attention

      Минхо знал, что это неизбежно — Сынмин безумно красивый, а еще наглый и влюбленный в чужое внимание. Он питался ласкающими взглядами, мажущими по его стройным бедрам, неловкими касаниями и невесомыми поглаживаниями по спине, грязными комментариями и откровенными предложениями переспать. Он просто нуждается в этом одобрении, в комплиментах, хочет быть всегда в центре, получая больше, чем любой другой. Его будоражит это, заводит сильнее, чем что-то там еще. В конце концов, Минхо изначально догадывался, но даже так ревность сильно грызла изнутри. Он не мог сделать Сынмина своей собственностью, как минимум из-за все еще выстроенной черты в их отношениях, но как же он хотел присвоить его себе целиком: тело, голос, мягкое личико и душу, чтобы он оставался верен только ему.       Сынмин снова откровенно издевается. Может, над всеми, но Минхо ловит на себе этот игривый взгляд и сдается. Он либо сойдет с ума прямо сейчас, либо сожрет собственные губы в кровь от бурлящих чувств. Ким смотрит на него постоянно, по крайней мере до тех пор, пока кто-то намеренно не переключит его внимание на себя, но все равно лезет ко всем, кроме самого Ли. Легко цепляет чей-то подбородок во время танца под американскую попсу, аккуратно трется бедрами под какую-то мягкую песню, а после кружится в самом центре один, намеренно выгибаясь слишком откровенно. Знает, что на закрытой вечеринке их не снимают. Знает, что может позволить себе больше, чем в повседневной жизни или на сцене. Знает, что Минхо весь вечер наблюдает за ним.       — Да ты сейчас сожжешь его этим взглядом, — знакомый голос разносится над ухом, переходя в тихий смех. Чан всегда внимательно относится к своим участникам, даже если они приехали с твердой целью расслабиться и забыть, — Если хочешь, можете ехать домой.       Минхо видит, как их лидер впервые за долгое время может позволить себе расслабиться, танцевать не под заевшую мелодию собственных песен, а под что-то бессмысленное, намешивая себе сок с отвратительно крепким алкоголем. Видит, что тот в отличном настроении, общается со всеми знакомыми и шутит самые глупые шутки с Чанбином. Минхо стыдно. Он не должен был идти с ними, оставляя приятную компанию младших в их общежитии. Если бы он не слепо последовал за Сынмином, то не наблюдал бы всего этого, не мешал бы своими нахмуренными бровями Чану и злился бы на несносного донсэна в своей кровати, а не в окружении пьяных людей. В конце концов, он не виноват — только Сынмин, поэтому он не может позволить испортить вечер их лучшему Чану.       — Я заберу его, — он делает небольшую паузу, в попытках придумать достойное объяснение. Даже если их старший был всегда самым проницательным, ему все равно неловко оставлять ситуацию открытой для чужой фантазии, — Думаю, он выпил больше, чем следовало. Не хочу попасть в неприятности.       Сынмин выпил не больше двух слабоалкогольных коктейлей. Он ненавидел напиваться в малознакомых компаниях или, что хуже того, на всяких вечеринках, и мог влить в себя больше только при мемберах, а если кто-то и не знал об этом, то точно не наблюдательный Минхо. Просто Чан, наверняка, не обратит должное внимание на все это сейчас, когда Чанбин вновь тащит его куда-то вдаль, вероятно, чтобы перетереть с очередным дружком. Ли даже лучше. Он быстро пробирается через людей, не отрывая глаз от знакомой макушки. Ким продолжает танцевать в самом центре, игриво подмигивая улыбчивым парням и девушкам, уделяющим его персоне недостающее внимание. Он растворяется в собственных плавных движениях и ритме музыки, впервые за вечер теряя Минхо из виду, но не предавая этому особого значения. Не появится и через десять минут — пойдет домой, ему нет смысла находиться тут еще дольше, особенно если поблизости нет знакомых лиц (Чанбину и Чаном он мешать совсем не хочет, ведь сам напросился сюда). Но Минхо находится быстрее, хватает его за руку и уводит из толпы, не зацикливаясь на громких ругательствах. Сынмин параллельно машет всем новым приятелям, обещая встретиться еще, а после сдается и тупо следует за старшим, позволяя вывести себя из душного помещения.       — И почему мы из-за твоих хотелок должны возвращаться домой так рано? — он опирается на холодную стенку позади себя, не желая смотреть на Минхо, создавая образ раздраженного и недовольного сложившимися обстоятельствами, — Я мог уехать домой с другим и остаться там на ночь. Я тебе даже не брат, какого черта?       О, Сынмин блефует. Он никогда бы не поехал с кем-то из тех парнишек, что кружились около него весь вечер, а еще никогда бы не был против того, что Ли все еще помогает ему вовремя остановиться, не переходя ненужную черту, чтобы избежать лишних недопониманий и конфликтов с другими. Ким сам последовал за ним, не оказывая должного сопротивление, и не вернулся назад, хотя у него была такая возможность. Конечно, его просто забавляет ситуация, они оба знают это, но вместе продолжают играть в эту глупую игру, разогревая интерес. Никто не может догадаться, насколько далеко они зайдут в этот раз, но сегодня Сынмин поехал отдыхать с твердым намерением пойти дальше глубоких поцелуев и неловких касаний. Ему нужно постараться чуточку больше, чтобы Минхо понял это, и именно поэтому он так умело использует свои речевые навыки.       — Если ты так и будешь молчать, то я, пожалуй, пойду назад. Не вижу смысла втыкать в небо до утра, — Ким действительно разворачивается в сторону входа, выглядя чересчур серьезным в своих намерениях.       Минхо теряется. Он не может понять, действительно ли этого хочет Сынмин, даже если осознает, что это, скорее всего, очередная глупая провокация, чтобы выбить из него хоть слово. Но если все не так, а младший действительно уйдет назад, то Ли не простит себе этого. Не тогда, когда он, кажется, сам был готов поговорить с ним на счет их странных отношений или, наконец, приступить к более активным действиям.       — Машина уже подъезжает, никуда ты не пойдешь, — он произносит четко, будто заученно, но голос предательски дрожит на последнем слове. Знает, что заметен в своей маленькой одержимости Сынмином, но не предпринимает никаких попыток оправдаться. В этом слишком мало смысла.       В салоне должно было быть тихо. Минхо всегда замолкал в такие моменты, а Сынмин, казалось, приходил в себя, приобретая пунцовые щечки и осознание того, как убого он себя вел весь вечер. Сегодня иначе.       Всю дорогу Ли пытается сосредоточиться на пейзажах за окном, впечататься глазами в неполную луну и наблюдать за ней до конца поездки, сосредоточиться на шуме автомобилей на оживленной трассе или просто уйти в свои мысли, но он не может. Не тогда, когда Сынмин настойчиво пытается завладеть его интересом, а его мозг плавится от всего происходящего и уже произошедшего. Он смотрит на яркие огни Сеула, а в мыслях только стройные ноги и совсем тонкая талия, что так правильно смотрелась бы в его небольших ладонях. Всплывают картинки чужих танцев, когда он красиво выгибался в спине, а Минхо понимает, что сходит с ума от желания увидеть подобное совсем близко, на расстоянии пары десятков сантиметров. Он хочет стать причиной его слез, удовольствия, желает запечатлеть его в абсолютно разбитом состоянии. И Сынмин, что настойчиво жмется к нему прямо сейчас, ничем не помогает.       Он горячий — не в том сексуальном смысле, в котором обычно говорят — он действительно разгоряченный после этого вечера, и это ощущается даже через несколько слоев одежды. Ли понимает, что в этот раз он получал больше говорящих взглядов, больше вызывающих движений и слов, поэтому Сынмин куда более взбудоражен сейчас. Он уже находится на пределе, и Минхо не уверяет, но готов поставить на то, что если бы не забрал его сам, то Ким бы позорно дрочил в туалете, перенасыщенный всем случившемся.              — Успокойся, — Ли старается сохранять спокойствие сам, но это просто сложно. Тогда, когда к нему прижимаются слишком близко, не оставляя и намека на личное пространство, — Ты сегодня слишком откровенный, — в первую очередь, он пытается убедить а этом себя. В том, что тепло внизу спровоцировано только слишком вызывающим поведением этого парня, а не тем, что возбуждение чаще всего возникает именно из-за него. Сынмин чертовски привлекательный, а в таком состоянии становится идеалом красоты. И Минхо не может противиться этому.       — Хен, ты раздевал меня взглядом весь вечер, почему сейчас ты такой противный? — звучит совсем тихо над ухом, будто кто-то сможет услышать их в пустом салоне авто. Водитель, отделенный от них шторками, наслаждается тихой песней какой-то малоизвестной группы, поэтому, выходит, в шепоте нет нужды. Разве что он снова хочет немного подразниться, будучи прекрасно осведомленным о чувствительности чужих (уже покрасневших) ушей, — Тебе самому не надоели эти непонятки в наших отношениях? Я знаю, кого ты представляешь обычно.       Минхо приходится досчитать до десяти в уме, чтобы не накинуться на него прямо здесь. Он никогда не заводился с полуслова, но и Сынмин никогда не прибегал к таким откровенным вопросам, просто чтобы подтолкнуть его к более решительным действиям. Они оба знали, к чему все вело, но Ли не мог собраться с мыслями прямо сейчас. В нем все еще полыхало пламя после того танцпола, где каждый третий стремился пробраться к его почти парню ближе, при этом разгораясь сильнее из-за непривычной близости. Он сходил с ума, а Ким, видимо, только этого и добивался: довести до конечной точки и насладиться жестокостью, граничащей с отчаянной любовью. Поэтому Минхо позволяет молчать себе вплоть до того, пока они не переступают порог квартиры, максимально игнорируя все посторонние прикосновения и слова.       Сынмин ожидал, что теперь, как он одним только предложением переступил их вечную грань, Ли будет вести себя сдержаннее. Перестанет так глупо палиться со своими непонятными чувствами, может, просто отдалиться, лишая младшего этого нужного контакта.       А потом Минхо зажимает его между своим телом и холодной стенкой, как только Ким стягивает обувь с ног, и все становится на свои места. Он не дает и шанса на побег, расставив руки по обе стороны от головы, а сам наклоняется ближе и, боже, Сынмин просто видит, насколько тот возбужден. И был, выходит, все это время. Его дыхание горячее — настолько, что Сынмина плавит прямо под ним, хотя старший только смотрит, впечатывая себе в память это выражение лица. Одного взгляда слишком много сейчас, но в это же время хочется большего. Задыхаться, сходить с ума и просто теряться, слепо отдаваясь другому. Он не выдержит ждать больше, не сейчас.       — Дай я..       — Нет.       Его голос хриплый и звучит слишком строго, не оставляя шанса на сопротивление. Сынмин ловит себя на мысли, что хотел бы чаще доводить Минхо до такого отчаянного состояния, когда он не может контролировать себя, выдавая все потайные желания через столь очевидные вещи, как яркий блеск на дне зрачков и тембр голоса. Это почти забавно. Он хотел попросить отойти, оставить какую-нибудь минуту или просто дойти до комнаты, но Ли не дает этого сделать.       Он целует грубо. Вымещает все скопившееся на мягкие, припухшие губы, кусает почти до крови, находя отдельное удовольствие в тихих всхлипах. Минхо остановится, если его попросят — Сынмин стонет прямо в приоткрытый рот, лишая какого-либо самообладания. Теперь он не отпустит его, заставит отплатить за все потраченные нервы в этот вечер и, наконец, присвоить его себе полностью. Так, чтобы он сам не захотел больше устраивать эти шоу или так, чтобы продолжал издеваться вновь и вновь, только бы получить похожее продолжение вечера. Минхо хочет лишить его возможности здраво мыслить и заставить скулить от удовольствия, позорно извиваясь под ним.       