Дикие травы

      За кустами послышался гам.       Лютик, только что устроившийся у костра, заозирался и на всякий случай придвинулся к краснолюдам, в компании которых путешествовал последние двое суток, покрепче прижал к себе лютню.       В гаме, конечно, ничего удивительного не было, многие останавливаются на ночлег в этой дубраве на перепутье по дороге из новых владений империи в северные королевства, шум случается часто, путники расходятся в политических, религиозных и самых что ни на есть бытовых взглядах, ссорятся, порой хватаются за дубины, мечи и другие превращающиеся в оружие предметы.       Но сейчас гам был иного рода. Гомонили мужчины, обещая все муки ада и моля о пощаде, иногда взвизгивали от боли, что-то шипело и взрывалось, с гулом проносилось и бахало, наводняя чистый лесной воздух удушливой гарью.       Краснолюды, а их в команде было по обыкновению шестеро, встрепенулись, поворачивая головы. Мунро Бруйс замер над огнём с охапкой хвороста, Золтан Хивай перестал копаться в баулах на телеге. Запряжённая в неё чалая лошадь нервничала, подёргивала хвостом.       Гам не прекращался.       — Что за бедлам? — отходя от повозки, спросил Хивай. — Честные путники хотят отдохнуть, прошагав весь день от рассвета, а им, пёсья вошь, на ночь глядя концерт устраивают. А ну-ка, ребята, посмотрим!       Ребята будто только того и ждали, выхватили сигилли да ринулись на шум.       — Постойте! — вскочил Лютик. — Вдруг это плохая идея? Это наверняка плохая идея!       — Мы тебя не зовём, поэт, — обернулся к нему бежавший позади Фиггис Мерлуццо. — Сиди, поклажу охраняй.       Сказал и скрылся за зеленью.              На поляне Лютик остался один. Не считая чалой лошади.       Прошёлся вокруг костра, прислушиваясь к громыхающим, визжащим звукам, не выдержал и рванул вслед за краснолюдами, сдвигая лютню за спину.       Ветки били в лицо, но бежать пришлось не долго, вся картина открылась буквально через полсотни шагов.       Представшая перед взором поляна напоминала охваченный пожаром бордель, только вместо шлюх между горящими плешами метались солдаты в лёгких нильфгаардских доспехах, некоторые катались по земле, сбивая с себя пламя, а всё это бедство учиняла одна, всего одна женщина. Не слишком высокая, со стройным станом и копной иссиня-чёрных волос, одетая в дорожные брюки и бархатную куртку, в ботфортах на каблуках.       Она швыряла в противников огненные шары, буквально возникавшие у неё на пальцах. Шары не метили по воякам, били в почву у самых их ног, не давая продвинуться, поджигали сухую траву. Искры при взрывал разлетались, жаля обидчиков, однако же те, невзирая на опасность, не оставляли попыток преодолеть пылающий барьер и схватить бунтарку, получали ожоги.       Сгустившие под листвой сумерки полыхали рыжим заревом.              Лютик не стал приближаться, затаился за стволом старого дуба, зрителей побоища и без него хватало — сбежались не только его приятели-краснолюды, но и другие путешественники, среди которых были два эльфа и один низушек. Они растеряно наблюдали, готовые кинуться на защиту, вот только не могли понять — кого и от кого спасать.       Вдруг чародейка, а испускать огненные шары из пальцев могла только она, дрогнула, покачнулась, ноги её подломились, и она, выпуская последние магические снаряды, рухнула на колени. Обрадованные этим нильфы с каркающими ругательствами и победным кличем со всех сторон бросились к ней, и неизвестно что было бы, если б не Мунро Бруйс, поднявший сигилль над головой, не закричал:       — Бей Чёрных, братушки! Бей, курва мать!       Вмиг поляна ощетинилась мечами, копьями и секирами, в едином порыве ухнула и набросилась на уцелевших в пожарище имперских солдат, погребя их под собой. У нильфгаардцев просто не было шансов.       В битве не участвовал лишь низушек, он подбежал к чародейке, сидевшей на заднице посреди бойни и поднимающегося от затоптанной травы дыма, снял с себя большую войлочную шляпу и принялся махать ею перед заслонённым чёрными локонами лицом. Магичка упиралась руками в землю и даже не шевелилась. Было в ней, в её позе что-то, как казалось Лютику, знакомое. Что-то, что отзывалось стонущей болью под сердцем.              Битва закончилась, не успев начаться. Тела нильфгаардцев усеяли поляну, краснолюды и другие участники стычки затаптывали оставшиеся очаги пожара сапогами.       Лютик решился выйти из укрытия.       — Славная победа, ребята! — воздев руки, провозгласил он. — Мы здорово постарались, враг повержен! Я сложу балладу о нашем героическом бое! Имперские псы получили по заслугам на нашей обетованной темерской земле!       — Хотел бы я знать, как это сучье племя сюда просочилось, — проговорил сквозь зубы Золтан Хивай, выворачивающий карманы нильфгаардцев, забирая себе всё, что с его точки зрения могло пригодиться. Впрочем, другие, погасив огонь, занимались тем же самым.       — Ежели б не чернуля, — Мунро Бруйс кивнул на не проявляющую никакой реакции чародейку, — перерезали б они нам ночью глотки. Никто до утра б не дожил. Свезло нам, сталбыть.       — А она как узнала? — спросил один из эльфов, с повязкой на левом глазу. — Вдруг она шпионка? Ведьмам доверять не стоит.       — Как и нелюдям, — заступился бугай с окровавленной секирой.       — Хорош свары устраивать — ступил между ними Хивай. — После удачных операций принято брататься да самогон вместе пить. Нильфы всем нам враги, хочь людям, хочь нелюдям, а хочь и пням в этом лесу.       Эльф посмотрел на него единственным глазом с высоты своего роста и шагнул к чародейке, придерживаемой низушком.       — Всё равно пусть ответит. Эй, dhoine beanna, отвечай.       Он тронул ногу девицы грязным носком сапога.       Девушка вскинула голову. Густые всклокоченные локоны упали с её лица и…       Лютик закричал.              Вопль ужаса огласил лес, пугая птиц в гнёздах. Все, кто был на поляне, обернулись на этот крик.       — Тебя, мать твою, шмель в гузно ужалил? — поинтересовался Хивай.       — Морок. — Лютик попятился, рукой указывая на черноволосую девицу. Повторил, задыхаясь от паники: — Морок… Дух. Привидение.       Раньше он знал, как справляться с такими напастями, за чью спину прятаться, кто специалист по чудовищам, а теперь… Его прожигали холодные фиалковые глаза на прекрасном личике. Со слегка длинноватым носом, с тонкими и чуть кривыми гордыми губами, под левым уголком которых имеется родинка, но всё равно прекрасным, обрамлённым непокорными волосами цвета, как его старый друг всегда называл, воронова крыла.       Перед ним не могла быть она. Не могла быть Йеннифер. Он видел, как она умерла.       — Эта баба из крови и плоти, чёрт тебя дери, — сказал Золтан. Низушек, всё ещё придерживающий её, согласно кивнул. — Не трусь, подойди, убедись, ткни её пальцем. Разве ж морок может лишиться сил? Всамделишная баба, говорю тебе.       Золтан сам потрогал её за плечо.       — A d’yeabl aep arse! — выругался эльф и отошёл к своей компании, продолжавшей обчищать нильфов и ловить их коней.              Лютик нерешительно приблизился, не отводя глаз от двух фиолетовых огней.       — Золтан, ты ручаешься, что это не морок? Потому что, если это не морок, то это должна быть Йеннифер, а она… Ты же был там, в Ривии, три года назад…       — Йеннифер? — краснолюд задумчиво взялся за бороду, разглядывая чародейку. — Геральтова краля? Вот дерьмо…       Он, без сомнения, вспомнил.       — Она тоже не пережила погрома, — продолжил Лютик, — исчерпала всю свою энергию, чтобы исцелить ведьмака. Золтан, мы же видели, как Цири укладывает их бездыханные тела в лодку и уплывает в туманные воды озера Лок Эскалотт. Я ни разу не слышал, чтобы люди воскресали, будь они хоть могущественными чародеями, если, конечно, в дело не вступала запрещённая ими же самими некромантия.       — А ты у неё самой спроси, — предложил Золтан. Однако поэт не успел воспользоваться его советом: у чародейки закатились глаза, и она рухнула без сознания на выжженную землю, низушек не смог её удержать.       — Курва! — воскликнули в один голос Лютик и столпившиеся вокруг краснолюды, бросились поднимать. — Её нельзя оставлять здесь. Забираем в наш обоз. Поднимайте. Беритесь. Аккуратнее! Да не лапайте!       Золтан и Мунро и подхватили обмякшую чародейку, но Лютик забрал её, понёс сам, почти на ощупь ступая по мягкому дёрну между дубов и колючего кустарника. Фиггис вёл трёх трофейных жеребцов гнедой масти. Низушек отправился восвояси.              Чалая лошадка, на счастье, стояла на месте, успокоилась и щипала траву. Её немедленно принялись распрягать, а чародейке освободили место на возу, постелили на доски пустые мешки в несколько слоёв. Лютик уложил хрупкое тело туда, сунул под голову свою куртку, накрыл попоной. Йеннифер, если это была она, очнулась, но глаз не открывала, тихо сопела и сильно дрожала, свернувшись.       Костёр тлел. Бернард Стигли подбросил в него хворосту, пошурудил палкой, вметая яркий сноп искр, за которыми заплясали жаркие языки пламени. Остальные, запасясь кружками, расселись, разлили из бутылки самогон, провизию, состоявшую из сухарей и копчёной оленины, разделили поровну. Лютик жевал своё кусок без энтузиазма, а крепкий махакамский первач выпил будто воду, к болтовне краснолюдов не прислушивался, не отдавая себе отчёта перебирал струны.       После второй кружки к нему на бревно подсел Золтан.       — Во дела, — он бородой указал на повозку.       