Восстание драконов

Поездка к дому Макса была тихой и напряженной. Ни один из его приятелей не произнес ни слова, и Гарри тоже не хотел ничего говорить. Он чувствовал, что, возможно, ему следует что-то сказать, чтобы разрядить растущее напряжение, разрядить ситуацию, но он не знал, что сказать, поэтому тоже промолчал. Он опустил голову, глядя на свою растущий животик, пытаясь игнорировать почти тихое рычание, которое Наста, сидевший рядом с ним, издавал каждые пару минут. Гарри сопроводили прямо в дом с помощниками по обе стороны от него для его защиты, и у него был небольшой шанс осмотреть красивый, полностью обособленный дом, который, казалось, застрял у черта на куличках. Гарри нервно оглядывал светлый, открытый и просторный дом, пока его провожали прямо к первой двери в коридоре и в прелестную гостиную. Макс действительно жил в очень красивом доме, но Гарри не мог заставить себя как следует разглядеть или оценить это. Не тогда, когда он сидел на удобном диване, а оба его старших товарища стояли над ним, глядя на него сверху вниз и требуя рассказать, как Дурсли обращались с ним в детстве. Ладно, на самом деле они ничего от него не требовали, они мягко просили, умоляли его, говоря, что всего лишь хотели помочь, но чувствовалось, что они требовали чего-то очень глубокого и личного, и Гарри сжался еще сильнее. Он не хотел им говорить, он не хотел все это поднимать, не тогда, когда он уже чувствовал себя таким сбитым с толку. Макс опустился перед ним на колени и осторожно взял его дрожащие руки, держа их в своих, теплых, больших. Он склонился над ними и поцеловал его кожу, и Гарри прикусил губу, чтобы она не дрожала, даже когда его зрение затуманилось от слез. «Гарри, любовь моя, пожалуйста, просто ответь нам, они когда-нибудь причиняли тебе какую-нибудь боль?» Макс мягко спросил его. Гарри испустил глубокий, прерывистый вздох, когда навернувшиеся слезы ослепили его, но он не позволил им пролиться, он и так пролил слишком много слез, Дурсли не заслуживали того, чтобы он пролил больше слез, чем он им уже дал. Но он давно решил, что не будет откровенно лгать своим товарищам, и все же он не мог даже повернуть вопрос вспять или извратить его, потому что Дурсли причинили ему физическую и эмоциональную боль. Вместо этого он издал сдавленный сухой всхлип, поняв, что ничего другого не остается, ему придется уступить им и довериться своим товарищам. Он любил их, и он доверял им, и ему оставалось надеяться, что они все еще любят его после этого, когда он задохнулся от эмоций и склонил голову. И Макс, и Наста изо всех сил держались за свой десятилетний контроль, ладони Макса сгибались и подергивались, но он успокоился настолько, что совсем не сжимал их вокруг крошечных бледных ручек Гарри, которые все еще были сжаты в его собственных. Наста подошёл и сел рядом с Гарри, успокаивающе обнимая его, предлагая ему утешение. Макс позаботился о том, чтобы не переходить на другую сторону от Гарри, он принял сознательное решение оставаться перед ним и ближе к Насте, чтобы Гарри не чувствовал себя окруженным, пойманным в ловушку или заблокированным. Он убедился, что Гарри знал, что у него все еще есть путь к отступлению, если он ему понадобится, даже если это был подсознательный жест, чтобы успокоить его, поскольку ни он, ни Наста в любом случае не остановили бы Гарри или помешали ему, если бы он попытался убежать от них. «Мы догадывались, что тобой по меньшей мере пренебрегали». Наста нарушил тишину словами, едва ли громче шепота. «Временами ты вел себя очень странно, отпускал довольно странные комментарии, и ты явно был несчастлив там, где жил, но, Гарри, насколько плохо они с тобой обращались?» Гарри запинался, пытаясь ответить своим товарищам, но ему было абсолютно нечего сказать, ему не с чем было сравнить свое обращение, насколько плохо они обращались с ним? «Возможно, это не правильный вопрос». Снова заговорил Наста, понимая, что Гарри пытается ответить, но не знает как. «Возможно, лучше было бы спросить, бил ли кто-нибудь из них тебя когда-нибудь». Гарри глубоко вздохнул и, опустив взгляд на свои колени, едва заметно кивнул головой. Руки Макса чуть не раздавили его собственные, прежде чем его самый крупный партнер взял себя в руки и ослабил хватку, нежно потирая большими пальцами руки в молчаливом извинении. «Это было… нормальное явление?» Спросил Наста, запнувшись на слове «нормальное». «Нет». Хрипло ответил Гарри, обретя дар речи. «Меня били, только если дела были действительно плохи». «И не так уж часто все становилось очень плохо?» Спросил Макс, не сумев скрыть слабую надежду в своем голосе. «Нет. Я должен был сделать что-то очень плохое, чтобы меня ударили, но не с Дадли «. «Что ты имеешь в виду?» Спросил его Наста, подавляя желание обнажить клыки. «Раньше Дадли бил меня ради забавы». «Который из них был Дадли?» Макс спросил с наигранным спокойствием. «Мой кузен». «Очень толстый светловолосый… мальчик?» «Да. Его всегда перекармливали». «Там, где тебя нет». Заметил Наста, глядя на все еще относительно худощавое тело Гарри, несмотря на детскую выпуклость. Губы Гарри скривились в кривой улыбке. «Мне не разрешали есть, если Дадли все еще был голоден». «Когда они начали ограничивать ваш рацион питания?» «Думаю, мне было около семи, когда Дадли начал жаловаться, что он мало ест. Конечно, мои порции тогда были меньше, а у Дадли — больше. Я постепенно умирал от голода, а Дадли вырос до размеров детеныша косатки. Я не совсем уверен, кому было хуже, ему или мне. ” «Ты сейчас получаешь достаточно еды?» Спросил Макс, казалось, не в силах перестать волноваться. Гарри поднял голову и мягко улыбнулся. Он наклонился вперед, чтобы ободряюще поцеловать Макс, получая утешение от губ своей пары. «Сейчас я получаю более чем достаточно, за последние несколько месяцев я ел лучше, чем когда-либо в своей жизни. Хотя в Хогвартсе у меня никогда не было недостатка в еде, я часто обнаруживал, что не могу есть слишком много без риска сильно заболеть, беременность — это и проклятие, и благословение, когда дело доходит до еды. ” Гарри вздохнул и откинулся на спинку сиденья. Он чувствовал себя опустошенным и на самом деле говорил только о том, что ему отказали в еде, даже не о неделях, проведенных взаперти в своем крошечном чулане с ломтиком хлеба через день и стаканом воды из-под крана. Его не часто били, или, по крайней мере, тетя Петуния и дядя Вернон били его не часто, но когда они били, Гарри покачал головой; он не хотел об этом думать. «Гарри, это…ну, на самом деле это не так уж удивительно, потому что у нас и раньше были мимолетные подозрения, но это действительно шок, услышать правду, ты такой милый и добрый, ты, кажется, не осознал того, что с тобой произошло, что на самом деле не очень хорошо. ” Гарри хотел сердито ответить, но Наста одним взглядом заставил его замолчать, продолжая с того места, на котором остановился Макс. «Это плохо, Кариад, потому что если ты не позволил этому осознать, если ты отрицаешь, что это произошло, то ты не сможешь встать на путь выздоровления. Тебе нужно принять все, заново открыть свои шрамы и позволить им кровоточить заново, выпустить все это из себя, только тогда ты начнёшь исцеляться. ” «Я не хочу открывать шрамы». Прошептал Гарри. «Гарри, всем нам, включая Драко и Блейза, будет больно, когда ты расскажешь им, но это необходимо сделать». «Почему?» Упрямо спросил Гарри. «Что, если что-то снова выведет тебя из себя?» Макс спросил как можно мягче. «Например, как ты отреагировала там, в нашей комнате, когда убиралась?» Мы до сих пор не знаем, что тебя взбудоражило и почему, и мы ходили на цыпочках, чтобы это не повторилось, но мы не можем помешать этому случиться снова, Гарри, если мы не знаем, что тебя взбудоражит. Что, если у вас… эпизод, когда вы ухаживаете за нашим сыном? Что, если он станет старше и скажет что-то, что заставит вас погрузиться в воспоминания, и его оставят без присмотра на несколько минут?» Гарри сглотнул и поднял руку, чтобы защитить своего сына, который радостно подпрыгивал у него в животе. «Это был комментарий». Сказал Гарри мучительно тихо. «Какой комментарий, Гарри?» Спросил Макс. «Тот, который я сделал о том, что ты возвращаешься в шкаф?» «Да». «Почему этот комментарий заставил тебя вспомнить свое детство?» Спросил Макс. Гарри ожидал такого вопроса, но он все равно заставил его вздрогнуть. Гарри приготовился к надвигающейся приливной волне, но он показал мизинец, чтобы прощупать почву: если его товарищи не смогли справиться со шкафом, то как он мог ожидать, что они справятся с чем-то еще, что случилось с ним в детстве? «Сколько я себя помню, я жил в чулане». Выражение лиц Насти и Макса вызвало едва заметную кривую, невеселую улыбку на губах Гарри, когда он играл с подолом своей рубашки, чтобы чем-то занять руки, и на крошечный дюйм расширил доверие к своим любимым доминирующим партнёрам. «Когда я был плохим или мои родственники просто не хотели, чтобы я больше был рядом, они кричали на меня, чтобы я вернулся в свой шкаф и не выходил оттуда, пока мне не скажут. Мне пришлось заползти в свой шкаф и закрыть за собой дверцу, а потом меня заперали. ” «Ты оставался в шкафу?!» В ужасе спросил Макс, его голос неудержимо повысился. Наста успокаивающе положила руку на плечо Макса, молчаливо предупреждая следить за тем, что он говорит и делает, и сохранять контроль над собой и своим тоном. «Гарри, они на самом деле держали тебя в чулане? Где был этот чулан? В их гостиной? На кухне?» Спросила Наста гораздо спокойнее, чем он чувствовал внутри. «чулан под лестницей. Он был в стороне и достаточно большой, чтобы вместить меня, пока мне не исполнилось почти одиннадцать «. Крупная вена на виске Макса яростно за пульсировала, когда он стиснул зубы в попытке взять себя в руки, когда это не удалось, он резко прикусил собственную губу. Поток свежей крови, его собственной крови, и укол боли помогли ему контролировать свой гнев. «Почти одиннадцать?» Спросил Наста, его великолепные карие глаза, потемневшие от гнева до почти чёрных, сузились, когда его собственный гнев из-за обращения с таким маленьким ребенком переполнил эмоции. «Да, после того, как я начал получать письма из Хогвартса, которые были адресованы «чулан под лестницей», они подумали, что волшебники наблюдают за ними, поэтому переселили меня во вторую спальню Дадли «. Вена, которая начала опускаться обратно на голову Макса, снова выступила, пульсируя гневным красным цветом. Ему пришлось убрать свои руки от Гарри, чтобы он мог сжать их в большие кулаки, не причинив Гарри боли. «У твоего кузена было две спальни, а ты жила в чулане?» Спросил Наста, его глаза от гнева стали чёрными, а не светлыми, золотисто-зеленовато-карими, в которые Гарри так любил смотреть. «Честно говоря, ему нужно две спальни, чтобы соответствовать его габаритам». Гарри попытался пошутить, поскольку ему становилось очень, очень неуютно и он нервничал. Он почесал затылок и немного неуверенно выдохнул, глядя на двух разъярённых мужчин перед ним. Он никогда хорошо не ладил с разгневанными людьми, и у него остались невероятно плохие воспоминания о людях, которые злились на него или даже просто рядом с ним… в конце концов, дядя Вернон был очень, очень злым человеком по натуре. «Нет Гарри. Не пытайся относиться к этому легкомысленно. То, что сделали эти… люди, это ужасно, я не смогу контролировать себя, если ты начнёшь шутить о том, как они с тобой обращались «. Макс заявил серьезно. «Я не знаю, как еще реагировать». Признался Гарри, беспокойно ерзая. «Мне никогда не приходилось никому рассказывать ни о чем из этого раньше, никто на самом деле не был достаточно близок ко мне, чтобы заметить что-то неладное, а если и замечали, то разыгрывали это как нечто одноразовое. На самом деле никого это не волновало.» «Я уверен, они бы так и сделали, если бы ты им рассказал». Гарри не элегантно пожал плечами. «Рон и его братья сняли решетку с моего окна, когда мне было всего двенадцать. Они рассказали миссис Уизли, но она ничего не сделала, так что я просто отмахнулся. Никто не хотел заглядывать глубже, никто не хотел возиться со мной. Им было легче просто видеть поверхность, счастливого мальчика, которого они хотели видеть, и ничего больше.» «Решатка?!» Макс потребовал ответа, в то же время Наста спросил: «Ты рассказал кому-то, и они ничего не сделали?» вид у неего был ужасающий «Это было летом после моего первого года в Хогвартсе». Гарри мягко начал, взяв за руки каждого из своих товарищей, чтобы успокоиться. Он играл с их пальцами, гладил их кожу, все, что угодно, лишь бы не смотреть на них, не видеть их лица или их потемневшие от гнева глаза. «В тот день мне только что исполнилось двенадцать, и ко мне пришел домашний эльф. Его звали Добби». «Домашний эльф, которого ты вызвал в больничном крыле. Мы сейчас услышим, как завязалась эта невероятная дружба?» Задумчиво произнес Макс. «Да, но вначале мы с Добби не были настоящими друзьями». «Почему бы и нет?» Гарри вздохнул и понял, что все, на что пошел Добби, чтобы ‘уберечь его’, не пройдет гладко. «Он продолжал пытаться убить меня». «Что?!» Гарри подпрыгнул от выкрикнутого слова, и почти сразу после этого оба его старших товарища успокоили его. Макс выглядел особенно виноватым после своей вспышки гнева. «В запутанном сознании Добби то, что он делал, было совершенно логично». «Следовал ли он приказам своего Хозяина?» «Нет. Он шел почти напрямую против своего хозяина, который был достаточно забавным, Люциуса Малфоя, отца Драко. Добби верил, искренне верил, что помогает мне, оберегает меня, но в этих попытках он дважды пытался меня убить и дважды чуть не исключил. Он действительно думал, что спасает мне жизнь, но когда я освободил его из рабства Люциуса Малфоя, у нас завязалась странная дружба. ” «Какое это имеет отношение к решётке на твоём окне?» Спросил Макс. Гарри вздохнул. «Одной из попыток Добби помешать мне вернуться в школу было разбить пудинг в гигантской хрустальной миске на кухонном полу, когда у моих родственников были гости, маггловские гости. Меня не только чуть не исключили из-за ограничения на использование магии несовершеннолетними, но и мой дядя потерял свою крупную бизнес-сделку и обвинил в этом меня. Я не сказал им, что не могу колдовать вне школы, поэтому, когда пришло письмо и они так любезно сообщили им, что мне не разрешается колдовать вне школы, мой дядя растерялся. Он сказал, что собирается запереть меня и что мне никогда не разрешат вернуться в Хогвартс. Он установил решетки на окне моей спальни, и я был заперт в своей спальне день и ночь. Похоже, как я был в чулане, но, по крайней мере, спальня была намного больше, и я мог ходить по ней. ” «Как в тюрьме». Наста зашипел. «Я полагаю, но я никогда не был внутри тюремной камеры, поэтому не знаю. Мне разрешили сходить в туалет около полудня, и все «. «А как насчет времени приема пищи?» Спросил Макс. «В нижней части двери моей спальни была кошачья заслонка, чтобы меня можно было покормить». Макс и Наста выглядели такими потрясенными, услышав это, и Гарри наклонил голову, чтобы посмотреть на свои руки, которые все еще держали по одной руке его пары. «Это было не так уж плохо». Гарри поспешил объяснить. «Худшей частью этого была скука». «Ты серьезно заблуждаешься, если думаешь, что худшей частью твоего лишения была скука, Гарри». Сказал ему Наста с убийственным видом. «Тот факт, что они на самом деле проявили такую жестокость, что каждый день запирали тебя на целый день, не кормили должным образом и даже не давали тебя основного права человека на туалет, ужасает. Даже Азкабан предоставляет своим заключенным круглосуточный доступ в туалет.» Гарри неловко поерзал и отпустил руки своих товарищей, чтобы зажать свой животик ладонями, баюкая своего ребенка, как мог, пока его сын все еще был внутри него. Большая рука, обхватившая его за плечи, прижала его к широкому телу, и Гарри изо всех сил вцепился в это тело, подавляя очередной сдавленный всхлип. Он был слишком молод, чтобы понять, с каким пренебрежением к нему относились его родственники, слишком наивен, чтобы понять, что его обращение на самом деле рассматривалось как жестокое обращение. Он знал, что с ним никогда не обращались особенно хорошо, но он старался не думать об этом, он всегда просто выбрасывал все это из головы и наслаждался, насколько мог, своей свободой, пока был в Хогвартсе. Зачем ему хотеть испортить лучшие дни своей жизни, думая о Дурслях? Зачем ему портить Рождество, думая о лишении в доме своих родственников? Зачем ему омрачать Пасху разговорами о своих наказаниях? Он просто хотел забыть, притвориться, что ничего этого никогда не было, неужели это так ужасно?

***

Гарри сослался на усталость и отказался произнести больше ни слова, несмотря на все усилия Макса и Насти, они даже втянули в спор своего будущего сына, и это разозлило Гарри, потому что они посмели предположить, что он когда-либо причинит своему сыну боль, неосознанно или иным образом! Когда ему не показали кровать, потому что Макс пытался разговорить его о его родственниках, Гарри соскользнул на пол в гостиной и свернулся калачиком на ковре перед камином, спиной к своим приятелям. «Гарри, пожалуйста, любимый». умолял Наста. «Будет лучше, если все будет открыто. Я знаю, тебе тяжело, особенно после того, как так долго никто ничего не предпринимал по этому поводу, но, любимый, пожалуйста, поговори с нами. ” Гарри хранил молчание. Он сказал все, что собирался сделать сегодня, и ничто, даже угроза наказания от его товарищей, больше не заставит его говорить. Гарри услышал, как Макс глубоко вздохнул, и его заключил в объятия его самый большой партнёр. Гарри набросился, пинал и размахивал кулаками, но Макс шикнул на него и держал как можно тише. «Если ты не хочешь говорить, Гарри, тогда нам лучше отвести тебя в постель, пока у тебя не затекла шея от сна на полу. Мы же не хотим испортить всю тяжелую работу, которую Блейз проделал, растирая узлы на твоей шее, когда ты в последний раз заснула на полу, не так ли?» Гарри молчал и чувствовал себя неблагодарным негодяем, но он больше не хотел говорить, поэтому ему пришлось смириться, когда Макс уложил его на удивительно мягкую кровать, снял с него ботинки и расстегнул молнию на брюках, чтобы ему было удобнее. Его накрыли толстым пуховым одеялом и поцеловали в макушку, прежде чем Макс повернулся, чтобы выйти из комнаты. «Макс?» Гарри позвал. Макс оказался рядом с ним прежде, чем Гарри успел моргнуть; смотрел на него сверху вниз с опечаленным выражением, но в этих синих-преклонных глазах все еще были любовь и обожание. Гарри сел и крепко поцеловал Макса в губы, вложив в этот поцелуй всю свою любовь к мужчине, стоящему перед ним. «Я больше не могу об этом говорить». Сказал ему Гарри. «Я просто не могу. Я не хочу ломаться в таком