Воздуха становится совсем мало, они жадно хватают остатки, вновь и вновь сталкиваясь в поцелуе, надеясь раствориться в этом мгновении на всю оставшуюся жизнь. Сынмин почти забывается, но слышит чересчур громкий крик в одной из комнат, напоминающий о том, что четверо из парней до сих пор здесь. Он быстро отстраняется, в панике метая взглядом то к все еще открытой входной двери, то в ту сторону, откуда секундой раннее слышался чей-то голос, теперь заглушенный шумом телевизора. Хочет выйти, добраться до комнаты с надежным замком, чтобы их точно никто не потревожил, но Минхо не позволяет, перемещая руки на опустившиеся плечи.       — Хен? Будет неловко, если нас застукают, — Сынмин старается отшутиться, скрасить эту тяжелую атмосферу вокруг, но, смотря на грязную ухмылку Ли, становится по-настоящему страшно, — Хен?       Минхо молчит. Специально тянет паузу, изводит этой тишиной и напряженностью, не спеша спускаясь руками ниже. Ладошкой пробегается по груди, скрытой тонкой тканью, забирается кончиками пальцев под подол футболки и гладит плоский живот, наслаждаясь контрастом собственных холодных рук и горящего тела Сынмина. Задерживается чуть дольше, щекочет нежно-нежно, прежде чем снова ограничить контакт с кожей. Аккуратно пробегается по резинке штанов, легко цепляя их, заставляя парня напрячься.       — Не здесь, Минхо, — шепчет, боясь случайно сорваться на стон. Этого всего много, после шумного вечера с кучей людей вокруг — вдвойне. И он не может понять чужие намерения.       — Разве ты не добивался этого? — Ли превосходный актер, конечно. Он старается держать лицо, готовый сорваться и наплевать на эти пустые разговоры, потому что Сынмина просто хочется, — Тебе же нравится, когда на тебя смотрят.       Минхо действует грязно. Неправильно, издевательски — Сынмин заслужил. Он умело давит на нужное, зная о скрытых желаниях его мальчика, вызывающих трепет в груди. А еще знает, что это желание быть в центре точно не должно касаться мемберов, в особенности, когда он такой уязвимый и подчиненный, и они просто не посмеют уйти отсюда. Ли хочет извести его, как он сам изводил его ранее. Поэтому он с легкостью расправляется с мешающими завязками на чужих штанах, приспуская вместе с бельем ровно до колена. Любуется, обводит взглядом оголенные участки кожи, мечтая оставить там яркие синяки и следы от собственных зубов. Он обязательно вернется к этому позже.       Сынмин дрожит. Впервые такой открытый перед Минхо, изнывающий от желания и очевидный в этом. Он боится, ведь с одной стороны дверь все еще не заперта на ключ, и если Чан с Чанбином тоже захотят наведаться в гости, он просто не успеет сообразить и закрыться, когда с другой стороны — оставшиеся участники, которым потребуется не больше десяти секунд, чтобы преодолеть ничтожно маленькое расстояние и застукать их здесь. Это возбуждает ровно столько же, сколько пугает, поэтому он не может скрыть своего восторга в такой уязвимой позиции.       — Не делай вид, что недоволен, — Минхо наклоняется прямо над пылающим ухом, довольный своими проделками, — Я вижу, как сильно ты течешь.       Стон срывается с пухлых губ, глухо отзываясь о стены тесной прихожей. Сынмин пугается, прикрывая рот ладошкой и тянется второй рукой вниз, взглядом прося Ли переместиться в другую комнату. Тот, кажется, только этого и добивался. Он слабо бьет по чужому запястью, вынуждая поднять руку повыше. Косится в сторону комнат, прежде чем, наконец, коснуться изнывающего члена, с силой надавливая на головку. Ким пытается сопротивляться, но ноги совсем ватные, а противиться своим желаниям больше не хочется. Сдается, откидывая голову назад в жесте полного подчинения. Минхо на это хмыкает, но предпочитает молчать, чересчур довольный открывшимся зрелищем. Сынмин, со своими взлохмаченными волосами, красными щеками и подступающими слезами на глазах — идеал, и Ли слишком гордится собой сейчас.       Движения руки медленные, почти издевательские, и Ким сам пытается податься вперед, чтобы заполучить желанное трение. Хочется большего, но старший позволяет себе убрать ладошку на совсем, красуясь поблескивающей смазкой на кончиках пальцев.       — Минхо, — он не узнает свой голос, надломленный и высокий, с нотками настоящей мольбы. Названный только хихикает, возвращая руку на место, чтобы касаться также мучительно.       Ноги совсем не держат. Он пытается зацепиться хоть за что-то, чтобы удержать равновесие. Хватается за край маленькой тумбочки, с ужасом замечая длинную ложку для обуви, стремительно летящую вниз. Звук соприкосновения железа с плиткой громкий, почти оглушающий во всей этой суматохе. Шум телевизора быстро стихает, а Ким теряется — смотрит на Минхо умоляюще, прося прекратить. Тот, в свою очередь, ускоряется, не желая прекращать все из-за подобной мелочи.       — Еще скажи, что воры забрались в дом, — голос Хана громкий, звонкий и сводит с ума в сумме со всем тем, что творит Ли с ним прямо сейчас.       Сынмин напрягается. Он прозревает, что добром это не кончится, и кто-то из парней пойдет узнавать причину внезапного шума, но старшему, кажется, совсем все равно. И Ким стонет в руку, когда тот решает добавить каких-то там ощущений (будто их и так недостаточно) и аккуратно пройтись ногтем по всей длине.       — Если тебе надо, ты и проверь, — поддакивает, кажется, Чонин, не сильно обрадованный прерванным просмотром дорамы.       — Учитывая всю их возню, у тебя есть не больше двадцати секунд, чтобы кончить, — Ли смеется, уже не сдерживаясь, а после легко мажет губами по ушной раковине, — Еще десять на то, чтобы убрать весь беспорядок, — он ускоряет движение снизу, помогая прийти ему к концу за этот незначительный промежуток времени.       Сынмин толкается в последний раз, испытывающий слишком много всего сразу. Он не чувствует стыда за то, что пришел к концу так быстро только от стимуляции и парочки грязных слов, но знает, как много Минхо будет припоминать ему об этом после. Плевать — губы впиваются в его, чтобы заглушить все рвущиеся наружу звуки, и ровно в этот момент одна из дверей открывается. Шаги приближаются к ним, когда Ли в спешке натягивает одежду на Сынмина, далекого от своего сознания прямо сейчас. Басистый голос звучит совсем рядом, и Ким только успевает безвольно упасть на пол, закрывая горящее лицо руками.       — А, всего лишь вы, — Феликс улыбается, но это облегчение сразу сменяется на беспокойство, когда он замечает странное состояние его младшего, — С Сынмином все хорошо?       Названный Сынмин хочет смеяться в голос. Это неловко, странно, в конце концов, его чуть не застали обнаженным в руках их общего друга. Но молчит упорно, оставляя все заботы о последствиях на старшем. Не он минуту назад испытывал один из лучших оргазмов в жизни, если уж на то пошло.       — Выпил больше положенного.       Феликс, кажется, верит слабо, но уходит, оставляя их наедине. Минхо присаживается на корточки рядом, вглядываясь в нахмуренное личико. Хочет сказать что-то, спросить про их статус теперь, но нежно целует, в этот раз без всяких ненужных укусов и прочих горячих штучек. Мягко мажет языком по приоткрытым губам, находя такую нежность нужной после всего произошедшего. И даже если они не скажут это вслух сейчас, то, вероятно, просто договорятся друг с другом в мыслях. Им давно пора было начать встречаться, а эта маленькая шалость Сынмина — настоящее спасение для их утопающих отношений.