Говори со мной

Бан Чан, к удивлению Минхо, чаще выходит в свет, знакомится и налаживает новые контакты, несмотря на то, что каждый раз к нему кто-то подкатывает. Не кроет Хо трехэтажным матом при упоминании людей "определённой" сферы. Но самое странное для Ли не то, что он таки нашёл заветных стилистов, а то – КТО дал ему этих стилистов. Чан отмалчивается, как партизан, когда Минхо пытается выпытать у него, какими уловками он вообще умудрился познакомиться с Хёнджином и где пропадал всю ночь. – Погоди-погоди, Чани... Ты сам познакомился с Хёнджином? – Ну, да. – Как?? И как ты его уломал дать тебе контакты? – Да не уламывал я, просто спросил, он просто поделился. – КАК? – Да что ты заладил как попугай, Хо. Он сам заговорил со мной, что такого? – Хёнджин первый заговорил? Ты шутишь! Хёнджин не знакомится, Чан. Это с ним знакомят. Ты не представляешь, насколько он фильтрует своё окружение. А ты... Ты вообще в курсе-то, кем он работает, а? – Да, он рассказал. Он слышал наш разговор про эскорт. Минхо выпадает в осадок. Потому что "монах" Бан Чан не вытирает рот при слове "эскорт" и не проклинает всех причастных до седьмого колена. И этот монах каким-то неведомым способом совершенно даром получил контакты у одного из самых дорогостоящих представителей этого самого эскорта. У человека, чья специализация – буквально продавать связи. И Хван при этом до сих пор не горит на костре инквизиции и даже не облит святой водой. Минхо в шоке. Потому что Хёнджин не знакомится первым никогда. Как раз во избежание проявления снобизма. Он всё организовал так, чтобы при контакте (который был возможен только через третье очень хорошо знакомое лицо) люди уже знали, чем он занимается. Во-первых, потому что это потенциальные клиенты, а во-вторых, он терпеть не может "лицемерных моралистов". Ну, и, чего греха таить, любит он ореол таинственности вокруг себя. Это что ж такого должно было произойти, чтоб Хван сам задружился, ещё и контакты от щедрот отсыпал. Незнакомому "лицемерному моралисту". Бесплатно. – Чани, дружище, давай проясним ещё раз, ага? Хёнджин познакомился с тобой сам, сам рассказал о профессии и вот просто так отдал два личных, блять, контакта по первой просьбе, с одним из которых сразу же сам и познакомил лично. Я ничего не упустил? – Ты ничего не упустил. – Ты хоть знаешь, сколько стоит его сопровождение? Он же тебе фактически оказал профессиональную услугу! – Нет, не знаю: он не говорил, а я не спрашивал. Бан умалчивает, что помимо буквально подаренных контактов, Хёнджин провёл с ним абсолютно всю ночь по сути "в сопровождении", а ведь он пришёл на ту вечеринку наверняка с "деловым" интересом. И тут бы стеснительному и обязательному Чану положено испытывать чувство вины за потраченное, очевидно очень дорогое время и упущенные деньги Хвана, чувство стыда за то, что Чан провёл время в обществе "продажного мальчика", но Бану почему-то не стыдно, а приятно. В смысле, вспоминать этот вечер. Он тихонечко улыбается и удивляется сам себе. Бан Чан, воодушевлёный Хваном, договаривается о встрече-знакомстве Феликса с Хонджуном (который занят ещё в четырех проектах помимо собственнного показа) и Ёсаном (у которого, оказывается, запись на полтора года вперёд). Они оба абсолютно спокойно соглашаются потратить личное время, потому что Чан "от Хёнджина". Чан знает, как это работает. И до "перерыва" у него было довольно много связей. Но тогда он ими не пользовался, ему всегда это казалось чем-то неловким. Да и первые два альбома с Чонином они записывали чуть ли не в подвале на коленках, там было не до имиджа, больше на музыку акцент. Когда первенец-певец стал попадать, наконец, в чарты, они задумались и об этой стороне вопроса, и Ян сказал, что он сам знает как нужно, и никакие стилисты и имиджмейкеры ему не требуются, он сам всё может. Чан доверился "любимому гению", но результатами был не очень доволен. Мягко говоря. С Феликсом он решает брать максимально в свои руки подобные вопросы, хотя не игнорирует его мнение. Но этому бриллианту нужна самая прекрасная и качественная огранка, а для этого – нужны супер-специалисты из разных сфер. Бан понимает ценность