Лютик вздохнул.       — Ты думаешь о том же, о чём и я? — спросил Золтан. — Если краля жива, то не исключено, что жив и Геральт? Мы были в Ривии, но что мы видали? Цири, лодку и, мать его, единорога. Может, маленькая вертихвостка со своим другом сказочным коньком нашли, изыскали, так сказать, средство исцелить их.       — Я ничего не слышал о Геральте с тех пор.       — А о чародейке слышал? — возразил Золтан.       Лютик покачал головой.       — Ни слова, — сказал он. — И при этом она каким-то образом здесь. Вероятно, Цири изыскала средство исцелить её одну.       — Ответ мы сегодня уже не узнаем, — заметил Золтан. — Иди спать, стихоплёт. Лезь к колдунье под попону, согрей её, а то от её дрожи телега уж подпрыгивает. Я б сам залез, да таких тощих баб не люблю. Выпей ещё и лезь.       Лютик так и сделал.              Он приподнял попону и осторожно подвинул Йеннифер, лёг позади неё, свернутой в клубок, укрыл обоих. Удобно устроиться, конечно, не получилось, но мысли были не об удобстве, да и, отдав куртку, он замёрз, с наступлением темноты похолодало, весенние ночи пока не набрали тепла.       Но Йеннифер дрожала не только от холода — скорее всего, она была нездорова, её кожа там, на поляне, отливала неестественной бледностью даже в рыжих отсветах горящего сушняка. Лютик обнял её, притянул согнутую спину к своей груди, успокаивающе, точно ребёнка, погладил. Не был уверен, что внезапно возникшая среди живых чародейка, заметила его прикосновения. Будь она обычной, он бы уже корчился от боли в яйцах.       Пахла она тоже иначе, не сладко-терпкими сиренью и крыжовником. Она пахла гарью, горьким травяным соком, конским потом и смесью других не самых приятных ароматов.       Где она скиталась? В какую беду попала? От кого бежала? Почему нильфгаардцы пытались во что бы то ни стало её пленить?       За всеми этими событиями стояла какая-то скверная, очень скверная история, и она ещё не закончилась. Лютик не желал бы обо всём этом ровным счётом ничего знать, но чувствовал, что уже вляпался, не избежать.       Он продолжал обнимать зябкое тело, отдавая ему своё тепло, вспоминал те тоскливые, угрюмые вечера, что больше года преследовали его после погрома в Ривии.              Сон к нему всё же пришёл — когда его бородатые спутники выпили весь самогон, спели свои краснолюдские песни, в большинстве случаев похабные, и улеглись вокруг костра, захрапели. Лютик ещё некоторое время смотрел на звёзды сквозь колышущиеся точно тонкое кружево листву и незаметно для себя уснул.       Спал крепко, утомившийся за день, лишь на заре, разбуженный карканьем, заметил, что Йеннифер перестала дрожать и повернулась к нему лицом, прижалась всем телом и тревожно спала, чуть приоткрыв обветренные губы, глазные яблоки под веками двигались.       Он тронул ладонью её лоб, проверяя, нет ли жара, собрал разметавшиеся по мешкам волосы, поправил сползшую попону. К утру ещё похолодало, выпала роса, но вдвоём под грубой накидкой было уютно, лежать в такой позе стало ловчее.       Лютик размял ноги, обнял чародейку и снова уснул.              Во второй раз его разбудило собственное имя, сказанное слабым, чуть охрипшим голосом.       — Лютик.       Не вопрос, не удивление — простая констатация, уверенные ноты.       Голос и интонация были осязаемыми и вне всяких сомнений принадлежали Йеннифер, а не мороку или, например, девушке, на неё похожей.       Он открыл глаза и наткнулся на фиалковый взгляд.       — Дорогая моя… Как ты себя…?       — Тсс.       Йеннифер прижалась к нему всем телом, лицо спрятала у него на шее. Лютик не возражал, обвил руками.       — Это правда ты? — лишь спросил он.       — Я.       — Ты цела?       — Теперь да. Не надо вопросов, потом. Сейчас мне нужно больше тепла.       Лютик замолчал, и это давалось ему очень тяжело, он и в менее странных ситуациях не держит язык не привязи, а уж сейчас… С другой стороны, на некоторые вопросы лучше вовсе не знать ответов.              Некоторое время они дремали, согреваясь дыханием друг друга, слушая, как галдят в ветвях вороны, фыркают, отгоняя мошкару, лошади. Краснолюды заворочались, натягивая на себя кожушки, зевали, кряхтели и немелодично пускали ветры. Потом кто-то встал, Лютик не видел, и, бормоча под нос проклятия, принялся заново разводить потухший костёр. Застучал кремень о кресало, и скоро весело затрещал объятый огнём хворост.       — Поднимайте зады, лежебоки, — сказал этот кто-то голосом Золтана Хивая. — Солнце встало, пора в путь. Отлёживаться может только хворая дамочка.       Лютик подумал, что его ранний подъём тоже не касается, он имеет полное право на несколько дополнительных минут, но чародейка, которой дали возможность отдыхать, завозилась, выпросталась из его объятий и села, сразу взявшись поправлять волосы. Одновременно она разглядывала всё, что происходит у воза, внимательно всматривалась в каждого краснолюда.       — Доброе утречко, барышня, — приветствовал Золтан. — Вид у тебя хоть и помятый, но всяко лучше, чем вчера, и уж несравнимо живее, чем в последний раз, а он же и первый, когда я тебя видел. В тот раз ты один в один покойница была.       Йеннифер выпрямила спину.       — Ты меня знаешь?       — Это Золтан, — поднялся на локте Лютик, зевнул, — друг мой и… Геральта. Он был в Ривии и…       Йеннифер побледнела.       — Не продолжай. Лучше помоги мне.       Она откинула попону и подвинулась к краю телеги, соскользнула, но, едва ее каблуки коснулись утоптанной почвы, покачнулась и упала бы, если бы не проворные руки краснолюдов.       — Полудохлая ещё, — прокомментировал Мунро. — Аккуратней, братцы, в конец не угробьте.       Лютик мигом соскочил с телеги, подставил Йеннифер руку. Она, не противясь, опёрлась.       — Проводи барышню в кусты, — хехекнул Золтан, и, на удивление, получил благодарную полуулыбку.       Лютик бы и без этой подсказки сообразил, какого рода участие от него требуется.              Они углубились в лес, туда, где не были слышны голоса путников из разных обозов, лишь щебетали птахи, куковала кукушка. Лютик обходил большие, поросшие мхом камни и сломанные бурей стволы деревьев. Наконец Йеннифер наказала ему ждать, а сама направилась к зарослям бересклета.       — Ты справишься? — спросил вдогонку Лютик, отходя в другую сторону по той же нужде.       — Я делаю это уже сто лет, — исчезая за кустами, фыркнула чародейка, — неужели ты думаешь, что сегодня мне понадобится помощник?       — Я не о том… Бородачи правы, ты очень скверно выглядишь.       — Поход в кусты как-нибудь осилю.       Чуть погодя Йеннифер вышла из-за бересклета, застёгивая на крючки бархатную курточку, и Лютик обратил внимание ещё на одну деталь, которая вчера в начале огненной баталии его сбила с толку, помешав сразу признать в отбивавшейся от нильфгаардцев магичке давнюю подругу — блузка под курткой была бледно-розового цвета. Почти белого, но всё же розового. Известная ему чародейка никогда бы не надела такую.       Видимо, за переменой в гардеробе стояла ещё одна нехорошая история: лицо Йеннифер, когда она поправляла манжеты и атласный воротничок, было чересчур каменным.              Она подошла ближе, но не приняла протянутую руку.       — Теперь ты можешь задать вопросы, Лютик. Задавай, не бойся, но учти у меня тоже не на все из них есть ответы. Нет, не потому что я навожу драму — я надолго потеряла память, и она лишь недавно стала возвращаться ко мне, отдельные события до сих пор в тумане. Давай сядем, и я постараюсь удовлетворить твоё любопытство.       Рядом лежал поваленный дуб, больше сажени в обхвате, на нём и устроились. Лютик взял руки Йеннифер в свои ладони.       — Оставим моё любопытство томиться ещё на немного… Йеннифер, я безмерно рад тебя видеть, чувствовать, признаться, я перестал надеяться на это, вчера я принял тебя за морок… Как ты сюда попала? Тебе повезло, что мы с краснолюдами были на этом перепутье, и защитили тебя от Чёрных. Эти южные варвары в доспехах с золотым солнцем убили бы тебя, не раздумывая, когда ты обессилила.       — Ты ошибаешься, трубадур, — Йеннифер забрала руки, — они не причинили бы мне вреда, их послали меня охранять.       — Отчего-то огненно-кровавая оргия, охватившая всю поляну, не походила на охрану. Или у меня другие представления об этом явлении.       — Долгая история. — Йеннифер опустила голову, потом посмотрела на голубеющее небо с проблесками багряных лучей. — Но я расскажу тебе хотя бы её начало. Последний год я жила при дворе Эмгыра вар Эмрейса…       — Императора? — у Лютика перехватило дыхание.       — Его самого. Не как пленница, скорее, как гостья. Он выделил мне роскошный дом на территории своего дворца, приглашал на обеды и прогулки по саду, много беседовал. На разные философские темы, почти не затрагивая политики, не обозначая своих военных планов, да и что было с меня взять, если я помнила только своё имя? Моя память была девственна, как чистый лист.       — Зачем ты была ему нужна?       — Не знаю, но этот человек ничего не делает просто так. У меня есть только предположения. Эмгыр приглашал ко мне лекарей со всей империи, звездочётов. Не знаю, их ли микстурами и предсказаниями или по естественным причинам, но память ко мне стала возвращаться. Чаще маленькими порциями, иногда целым потоком информации. Я вспомнила многое, даже то, что предпочла бы забыть навсегда.       — Надеюсь, я не отношусь к этой категории? — Лютик засмеялся, но сразу понял, что его смех неуместен. — Прости, я лишь счастлив, что ты меня помнишь.       