здравствуй, Уизлетта, — поздоровался мужчина.       — Вообще-то я — Поттер, — напомнила Джинни.       — Для меня ты всегда будешь Уизлеттой.       — Поттер, — парировала девушка.       — Нет, — заспорил волшебник.       — Да.       — Нет.       — Малфой!       — Поттеретта?       — Согласна, — кивнула Джинни.       — Тогда договорились.       Они пожали друг другу руки, после чего рассмеялись.       — Ты здесь какими судьбами? — поинтересовался Драко.       Девушка поджала губы, что показалось ему подозрительным.       — Мне нужно взять форму для заполнения прививочной карты, — ответила Джинни.       — Зачем твоим детям прививки, если для этого давно уже придумали зелья? — Малфой нахмурился.       — Это не для моих детей и, вообще, это не твоё дело, — выпалила она. — Прости, пожалуйста, но я сегодня не в духе. Ладно, пока, ещё увидимся, — протараторила девушка и убежала.       Драко проводил ее подозрительным взглядом, затем пожал плечами — это действительно никак его не касалось.       Скажи ему в школе, что он будет вести подобие дружбы с женой Поттера, Драко бы сам лично заплатил за лечение идиота, который ему это сообщил.       Так или иначе, это произошло.       И во всём виноваты кишечные колики.       Его очередное посещение детского отделения закончилось тем, что он зарисовал советы Джинни, о том, как правильно использовать газоотводную трубочку, в блокнотик. Он жадно впитывал в себя всю информацию, которую она ему преподносила, и, сказать по правде, это часто выручало его, за что он был ей очень благодарен.       Сначала всё ограничилось одним разговором, потом переросло в совиную почту, а уже затем плавно перетекло в звонки по каминной сети.       Драко не назвал бы это дружбой, скорее всего, они были кем-то вроде приятелей. Разговоры, которые не переходили определённые рамки, которое носило имя не безызвестной личности.       В любом случае, их общение не выходило за пределы вышеупомянутых форм и способов.       Драко покачал головой и усмехнулся, всё ещё смотря в ту сторону, куда убежала девушка.       — С каждым разом все чудачливей и чудачливей, — пробормотал он, и поспешил покинуть учреждение.

***

      Гермиона вместе с дочерью материализовались в гостиной Поттеров и, как она поняла, по всей видимости, в самый пик жизнедеятельности домочадцев.       — Джеймс! Оставь в покое сову! — послышался голос Джинни.       — Мам, но я индеец! — ответ старшего сына её друзей заставил губы расползтись в улыбке, потому как заявленное из уст ребёнка звучало, по меньшей мере, как неоспоримый факт.       — Ты индюк, а не индеец, оставь птицу, с минуты на минуту появиться… Гермиона?!       Рыжий ураган врезался в девушку, стискивая в крепких объятиях.       — Давно ты тут? Что же не окликнула?! — сейчас Джинни очень сильно напоминала Грейнджер матриарха семьи Уизли — Молли.       — Да мы только-что прибыли, — ответила она, опуская взгляд на Эйлин.       По всей видимости, девочка, как и её мама, плохо переносила путешествия посредством волшебного перемещения, поэтому она подняла малышку на руки.       — Эй, котёнок, — обратилась Гермиона к дочери, — всё хорошо?       — Да, холесе, — кивнула девочка и спрятала личико в её волосах, когда увидела незнакомого для себя человека.       — А кто это у нас тут стесняется? — улыбнулась Джинни. Эйлин обернулась на неё. Девушка состроила смешную гримасу, отчего малышка захихикала.       Гермиона могла выдохнуть спокойно: этот означало, что её дочка быстро адаптируется.       — Эйли, давай я тебя познакомлю кое с кем? — заискивающе предложила девочке Джинни. Малышка кивнула, заерзав на руках матери, из-за чего та спустила её на пол.       Услышав шаги на лестнице, Гермиона подняла голову и встретилась взглядом с широко улыбающимся другом, который нёс младшего сына на руках.       Грейнджер ахнула и прикрыла рот ладошкой: она впервые видела Альбуса, который был копией своего отца.       — Смотри, Эйли, кто с тобой очень давно хотел познакомится! — воскликнул волшебник.       — Дядя Галли, — запищала она и уже хотела броситься к нему в ноги, но Гермиона тактично её придержала.       — Котёнок потерпи чуток, — попросила она. К ее удивлению девочка послушалась, но всё равно не терпеливо подпрыгивала на месте.       Гарри спустил сына с рук и тот робко пошёл к ним на встречу. Гермиона присела на корточки, впитывая в себя черты этого малыша.       — Привет, — прошептала она Альбусу, который подошёл к ней почти в упор. Волшебница наблюдала за ним с удивлением.       Альбус внимательно её рассматривал — ей казалось, что он над чем-то раздумывает. Через мгновение его лицо озарила широкая улыбка, так похожая на Гарри, что девушка не смогла не улыбнуться в ответ. Она на секунду подняла взгляд на его родителей, которые хитро на них поглядывали. Впрочем, Гарри уже во всю ворковал с её дочерью.       — Ге-ми-о-на, — сказал мальчик, на что Грейнджер расширила глаза в удивлении.       — Можно тебя обнять, мой хороший? — спросила она. Впрочем, не успела Гермиона закончить свой вопрос, он самостоятельно забрался к ней на руки.       — Кучал, пиехала, — тихонько сказал малыш.       — Боже, какой ты сладкий, — проворковала она, прижимая его к себе, оставляя невесомый поцелуй на его макушке. — Давай, я тебя познакомлю со своей дочкой?       Гарри, как по команде, подошёл к ним.       Сначала дети некоторое время рассматривали друг друга, как будто оценивая, тем самым вызывая улыбки на лицах взрослых.       — Знакомся, Альбус, её зовут Эйлин, — начал Гарри. Мальчик посмотрел на отца.       — Эй, — произнёс Альбус.       — Не-е-ет, — захихикала девочка, — повталяй: Эййин, — протянула она.       Гермиона закатила глаза: иногда дочь очень сильно напоминала ей её саму.       — Эйииин, — тем временем повторил младший Поттер.       — Павильно, — кивнула она и вопросительно посмотрела на маму. Девушка быстро сообразила, что хочет от нее дочь.       — Его зовут Альбус, милая.       Эйлин громко рассмеялась и девушка отчасти её понимала.       — Албус, — сказала девочка и снова захихикала, заразив своим смехом и мальчика.       Через некоторое время, взрослые отпустили детей играть неподалёку. Они все были рады тому, что их знакомство прошло удачно.       — С возвращение, дорогая, — наконец-то поприветствовал её Гарри и обнял. Гермиона обняла друга в ответ.       — Боже, как я скучала по вам, — прошептала она в его плечо и вздохнула родной запах.       — Да мы виделись с тобой всего пару месяцев назад, — ответил он.       — Вот именно, Гарри, целых пару месяцев, — вмешалась его жена, отнимая девушку из его объятий. — Вот я с ней не виделась несколько лет!       — Началась дележка, Мерлин, — мужчина закатил глаза.       — Бытовуха, что тут скажешь, — парировала Джинни в ответ. После чего всё рассмеялись.       Гермиона чувствовала себя прекрасно. Она и не знала, что до этого была наполовину опустошённой — сейчас, среди самых близких людей, её переполняло чувство наполненности, будто последний пазл встал на своё место.       Жаль, что так не может быть всегда…       Она напомнила себе, что вернулась сюда с определённой целью.       — Гарри, Джинни, — обратилась волшебница к друзьям. — Я понимаю, что это будет некрасиво, но я должна.       — Мы всё понимаем, — перебила её девушка. — Не переживай, Эйли в хороших руках. Иди скорее, даже я готова признать, что Малфоям необходима твоя срочная помощь.       Гермиона благодарно улыбнулась ей, затем встала и прошагала в камин. Глубоко вздохнув, в попытке унять быстро колотящееся сердце, не давая шанса себе передумать она исчезла в сполохах зелёного пламени.       Через мгновение девушка оказалась в до боли знакомом помещении поместья Малфоев, за исключением одного маленького изменения.       На ковре гостиной сидел белокурый малыш. Гермиона огляделась и, не заметив никого из взрослых рядом, подошла к нему. Мальчик оглянулся.       О Боже…       Гермиона смотрела на маленькую копию своей дочери: те же светлые волосы, те же голубые глазки, те же пухлые розовые щёчки. Её прошибло током, когда мальчик улыбнулся и пополз в её сторону. Она машинально подхватила ребёнка на руки, внимательно вглядываясь в его личико.       Гермиона не сдержала слез, когда пухлые ладошки Скорпиуса обвили её шею.       — Ты прекрасен, — сказала она ему, целуя в лобик.       Девушка никогда не верила в любовь с первого взгляда, но сейчас понимала, что зря — этот малыш залез ей под кожу за считанные секунды.       Она не понимала, что происходит, и почему так реагирует.       — «Потому что это сын Драко», — подсказал ей мозг.       Ей было искренне жаль мальчика, из-за того, что произошло с его мамой.       Также её смущало отсутствие взрослых поблизости, хотя скорее всего, зная его отца, здесь всё целиком и полностью защищено чарами.       Малыш аккуратно схватил её выпавшую из причёски кудряшку и начал перебирать её ручками.       Какой же он маленький…       Заметив, что он зевнул, она уложила его в своих руках.       Грейнджер укачивала Скорпиуса, который полностью занял свои ручки: в одной руке он перебирал её кудряшку, а большой пальчик другой он положил себе в рот.       Точь-в-точь, как Эйлин.       Она покачивала его, напевая незамысловатую песенку, до тех пор, пока он окончательно не уснул.       Раздался вздох.       Мгновение.       Секунда.       Разворот.       — Гермиона…       — Привет… — шёпотом.