наши чувства пропаганда

      назойливое солнце пробивается сквозь затонированные стекла окон в майбахе, окропляя веснушчатое лицо, что в ответ лишь жмурилось, пытаясь отпрянуть подальше. очередной мудак вылез на встречку, заставляя данилу громко сматериться, стукнув о руль, и перестроиться в другой ряд. руслан, сидящий рядом, усмехнулся по-доброму, подкалывая парня.       — щас сам поведешь, блять! — зло фыркнул рыжий, резко дернув руль.       даня, сощурив глаза, внимательно старался изучить местность на карте, параллельно тому украдкой наблюдая за абсолютно спокойным шатеном на заднем сидении. тот лишь по-детски хвастался своими умениями, дуя пузыри из пережеванной несколькими часами ранее жвачкой.        — ну че там, дань? — с надеждой в голосе спросил тушенцов, придавая себе страдальческий вид.       мол, посмотрите на меня, какой я бедный: сижу кайфую с безлимитным интернетом, сгорая от скуки. жалуюсь на вечные пробки, и со стороны, казалось, готов уже завыть от безделья. ну вот не может руслан сидеть без дела! а тут, —сидеть без дела целый час а то и больше, с занудным данилой, что толком-то и пообщаться нормально не может.       — блять, нахуй я только согласился на эту хуйню! — фыркает рыжий куда-то перед собой, предположительно, на забитую трассу с кучей машин впереди.        — мог бы не соглашаться.       — какой ты собеседник занятный, оказывается, руслан! — наигранно лыбится во все 32 данила, раздражительно цокая, — мог бы хотя б поддержать!       брюнет, решив ограничиться молчанием, устремил взгляд в окно, подмечая за ним целый рой капель от прошедшего ливня. те лишь быстро скатывались по стеклу, цепляя по дороге остальных. тушенцов всегда считал, что водить и быть пассажиром, — две абсолютно разные вещи. и более чем, устраивало его второе. сидишь себе, в окошко поглядываешь, музыку слушаешь, и за дорогой следить не нужно. там где просто, — там и руслан. а кашину быть водителем нравилось. ухаживать за своей «ласточкой», мыть и бережно относится даже к простой, казалось, вещи. шатен же этого не понимал.       из слегка приоткрытого окна доносился легкий летний ветерок, ненавязчиво колышущий рыжие прядки волос на самой макушке. целое стадо машин впереди трассы начинало двигаться и разъезжаться, что не могло не радовать уже успевшего поседеть за немаленькую половину пройденного пути данилу. молчать было впору. теперь же это не напрягало никого из присутствующих. словно они и вправду как обычный водитель и пассажир. что не было за спиной тех потерянных, проведенных друг без друга лет. и клубничная жвачка приятно щекочет нёбо, напоминая собой вкус сладкого, приторного и наивного прошлого.       — дань, ты меня ударишь, если я задам тебе тот самый вопрос? — неуверенно, тихо и боязно интересуется руслан, видя, как рыжий постепенно напрягается.       — ты прекрасно понимаешь, что мой ответ ничего не сможет поменять, рус.       тушенцов виновато поджимает губы, сам не понимая почему завел этот диалог. ведь, если не давить на больное, то оно, по идее, должно болеть меньше? если не терзать душу постоянными расспросами, может, и она успокоится? стоит ли вообще вспоминать о том, что уже давно и безвозмездно потеряно? — ответов как всегда не находится, и шатен думает, что заклеить себе рот, дабы он резко не выпаливал что-попало, — простая необходимость. рисковать ради непонятно чего — это сомнительно. но руслан идёт на этот риск, дабы наконец ощутить на себе то самое необузданное чувство. когда долго-долго старался найти ответ, рыскал по всем закоулкам, в надежде заполучить желанное, и вот, тот самый долгожданный час настал. или нет?       — почему ты бросил меня тогда? — тихо, на последнем издыхании говорит тущенцов, пристально следя за голубыми, рассеянными глазами, смотрящими в ответ.       — так было надо, руслан.       