Чародейка слабо кивнула.       — Помню, виршеплёт. Всех помню… Цири… Предполагаю, что Эмгыр держал меня при себе из-за неё. Он думает, Цири однажды вернётся, и тогда ему понадоблюсь я, чтобы заманить девочку к себе. Эмгыр не говорил о ней прямо, а от чтения мыслей он хорошо блокирован, однако я умею читать косвенные признаки. Это было одной из причин, почему я сбежала. Хочу найти дочь сама, раньше него.       — Дерзкая малышка, наверно, выросла… Ты знаешь, где она?       — В каком-нибудь из лучших миров. Мне было бы легче, если бы она там и оставалась, в нашем мире для неё много опасностей. Однако, она всё делает по-своему, и тогда я должна быть рядом.       — Ты, — протянул Лютик.       — Спрашивай, — произнесла Йеннифер, глядя ему в глаза, — спрашивай, я вижу, ты давно хочешь спросить.       Лютик не оторвал взгляда. Открыл рот, слова дались ему очень тяжело, редчайший случай, когда ему приходилось буквально выталкивать их из себя:       — Ты здесь, а… он?       Лютик почувствовал, как губы немеют, и горло стискивает невидимый кулак, внутренности скручивает в узел. Страшно, невероятно страшно было услышать ответ.              Яркие глаза Йеннифер потускнели, наполнились горечью. Неизвестно, остались бы они сухими, но в этот мир средь птичьего галдежа раздался зычный свист, а за ним перемежаемый бранью зов:       — Эй вы, голубки! Неужто ночью по бочке пива выпили, что нонче оба в кустах застряли? Быстро дуйте назад, каша поспела.       — Идём, Мунро, — крикнул в ответ Лютик, быстро подхватываясь, помог встать Йеннифер, отряхнул с неё приставшую к брюкам листву. — Пойдём к обозу. Эти остряки с места без завтрака не сдвинутся. Поспешим, тебе нужна еда.       Чародейка беспрекословно пошла, опираясь на его плечо, невесомая, легко прихрамывающая. Когда они миновали заросли бересклета, внезапно заговорила:       — После погрома он выжил, Лютик. Цири спасла нас, поместила на Остров Яблонь. Не спрашивай, где это. Где-то между мирами. Место, доступное только ей. Там время остановилось, а нам нужно было это время, Цири дала его нам. У Геральта постепенно затягивались раны. Ко мне по крупице возвращалась Сила, которую я вычерпала из себя без остатка. Мы провели на острове годы, десятилетия, счастливые, надо сказать, безмятежные, Геральт почти восстановился, как вдруг оказалось, что место доступно не только Цири. На нас налетел Дикий Гон…       — Дикий Гон? — не выдержал молчать Лютик. — Это же сказки, миф. Призрачные всадники на лошадиных скелетах, которыми пугают детей на Эквинокций.       — К сожалению, это не миф, Лютик. Всадники реальны, они закованы в железные доспехи и очень жестоки, воинство Aen Elle, народа Ольх. Огромный отряд прокатился по нашему тихому саду, выжигая дотла, похитил меня.       Йеннифер замолчала, чтобы перевести дух, на висках выступили бисеринки пота. Лютик хоть и был потрясён, заметил это. Сдержался, чтобы не торопить с рассказом. Впереди уже слышались голоса краснолюдов, ржание лошади.       — Я смутно помню тот период, — продолжила Йеннифер, — моё существование походило на бессвязный бред, сон наяву. Я стала всадницей и носилась с отрядом по мирам, не различая дня и ночи, ни лиц, ни пространств. А потом… Потом явился Геральт, с ним были ещё три ведьмака, из другой школы, у них на шеях висели медальоны со змеёй… Они сражались со всадниками, нескольких удалось убить, но силы были неравны. И тогда Геральт предложил им себя взамен меня, и вот я перед тобой, а он…       Йеннифер отвернулась, кусая губы.       — Он стал всадником, — закончил за неё Лютик. Голова от волнения закружилась, и он чуть не споткнулся о ветку, в последний момент перешагнул. — По крайней мере, Геральт жив.       Деревья расступились, открывая вид на бивак.              Над костром дымился котелок, исходя пленительным ароматом просяной каши с мясом. Золтан мешал варево большим половником с длинной ручкой, остальные выстроились в очередь с мисками и деревянными ложками.       — Готово! — попробовав, заявил Золтан. — Налетай, ребята! А вы чего тащитесь, будто улитки на сносях? — Он увидел вышедшую из леса пару. — А ну быстрее, не то эти обормоты всё съедят… Погодите, парни, дайте даму обслужу.       Золтан взял с пня миску и плеснул в неё целый половник каши, подал чародейке.       — Ешь, а то сквозь тебя пейзаж просвечивает. Ешь, не стесняйся, тут все свои.       Йеннифер улыбкой поблагодарила. Лютик помог донести горячую миску до срубленного дерева, сесть, после сходил за своей порцией.       Каша была вкусной, согревала изнутри продрогшее тело. Он выбирал кусочки оленины, жевал, поглядывая на Йеннифер, которая ела аккуратно, со светским благородством, не обращая внимания на чавкающих и громко рыгающих соседей.       