состоянии». Гарри указал на детский бугорок, руки Макса подпрыгнули, чтобы обхватить его выпуклость, и Гарри грустно улыбнулся. «Я никогда по-настоящему не понимал, насколько все было плохо. Я не думал об этом много в течение учебного года, у меня никогда раньше не было воспоминаний, и это действительно пугало меня, когда я застревал в собственных воспоминаниях. Я всегда знал, что со мной обращались по-другому, но только когда я стал старше, я действительно понял, что со мной плохо обращались, что надо мной издевались. Я думаю, что взрослые вокруг меня тоже усугубляли ситуацию, если они когда-нибудь замечали, что что-то не так, то никогда ничего не говорили, и это заставляло меня молчать обо всем. Я чувствовал, что если они ничего не сказали, то и я не должен ничего говорить. Я не хочу быть ребенком, но я больше не могу говорить об этом, я просто не могу. ” «Ты не ребенок». — раздраженно сказал ему Макс, проведя рукой по его щеке. «Я думаю, мы с Настей знали, когда начали расспрашивать тебя об этом, что ты не собираешься выложить все за один день, мы знаем, что на это потребуется время, но то, что мы уже услышали, заставило нас ужаснуться тому, что еще могло с тобой случиться. Очевидно, что у этих людей нет ограничений, если они готовы запереть ребенка в чулане под лестницей и морить его голодом. Этот ужас будет разъедать нас, и наихудшие из возможных сценариев будут крутиться у нас в голове до тех пор, пока не откроется вся правда и мы не сможем либо усыпить наши страхи, либо некоторые из наших худших кошмаров станут реальностью. ” «Ты обещаешь, что не будешь относиться ко мне по-другому?» Спросил Гарри с ноткой страха в его неожиданно молодом голосе. Максу с болью в сердце напомнили, что Гарри было всего шестнадцать. Он часто был таким зрелым и вел себя намного старше своих лет, что было так легко забыть, что на самом деле он еще не был взрослым, что он не был полностью взрослым, независимо от того, как он действовал в ситуации. «Стали бы мы когда-нибудь относиться к тебе по-другому?» Спросил Макс, слегка щелкнув его по маленькому носу. «Каждому в жизни приходится преодолевать разные, трудные испытания; просто жестоко, что твое выпало на долю так рано. Правда, ты прошел через некоторые ужасные вещи, но это была не твоя вина, почему мы должны относиться к тебе по-другому из-за того, что настолько вышло из-под твоего контроля?» Гарри не выдержал и разрыдался на груди Макса, находя утешение в этих больших руках, которые крепко обхватили его спину, и в успокаивающем запахе сосны, который всегда окружал Макса. Макс укачивал Гарри, пока морально истощенный мальчик не уснул у него на руках. Он осторожно уложил его обратно, нежно. Он снова укрыл Гарри и осторожно поднялся на ноги. Он минуту или две наблюдал за спящим Гарри, просто чтобы убедиться, что его прекрасная пара не встревожилась из-за того, что он поднялся с матраса. Он наклонился и поцеловал мягкую щеку Гарри. Он не мог не задаться вопросом, били ли его пару когда-нибудь сильнее, чем положено любому ребенку. Гарри сказал, что его били его… родственники, но насколько сильными были эти удары? Они причинили какой-либо ущерб? Физические следы? Или это были просто хитрые пощечины, которые немного жалили, не оставляя заметных следов? Он пытался выбросить из головы образы избитого Гарри, этого прекрасного, совершенного лица, опухшего, в синяках и кровоточащего, потому что кто-то избил его, но ему это не удалось. Его когти и клыки вырвались из его кожи и десен с такой силой, что он чуть не закричал. Он дышал глубоко и медленно, чтобы рассеять свой гнев, но он знал, что проиграл, когда его крылья сами собой развернулись из спинного мозга и вытолкнулись из кожи во взрыве крови и блестящей сине-черной чешуи. Смирившись