Состоятельные идеи

— Сядь мне на лицо. — неожиданно произносит Минаками как-то вечером за ужином. На улице уже темно и тихо, лампа является единственным источником света, а кухня наполнена приятным ароматом пряностей и домашней еды. Минаками сидит с новой рукописью Тамамори, казалось бы, совершенно отвлеченный. Зато Тамамори себя таким спокойным не чувствует. Он едва не проливает свой чай, подавившись от удивления и возмущения. — Что?! Не то чтобы он не понял с первого раза, но такие странные и определенно необычные предложения требовали пояснений. — Сядь мне на лицо. — повторяет Минаками еще раз тихим и спокойным голосом. Его выражение не отражает ни единой эмоции, на губах извечная добродушная улыбка, а глаза сощурены, и Тамамори даже не уверен: то ли Минаками сейчас действительно поддерживает с ним беседу, то ли просто зачитался настолько, что начал говорить вслух. Правда, Тамамори определенно помнит, что не писал ничего настолько… Настолько! — Я с первого раза услышал! — огрызается он, неловко одергивая рукава рубашки. Тамамори чувствует себя ужасно неуверенно: Минаками сидит тихо и даже не смотрит в его сторону, никаких объяснений за вполне логичным возмущением не следует, и они проводят еще несколько секунд в полной тишине, прежде чем Тамамори окончательно понимает, что больше ничего не добьется, если продолжит просто ошарашенно смотреть на своего любовника. Вместо этого он выбирает другую тактику и слегка хмурится, чувствуя, как собственный голос дрожит. Тамамори совершенно не понимает, что означает это странное предложение, но шестое чувство улавливает за ним какой-то пошлый подтекст. Это странно и жутко одновременно — Минаками был не из тех людей, кто обсуждал собственные желания в постели, потому что обычно, если он чего-то хотел, то даже не спрашивал и просто делал все, что ему заблагорассудится. — Что ты имеешь в виду? — дрожащим голосом спрашивает Тамамори. И в тот момент, когда эти слова срываются с его губ, он уже не совсем уверен, хочет ли он знать ответ. Минаками даже не шевелится, за исключением пальцев, переворачивающих страницы. — Недавно я прочитал интересную книгу. — начинает он так, будто они ведут совершенно обычную и светскую беседу. Это вымораживает и заставляет неловко напрячься. — К сожалению, я не сразу увидел предупреждения на обложке, и позже оказалось, что это был эротический роман, описывающий сексуальные отношения между двумя мужчинами. Но история мне понравилась. Тамамори тяжело и протяжно вздыхает — еще бы ему история не понравилась. Он даже не знает, чего прямо сейчас хочет больше: забыть весь этот неловкий разговор и уйти спать, или придушить Минаками так нежно за то, что такие невнятные предложения делает. И молчит. Долго молчит, упорно. То ли забыл, что, вообще-то, прямо сейчас с живым человеком разговаривает и зачитался, то ли решил, что Тамамори его объяснений не очень-то и достоин — сам как-нибудь догадается. Это вызывает невыносимое раздражение и еще один вздох: — И? — И? — переспрашивает Минаками, отрывая взгляд от страниц рукописи. Он смотрит на Тамамори будто бы в трансе несколько долгих минут, а затем неожиданно вспоминает, о чем они только что говорили. И тогда он внезапно приосанивается, кладет рукопись на свои колени, и Тамамори только сейчас замечает подозрительный блеск в его глазах. — Я хочу попробовать с тобой кое-что. Из этой книги. Тамамори скептически поднимает бровь. Он одним глотком осушает свою пиалу чая и прочищает горло: — Ты хочешь попробовать со мной сексуальные практики из твоего ужасно подозрительного похабного романчика? — наконец произносит он, сощурившись. Минаками в лице совсем не меняется. — Да. И я хочу, чтобы ты сел мне на лицо. — в который раз повторяет он. Ни того, как он вообще себе это представляет, ни того, что именно требуется от Тамамори, Минаками, конечно, не говорит. Из него абсолютно все приходится вытаскивать чуть ли не насильно, и это определенно раздражает. Тамамори ловит себя на желании прямо сейчас выхватить страницы своей рукописи из его рук и хорошенько так шлепнуть по голове. Может, хоть в себя придет. Но и Тамамори