Золтан повесил над костром другой котелок, с водой, бросил туда горсть травок и тоже принялся за еду.              Скоро ложки всё чаще стали стучать о дно мисок.       — Лютик, — прервал трапезу Хивай, вытер усы, — чего ты будто язык проглотил? Понимаю, каша объедение, шедевр краснолюдского кулинарного искусства, но твою болтовню способен заткнуть только приличных размеров кляп. Ай тебе чего наша прекрасная чернуля сказала?       — Сказала, — кивнул трубадур, вопросительно глянув на чародейку. — Геральт жив.       — Так чего ж ты молчал, балбес? Отличная ж новость!       — Мы не знаем наверняка, — прервала восторги Йеннифер. — Всё сложно. Боюсь, Геральт никогда не вернётся, Дикий Гон за здорово живёшь не отпускают, а равнозначного обмена больше нет. Только Цири. Но я не позволю ей принести себя в жертву.       Краснолюды в недоумении перестали облизывать ложки.       — О чём вы, ёж вас задери? — нахмурился Золтан, и Лютик пересказал услышанную от чародейки историю, более красноречиво и витиевато, чем говорила она и чем это требовалось, на душе было серо и муторно, но он ничего не мог с собой поделать, сев на любимого конька. Слушатели задумчиво поглаживали бороды, не упуская ни слова.              Лютик закончил рассказ на эмоциональной ноте. Шестёрка краснолюдов разразилась проклятиями в адрес всадников.       — Сталбыть, барышня магичка, спасти нашего старого друга нет никакой возможности? — выразил общее впечатление Мунро Бруйс.       — Я так считаю, — твёрдо ответила Йеннифер.       — Не может же быть, чтобы не имелось способа надавать под зад призрачным эльфийским ублюдкам, — поддержал приятеля Золтан. — Если их можно убить, значит, можно и победить.       — Теоретически такое возможно, — не стала отрицать Йеннифер, — но реальность такова, что всадники крайне редко прибывают в наш мир во плоти, а убивать их эманации всё равно, что драться со своим отражением в пруду. Не думаете же вы, что я сидела сложа руки, не пыталась выманить их? Я знаю, что говорю. Их даже отследить нельзя.       — Вот холера, — в досаде воскликнул Лютик. Краснолюды выругались более претенциозно.       — Правда, во дворце Эмгыра я была ограничена в действиях, — чуть погодя продолжила Йеннифер, — не было мегаскопа, филактерия, никаких инструментов, простейших амулетов. И у меня элементарно не хватает Силы, она быстро истощается.       — То есть тебе нужны все эти приспособления и Сила, чтобы найти ведьмака? — уточнил Мунро. — Где их взять?       Йеннифер молчала, качая ногой.       — Ты можешь нам доверять, красавица, — ставя пустую миску на пень, заявил Золтан. — Старина Геральт наш друг, я бороды своей не пожалею, чтобы снова лицезреть его страшенную рожу.       — Да, ты можешь говорить открыто, — влез Лютик, — мы не будем трепаться, мы — могила.       Йеннифер не спешила.              Она думала, пока Хивай разливал по кружкам травяной отвар, в аромате которого угадывались мелисса и мята, затем, взяв кружку, сказала:       — Весь набор инструментов есть у меня в Венгерберге. Мой дом защищён магией, грабители не проникнут, так что всё должно быть в сохранности. Я направляюсь туда. Солгала императору, что мне непременно надо в Марибор за особого сорта поскрипом для изготовления гламарии. Он не вдавался в подробности, в знак доброй воли отпустил и дал мне сопровождающих, на словах охрану, на деле — конвоиров.       — Так это с ними ты лихо разделалась вчера? — усмехнулся Хивай.       — Мне не нужны свидетели, — сказала Йеннифер. — В Нильфгаарде не должны знать, что я изменила маршрут. Но я не собиралась их убивать, ускользнула под покровом ночи, пешая. Однако меня нагнали. Дьявол, надо было использовать сонное заклинание, а я берегла Силу!       — И израсходовала на огненные шары последнюю, — констатировал Лютик.       Йеннифер неохотно кивнула.       — Магия вернётся, — сказала она, — надо лишь найти место Силы, зачерпнуть. Со временем я стану могущественной, как и прежде. За мою долгую жизнь со мной такое уже случалось, пустяки. Благодарю за помощь, ночлег и завтрак, мне пора отправляться. Возьму одного из жеребцов и поеду. Какой тракт ведёт в Аэдирн?       — Ты сломаешь себе шею, — произнёс Лютик, — не удержишься на коне. Парни, она должна ехать с нами.       — Поддерживаю, — согласился Золтан за всю компанию. — Мы, чернуля, держим путь в Махакам, а это почти одно, что в Аэдирн, общая дорога на ближайшие стае. Виршеплёт дело говорит, тебе пока лучше путешествовать с нами. Довезём до развилки, что в двух днях хода нашей кобылки, а там уж расстанемся. По рукам?       Йеннифер ворчливо чертыхнулась.       — Ладно, но только поеду верхом, а не в телеге.       Никто и не настаивал.       Лютик проводил её к ручью умыться, краснолюды за это время собрали посуду, запрягли лошадь, часть тюков навьючили на двух жеребцов. Йеннифер села на третьего. Двинулись.              До полудня шли лесными дорогами, потом свернули на тракт. Навстречу беспрестанно попадались купцы с крытыми повозками, вооружённые темерские разъезды, добровольческие патрули. Подписанный в Цинтре мир хоть и принёс передышку, но никто не верил, что император поджал хвост надолго, предпочитали держать ухо востро. У каждой деревни дежурили дозоры, а деревья украшали полусгнившие трупы с табличками «шпион», «нильфская шлюха», «скоятаэль».       Краснолюдская шестёрка шагала бодро, распевала песни. Лютик вторил им, иногда касался струн, его больше заботило самочувствие Йеннифер. Чародейка ехала, крепко вцепившись в поводья, стискивала бока жеребца, с каждым стае прилагала больше усилий, чтобы ровно сидеть в седле и не звать на помощь. Он думал, что её придётся долго уговаривать перебраться в телегу, но едва заикнулся, она согласилась. Легла на мешки и скоро задремала. Лютик повёл её гнедого.       На узком мосту у селенья Ольшаники образовался затор из телег, там на берегу и сделали привал. Жевали хлеб с вяленым мясом и весело наблюдали, как два барана рвут друг на дружке кафтаны, выясняя, чья подвода имеет право проехать первой. Спор закончился, когда появились стражники. Не разбираясь, они содрали штрафы сразу с обоих купцов и установили очерёдность проезда. Мост быстро очистился.       За Ольшаниками дорога снова повела в лес. Высокие деревья загораживали клонящиеся к горизонту солнце, холодало. Шли, пока хватало света от багряных лучей, после отыскали удобную поляну и расположились на ночлег.       Лютик во всём помогал Йеннифер. Она была молчалива, не показывала характера, заворожённо слушала, как он пел у костра. Спали снова вместе под попоной.              Следующий день отличался от предшествующего разве тем, что Йеннифер не геройствовала и сразу села в телегу. Тракт стал шире, путников на нём прибавилось, как и патрулей. Дважды спрашивали пропуск, но, услышав, что рейс в Махакам для военных нужд, желали счастливой дороги. На спящую девушку пялились, но не придирались: беженцев до сих было много.       К сумеркам они достигли обещанной росстани, где одна дорога сворачивала к горе Карбон, другая продолжала путь к Каррерасу и дальше через Элландер к купеческой фактории Флотзам — воротам в Аэдирн.       Перекрёсток был оживлённым, здесь выстроились полтора десятка постоялых дворов на любую мошну. Лютик и спутники выбрали «Под лисой и дятлом», как терпимый к нелюдям. К тому же там имелись относительные удобства, и Йеннифер наконец смогла смыть с себя пыль и пот. Парилась она в общей комнате за ширмой, наполняя помещение ароматами горячей воды и мыла, пока мужская часть компании играла в гвинт под пиво. Легла одна, заняв лучшую кровать.              Утром Йеннифер поднялась раньше всех. Лютик проснулся от журчания воды из кувшина, которой она умывалась над ушатом. По полу ступали лёгкие шаги, мягко шуршало полотенце.       Он приоткрыл глаза, чтобы в серых сумерках видеть, как чернобровая красавица выходит из-за ширмы. Взор любовался её стройным станом и гордой осанкой, но сердце глухо стучало. И верно — чародейка была сосредоточена, придирчиво осматривала одежду, в которой не хватало только лежавшей на кровати бархатной курточки, единственный вольный жест — чисто с женским кокетством заглянула в зеркало, но и в отражении не нашла удовлетворения.       — Тебе дать мою расчёску? — спросил, зевнув, Лютик.       Не дожидаясь ответа, он сел, натянул штаны и порылся в сумке. Найдя расчёску и смягчающую мазь для кожи, поднёс их Йеннифер. Она взяла.       — Ты хочешь уехать? — наблюдая за её руками, плавно расчёсывающими завивающиеся кольцами локоны, спросил он.       — Мне пора, — не прерываясь, ответила чародейка. — Извини, что ухожу, не прощаясь — не люблю прощаться. Но раз уж ты проснулся, поблагодари за меня краснолюдов, скажи, я никогда не забуду их помощи. И… спасибо тебе, Лютик.       — Ты никуда не уйдёшь без меня. Я поеду с тобой.       — Это исключено, Лютик.       — Одна ты не справишься. Ты ещё не окрепла.       Йеннифер положила на столик расчёску, открыла склянку с мазью и стала медленно втирать в кожу под глазами, где темнели круги. Её молчание несомненно означало отказ и конец разговора.              Лютик был не из тех, кто сдаётся. Подошёл ближе, встал за спиной, чтобы она его видела в зеркале.       — Дорогая, прислушайся к голосу разума. Кто-то должен присматривать за тобой. Я не прощу себе, если ты свалишься без чувств посреди леса на радость жутким чудовищам.       