связей Хвана, и за что ему платят бешеные, по слухам, деньги, когда на встрече с Хонджуном и Ёсаном они обсуждают идеи, возможные концепты стиля. Чану пока не доводилось работать с профи такого уровня и при этом настолько чутких к деталям и мнениям, открытых новому. И если это – почти случайные "карты", первые пришедшие в голову Хвану, отданные по наитию, то какие ж козыри у него в рукавах, если он будет работать "на заказ". Что Чан умеет – видеть потенциал и собирать команду. Он понимает, что Хёнджин – профи. И он решает убить двух зайцев сразу. Он решает идти на ближайшую закрытую тусовку, посвященную камбэку одной из известных групп. Зная уровень артистов, Бан предполагает, что наличие Хвана в составе приглашенных практически гаратированно. И Чан не ошибается. Хван является туда настолько ослепительно красивым, что Бану тяжело на него смотреть. Хёнджин в кроваво-красном костюме: приталенный пиджак, через плечо по диагонали переброшена цепь с жемчугом, зауженные, но не облегающие брюки. Смоляные волосы, смоки-мейк черных глаз, тинт на пухлых губах, подчеркивающий естественный цвет – вкупе с образом всё это производит буквально роковой эффект. Сейчас Чан видит другого Хёнджина: перед вспышками камер он абсолютно точно уверен в своей надменной сокрушительной красоте. И да, Минхо прав, уж такой-то Хван точно не будет не то, что знакомиться первым, он и поздороваться с собой позволит не каждому. ** *** ** Хёнджин знает, что красив, и отчасти (сильно) этим пользуется. Он в курсе, что очень многие даже среди очень известных и богатых (и малоизвестных и очень-очень влиятельных) отдадут немалые суммы за ради покрасоваться с ним хотя бы один день, а точнее ночь. И, даже зная легендарную избирательность танцора-привиреды, готовы угодить ему в надежде оказаться в особом списке его контактов. Сегодня же Хёнджин хочет (должен) быть особенно красив. И хотя он не особо желает присутствовать, ему принципиально надо там появиться. Дело даже не в том, что сегодня будет много возможностей для работы. Масштаб вечеринки таков, что там не спрячешься на балконе с интересным незнакомцем-продюсером в увлекательных разговорах, по которым он, если честно, изголодался. Дело в том, что там точно будет Сынмин. А значит, Хвану нужно быть недосягаемо прекрасным. Потому что, чем ему хуже внутри, тем восхитительнее он стремится быть внешне. Главное – никаких соглашений с сексом. Несмотря на то, что прошёл год после... "отмены заказа" Минни, у Хвана никакого желания подпускать кого-либо ближе формального рукопожатия, поэтому вся его работа за этот период была действительно только в сопровождении и предоставлении связей. Ему не то, что бы больно. Пусто. Но показывать он этого не будет. Поэтому Хёнджин в красном. Это его цвет, его броня. За красными "доспехами" и острым тёмным взглядом не будет видно ни тоски, ни грусти, ни каких-то эмоций. Хван за вспышками и приветствиями не замечает своего недавнего знакомца, а Чан и не стремится подойти. И когда гости перемещаются в соседний зал на after party, Хёнджин ещё более непроницаемый с лёгкой ухмылкой на лице. Сегодня всё по его правилам: первым не здороваться и не знакомиться, предложения фильтровать, на «фанатов» не реагировать, со знакомыми быть учтивым, но не более. И всё, казалось бы, работает на ура, пока Хван не говорит о танцах с парой гостей, а Сынмин, оказавшийся где-то совсем (непозволительно) рядом, не произносит: – Хёнджин может станцевать даже импровизацию. Это будет огненно сейчас в этой атмосфере, я уверен. Хван еле держится, чтоб себя не выдать, но вообще-то он в шоке. Даже если они теперь с Минни пересекались, то не говорили. Если здоровались – кивком головы, исключительно для вида и во избежание лишних сплетен. А уж чего Ким никогда не делал – так это не провоцировал и не выводил на эмоции. А тут вот. Дело в том, что Сынмин прекрасно знает, насколько Хёнджин не любит импровизацию. Ему важно отточить каждое движение, каждую эмоцию, взгляд, порыв. А ещё Сынмин знает, что Хёнджин не любит танцевать на таких вот вечерах, потому что большинству здесь нужна картинка, его стройное тело и услуги