Прошлое

Часы отбивают двенадцатый час, а за окном всё льет как из ведра. Ветер нещадно тарабанил по крыше свою незамысловатую мелодию, пригибая хрупкие, только высаженные берёзки к земле и заливая едва распустившиеся тюльпаны. — С днем Победы вас, товарищ генсек, — Сухо выдает немец, наконец осознавая пришествие нового дня. Отсалютовал ему рюмкой, и залпом выпил содержимое - смесь паленой водки и дешманского коньяка. У обоих есть деньги на приличный, да хотя бы сносный алкоголь, но стабильно, раз в год, они ужираются вусмерть самой отвратной водкой и чем-нибудь еще. Справедливости ради, коньяк в этот раз хотя бы можно пить. Третий почему-то продолжала мешать свои "коктейли" смешивая водку с чем придется. Возможно, просто подсознательно не хотел упиваться в край, а может еще что. — Закройся, — Абсолютно беззлобно выдыхает Союз, откупоривая уже... Пятую бутылку. Он был слишком пьян, чтобы как то реагировать на колкости Рейха. Николай невольно переводит взгляд на собутыльника, а затем качает головой. Нет, относительно Винсента он все же был еще трезв. Немца всегда несло раньше. Это было, так сказать, традицией. — Ты меня ненавидишь, — На удивление серьезно утверждает Винс. — С чего вдруг такие умозаключения? — Спрашивает Коля, и осекается. И правда. С чего это вдруг? — Не знаю, — Говорит он откидываясь в старом кресле и кутаясь в выданный плед. — Я... Просто уверен в этом. Или хочу быть уверен. — Это не так, — Спокойно возражает Совет. — И почему же? — Лениво тянет Рейх, приоткрывая глаза. — Я предал тебя. Дважды. Поступил как крыса в тридцатых и.. Мне не хватило даже смелость прямо.. Заявить тебе о начале войны. Я поступил подло, меркам, отвратительно, но ты здесь. Уже какой год подряд. Ты ненавидишь меня, по крайней мере - должен!... — Кому должон - я все прощаю, — Фыркает Союз, отпивая прямо из горла. — Кому должен-то хоть? Себе? Так плевал я. Миру? Та же тема? Пострадавшим при войне, тем, кто страдал? Так либо мертвы, либо не первый опыт. Для городов эта войны была лишь одной из многих, а людей тогда живших почти не осталось. Да и мне то какое дело? Я уже как тридцать лет не воплощение. — Тридцать.. — Глухо повторяет Рейх. — Да у вас, товарищ, годовщина, получается. Тридцать лет смерти. — Не ёрничай. — Да ладно, ладно.. Кому должен?.. Я.. Ну.. Не знаю? — Так вот и молчал бы, раз не знаешь. — Прости, — Как то даже слишком искренне извиняется вампир. Союз, был бы он менее безэмоционален, подавился бы водкой. Но, благо, ему удалось перебороть удивление и проглотить ядренную жидкость. — Ты не перепил случаем? — Максимально нейтрально осведомился Совет. — Это была одноразовая акция, — Вяло огрызнулся Винсент. Тишина на некоторое время повисает в комнате. Старые, еще имперские часы громко тикают, отбивая пятнадцать минут первого. Рейх сегодня точно не пойдет домой. Улицы за окном превратились в адское месиво до ближайшего Солнца, а судя по прогнозу, оно еще не скоро. — Ты.. Должен ненавидит меня, — Вновь заводит свою шарманку Третий. — Это логично. — А что еще по твоему логично? — Язвительно осведомляется бывший коммунист. — Прыгать с окна и скрываться 50 лет к ряду? — Это была идея Касса, — Отвечает экс-фюрер, нервно сжимая рюмку. — Я считал что в курсе. — Я знаю. Нервы. Прости. — Ничего. Еще пару минут тишины. В этот раз прервать ее решается Совет. — Я не ненавижу тебя. Тогда не ненавидел, не ненавижу и сейчас. Как бы ни пытался не получалось, и я просто перестал пробовать. Тогда мне было просто плевать что с тобой станет, — Очевидно, Рейха это задело. Он понимал, что заслуженно, но... — Сейчас нет. Ты мне дорог, Рейх. А я дорог тебе. — Это не... — Нервно пытается возразить Третий, но осекается, вспоминая что их тут только двое. — Правда. — Я не вспоминаю про случившееся, и тебе не рекомендую. Я уже не воплощение, ты тоже давно мертв для всех.. — Совет хмыкает. — Ну, почти всех. В ненависти просто нет смысла. Да, ты поступил как говно, да, это было больно и подло, но не плевать ли на это сейчас? — Мне нет, — Качает головой Винсент. — Я не уверен.. Мне.. Стыдно..? За свой поступок. Не за войну, а за то, что мне не хватило хотя бы уважения к самому себе, чтобы уведомить тебя. — Это мало чем поможет, но мне уже наплевать. Я был другим человеком, и ты тоже, — Довольно грубо обрывает его Николай. — Мы оба изменились. Я мог ненавидеть тебя тогда, но не сейчас. Рейх неожиданно встает, и, едва не запнувшись о стол, садится на диван рядом с ним, кутаясь в теплый плед. — Спасибо. Ты ошибаешься, если думаешь что мне не легче от твоих слов. Я понимаю... Что все еще придерживаюсь своих мыслей.. Но я постараюсь принять твои слова. Я не хочу тебя терять, Совет. Для Рейха говорить о чувствах сложно. Он их не понимает и отрицает. Для Совета еще сложнее, ведь он порой забывает о их существовании. Столь приевшаяся маска каменной глыбы после смерти дала трещину, и постепенно начала осыпаться, в то время как оставшийся наедине с невиданными ранее чувствами, Совет абсолютно не понимал что и как. Такие разговоры стали случаться все чаще и чаще. Что Совет, что Рейх - оба понимали, что далеко на игнорировании проблемы не уехать. Но и обсуждать чувства на трезвую голову страшно. Николай слегка приподнимает брови, слыша своеобразное "признание". После одного конкретного раза, Рейх больше никогда не говорил напрямую о том, что чувствует, и.. Слышать это было приятно. — Я тоже, — Выдыхает он, обнимая одной рукой немца. — Мне закрыть форточку? — Чтоб мы тут задохнулись? — Невесело интересуется вампир. — Не стоит, не холодно. — Тем не менее, ты всё равно продолжаешь кутаться в плед. — Молчи, не порть момент. Рейх кладет голову ему на плечо, удивляя даже самого себя. Он не спит, и не собирается. Но почему-то так уверенности что коммунист не испарится, не сбежит никуда и не рассыпется, как тогда, было больше. Союз теплый. Потому что живой, очевидно. Но то тепло как-то слишком приятно греет. Делает глоток из зажатой в левой руке рюмки. Ставит на стол, прикрывает глаза. Тишина давила, неприятно лезла в уши и нос, сжимала легкие. Ужасно хотелось слышать его, разговаривать самому. Что угодно, лишь бы ни тишина. — Я скучал, — Неожиданно выдает Совет, прижимая вампира чуть ближе к себе. Тот аж чуть воздухом не поперхнулся от подобных откровений, и удивленно покосился на социалиста, выражая своим взглядом полное непонимание. — Я видел твою смерть, забыл? — Спокойной поясняет мужчина. — В плоть до 1991-ого я считал что ты мертв. Я не думал что буду, но я скучал по тебе. Как бы ни старался, я не мог отпустить воспоминания о тебе, и момент твоей смерти прокручивал в голове постоянно. Я и не хотел отпускать. Мне было интересно, мог ли я предотвратить произошедшее, мог ли хотя бы наш "разрыв" в тридцать третьем сгладить или вовсе избежать его. Мог ли не дать тебе упасть с того окна, продумывал различные варианты "если бы", пока совсем не потерял сон. — Начинаю сомневаться в том что ты пьян, — Ошарашенно выдает Винсент. — Это ж чего так? — Говоришь слишком-то складно для пьяного. — Годы практики, — Закатывает глаза Николай, отпивая из зажатой в до правой руке бутылке. Оставляет время немцу обдумать ответ и переварить информацию. Союз не планировал делиться с ним этими мыслями. Это, казалось, приведет к очередному предательству или отрицанию, но.. Рейху нужно это знать. Ему нужно было знать, понимать, осознавать что он не один страдает от эти мыслей, стараясь принять странные чувства и эмоции. Что он не один.. Проживает это все. — Ты не представляю насколько это важно для меня, — В итоге выдыхает Рейх. — Спасибо. — Не за что, — Фыркает русский, допивая бутылку. Тишина не давит. По крайней мере, не так сильно. Рейх немного повозился, и, свесив ноги с подлокотника дивана, покдобнее устроился на его плече. Они оба высокие, так что ютиться на маленьком диванчике было трудновато. Совет отставил пустую бутылку к ряду других, и просто наблюдал за тем, как за окном, с характерным звуком, Кто-то подрывает салют. Висит лишь одна простая, все объясняющая, но безумно сложная для воспроизведения фраза. Совет боится. Откровенно боится сломать уже имеющееся между ними доверие, разрушить то хрупкое подобие дружбы, которое они старательно возводили последние тридцать лет. Сложно признавать это даже самому себе. Переводит взгляд с феерверков на лицо Рейха. Тот прикрыл глаза, но, очевидно, не спал. ... Красивый. Множество обрывков мыслей не могли сформулироваться в четкое предложение, поэтому ограничивалось все только этим словом. Коля отводит взгляд, не желая смущать Третьего. Пол часа пролетают незаметно. Совет упускает тот момент, когда Рейх на его плече засыпает. Он вздрагивает, когда ощущает в тот голова того постепенно съезжает с его плеча. Аккуратно поддерживает его, за пару мгновений до того как немец навернулся бы, возвращает его в исходную позицию. Рейх ворочается, поворачивается лицом к спинке дивана, кутаясь в плед. Союз же продолжает прокручивать в голове их разговор, пытаясь принять произошедшее. Чтож, они поговорят об этом, когда Рейх проснется, и когда они оба протрезвеют. Даже если Винсент не вспомнит их диалог, он введет его в курс дела. Он проводит рукой по шевелюре немца, и придвигается чуть ближе. — Спокойной ночи, — Шепчет он в пустоту. Привычка, бессмысленная, но.. — Я люблю тебя, Винс. Тихое "и я тебя тоже" Совет уже не слышит, в первые за долгое время забывшись тревожным сном.