с тем, что ему придется пару часов разгуливать в своем дракенском обличье, пока он не успокоится настолько, чтобы контролировать свои дракенские качества, Макс вышел из спальни, прежде чем случайно разбудить Гарри. Он вернулся в гостиную, и Наста подпрыгнул, когда увидел, что он был в форме Дракена, глубоко принюхиваясь, чтобы учуять любую угрозу. «Никакой опасности нет, я потерял контроль». Макс признался. «Я почти сделал это, когда услышал ваш разговор. Я не могу поверить, что он думал, что мы будем относиться к нему по-другому или что он считает себя ребенком только потому, что не мог заставить себя больше говорить о том, через что ему пришлось пройти.» Макс плюхнулся рядом с Настой и провел рукой по волосам, очень заботясь о своих когтях. Он улыбнулся, вспомнив, как он был недавно обращенным Дракеном и впал в истерику из-за чего-то настолько незначительного, что теперь даже не мог вспомнить, из-за чего это было. Его дракенская форма вырвалась из него, и ему было так больно, что он рухнул на пол. Его мать и отцы держали его и укачивали, пока он кричал в агонии. Как только он успокоился и сел в объятиях своего отца, он сделал то же самое, он запустил руку в свои слишком длинные волосы, чтобы убрать их с мокрого лица, и в результате он проделал когтями четыре глубоких вмятины на голове. Его мать кричала на его отца, чтобы отвезти его в больницу, когда он сидел на полу, из его головы текла сильная кровь, но его Отец, всегда спокойный в кризисных ситуациях, забрал его у Отца, крепко прижал к груди и убедил укусить его за плечо и выпить его кровь. На четырех глубоких отметинах даже не осталось шрамов. Макс улыбнулся и позволил себе немного побаловать себя, прислонившись к Насте и позволив пожилому мужчине успокоить его. Он был рад, что больше никто этого не видел. Гарри ничего бы не сделал или не сказал, разве что, возможно, протиснулся бы между ними и присоединился к объятиям, но Драко и Блейз были еще слишком молоды, чтобы понимать, что быть доминантом не значит быть сильным двадцать четыре на семь. Они сочли бы его слабым и бросили бы вызов его положению в иерархии, и последнее, чего он хотел, это сражаться с ними за доминирование, когда он всего лишь хотел немного комфорта. Он не мог дождаться, когда они станут старше и повзрослеют и поймут, что в слабости и силе есть нечто большее, чем бравада и ледяная внешность. Наста обняла его и поцеловала в лоб. Пожилой мужчина наслаждался покоем и уютом тишины, которую создавали отсутствие Драко и Блейза. Не то чтобы он их не любил, он любил их очень глубоко, но их споры и детские драки доставляли ему бесконечную головную боль. Макс закрыл глаза и тяжело вздохнул, немного поерзал, пока ему не стало удобнее прижиматься к Насте. «Это мило. Обычно я ненавижу тишину этого места, потому что она напоминает мне о том, как я одинок, но тишина, когда я знаю, что здесь есть люди, так умиротворяет «. Наста улыбнулся и откинулся на спинку дивана, впитывая тепло большого тела рядом с ним и умиротворяющую атмосферу. Ни один из них не собирался думать о том, через что прошел Гарри, ни один из них не собирался портить настроение и момент, упоминая об этом или размышляя о том, что еще могло случиться с Гарри в его детстве. Они заговорили бы об этом, когда узнали бы обо всем, чему Гарри когда-либо подвергался, обо всем, что эти люди когда-либо с ним делали. Но сейчас они просто хотели насладиться тишиной и покоем, прежде чем услышать что-либо еще о жизни Гарри или до того, как Драко и Блейз приедут в гости и разрушат все, спровоцировав один из своих многочисленных споров. Следующий спор, вероятно, был бы из-за того, кто получил лучшие оценки на экзаменах, ни один из двух старших не предвкушал этого неизбежного спора.