разного характера. А Хван любит танцевать, вкладывая душу в каждое мимолётное движение. – О, Хёнджин-щи, пожалуйста, пожалуйста! Вы так давно не танцевали! – Хёнджин, порадуй, а... К Сынмину присоединяются виновники мероприятия и ещё восторженные возгласы. Не отвертеться. Зачем Сынмин вообще это устроил? Он всегда был равнодушен к танцам Хвана. Он никогда не реагировал на его красоту, и не особенно интересовался какими-то реакциями и чувствами Хёнджина. Зачем же сейчас он делает это настолько явно? Хван еле удерживается от злого взгляда на Кима. Хёнджин может отказаться. Он может отказать любому в этом зале во всем. Он может отказать им всем сразу. Но что-то внутри него сломалось тогда с Минни. Хёнджин знает, что для многих в этом зале сейчас он почти идол. Он знает о силе своего влияния и красоты. Но внутри что-то щёлкает, ломает в щепки. Желание доказать лишь одному зрителю что он – совершенство без условий. Показать своим танцем, от чего этот зритель отказался. Это по-детски и глупо, Хван знает. Потому что тому, кто его провоцирует – единственному здесь неинтересно. Ему это не нужно. Хван ему не нужен. Но Хёнджин решает играть до конца и кивает в знак согласия, ухмыляясь уголком рта. Он ни слова не скажет. Он всё покажет телом. Это же его инструмент, его работа. Здесь нет сцены, но ему уже спешно освобождают танцпол. Достаточно ли места, Хёнджин-щи? Кивок. Нужно ли что-то, какой-то реквизит? Лёгкое движение головы. Нет. Освещение вам подходит? Жестом показывает на один софит. Минимум. Этого достаточно. Они порхают вокруг него, будто готовятся к концерту, а не к спонтанному выступлению на тусовке. Свет гаснет, остаётся один мощный софит. В зале уже тишина. Хёнджин становится спиной к зрителям, поворачивая голову в сторону диджея. Он готов, еле заметный кивок – музыка – и магия начинается. Он вкладывает всё, что может в свои движения, соответствуя треку. Страсть, нежность, лёгкость и глубину, неуверенность и абсолютную власть. В порыве он срывает расстегнутый в начале танца пиджак, оставаясь в почти полупрозрачной белой рубашке. Он не знает, что танцует для единственного зрителя, кто в этом зале понимает каждую деталь, смысл каждого движения. Для того, кто по счастливой случайности ловко поймал отброшенный хванов пиджак. Для зрителя, которого Хёнджин не видит. Кого он сегодня не думал встретить среди гостей. Кто-то бросает на пол розу прямо к ногам Хвана. Тот уже захвачен танцем, и для него всё – реквизит, всё – декорации. Он диким прыжком наклоняется и хищно берёт цветок с пола... зубами, смотря в толпу. Кому-то неизвестному прямо в глаза. Движения соблазнительны и, когда в порыве он поднимает руки, заправленная рубашка выскальзывает из брюк, оголяя часть пресса с виднеющимся пирсингом в пупке. Он видит, что кто-то снимает его на телефоны, и максимум послезавтра эти видео с частной вечеринки будут гулять по всем соцсетям. Он танцует так, что у смотрящих перехватывает дыхание, настолько страстны его движения и откровенны взгляды. Финальный эпизод – роза в зубах, он смотрит вполборота, спиной к толпе. Он заканчивает поклоном, держа розу в руке. Зрители взрываются аплодисментами после секундного замешательства. Хёнджин осматривает пол в поисках пиджака, но не находит его... Неужели кто-то посмел взять его вещь без разрешения. Хвану некомфортно в почти ничего не скрывающей рубашке, образ в танце – это одно, а похотливые и любопытные взгляды – другое. Несмотря на свою профессию, Хёнджин не любит подобное публичное внимание. Он совершенно не успевает оглядеться, как к нему подходит Сынмин со спутником. Танцор и не заметил, что Ким пришёл не один. Но то, что происходит дальше – выбивает Хёнджина из колеи. Ким представляет человека рядом с ним как «господина Чхве Сана, крупного инвестора и спонсора в разных областях». Это первый раз за год, после того как Сынмин прислал последнее «ок», когда они заговаривают. Хёнджину от этого не по себе, ему это очень не нравится. Да и господин Чхве производит на него неприятное впечатление, хотя выглядит довольно презентабельно, но его взгляд… есть там что-то хищное и скользкое. Хван видел таких людей и предпочитает с ними не связываться. Эдакие «хозяева вселенной», гуляющие по головам. Те, кто считают, что всё продаётся, покупается и принадлежит исключительно им. – Господин Чхве, это Хван Хёнджин, о котором вы спрашивали. По счастливой случайности мы знакомы. – О, да. Ваш танец… очень сексуально. Возбуждает. – Хёнджину это нравится всё меньше и меньше. – Рад знакомству и благодарю. К сожалению, не могу уделить вам время. – Хван немного, еле заметно ёжится и начинает нервничать, и хочет уйти как можно скорее. – Да, я понимаю, выступление… Нужно отдохнуть. Я отниму буквально минуту. Маленькая договорённость не обременит вас на пару недель. – Чхве не спрашивает, утверждает. Пытается протянуть руку, погладить Хвана по плечу, но тот отстраняется. Хёнджин не понимает происходящее, особенно в связке с Сынмином. – Говорят, вы очень искусны... в некоторых областях... Вы же понимаете, о чём я? – взгляд Сана не оставляет шанса не понять – он смотрит масляными глазами прямо на пах танцора, переводя взгляд с ухмылкой на лицо Хвана. Предчувствия Хёнжина насчёт спонсора полностью оправдываются. Сейчас ему больно и мерзко. Не из-за предложения. Он такое слышит довольно часто. Но этого человека привёл и представил Минни, который, похоже, или не помнит (что вряд ли), или не знает (невозможно), или игнорирует (очевидно) то, как позиционирует себя Хёнджин, и как происходит знакомство с ним. Значит, Ким предложил его этой горе мышц. Если бы не богатый опыт, Хёнджин бы побледнел и разразился тирадой. Ему становится совсем отвратительно. Но он продолжает сохранять невозмутимый холодный вид, несмотря на то, что его «трахают» глазами: – Прошу прощения, господин Чхве, я неясно выразился. Когда я сказал, что не могу уделить вам время, я имел в виду в принципе, а не сейчас. К сожалению, я не могу решить вашу проблему. Возможно, Чон Уён с удовольствием вам поможет. Чуть левее у барной стойки – молодой человек с красными волосами, он точно будет рад познакомиться. – Послушай, мальчик, я не хочу слушать этот псевдо-вежливый бред. Ты просто шлюха, которой платят, и я хочу тебя купить, нет никакой проблемы, и я не хочу сейчас что-то другое в постель. Просто назови цену. Рука Чхве тянется к Хвану, тот отстраняется, его передёргивает, но неожиданно его накрывает – собственным пиджаком сзади и спокойным, бархатным голосом: – Хёнджин~и, я заждался, совсем потерял тебя, дорогой. Мы договорились ещё на прошлой неделе, я успел соскучиться…– Бан Чан, накидывая на Хвана его пиджак, воркует, словно видит Хёнджина каждый день за завтраком, и обращается к собеседникам с приторной улыбкой, протягивая – Хван только сейчас замечает – тренированную мускулистую руку для приветствия, – Простите, не имею чести быть представленным… Сынмин и Чхве вроде как порываются назвать имена, но Хёнджин их прерывает: – Весьма сомнительная честь от такого знакомства, хён. – Хёнджин обращается неформально, намеренно не называя имени Чана, тот понимает уловку и подыгрывает. – Что ж, тогда мы не будем вас задерживать. Как вы поняли, у господина Хвана со мной довольно… плотный график. Чан уводит Хёнджина, приобнимая (ко всеобщему удивлению), но от Хвана не укрывается, что тот касается исключительно ткани накинутого пиджака, просто создавая иллюзию. Горячая рука Бана не прижимается к его телу, и, как только они выходят из зоны видимости зевак, Бан Чан сразу же, как по команде, руку убирает, увеличивая дистанцию. Хёнджина это удивляет, обычно потрогать его – почти аттракцион на удачу у дорвавшихся до близости к его телу. Они выходят в коридор молча, обоюдно желая скрыться от глаз и поговорить о произошедшем. Хёнджин судорожно надевает пиджак полностью, выдавая движениями нервозность. Проходя мимо туалета, Бан говорит, что он буквально на минуту, и просит Хвана подождать, тот согласно кивает. Словно подгадав момент, перед танцором оказывается Сынмин с возгласом: – Хёнджин, блин, какого чёрта? Обсудим? – Минни?.. Обсудим что? Мы значит, по счастливой случайности знакомы, а? Ты что ему наплёл? Попробовал поработать мою работу, или что? Не знаешь – не берись! Может, обсудим, что мы не разговариваем год, а ты резко приводишь мне «клиента», не спросив меня, даже не поздоровавшись? С чего ты взял, что я хочу с тобой в принципе что-то обсуждать? – Да Сан мне все уши про тебя прожужжал, когда узнал, что мы знакомы. Он мой потенциальный спонсор. – Тон Кима заметно меняется с дерзкого на раздражительный. – Так... так вот оно что… Я думал, что у него просто неверная инфа, а ты тупо меня продал как реальную шлюху, хотя знаешь, что я не… – тут в голове Хвана окончательно складывается пазл, – ты и на танец меня спровоцировал, чтоб «смотрины» ему устроить. Чёрт, и как я только повёлся. – Внутри Хвана всё холодеет. – Слушай, какая тебе разница, вообще. Ну, потрахаешься с ним пару недель, что тебе сто́ит, это же твоя работа. Он хорошо тебе заплатит, а мне альбом проспонсирует… Сынмин не планировал говорить этого, а Бан Чан не планировал бить знакомого Хвана, который не планировал танцевать. Но как-то так вышло, что вот всё сегодня идёт совсем не по плану. И в скулу Кима прилетает тот самый кулак, натренированность которого заметил Хёнджин. И Хёнджин почему-то даже не останавливает Чана. Сынмин смотрит ошалелым взглядом, держась за щёку, а Бан Чан произносит совершенно спокойно и невозмутимо, держа того за ворот рубашки и глядя прямо в глаза: – Извините. Мне показалось, вы не расслышали, что у господина Хвана нет времени. А ещё мне показалось, что ему очень не понравилось ваше предложение и отсутствие уважения? Чан поворачивает голову в сторону Хёнджина вопросительным наклоном. И что дёргается в Хване – ему самому непонятно, но он, вместо того, чтоб как обычно мирно развести ситуацию, говорит, чуть сглатывая, немного даже с вызовом: – Не показалось. – Выходит, я не ошибся, Минни, или как там тебя…Мне стоит объяснить доходчивей, или уже понятно? Сынмин смотрит зло и испуганно кивает, произнося сквозь зубы: – Понятно. Чан отпускает ворот Кима, поправляет свой пиджак и всё также ровно говорит: – Тогда не смею более задерживать. Хвану в этот момент кажется, что издевательская нарочитая вежливость Чана – отдельный вид боевого искусства вместе с его взглядом. Ким удаляется к выходу через другой коридор. Хёнджин, смотря на Чана округлившимися и грустными глазами, произносит тихое «спасибо». – Вы в порядке, Хёнджин-щи? – Как сказать… – Лучше всегда говорить честно. – Бывало лучше. Поговорим? – О, вообще-то я за этим и приехал, но если вы не в том состоянии… – Нормальное состояние. Не критически тяжёлое в реанимации. В конце концов, не мне же досталось этим красивым кулаком. – Хёнджин усмехается, и замечает, что ему действительно не так тяжело, как он мог бы подумать. А ещё замечает, что на Чане нет рубашки, только пиджак и жилетка и за этими лацканами ну, очень красивое накачанное тело. Чан смущён. Такого про свой кулак он точно не слышал, почему-то это вызывает улыбку. – Кхм… не знаю, как это вышло…вообще-то я не сторонник таких методов решать вопросы… но не выношу хамства и принуждения. – Не стоит оправдываться. Я точно не в обиде, и дважды благодарен. Кстати, можем мы говорить неформально? Вроде возраст примерно один… Если это важно, я 98 года. – 94й, я не против. – О, я угадал, назвав тебя хёном. – Как насчёт – смыться, поужинать и поговорить? – Поужинать где-то вряд ли выйдет – уже всё закрыто, а вот смыться и поговорить можно. – Знаешь тихое место? – Внизу есть сад. Ночь вроде тёплая… не вижу смысла куда-то уходить. Можно, кстати, попросить официантов накрыть столик с закусками там. – Специально для нас? Ты и такое можешь со связями своими? Хван смеётся. – Вообще-то так везде на этих пати можно, просто почему-то почти никто этого не знает и не пользуется. А вот со связями я могу попросить нас не беспокоить, и нас никто не найдёт, даже если будут специально стараться. – В каком смысле? Здесь или вообще? – Ну… по-всякому. Пойдём. По пути к саду Хёнджин перекидывается парой фраз с попавшимся официантом, и когда они с Чаном доходят до нужной скамейки в укромном углу – перед ней уже красуется небольшой столик с закусками, фруктами, вином и двумя бокалами. Когда Чан и Хёнджин усаживаются, танцор смотрит на продюсера вопросительно: – Сегодня твоя очередь рассказывать, хён. Но сначала – ещё раз спасибо. За пиджак и... в общем, ты, правда, помог. Почему ты решил подойти, кстати? И почему пиджак поднял? Обычно по негласному правилу личные вещи танцоров не трогают – моветон. Чан снова смущается и улыбается, немного краснея и обнаруживая ямочки на щеках, которые кажутся Хёнджину чересчур очаровательными: – Ну, не мог же я его выбросить, когда он прилетел прямо в меня. Я был слишком восхищён твоим танцем, чтоб думать про правила. Хотел отдать после выступления, но тебя быстро ангажировали. – Ой... я думал, бросил на пол. Не рассчитал движение, извини. – Ну, что ты, я посчитал это удачей. Знаешь ли ты, сколько человек хотели купить твой пиджак, и за какие деньги? Ты мог бы просто сдавать свои вещи в аренду для безбедной старости. – Ахахахахха, боже... Какой ужас. Покажешь, кто это был? – Сделаешь им скидку при обращении? – Чан, ухмыляясь, отпивает вино. – Занесу в чёрный список, чтоб даже не здороваться – только фетишистов мне не хватало. Такие обычно оказываются маньяками в конце фильма. Так почему ты вмешался в разговор? Ты производишь впечатление того, кто блюдёт правила и традиции. – Сначала я просто хотел отдать пиджак и поговорить с тобой, но увидел, что тебя перехватили – прерывать было невежливо; решил подождать неподалёку, чтоб успеть – к тебе сегодня не пробиться. А потом просто заметил краем глаза по твоим реакциям, что тебе некомфортно говорить с ними, я слышал обрывки фраз: они явно вели себя оскорбительно; я видел, что ты хотел уйти. Так что пиджак помог придумать предлог. – Ты вроде как разделял мнение господина Чхве относительно моей профессии, с чего бы такое благородство? – лицо Хвана на секунду темнеет. – Ты вроде как переубедил меня. Да и знаешь, кто бы кем не работал, и как бы я не относился к некоторым аспектам этой сферы... я никогда не смотрю на людей, как на вещи, и нетерпим, когда вижу подобное отношение. В общем, поэтому меня и коробит эта вся история, когда человек продаёт своё тело, он начинает превращать себя в вещь. Это… нехорошо, так не должно быть. Ты рассказал мне другую сторону и другой подход к профессии. Для меня это в новинку, но я приехал сегодня сюда из-за тебя. – Вот это ничего себе метаморфозы. И зачем же ты ко мне приехал? – Я даже не знаю, уместно ли говорить сейчас. – Чан действительно не понимает, как озвучить реальную причину своего присутствия, учитывая, что произошло получасом ранее. – Кхм... Чан, если это из-за этих двух, то, поверь, меня не задевают их слова, я слышу такое довольно часто, что называется – раз в неделю по расписанию. – Не было заметно, что тебе всё равно. – Бан смотрит обеспокоенно, его почему-то действительно волнует, что на душе этого невероятного парня напротив. – Меня задело другое... там... это другая, долгая история. Не будем об этом, окей? Так что ты хотел? – Хван даёт понять, что вот так сразу к себе не подпустит, переводя тему резче, чем предполагал, поэтому Чан решает говорить прямо по делу. – Окей. Извини, если затронул слишком личное, я не намеревался задеть… – Чан смущается, но раз уж сказано говорить, то идёт ва-банк, – Я хотел тебя нанять, или как это называется... Хёнджин начинает хохотать и делает это так заразительно, что Чан сам невольно улыбается. – Ты не шутишь? Ахахахахах, божечки, вот это поворот! – Ну, ладно, прекрати. Не шучу. Сам от себя не ожидал. – Чан смущён, но улыбается. – Ну, а если серьёзно – зачем тебе это, хён? – Ко мне слишком много подкатывают в тусовке, устал от внимания. – Чан говорит не то, и Хван это прекрасно видит. – Да ладно? Такой популярный Бан Чан, что аж дышать не дают пикапом, и это спустя всего несколько выходов в свет? – Хёнджин щурится, как бы спрашивая – как же мне тогда быть? Хотя Хёнджину совсем несложно представить эту ситуацию: Бан Чан нереально горяч. Он темный шатен, с бархатным взглядом карих глаз и пухлыми губами, о графичную линию нижней челюсти просто порезаться можно (по линейке её, что ли делали?); чёрный строгий костюм без рубашки, слегка обнажающий накачанную грудь, цепь-чокер на шее, за которую так и хочется притянуть, браслеты на