шум школьных коридоров

АКТ 1. — Мистер Босуэлл, откуда у вас шрам и синяки? Но голос директора утонул в воспоминаниях. Джонсон сначала ударил в спину; смело, очень опрометчиво и слишком ожидаемо. Кулак ткнулся слабо, соскользнул куда-то к руке, поэтому Шон успел повернуться и перехватить замах: ударил со всей силы лбом в лоб, услышал сдавленный вой. Да, он жутко обрадовался, но показывать не мог: глаза залила кровь, стекающая с треснувшего лба. Под растрепанной чёлкой остался узкий и длинный шрам — из него текли пара тоненьких кровавых струек. Сейчас же там был прилеплен пластырь, а боль осталась лишь пульсацией. Костяшки, конечно, ныли, а сустав в плече саднил. Босуэлл хотел убраться как можно быстрее из кабинета директора, но рядом с ним сидела, нервно отбивая каблуком по полу, мать. — Ударился о шкафчик. — ответил Шон. — Ах, ну конечно! — раздраженно шикнула миссис Босуэлл, лягая сына в ногу, — Давай честно! Шон не скажет честно, потому что это — тайна. Их маленькая тайна, о которой никто, совсем никто не должен знать. А ещё — поэтому и произошла драка. Тайны должны оставаться между двумя. — Шкафчик! — ещё раз повторил Шон, поднимая палец и как бы поучая обоих взрослых, — А Джонсон? Эта громадина толкнул меня, а я, ну, а что я? Я как ударился со всей силы, сэр! Да нечего в коридорах толкаться! — А Джонсон, по вашему мнению, мистер Босуэлл, тоже ударился лбом об шкафчик? — Ага. Я об этом и толкую. Рядом с ним послышался измученный женский выдох. Да, говорить об этом дальше было совершенно бесполезно — вытаскивать из такого, как Шон, правду — говорить со стеной. Он специально делал вид, что смотрит в пустоту, хотя сам тщательно прорисовывал в голове события. Светлая макушка одноклассника бьётся в шкафчик, волосы разметались по лицу, а в глазах — непонимание. Без страха, но это чувство — растерянность, такое явное и… У Шона снова руки сжимаются в кулаки. Губы искривляются от злобы, и он, наверное, готов ещё раз пережить всё то, что произошло пару десятков минут назад в коридоре. В тупичке между туалетами и дверьми в актовый зал. Когда он ударил Джонсона головой, то боли не ощутил, потому что организм полностью сковал адреналин; удар один, второй, третий. Ему или нападающему? Не разобрать. Кровь, крики, знакомые, — о, да — ладони на предплечьях, сжимающие мышцы и тащащие назад. — Пусти! — рычал Босуэлл, смахивая их, эти руки, — Пусти, пожалуйста, пусти меня, и я его урою, суку! — Нет, нет, нет, хватит! Пойдём! ПОЙДЁМ! Веки Шона мелко подрагивают, и он выдыхает, слыша освободительное «Можете идти, а вы, миссис Босуэлл, останьтесь». Он подскакивает со скамьи, сглатывает и трогает зудящий лоб. Где-то на лице ещё остались не смытые медсестрой дорожки крови. Их очертания, как реки на контурных картах. Как круги от кружки с кофе. Шон помнит, какой звук раздался в первые секунды. Когда он оказался там, в тупичке: как зашуршала чужая куртка, как громыхнул затылок о тонкую алюминиевую дверцу. Как щёлкнуло лезвие ножа, которым Джонсон пытался припугнуть «светлую макушку». А дальше — шум школьных коридоров. Мерзкий и громкий, в котором могло скататься в единый клуб всё подряд, но в этот раз этого не произошло. Людей было мало, всё было будто… Планом. Тщательно уготовленным. — Ты как? — грустно раздалось, когда дверь за спиной Шона тихо закрылась. Он поднял взгляд и горько улыбнулся. Голубые глаза напротив смотрели больше с ожиданием, чем с укором. — Жив. А ты? — Дальше моя очередь. — рука «светлой макушки» коснулась пластыря на запястье Босуэлла и обвела до самого локтя, сжимая всё сильнее и напористее. В горле Шона застыли слова, но сказать их он пока не мог. Он держал их… На потом. АКТ 2. — Сэм Флинн. — Да, сэр. — кивнула «светлая макушка». — Вы без родителей? — Никто не смог отпроситься. — спокойно ответил парень. Он неловко положил руки на колени и выжидающе смотрел на директора, сидящего напротив. Казалось, что если с Шоном могут говорить дерзко и открыто, то с Сэмом… — У вас с мистером Джонсоном возник конфликт, в который вмешался мистер Босуэлл. Верно? — Нет, это был шкафчик. — поморщился Сэм. Он вспомнил, как его голова впечаталась в «резьбу» и затылок в момент заныл. Удар был сильным. Но то, как Шон со всей силы начал метелить обидчика — запомнилось ещё сильнее, почти вызвало улыбку. Нельзя улыбаться. Флинн кратко куснул себя раз, два. Впился краешками ногтей в ладони. Ох, Шон… — Шкафчик разбил лицо мистеру Джонсону и лоб — Шону? — Да, так и было. Надо как-то перераспределить нагрузку на них, ряды выходят очень кривыми, приходится… — Сэм, не забивай мне голову. — устало выдохнул директор, потирая глаза. Нет, он не был виноват. Ни Сэм, ни Шон — они не были причиной драки. Флинна решили проверить — и проверка эта прервалась. — Надо же, сэр, ну шкафчики! Разумеется, директор понимал, что его водят вокруг пальца два молодых и хитрых школьника, не желая раскрывать настоящих причин конфликта. — На тебе футболка мистера Босуэлла. — спокойно, но не без намёка сообщил мужчина. Да, его футболка. А под ней — его следы. А ещё — он вообще уже сам не свой. Сэм сделал вид, что не услышал, и поправил чёрную футболку с логотипом deftones, которых слышал лишь у Босуэлла в гараже. — Не один Шон слушает эту группу, сэр. — Но это — его футболка. — Вам какая разница? — наконец-то шикнул Флинн, ощущая, как начинает раздражаться от каждой секунды, проведенной в кабинете. Да, мать вашу, они встречаются! Уже месяц как вместе, год — как любят друг друга. И что теперь, угрожать ножом, бить башкой об шкаф? Мечтать о расправе? — Мне пора, извините. — Сэм поднялся с места и оставил директора без слов. Он даже не позвал парня — и смысла бы в этом не было. Коридор уже утонул в тишине, не было даже матери Шона — она ушла так незаметно, покинув кабинет параллельно с тем, как туда вошёл Сэм. Флинн помнит, как звал Шона, пытался его остановить, но, конечно, разве он слушал? Чёртов рисковый подонок. Его уже было никому не удержать — такого давно не случалось на глазах спокойного и аккуратного Сэма. Пока он шёл по коридору, вглядываясь в каждый кабинет и осматривая, нет ли там Шона, валяющегося где-нибудь на стульях и глазеющего в потолок. Сегодня их оставили на уборку. Такое вот… Наказание. — Эй, Флинн! — наконец-то позвали из приоткрытого кабинета литературы. Облегченно вздохнув, парень зашёл внутрь и заметил его, Шона, сидящего на учительском столе, швыряющего смятые белые комки прямо в ведро под ногами. Сэм прикрыл дверь так, чтобы никто не смог зайти. Взял швабру и ткнул её, чтобы если кто-то попытался попасть внутрь, то они смогли бы услышать. Когда он подошёл, то смог рассмотреть, что Босуэлл кидал в ведро кровавые смятые салфетки, которыми он полностью очистил лицо. Приближаясь, Сэм стаскивал с себя куртку и думал только о том, как сильно им повезло. Оказаться здесь, вдвоём, наедине. В кабинете. Одновременно. Как не повезло Шону наткнуться на попытку допросить Флинна за его сексуальную ориентацию. — Он не успел навредить тебе? — фыркнул Шон, поднимая тёмный взгляд и мельком осматривая парня. Тот пожал плечами. Боль от ушиба уходила и приходила — как приливы. Футболка слезала с одного плеча — слишком уж большая была. Да и Шону она тоже была велика. Он её купил на какой-то дешманской распродаже. Флинн осмотрел своего бойфренда и толкнул ногой мусорное ведро, тут же опрокинувшееся и откатившееся к доске. Шон поднял взгляд ещё раз, но уже удивлённо. — Чего? — Соскучился. — цокнул