слышать подобное противно. «так было надо». «это уже ничего не поменяет» и прочая лабуда, от которой тошно в миг становилось. хотелось простого, человеческого «прости», или хотя бы намек на что-то вроде классических извинений. ведь кашин даже и представить себе не мог, насколько больно проходиться острым лезвием по не зажившим ещё ранам, истерично прокусывая губу до крови. как в бреду обзванивать все контакты, что коим-то образом могли быть связаны напрямую с данилой, стараясь уловить хотя бы одну зацепку. они многое друг о друге в принципе не знают. то, что было восемь лет назад, — останется там же.        — лучше бы мы никогда больше не встречались. — шипит себе под нос брюнет, судорожно облизывая иссохшие губы. *** Flashback       мокрая трава под пальцами с многочисленными татуировками ощущалась ничем иным, как полным олицетворением разгара летних каникул. руслан даже соизволил найти в честь такого события пыльные, уже давно завалявшиеся на дне комода солнечные очки, по правде говоря, ни от чего не спасающие. хотя, в них можно было сколько угодно разглядывать сосредоточенное лицо данилы рядом, не боясь что тот уловит на себе чужой взгляд, и покосится в ответ, только с немым вопросом в глазах, по типу: «еблан, че палишь?».       проводить время вместе руслану, говоря откровенно, хотелось, хоть двадцать четыре на семь. и, судя по счастливой улыбке кашина, тому того хотелось не меньше. встречать вместе рассветы, и точно так же провожать закаты, — стало для них всем. подолгу обниматься, целовать в краешек губ перед сном, и сыпать друг друга банальным «я люблю тебя» вошло в каждодневную рутину. от одного осознания того, что даня здесь, рядом, и живет прямо под боком, что-то теплилось в груди, разливаясь под ребрами. они доверяли, любили, и верили в тоже самое, что совсем скоро все изменится. что руслан съедет от мамы вместе с данилой, и где-то там, далеко, за сотню километров отсюда, ночные кошмары о том, что кашин может исчезнуть, — останутся в далеком прошлом.       — русь, а ты не думал пойти на доктора? — отвлекает от раздумий рыжий, присаживаясь на кортаны рядом.       — что? зачем? — хмурит брови тушенцов, и вправду не понимая к чему клонит даня. ведь, по его мнению, доктор из него абсолютно никакущий.       а парень напротив лишь ухмыляется хитро, свежую рану на коленке будто специально раздирая до крови. показательно надавливает на больное место, ногтем залезая внутрь раны. аж мурашки от данного зрелища по спине прошлись.       — ты чего делаешь?! — тут же схватывается брюнет, легонько толкая того в плечо, — совсем спятил, дурак?! у тебя потом раздражение будет, а если грязными руками туда лезть, так вообще с месяц заживать будет!       — вот видишь! — отмахивается от ударов кашин, параллельно успевая возмущаться, — я уверен, из тебя бы получился просто потрясающий доктор!       — придурок! — напоследок вставляет шатен, обидчиво отсаживаясь на пару сантиметров подальше.       однако, в голове откладывается мысль о том, чтобы попробовать себя в медицине. рыжий же настойчиво хватает за талию, от чего руслан практически моментально робеет и сдается, подставляясь под ласки. свеже сорванная ромашка вскоре оказывается за ухом у старшего, а данила всё также держит в мертвой хватке, не давая и сдвинуться с места. кажется, то самое счастье сидит рядом.       — я бы мог сказать что люблю тебя, но, скажу что обожаю, и это будет правдой. — сладостно шепчет на ухо рыжий, опаляя нежную кожу своим жгучим дыханием.       — покурим? ***       стемнело. руслан отчаянно шарится по карманам в сотый раз, в надежде найти там хоть что-то, отдаленно напоминающее пачку сигарет. надежда на то, что на каких-то богом забытых окраинах, есть хоть что-то живое, в том числе и заправки с куревом, все ещё не покидали напряженный мозг. пачка ещё, казалось, новенького чапмана, слишком быстро закончилась. данила же все наматывал бесконечные круги около машины, деловито разговаривая с кем-то по телефону. диалог после последнего их разговора не клеился. неловко было даже элементарно стрельнуть сигарету у данилы, от которого табачным дымом вечно штыняет за километр.       оглядываясь по сторонам, будто от этого что-то изменится, тушенцов подмечает в гуще леса какое-то движение, фонарики, и еле доносящиеся до слуха, чьи-то громкие разговоры. извилины в мозгу, отвечающие за своеобразное понятие «думать», на удивление срабатывают даже раньше, чем надо.       — дань! — кричит в сторону хмурого, отрешенно стоящего поодаль, данилы, шатен, — даня, блять!       — да чего тебе надо?! я тут разобраться с интернетом пытаюсь, а ты под руку вечно подпёздываешь, заебал!       — да я нашел их, долбоеб! —перекрикивает того руслан, украдкой наблюдая за недовольной физиономией парня. — за мной иди просто. и желательно не пизди дохуя.       рыжий лишь фыркает на это, лениво и неохотно, однако, все же шагает за тушенцовым, стараясь внимательно смотреть под ноги, дабы не навернуться. заросли из засохших листьев были повсюду, как и грязевые лужи с примерно таким же составом внутри. под ногами царил хаос из торчащих на каждом шагу веток, трехнедельного, —успевшего уже тридцать раз разложиться, — мусора, и небрежно кинутых бычков, марку которых, кашин от безделья зачем-то пытался разглядеть.       — а с машиной чё делать? — данила, вечно плетшийся позади, неожиданно оказывается рядом, ставя в минутный ступор своим присутствием так близко.       — по геопозиции вернемся, ты ж поставил? — словно как что-то само собой разумеющееся, предложил шатен, бровь одну приподнимая.       — блять, руслан! — резко останавливается перед ним данила, возмущенно начиная: — а раньше напомнить мне об этом нельзя было?       — пф-ф, а ещё что мне сделать?       — пойти на хуй, например! — озлобленно шипит рыжий в ответ.       — бля, хули ты так паришься? тут только одна тропинка, я уверен, что машина найдется. — с преспокойнейшим видом старается усмирить чужой пыл руслан, совершенно не понимая подобной реакции.       — боже, дай мне сил дойти до этих долбоебов, которых я последний раз видел лет восемь назад! — наигранно хнычет даня в пустоту, параллельно стараясь догонять поспевающего навстречу к приближающимся огонькам тушенцова.       и вот, когда уже вблизи можно было рассмотреть небольшое сборище людей, не обращающих на пришедших абсолютно никакого внимания, данила смог хоть немного расслабиться, увидев не только палатки, но и костер, что в любом случае не был лишним. все вокруг танцевали, распивали алкогольные напитки, общались, или же просто сидели по двое, разбившись на пары. среди них на глаза руслану попался юлик, приобнимающий, видимо, свою девушку за талию. ту, если брюнету не изменяла память, звали дашей, и сам онешко хорошо отзывался о девушке в кругу старых друзей.       — руся приехал, смотрите! — каплан, с которой тушенцов, ранее, в целом-то и не контактировал, первой заметила его появление на данном мероприятии.       вскоре же, на её голос обернулись и остальные, к тому же подмечая рядом стоящего кашина, лицо которого выражало бесконечную усталость и тотальное безразличие к происходящему.       — ебать, вы че, голубки, реально приехали? — с неподдельным интересом разглядывает гостей слава, то ли от радости, то ли от шока, едва ли не подпрыгивая на месте.       шатен лишь улыбку в себе подавляет, молча продолжая разглядывать компанию старых друзей. все изменились. некоторые внешне, другие же, наоборот, — характером. один лишь хованский не изменяет своим принципам, стоя с доверху наполненным бокалом пива в сторонке. юлик постарел, отрастил бороду, илья, увлеченно рассказывающий что-то красноволосой девушке, набил татуировки на руках, нацепив на ухо забавную серьгу. слава все также сидел в своих излюбленных черных очках, оставаясь главной загадкой компании «чертил».       — че вы как не свои! садитесь, угощайтесь, у нас тут алкашки дохуя, но, извиняйте, начали без вас. — неожиданно появляется на горизонте пьяный ромадов, накидывающийся на двух парней с распростертыми объятиями.