ведь не настолько тупой, чтобы совсем ничего не понимать. Как минимум, он вполне явно осознает, что Минаками нарочито опускает большую часть информации и предлагает выбор без выбора. Ему нравится конкретно идея прогнуться под Тамамори и заменить на ближайшие несколько минут ему стул, а это, конечно, вызывает некоторые подозрения и вполне обоснованные опасения. Тамамори ухмыляется и складывает руки на груди. Он уже знает, как сбить с Минаками всю спесь. — Ну-у… Это звучит довольно интересно, хотя я бы в жизни не подумал, что тебе нравится такая странная литература. — начинает было он. Верно, сейчас стоит вернуть Минаками из его влажных и извращенных фантазий на землю, а затем заморочить мозг в своей излюбленной манере, чтобы больше о всяких необычных желаниях он даже не вспоминал. — Жаль только, что дождя нет. — с наигранным недосочувствием продолжает Тамамори. Даже сопровождает все это разочарованным вздохом, как будто ему действительно жаль. Это определенно точно должно сработать. Они занимаются сексом только в дождливую погоду, сегодня на небе не было ни облачка, а сезон дождей начнется еще не скоро — у Тамамори будет более, чем достаточно времени, чтобы забить его память своими новыми историями, например. — Дождь идет. — внезапно отзывается Минаками. Он проводит большим пальцем по своей нижней губе и возвращается к чтению — судя по всему, осталась последняя страница. Тамамори чувствует неприятный узел, скручивающийся в животе и как-то растерянно смотрит на Минаками. Сегодня вечером у него появляется вопросов больше, чем за все эти несчастные десять циклов. — Что ты имеешь в виду? — хмурится Тамамори. Он поворачивает голову в сторону раздвижных дверей, но ничего не замечает. — Дождь идет. — снова повторяет Минаками. Сегодня вечером он ведет себя гораздо страннее, и это выводит из себя просто ужасно. — Недавно начался. — добавляет он, и до Тамамори тут же доходит природа возникновения загадочного голубого блеска в его глазах. Если дождь действительно начался — а он определенно начался, ведь у Тамамори не было ровным счетом никаких причин, чтобы сомневаться в словах Минаками, то… Его план с треском провалился. Лицо Тамамори тут же покраснело и он стыдливо отвернулся, гневно глядя на дверь. — Я тебе не верю. — Ты можешь выйти на улицу и посмотреть. Я тебя не обманываю. — без капли разочарования или сожаления по поводу недоверия Тамамори говорит Минаками. Тамамори действительно поднимается со своего места, раздвигает двери и удивленно выглядывает на улицу. На его нос тут же попадает несколько маленьких дождевых капель. Облака на небе действительно закрывают звезды, и Тамамори невольно ежится от холода, прежде чем спрятаться обратно в тепло родного дома. Несколько минут он мнется на одном месте, с каким-то запоздалым осознанием замечая, какой напряженной выглядит сидящая за столом фигура Минаками. — Ты знал! — неожиданно с громким и возмущенным возгласом произносит Тамамори. Нет, он определенно точно собирался убить этого придурка. Минаками натянуто-нервно улыбнулся, сжимая пальцами страницы рукописи. Ах, конечно, он прекрасно знал о том, что дождь начнется, еще тогда, когда начал весь этот разговор. Вот же… — Иначе ты бы меня не стал слушать. — наконец виновато попытался оправдать себя Минаками. Тамамори сложил руки на груди, всем своим видом выражая крайнее осуждение и негодование. Минаками отложил прочитанную историю на стол и, наконец-то, взглянул на Тамамори. — Зато, когда идет дождь… — Зато, когда идет дождь, я не могу тебе отказать! — заканчивает за него фразу Тамамори, чтобы Минаками не успел выстроить все так, будто это он тут такой жертвенный и вообще, его главная цель в жизни — потакать желаниям одного конкретного недописателя. Улыбка Минаками становится шире: — Ну, мы ведь все равно собираемся провести этот вечер в спальне, так что я не вижу причин для твоего негодования. — Не видит он, значит! — громко восклицает Тамамори, наматывая круги по комнате. Как будто Минаками со своими прищуренными глазами может вообще хоть что-то видеть! Уже через несколько секунд он продолжает таким же гневным и