запястьях, обращающие внимание на узловатые длинные пальцы и венозные явно сильные руки (ага, это мы уже видели сегодня в деле, думает Хван), умеренно узкие брюки, намекающие на то, что у Чана просто шикарная задница и, скорее всего, этот мужчина – абмассадор качалки, и это его странное свойство смущаться (или что это такое?), распространяя при этом вокруг ауру силы и спокойствия... Всё это производит сокрушительное впечатление даже на видавшего много Хёнджина: – И вот для этого ты решил обратиться ко мне? Продюсер после долгого реста с новым певцом решил заработать себе сомнительную репутацию с помощью фиктивных однополых отношений? Помнишь, что мы в Корее? – Хёнджин неверяще хмыкает, – Слушай, хён, ты себя в зеркало видел? Если уж так неймётся, тебе стоит поманить любого из ухажёров, и они тебе сами приплатят, чтоб рядом постоять. – Хван смотрит прямо в глаза продюсера, он действительно уверен, что эскорт в самом пошлом смысле сильно потерял в отсутствие такого, как Чан, – А теперь – что ты там про честность говорил? Давай, как есть, а? – Мне нужен ты, Хёнджин. – Эти слова вызывают у Хвана, непонятно почему, мурашки по всему телу, а тон Чана меняется со смущённого на супер-уверенный и деловой. Он сам меняется даже в осанке, становясь похожим на волка на охоте. – Мне нужно то, на чём ты реально специализируешься. Мы провели встречу Феликса – это мой певец, с Хонджуном и Ёсаном, и, если честно – я очень впечатлён. Это твоя заслуга. А ведь ты даже запрос не знал. – Ооо, так хён оценил... – Почему-то Хёнджин максимально доволен тем, что именно Чан увидел это. Он улыбается, как чеширский обласканный кот. – Оценил. И я ведь уже сказал, что ты переубедил меня. Так что, согласишься? Чтоб сразу было понятно – мне не нужны услуги секса или что-то подобное из... твоего "прайса". – А вот это Хёнджину странно, обычно такие «мачо», как Бан, просто видимости не хотят, им подавай полный набор, потому как желают доказать, какие они крутые жеребцы, обещая укатать до сухих оргазмов, забытья собственного имени и путешествий в иные вселенные: чтоб похвастаться им и собой, разумеется, пуская слухи. У каждого второго такого альфа-самца большие проблемы по интимной части, которые они компенсируют деньгами и накачанным телом. Но, кажется, господин Бан не из этой касты – это интересно. – Мне нужны супер-спецы, которыми, похоже, полон твой контакт-лист и твоё умение найти, кого надо и с ними свести. – ВАУ... Чёрт, я и не знал, что это может быть так приятно – переубедить кого-то. – Про себя Хёнджин думает, что ему приятно, что Чан смотрит на него не как на вкусное тело красавчика, а реально как на специалиста определённого, хоть и специфического формата, – А денежек-то хватит? – Не обижу, будь уверен. – Бан Чан говорит это так, что у Хёнджина снова мурашки. – Ну, хорошо, а ты хоть знаешь мой ценник? Это работа вдолгую, Чан, не один месяц. Немаленькая сумма. – Не знаю. Я вообще делаю это впервые, как ты понял. И не знаю, как всё это происходит, что нужно. А, и я тебе должен за контакты стилистов, учти это в своих расчётах. – Будем считать, что мы квиты по этому вопросу. Твой красивый кулак сравнял счёт. И пиджак ты спас от маньяков-фетишистов, кто ещё кому должен, хаха. Ладно, открой калькулятор на своём телефоне, дай сюда. – Хван печатает цифры и протягивает Бану. – Это цена за три месяца. Минимальное время для твоего запроса. Половину этого – сразу, остальное – по факту завершения сделки, потому как может потребоваться больше времени. Сам понимаешь, это тебе не инженерия, сроки могут подвинуться. Из не-финансовых условий: ты говоришь мне, какой результат ты хочешь от знакомств, что нужно твоему певцу – его амплуа и вот это всё, все мелочи – как врачу, ты и твой подопечный на время соглашения – под моим контролем: знакомитесь – с кем я говорю, ходите – куда, когда и как я скажу. Каждый выход и каждую встречу-знакомство мы обговариваем заранее очень подробно и желательно с Ёсаном и Хонджуном тоже. Чан, смотря на набор цифр, и был бы рад сказать, что эта сумма незначительна, но погрешит против истины. Брешь в бюджете критически не пробьет, но незамеченной