Йеннифер закончила с мазью, развернулась, оказываясь перед самым его лицом.       — Чудовища мне мало страшны, их давно перебили. Ты не понимаешь, трубадур, во что хочешь ввязаться. За мной отправят новый отряд. Эмгыр не успокоится, покуда не вернёт меня в Нильфгаард. Будет слать отряд за отрядом, объявит награду. Тебе и кому-либо другому опасно идти со мной.       Она подхватила с кровати курточку и решительно покинула комнату. Лютик бросился за ней, да вспомнил, что без сапог. Забегал, натягивая их и рубаху, ругая и себя, и строптивую колдунью. Боялся, что не успеет.              Но он успел. Увидел прежде всего гнедого жеребца у конюшни, которого седлал расторопный служка в полосатых штанах. Магичка стояла позади, всем телом опираясь на тын из ивовых жердей, подставив лицо ласковым солнечным лучам. Заметив его, Йеннифер скрестила руки на груди.       Лютик сбавил скорость, подошёл степенно, положил локоть на ивовый частокол.       — Йеннифер, позволь мне ехать с тобой. Нет нужды спорить, ты вольная птица, независимая, сама себе хозяйка и опыта у тебя втрое более моего, но есть на свете обстоятельства, когда совершенно точно необходимо поступиться своими принципами и положиться на людей, которым ты дорога. То есть на меня.       — На тебя, поэт?       — Знаю, меня считают не лучшим попутчиком. Бытует мнение, что я изнежен, труслив и без меры болтаю. Это заблуждение, инсинуация плохо знакомых со мной господ. Да, возможно, когда-то действительно было такое, у каждого были минуты слабости, но многое с тех пор изменилось. Ужасно многое, представить сложно. Мой характер закалился в боях… Не смейся. Речь об экспедиции на поиски Цири. От Брокилона через объятые войной Содден и Бругге, через кишащие монстрами и бандитами лесистые болота Ангрена, через Яругу и туссентские вина…       — Последнее, не сомневаюсь, было самым тяжёлым испытанием, — хмыкнула Йеннифер.       Лютик кивнул без улыбки.       — Да, и признаюсь, что его провалил. Остался при вечно пьяном дворе княгини Анны Генриетты, моей ласочки, а Геральт, Регис, Кагыр, Мильва и эта несносная девчонка, Ангулема… Они ушли через заснеженные перевалы гор Амелл, а обратной дорогой вернулся только Геральт… Но эту историю ты знаешь. И ту, где пронзённый вилами на моих глазах умер и он, вместе с тобой… Йеннифер, ради памяти ведьмака заклинаю, спрячь иголки, признай, что тебе необходима помощь. Впрочем, можешь меня гнать, я тебя не оставлю. У меня есть немного денег и связи. Провожу тебя до дома и, если пожелаешь, помогу найти Цири и Дикий Гон.       — Весьма благородно с твоей стороны, Лютик, — после короткой паузы сказала Йеннифер. Она улыбалась, фиалковые глаза сияли.              За спиной Лютика раздался весёлый голос Золтана Хивая:       — Всё, что певун говорит, чистейшая правда, — краснолюд стоял на пороге корчмы. — Извините, но я слышал весь ваш пылкий диалог в окно и смею утверждать, что Лютик не приврал про своё отважное участие в походе. Так уж получилось, красотуля, что часть пути по Соддену и Ангрену мы с ребятами и бригада Геральта проделали вместе, пережили немало приключений и всяческих мытарств, так что смело берусь утверждать, что музыкант держался молодцом. Мечом, конечно, не рубал и в драку не лез, однако ж пользу приносил, боевой дух песней поднимал. А тебе, подруга, действительно мужское плечо нужно, дорога у тебя дальняя. По доброте советую.       — Я уже согласилась, — сказала Йеннифер.       — Вот и чудесненько! — воскликнул Золтан, засмеялся: — Говорили, норовистая баба, сладу нет, а она в самом деле-то покладистая! Ладно, седлайте второго жеребца, да скатертью дорога.       Лютик выдохнул. Подозревал, что решение выйдет ему боком, но поступить иначе не мог.              Пока седлали коня, он собрал вещи, повесил за спину лютню, прикупил продуктов в корчме, наполнил бурдючок красным вином. Краснолюды, тоже готовые к отправке, выстроились проводить.        — Мы с ребятами, как с горы Корбон воротимся, поспрашиваем через свои каналы про маленькую чертовку, всадников и ведьмака, может, на какой след нападём, — сказал Золтан.       — Спасибо, — за двоих ответил Лютик. — До встречи, парни.       — До встречи, — каждый из бородочей пожал ему руку, поклонился чародейке.       — Эх, расставаться жалко! — смахнул слезу Золтан. — Ну, езжайте.       Со стороны южной околицы донёсся гомон.       — Чёрные! Чёрные! — кричали мужики. — Прячьте баб и детей!       — Езжайте, — крикнул Золтан, — мы их задержим!       Лютика и Йеннифер не пришлось упрашивать. Они ударили по бокам коней и поскакали в противоположную сторону, к лесу. Путешествие начиналось отлично.