***

      желанная затяжка приторно-сладкого дыма наконец попадает внутрь. руслан медленно моргает, оперевшись о дерево, и параллельно выслушивает рассказ славы о том, как тот на днях умудрился спиздить чужой велосипед, коим-то чудом оставшись на свободе. расслабленный под воздействием алкоголя организм, жутко клонило в сон, вместе с тем забирая из головы все ненужные сейчас мысли. «даня-даня-даня-даня-даня-д-а-н-я», — бесконечно вертелось на языке, когда он отходил в кусты поблевать, или же громко смеялся с какой-то глупой шутки рыжеволосого, якобы «случайно» прикасаясь к его плечу. дани везде было слишком много.       казалось, будто на подкорке мозга кто-то самолично выжег его инициалы, тем самым вбив в него слишком много информации, что была попросту невосприимчива на трезвую голову. руслан стал чаще засматриваться на его губы, особенно задерживая взгляд на голубых, помутневших от дешевого пойла, глазах. стало настолько похуй на все то, что было до, — что брюнету захотелось лишь упасть в его объятия как раньше, почувствовать то тепло, в котором он катастрофически нуждался, и уснуть ровно там же, на излюбленном им же плече рыжего.       по рукам пробежался будоражащий холодок, вызывающий мурашки по всему телу. если ещё днем было душно и жарко, то сейчас же, — ставало холодно даже в безразмерной толстовке. а к слову, даже её на тушенцове не было. была лишь классическая, широкая, белая футболка, не прикрывающая и треть руки.       — руслан, ты что, ничего из вещей кроме этого не брал? — до боли знакомый голос раздается где-то над ухом. даже так, не глядя, можно было понять кто это.       — дань?.. — тихо зовет того шатен, дабы точно убедиться в своих догадках. мало ли, глюки. — мне холодно.       в ответ слышится лишь угнетающая тишина, вперемешку с шелестом деревьев на фоне. отдаленные, чужие голоса, на которых концентрироваться хотелось меньше, нежели на бархатистом, с нотками хрипотцы, голосе данилы. что-то мягкое и теплое приземляется на приструненное тело, наконец дав тушенцову расслабиться. осознание того, что кашин пожертвовал своим теплом, ради его же комфорта, приходит намного позже, чем рыжий говорит:       — тогда… меня заставили уехать, бросив тебя, я.. я честно не хотел. меня просто поставили перед фактом, не дав выбора. — практически шепчет парень, ложась рядом. наверняка, мокрая от прошедшего ливня трава, останется на одежде зеленым пятном, что отстирать будет довольно-таки трудно.       зрачки от услышанного в миг расширяются, полностью перекрывая карий оттенок, мешающийся с каким-то непонятным, черным. сердце пропускает пару ударов в секунду, а сам руслан так и замирает на месте, не в силах произнести хоть что-то. все догадки, выстроенные годами, с громким треском рушатся на глазах. дело не во мне? дело в каких-то ебанных обстоятельствах?!       если же раньше, до этого осознания, в голове складывалась хоть какая-то картинка, при которой можно было полностью обвинить в содеянном данилу, то сейчас же, все смешивается в какую-то непонятную кашу, из которой разобрать получается лишь собственные вопросы, озвучить которые, трезвый руслан точно бы не решился.       — блять, но почему?! почему ты не мог элементарно написать мне, почему.. блять. почему не мог п-просто пойти против дурацкой системы? — захлебывается в собственных же вопросах шатен, смотря в чужие омуты, из которых поочередно бежали слезы, скатываясь вдоль, по лицу.       смотря на то, как даня плачет, в голове тут же находилось тысячу сравнений. все выглядело так, словно на землю сошел одновременно град, ураган, дождь, снег и солнце. буря эмоций кипела внутри, словно нагретый на раскаленном огне чайник.       — у меня отбирали телефон, запирали в комнате, и наказывали голодом, если я хоть разочек мог заикнуться о том, что хочу к тебе. — смотрит потухшим взглядом, ладонями закрывая лицо. и становится ещё больнее.       брюнет уже не думает о последствиях, о том, что будет завтра, послезавтра, через месяц… он подцепляет чужие ладони, прикрывающие заплаканное, веснушчатое лицо, и прижимает данилу ближе к себе, кажись, до хруста ребер. успокаивающе гладит по ржавым волосам, бережно пропуская меж пальцев каждую прядь. ведет руками по чужому позвоночнику, чувствуя, как намокает ткань в районе плеча, куда уткнулся даня. спустя недолгих пять минут отстраняется, держа лицо парня в собственных ладонях. большим пальцем мажет по влажной щеке данилы, находясь непозволительно близко.       а после целует. целует, чувствуя чужое размеренное дыхание у себя на шее. целует, чувствуя, как в груди расцветает неведомое и уже давно забытое чувство. целует, чувствуя, что ему неуверенно отвечают, пуская в ход язык. нежно, трепетно и желанно. так, как никогда раньше.