возмущенным тоном: — А как выставлять меня идиотом, так это пожалуйста?! — Но, Тамамори-кун, это правда то, чего я хочу. — произносит Минаками своим неизменно спокойным и ровным тоном, заставляя Тамамори чувствовать себя какой-то истеричкой на его фоне. — Я даже специально подгадал время, чтобы ты не чувствовал себя слишком неловко. Тамамори хмурится и фыркает. — Каков герой. Минаками пожимает плечами и открывает глаза. Дымная голубая радужка опасно мерцает, но вовсе не от дождя или от внезапного пробуждения ревнивого духа, с недавних пор вернувшегося обратно к изначальному владельцу. Нет, Тамамори почти сразу узнает этот знакомый голодный блеск, проявляющийся только в такие дождливые вечера, как этот, и слишком поздно осознает, что попался в лапы зверя еще в тот момент, когда Минаками только переступил порог этого дома, заранее зная, что совсем скоро пойдет дождь. А сейчас бежать было некуда, тем более автором такого неудобного соглашения когда-то выступил сам Тамамори. Он тяжело вздохнул, чувствуя, как нервно-напряженный узел в его животе скручивается туже и разрастается — все-таки, дождь и на него самого влиял не самым обычным и приятным образом. — Ладно. — наконец совершенно безразлично отвечает Тамамори. Он все еще рассматривает идею Минаками с абсолютным скептицизмом, но сейчас был довольно приятный и тихий вечер, сейчас шел дождь и, ну… вообще-то, Тамамори солжет, если скажет, что в какой-то момент его отношение к предложению Минаками сменилось с «о, какой ужас» на «интересно». Возможно, это был какой-то новый способ психологического воздействия на разум. — Ладно? — неожиданно оживился Минаками, и Тамамори едва удержался от внезапного желания рассмеяться ему в лицо, глядя на это возбужденно-ошарашенное выражение и щенячьи глаза. — Ага. Только не думай, что я это просто так делаю. Будешь должен! — отвечает он ему уже где-то по пути в собственную спальню. Минаками больше ничего не говорит, но Тамамори и не нуждается в ответе. Комната встречает их прохладой вечернего воздуха и легкой полутьмой. Минаками закрывает за ними дверь, а Тамамори прерывисто выдыхает и начинает расстегивать собственную рубашку. Пальцы дрожат от разыгравшихся нервов и предвкушения, пока Минаками не прижимается своей обнаженной — и когда только успел? — грудью к его спине. — Помочь? — тихо спрашивает он своим хриплым и тихим голосом куда-то в шею, пока Тамамори чувствует, как его ноги подкашиваются. Он даже не успевает дать внятный ответ, как Минаками уже расправляется с несколькими его пуговицами, параллельно обводя руками каждый новый обнаженный сантиметр бледной кожи. Его губы нежно касаются уха, когда Тамамори наконец поворачивается к нему лицом и обхватывает обе щеки, несильно сжимая. Минаками виновато ему улыбается, как будто действительно где-то накосячил, а затем наклоняется и мягко целует. Они несколько секунд стоят так в абсолютной тишине, лаская друг друга и помогая избавиться от одежды. Минаками ложится на футон и осторожно тянет Тамамори за собой, усаживая на свой пах, а Тамамори в этот же момент чувствует, как внутри что-то напрягается от неловкости и непонимания того, что они вообще собираются делать. Его лицо краснеет, а руки непроизвольно ложатся на плечи Минаками, пока тот сжимает его бедра и поглаживает пальцами выступающие косточки. — Мы не обязаны делать этого, если ты не хочешь. — мягко произносит он, с легкой улыбкой наблюдая за смесью эмоций на чужом лице. И Тамамори был бы очень признателен, если бы хоть какая-то часть Минаками выглядела хотя бы немного виноватой за то, что он довел Тамамори до такого нервного состояния. Но по итогу все, что он получил, это нежный взгляд из-под полуприкрытых глаз и твердый член, упирающийся прямо в бедро. — Ну уж нет. Я не ради этого тебя весь вечер терпел! — возмущенно шепчет Тамамори и хмурится. Собственный голос звучит непозволительно громко в рамках тихой и изолированной от окружающего мира комнаты, пока Минаками думает, что несдержанные стоны идут Тамамори больше, чем подобные вспышки гнева. — Хорошо. Тогда иди сюда. — тихо произносит он и его пальцы смыкаются на локтях Тамамори. Он тянет его вперед, пока тот не нависает прямо над его грудью, а затем Тамамори неожиданно вырывается. — Стой! Т-ты… ты серьезно сейчас? — тихо спрашивает он, делая глубокий вдох. Лицо неумолимо краснеет, когда он смотрит на Минаками сверху вниз, а тот в ответ лишь улыбается, одаривая его влюбленным и восхищенным взглядом. — Да. Тамамори сглатывает и неуверенно отводит взгляд. Руки Минаками сжимают его бедра, с каким-то особым упоением он тискает молочно-бледную кожу, а затем спускается чуть ниже, пока Тамамори не оказывается прямо над его лицом. Тамамори опускает пристыженный взгляд вниз, а взамен получает такой же, но любопытный и изучающий. — Н-не смотри на меня! — неожиданно громко произносит он и хмурится. Губы дрожат, и он чувствует себя нервничающим еще больше, чем во время своего самого первого раза с Минаками в храме. Но гораздо хуже то, что его член в ответ на пытливый взгляд только возбужденно напрягается. — И-и вообще… Что если у меня ноги сведет? — тихо спрашивает Тамамори, неуверенно поджимая губы. — Я буду держать тебя. — обнадеживающе отвечает Минаками и безразлично пожимает плечами. — Или мы можем поменять позицию, если тебе не понравится. — А-а-а если я тебя задушу? Ну так… случайно… — неуверенно продолжает он. Вообще-то, если Тамамори хотел таким образом заставить Минаками передумать, то ему определенно нужно было начать этот разговор гораздо раньше. Но Минаками в ответ на это нелепое предположение лишь молчит, и остатки здравого смысла Тамамори подсказывают ему, что, вероятно, это связано с тем, что ответ ему может не понравится. Минаками трется носом о его бедро и тут же лижет, не отводя взгляда. Тамамори закрывает лицо руками, пытаясь унять слишком сильно стучащее сердце, и в ответ на это Минаками только хрипло смеется и оставляет дразнящий укус на мягкой коже. А затем вдруг неожиданно тянет его вниз, на себя, до того момента, как его собственные губы не соприкасаются с бедрами Тамамори. И все, что остается другому мужчине, это только громко пискнуть и непреднамеренно сжать голову Минаками между своих ног. Горячее и шумное дыхание опаляет его кожу в самом чувствительном и уязвимом месте, руки Минаками сжимают бедра и плавно скользят к ягодицам, мягко раздвигая их, и в тот момент, когда Тамамори чувствует горячий и скользкий язык, круговыми движениями обводящий его дырочку, он готов свалиться без сознания от недостатка кислорода. Это ужасно. Не потому, что ощущения от медленно проникающей внутрь мышцы неприятные, а потому что это стыдно и удивительно хорошо одновременно, Тамамори едва может дышать и произвольно отстраняет руку от своего лица, вместо этого хватаясь за чужие волосы и оттягивая темные пряди. — М-Минаками… — тихо и отчаянно зовет он. В ответ откуда-то снизу доносится довольное бурчание, но Минаками в данный момент, кажется, слишком занят, чтобы ответить нормально. Его язык движется внутрь и наружу плавными, медленными движениями, а пальцы крепко сжимают бедра, и Тамамори не особо хочет думать о том, насколько эта хватка сильная, и что даже при особом желании он больше не сможет встать и уйти, пока Минаками ему не позволит. Не то чтобы ему особо хотелось это сделать — движения Минаками были как обычно приятными, и Тамамори зажмурился и зажал себе рот рукой, пытаясь издавать как можно меньше звуков. Ощущение от проникновения языка почти ничем не отличалось от ощущения члена, но это было более… Более мокро, более грязно, более… пошло. И когда Минаками медленно вставил палец, двигая им параллельно с языком в медленном и ритмичном темпе, все, что мог сделать Тамамори, это сдавленно застонать и сжать бедра. Минаками в ответ на это отреагировал легким движением головы, а затем ввел и второй палец, размеренно двигая ими в чужом податливом теле. Тамамори протестующе заскулил. Минаками что-то едва слышно мурлыкнул себе под нос и крепче сжал его бедро свободной рукой, с собственническим упоением следя за тем, чтобы оставить как можно больше синяков, но у Тамамори не хватало сил на протест какого-либо рода. Минаками сдвинул пальцы чуть в сторону, резко и внезапно толкнулся по самые костяшки, задевая чувствительный комочек нервов где-то внутри Тамамори, а тот ответил лишь сдавленным стоном и крепче сжал ноги вокруг чужой головы. Это ощущалось слишком странно и необычно, учитывая то, что до этого самого момента они ничего подобного не практиковали, но для себя Тамамори выделил два самых важных и абсолютно точных момента. Первое: это, вероятно, был какой-то новый способ самоубийства, и Минаками просто собирался использовать чужое тело на своем лице вместо петли, чтобы задохнуться и умереть с удовольствием. Второе: Тамамори не особо-то и возражал против этого. Как он вообще мог возмущаться, если язык Минаками плавно скользил по его внутренностям, покрывая слюной, а его пальцы тут же толкались следом, растягивая и задевая чувствительное место глубоко внутри? Тамамори опускает голову, тяжело дыша, и тут же закрывает собственные глаза рукой, не в силах сдержать судорожный вздох. Он тянет Минаками за пряди волос, и тот мгновенно отзывается на слегка болезненное прикосновение тихим бормотанием чего-то себе под нос, а затем отпускает хватку на чужом бедре и вместо этого тянется свободной рукой к забытому и истекающему предэякулятом члену Тамамори, заключая его в плотно сжатое кольцо из пальцев. Тамамори отвечает на это громким стоном. Без дополнительной поддержки его ноги неконтролируемо дрожат, и он хнычет, несдержанно толкаясь бедрами прямо в руку Минаками. Движения пальцев и языка внутри находят общий ритм с ладонью, скользящей по члену, и все, что остается Тамамори, это подстроиться, гонясь за собственным удовольствием. Все равно Минаками совсем не возражает против подобного использования своего тела. Он, кажется, наоборот, лишь довольно закрывает глаза и толкается пальцами внутрь в устойчивом темпе. Ноги Тамамори сводит легкой судорогой. Он хнычет, издает жалобный скулеж и хватает Минаками за запястье, не позволяя убрать руку, но в ответ его лишь сжимают сильнее, тянут ближе и держат крепко, не давая отстраниться. Большой палец Минаками настойчиво гладит головку и размазывает по стволу естественную смазку, пока Тамамори не издает громкий задушенный стон, глубоко впивается зубами в собственную руку и кончает. Его бедра неконтролируемо дрожат, когда он еще несколько секунд толкается в руку Минаками, покрывая его ладонь собственной спермой, и только после этого Тамамори, наконец, успокаивается. Дыхание остается тяжелым, и он хмурится. Вообще-то, Тамамори никогда не отличался особой выдержкой, но именно эта поза, за неимением поддержки, заставляла его чувствовать себя особенно измученным. В данный момент, его, наверное, хватило бы лишь на то, чтобы дойти до ванной. Хорошо, что Минаками, только что снова удобно устроившийся между ног Тамамори и оставляющий легкие укусы по всей поверхности кожи, вовремя заметил и предоставил такую необходимую поддержку, крепко обхватив руками бедра. — Как ощущения? — тихо спрашивает Минаками, окидывая задумчивым взглядом смущенное лицо другого мужчины. Тамамори недовольно фыркает: — Ужасно. У меня ноги болят. Лучше бы вместо этого нормальным сексом занялись. Минаками виновато улыбается и ласково ведет носом по внутренней стороне бедра, прежде чем оставить еще один легкий укус. — Тебе понравилось? — Да. — с обреченным вздохом отвечает Тамамори. А какой смысл врать? Улыбка Минаками становится шире. Тамамори пытается подняться. Сейчас больше всего на свете хочется принять горячую ванну и размять затекшие конечности. Но в ту же секунду он с удивлением обнаруживает, что не может. Совершенно. Как будто его что-то крепко держит, или… — Минаками? — тихо спрашивает Тамамори, удивленно глядя вниз. Он уже согласился на его странную идею, чего этому книжному червю еще надо? — Мы уже закончили, разве нет? Тамамори встречает опасно-мерцающий из-под полуопущенных ресниц взгляд. Минаками хищно улыбается и, на контрасте, ласково трется щекой о внутреннюю часть чужого бедра. Его пальцы болезненно впиваются в кожу, и Тамамори с внутренним негодованием и проглоченным возмущением осознает, что на утро наверняка останутся синяки. — Но, Тамамори-кун… Я еще не закончил.