Сэм, облизываясь и протягивая руки к лицу парня, — Ты же не злишься? — На тебя? К чёрту. Я бы этой сволочи ещё раз навалял. Сука. — Не надо драться из-за меня, — Флинн хмыкнул, кратко касаясь губами торчащего из-под пластыря шрама на лбу, отчего парень тут же судорожно схватил ртом воздух, — Они просто уроды. Моральные. И тупые. АКТ 3. — Теперь к тебе даже не сунутся. — Ты будешь ходить за мной по пятам? — нахмурился Сэм, мягко целуя горячую кожу, солёную от крови и горьковатую — от спиртовых салфеток, — Как личная охрана? До конца года? — Да. Я буду ходить не «за», а «рядом». — Босуэлл прикрыл глаза и коснулся языком зубов. Каждое прикосновение Сэма, как и должно было, ощущалось успокаивающей и сладкой волной. А ещё — разжигало. Да, даже сейчас, после всего этого… — Сэмми, детка, — сглотнул он, поднимая голову так, чтобы ладони парня полностью прошлись по волосам и обхватили затылок, — Не здесь. — Я тоже это место ненавижу, — скривившись, Флинн прикрыл глаза и наклонился к Шону, — Просто хочу немного… Тебя. Совсем немного. Губы накрыли другие — пробно схватили, оттянули нижнюю, язык пробежался по открытому в ожидании рту. Босуэлл охотно ответил, куснув и довольно промычав — по телу пробежала ужасающая волна желания. Давно его так не разносило — во всех смыслах. Он хотел драться, но следом хотел его. Своего Сэма, голубоглазого миловидного Сэма, его любимого Сэма. Чёрт, да он не врёт! Прямо сейчас мог бы набить рожу кому угодно. — Расслабься, пожалуйста… — шепнул Флинн прямо в губы, ощутив, как рука Шона, уже забравшаяся под футболку, до боли сжимает талию. — Прости. Дыхание сорвалось, когда влажные губы Сэма оказались на шее. Мазнули по правой стороне, а горячий воздух обжёг оставшуюся на ней слюну. Шон почти замычал, а в груди всё забилось так громко и сильно, что руки затряслись. Моментально. — Спасибо, что заступился, — снова эта грусть, уже не наигранная и совсем не забавная, тает поцелуями где-то там, под оттянутым краем бордового джемпера, — Я тебя люблю. Прикинь? Люблю тебя… Сам в шоке. Это первое признание. Первое. Самое первое в его жизни. В их обоих жизнях. — Чего? — всё ещё с закрытыми глазами выдыхает Шон. Он ожидал услышать что угодно, но не это. Да, они встречались, но это… Была симпатия. Это была страсть, жажда и какое-то острое желание нарушать границы. — Я тебя люблю, оказывается. Шон поднимает голову и заставляет Сэма сделать так же. Взгляды пересекаются. Никто не врёт и никто не видит противоречий. — Если бы я не… Не любил… — Босуэлл хочет говорить, у него есть на это силы, но воздух в груди будто неживой, густой и обволакивающий, — Я бы не загремел с тобой к директору. — Я понимаю. Да, такие вещи тяжело говорить, произносить вслух, выталкивать из груди слова. Любовь! Чёрт, любовь, мать её так! — Я тебя люблю. — уже в который раз сообщает Сэм. Он смотрит огромными глазами, глубоко дышит и подходит ещё ближе, принимается к Шону всем телом и кратко утыкается носом в скулу парня. — И я тебя люблю. Люблю тебя. Тебя. Люблю. Сэмми, поехали нахер отсюда… Босуэлл срывается, рывком тянет Флинна за лицо, грубо, может и больно, к себе — почти рычит, пусть и не к месту. Поцелуй становится уже не просто пробным, а настоящим — похабным, мокрым, глубоким до головокружения. Язык толкается дальше, руки уже до очередного приступа дрожи держат друг-друга. Сэм громко, несдержанно выстанывает и обхватывает одной рукой затылок, а второй — сжимает в кулаке ворот кофты бойфренда. — Всё, — шепчет он, оторвавшись и снова целуя, — Я не хочу тут возиться. — Мы и не будем. Шон хватает Сэма за руку и выводит из кабинета, слыша задорный и довольный смех. «Светлая макушка» самодовольно улыбается. Они победили.