Душа моя неупокоенная| Слово пацана| Кащей| Вова Адидас

В общем любовь это что-то такое… Ну не мясо, но что-то кровавое. Кругом лесная чащоба, озаряемая тусклым лунным светом. