drowning love

Чонгук стоит у широкого окна, спрятав руки в карманы камуфляжных брюк-карго, и наблюдает, как на улице кружатся снежинки. Синоптики обещают сегодня небольшой дождь и оттепель, но видит парень другое: как кристаллики снега неспешно припудривают крыши низких домов, превращая спальный район в нечто сказочное, нечто волшебное. Да только сердце его требует иной магии. Так сказать, настоящего тепла, которым с ним может поделиться лишь один особенный человек, лишь одно любящее сердце… Поэтому он активно трёт ладони друг о друга, от чего они чуть ли не искрят перед глазами. Тянет ворот чёрной водолазки вверх, дабы согреться, когда слышит за спиной чьи-то неуверенные, но такие долгожданные шаги. «Наконец-то приехал», — думает он и выдыхает скопившейся воздух из лёгких. Оборачиваться не спешит. Он знает, кому эти шаги принадлежат. Знает его походку и успевает наизусть выучить спокойную поступь. Ведёт носом в сторону и чувствует пьянеющий аромат его духов с примесью столь желанного мускуса прямо на расстоянии. По нему Чонгук сходит больше всего с ума, поэтому в блаженстве закрывает глаза и… время вдруг замедляется. Он ждёт. Жаждет прикосновений. До ломоты в теле хочется повернуться лицом к любимому и, наплевав на все правила и условности, броситься в сильные объятия и тоже обнять. Но терпит. Он сам к нему подойдёт. Подойдёт и сам обнимет. После успешного прохождения пятинедельного обучения в центре для новобранцев, Чон Чонгука направили в артиллерийское подразделение пятой дивизии в Ёнчхоне, провинции Кёнгидо. Там новоиспечённый солдат успел многому научиться у южнокорейской армии и смог воспитать в себе дух настоящего воина. И не смотря на то, что прошло не так много времени, парень в очередной раз осознал какого это продолжать играть на камеру, а на камеру он будет играть ещё долго. Всё же Намджун был прав (а прав он оказывается во многом): даже в армии ему им не дали покоя. Даже там, где по факту информация о них не должна просочиться ни на каплю за пределы подразделения, фанаты донимали их — и уверен ещё будут донимать — письмами и отправлениями с подарками. Даже там… даже там курсанты приставали к нему с глупыми расспросами по типу: «а правда, что вы вместе?..», «это всё по-настоящему или так: играючи?..» и дальше по списку. Так глупо и так смешно, что аж живот надорвать можно. Но как держать лицо, когда на тебя нацелены тысяча камер? Как всем объяснить, чтобы от них наконец отстали и позволили тихо и без лишней шумихи отдать стране долг и всё на этом — точка. Как?! Ответ Чонгук и сам пока толком не знает. Поэтому ему приходится всё это терпеть. Страдать и в тайне изнывать лишь по одному человеку. По нему… Своему маленькому тигрёнку. — О чём думаешь? — обняв крепкое тело со спины, Тэхён шепчет вопрос горячим дыханием прямо ему на ухо. Приятно — мурашки уже побежали по спине. Ни «привет, как дела?», ни просто «здравствуй». Тэ сразу перешёл к делу. Чонгук в нём это очень обожает. — О том, как я по тебе сильно скучал, — честно выдаёт Чонгук, и это является правдой. Ему дали увольнительный отпуск в один день, который, к счастью, совпал и с тэхёновым. И этот день, а точнее ночь, они собирались потратить не на пустые разговоры. — Ты так вымахал, Гуки-и, — ахая и охая, Тэхён довольно ощупывает его плечи и мышцы на руках. Они, словно сталь, красиво играют под его длинными пальцами пианиста и соблазнительно выделяются под кофтой Чона. — Набрал мышечную массу? — Набрал, — полноценно развернулся к нему корпусом, оторвав взгляд от безмятежно падающего за окном снега. — А ты? — И я тоже набрал. Смотри, — согнув руку в локте, посильнее сжал кулак, показывая накаченный в армии бицепс. Тэхён был в футболке и брюках цвета шоколада. Весь в гражданском. На его лице заиграла прямоугольная, привычная Чону, улыбка. — Ну, как? — стал перед ним красоваться. — Нет, я не об этом, — Чонгук облизывает губы, по привычке кусая там, где раньше был пирсинг. — А о чём же? — немного даже теряется, от чего брови сразу же поплыли вверх, а улыбка сползла со смуглого лица парня. — А ты? Ты скучал по мне? — вздох — выдох. Сердце почти остановилось и пропустило пару тройку ударов. И почему на душе стало так тяжко? Чонгук сдаётся: всё же скучал. Думал, что не будет, думал, что будет легче, но Чонгук снова проиграл эту битву с собой: он его любит. Может, даже сильнее, чем Тэхён любит его. Тэ опускает руку и без промедления прижимается к нему впритык, тыча в небритую щеку Чона чуть ли ни носом. Невесомо укладывает руки на его тонкой талии, которую даже армия не смогла исправить, и почти дотрагивается своими губами чужих губ. Страстно в них шепчет, снова: — Скучал, — с трудом глотает слюну, закрывает в предвкушении глаза и тоже ведёт в его сторону носом. От Чонгука пахнет свежестью. Предусмотрительный: успел принять душ. Знал, чем всё сейчас закончится. — Ты не представляешь, как сильно я по тебе скучал. Не было и дня, когда я не засыпал с мыслью о тебе, малыш. От этого обращения у Чонгука защекотало под ложечкой. Он, наконец, улыбнулся. Боже, да чего же он раскис! Дурак. Размяк в руках Тэхёна, растаял, как кусочек сливочного масла на солнце. Пару ласковых слов в его сторону и его внутренности в ту же секунду превратились в манную кашу, а сердце стремилось отбить в новом ритме набат. В отличии от Тэхёна он не закрывает глаза. Жадно вблизи его рассматривает. Пытается не упустить ни единой детали. Подмечает, что все родинки на месте, пересчитывает реснички и нежно, чтобы у Тэхёна тоже затрепетало от счастья под рёбрами, гладит бархатную гладко выбритую щеку, которая румянцем тут же покрывается. Тэхён, как котёнок, тоже любит ласку. И в ладонь ему начинает мурлыкать. — Любимый… Чонгук обнимает его с непередаваемым благоговением и первым тянется к мягким губам. Касается нежно, едва ощутимо. Это напомнило те далёкие времена, когда они впервые признались друг другу в чувствах. Тогда Чонгуку было так страшно, что от слов «я тоже люблю» парень убежал куда подальше и не разговаривал с Тэхёном ещё месяц. Старший на него не обижался и дал ему время подумать, принять себя. Нового себя. До встречи с Тэхёном Чонгук и не знал, что ему могут нравится парни. Нет, не парни! Ему только Тэхён нравится. Только Тэхёна в этой жизни он будет любить. Но теперь всё по-другому. Слова «люблю» вырываются сами. Где-то между поцелуями, которые нарастают с каждой секундой, и глотками упоительного воздуха, который общим уже стал. — Люблю, люблю, люблю… — как безумный шепчет Чонгук и слепо бродит губами по желанному лицу, а руки сами под чужую майку залазят. Выглаживают там горячую кожу и крепкую мужскую грудь незатейливыми узорами, будто кистью проходит на морозном окне. Тэхён уже весь дрожит, просит не останавливаться. — Люблю тебя безумно… — И я люблю, — всё, что остаётся говорить в ответ, когда Тэхён, не разрывая поцелуя, ведёт их прямиком в спальню. Теряя по пути вещи, они уже голыми падают на холодную постель. Возбуждение приходит сразу. Трудно его сдерживать после столько дней разлуки. Тэхён это видит, и Чонгук не слепой. Припадает носом к паху, спускается ниже, целует внутреннюю сторону бедра. Так, как это любит его хён. Это самая эрогенная зона Тэхёна, поэтому тот одаривает его вырвавшимся тихим гортанным стоном, от которого Чонгука немного ведёт. Вставший член Тэхёна сразу же каменеет, дёргается, реагирует на чужие ласки, выделяя первую каплю предэякулята. Он тянет к нему руки, но Чонгук по ним мягко ударяет. Мол, погоди, будь терпеливей. Молча проводит между ними границу, которая ближе к ночи сотрётся сама. — Хочу, чтобы сегодня сверху был я, — произносит Чонгук, ведя влажную дорожку по прессу Тэхёна, груди и к его острым ключицам. А потом в самые губы: — Хочу почувствовать собой твоё жаркое нутро. — Чонгук… — только и выдыхает Тэхён, закидывая в накатившем экстазе голову назад, оголяя шею для новых поцелуев. Тэ готов кончить только от этих слов. Для него секс без проникновения — самая лучшая прелюдия. Тэхён всегда это говорил и ещё много раз скажет: без Чонгука ему не жить и никогда от него не откажется. — Только без засосов. Ты знаешь почему, — быстро приходит в себя, когда Чонгук пристрастился и там, за ухом, его целовать. Конечно, он знает, поэтому Чонгук и сдерживает себя. Будь его воля, он сейчас же разложил бы Тэхёна на чистых шёлковых простынях и дышал бы им всю ночь напролёт. Поцелуями пил бы его сладкую кровь так, чтобы от неё пьянел не только он. Но нельзя. Вечером следующего дня им предстоит ещё вернуться на службу. — Как скажешь, дорогой, — и пальцами прикасается к его порозовевшим соскам. Старательно их выглаживает, вылизывает языком. От стимуляции они быстро твердеют. За то долгое время, которое они вместе, он изучил пристрастия Тэхёна, знает как доставить ему чистое удовольствие, понимает, как довести своего хёна до исступления аж два раза подряд. Чонгук знает его слабости больше, чем свои. — Покажешь на мне парочку своих особых приёмов? — Ты о чём? — Тэхён успевает потеряться в пространстве. Внизу всё ноет. Дико хочется кончить, но терпение — добродетель. Тэхён знает, что чуть позже он обязательно получит своё, но Чонгук так любит над ним измываться. — Ты ведь теперь в спецназе. — Я всего лишь курсант. — Но ты солдат особого класса. Чему тебя там научили? Покажи. Тэхён негромко смеётся. Он не глуп, понимает, что Чон его тем самым заводит. Поэтому он не тушуется, делает резкий захват ногой, меняясь с Чонгуком позициями. Теперь из них двоих сверху находится он, не Чон. — Ну как тебе? — придавливает его одним коленом, частично обездвижив. — Впечатляет, — гладит его стройные бёдра и с восхищением смотрит на Тэ, будто тот стал для него богом или идолом в одночасье. На дне зрачков чёрных, как омут, глаз уже черти пляшут и просят срочного продолжения. Так что Чонгук тянется к нему свободной рукой и без стеснения раздвигает половинки. Проводит пальцем там, где ещё никто не касался, от чего кольцо плотных мышц сразу сжимается. Тогда Чонгук достаёт из-под подушки тюбик смазки, которой пользовались уже ни один раз. Открывает. Где-то поблизости валяется и лента презервативов. — Я не успел сходить в душ, — опомнившись, Тэ хватается за запястье Чонгука, когда тот выдавливает прозрачный гель себе на пальцы. — Не важно. Для меня ты всегда желанный, — и они продолжают. Тэ устраивается поудобней, в позе наездника Чонгук его медленно растягивает. Немного щиплет и странно внутри покалывает, но неприятные ощущения быстро проходят, когда Чон умело задевает простату. Массажируя бугорок размером с каштан, Чонгук слышит ни один стон удовольствия. Глаза Тэхёна снова закатываются, и он неосознанно быстро кончает ему на живот. — Прости, — облизывает пересохшие губы, падая ему на грудь, всё ещё сжимая в себе чужие пальцы. — Я не смог себя сдержать. — Ничего, ты прекрасен, — Чонгук им занимает ещё с минуту. Возбуждённый Тэхён, мечущийся в его руках от ласк, — лучшее зрелище. Это ещё сильнее его возбуждает. О каких извинениях может идти речь? Чонгук и сам хочет побыстрее уже кончить. От одних мыслей, что вскоре он войдёт в Тэхёна, дыхание спирает, а из грудины готово вырваться сердце. Говорят, милосердие часто скрывается в глазах наших жертв, но был ли Тэхён жертвой Чонгука? Может, из них двоих жертвой является как раз-то не он, а последний? Но если так, то ему всё равно. Без разницы, что скажут люди и напишут о них в интернете. Слухи и так ходят разные, Чонгук не обязан за каждый отчитываться. Он просто понял, что с Тэхёном ему хорошо. Ему не важен его пол или ориентация. Он ничего никому не обязан. И Тэхён тоже. Поэтому ему искренне плевать, кто там что скажет, и кто уже является жертвой. В глазах своего тигрёнка он найдёт нежность, которой они насладятся сами, без посторонней помощи. — Чонгук… — уже почти просит Тэхён, укладываясь животом на подушку, маняще выпячивая зад, но Чонгук тут же его переворачивает. Хочет видеть глаза. Его прекрасные раскосые глаза. Карие вишни, отражающие тысячу звёзд. Подтянув к себе податливого парня под колени так, чтобы было удобно, Чонгук быстро раскатывает на себе резинку и входит в него медленно, с животным рыком, наконец ощутив долгожданное тепло изнывающей головкой своего члена подрагивающей растянутой дырочки. Чонгук берёт его без спешки. Даёт сначала привыкнуть к себе, а лишь потом начинает входить в него на всю длину и полностью. Почти даже вдалбливается в него. Трудно себя сдерживать, когда видишь, как твой член пропадает в тугой упругой заднице. И Чонгуку так хорошо, так прекрасно! И Тэхёну тоже хорошо. Тот, как амёба, растёкся по постели, расставив ноги широко в стороны, чтобы удобно его брали, а слюна бесконтрольно уже потекла по его подбородку вниз. Сглатывать её, когда по твоей простате так умело бьют половым мужским органом, сил уже просто не хватало. — Чон… Чон… Чон-гук, — с каждым толчком в себя пытается простонать его имя вслух, но выходит либо не полностью, либо по слогам. Тогда, видя полуобморочное состояние Тэхёна от резко нахлынувшего удовольствия, Чонгук резко из него выходит, снимает презерватив, кидает куда-то в сторону и активно надрачивает себе кулаком. Кончает быстро, обильно, прямо тому на промежность. Падает на него сверху, пока тот ещё дрожит от собственного оргазма. — Чонгук… — всё ещё шепчет его имя, а Чон целует его возле ушка. Благодарит, конкретно не зная за что. За то, что он по-прежнему с ним? За то, что однажды выбрал его? За то, что позволил сегодня быть сверху? Или… — Я люблю тебя, — как мантру повторяет уже в сотый раз, сгребая под себя мягкое тело своими крепкими руками и утыкаясь носом в шею там, где учащённо бьётся пульс. — Я знаю, — в сотый раз Тэхён ему отвечает. — И я тоже люблю. Тебя и только тебя, малыш, — облизывает пересохшие губы и закрывает глаза, чтобы немного успокоиться. Тэхён знает, что любовь заключается не в том, чтобы смотреть друг на друга (хотя это может быть тоже полезным), а в том, чтобы смотреть в одном направлении. Поэтому эта ночь для них только начинается. Тэхён позволит трахать себя столько раз, сколько этого захочет Чонгук. Отказывать ему не станет. Почему? Потому что он его любит. Потому что они смотрят не только друг другу в глаза, но и на утопающий горизонт, покрытый болью и страданиями, которые им пришлось пережить ещё в самом начале их отношений. Они живут утопающей любовью, которая в скором времени обязательно прорастёт во что-нибудь прекрасное.