не останется точно. А счета у Чана немаленькие, продюсирование изначально для него было хобби, а занимался он инвестициями в недвижимость и развитием бизнеса. – И что же я получу за эту космическую, как твои глаза, сумму и три месяца монастырского послушания? Хвану ну, очень хочется покрасоваться, особенно почему-то перед Чаном, и он достаёт свой телефон, улыбаясь и ловко подбрасывая его в руке: – Весь мир на моей ладони, – Хёнджин наклоняется к Чану ближе и говорит шёпотом, – и я положу его к твоим ногам, Чани-Чани Бан Чан... – Эффектно. Бан Чан улыбается уголком рта и старается не смотреть ни на губы Хвана, ни на его родинку на нижнем веке, он старается всеми силами не тонуть в бездне его глаз, потому что в этот момент – Хёнджин просто демонически прекрасен. Настоящий искуситель. Чана спасает внутреннее осознание, что Хван для него доступен примерно как живой дракон с Альфы Центавра, и уведомление смс, пришедшее на телефон Хёнджина. Тот удивлённо смотрит на экран: – Ты не перестаёшь меня удивлять, хён. Зачем вся сумма? – Хван хмурит брови, деньги реально немалые, и вдруг игриво щурится, – Не боишься, что я сменю номер и исчезну? – Не боюсь. Если обманешь – для меня это будет цена за доверие и сломанный или подтверждённый стереотип, а тебе – плата за ловкость. Хороший урок. Назовём это вложением в образование с оправданным риском. А вся сумма – потому что не люблю быть должен, и люблю, когда тем, с кем я работаю – комфортно. Это важно. – Вааа, сильно. Что ж, Чан-хён, с этого момента наше соглашение в силе. Рассказывай про своего Феликса, и нам желательно познакомиться с ним в ближайшее время. И Чан рассказывает. Про Феликса и его волшебный голос, его стиль, про желание петь и блистать во что бы то ни стало. Хван оказывается, дотошный. Выспрашивает всё, каждую мелочь. Кто уже есть, кого надо, что хочет Чан от проекта и так далее. На что-то кивает, на что-то задумывается, на что-то сразу копается в телефоне и делает заметки. Они опять проговаривают до утра, и не только о Ли и музыке, ещё об Австралии, где Чан с Ликсом родились и познакомились, об Америке, где в детстве жил Хван. Им опять напоминают о времени закрытия официанты, и Бан с Хваном уходят, но не к машинам, а дальше гулять и говорить. Их обоих это удивляет, ведь даже с друзьями они не говорят так много и заинтересованно. И сегодня у Хёнджина есть вопрос, который его гложет весь вечер. – Чан, ты ведь слышал мой разговор с Минни, да? – Слышал, конечно. – Глупо прикидываться глухим, учитывая, что он стоял в двух метрах за дверью туалета и врезал нахалу именно за то, что услышал. – Но ты ничего потом не спросил у меня. – Да, не спросил. И не буду спрашивать. – Почему? – Захочешь – сам расскажешь, если посчитаешь нужным. Это же, скорее всего, очень личная история, какое у меня право бередить, тем более ты сказал, что не готов говорить об этом. Хвана это воистину удивляет, как и всё в Бан Чане. Подавляющее большинство стремится залезть ему в душу с первых минут общения, ведь Хёнджин действительно очень искренний и открытый, несмотря на все издержки профессии. И всем хочется проникнуть за этот флёр таинственности с разбега. Всем, кроме Чана. Им пора расходиться по домам, оба устали от обилия информации, событий, но не друг от друга. Подмечают, что опять спрятались от тусовки и провели ночь в беседе, не только деловой (хотя уже "по тарифу", но это абсолютно не чувствуется никем из них, обоим просто интересно и увлекательно, что же будет дальше). Когда машины уже подъезжают, и Хван идёт к своей, Чан его окликает: – Хёнджин!.. – тот оборачивается вполоборота, как в сегодняшнем выступлении, – Твой танец... Это было потрясающе, так чувственно, эмоционально, это было по-настоящему... – Чан не знает, какое слово подобрать, но понимает, что уже подобрано, – по-настоящему. Спасибо. Хёнджин благодарно кивает, в его глазах загораются искры вдохновения, а сердце наполняется теплом – впервые за долгое время. Вот, оказывается, для кого он сегодня танцевал. В уголках глаз почему-то скапливаются слёзы, а на губах расцветает самая искренняя улыбка: – И тебе спасибо, Чан-щи. За... за сегодня.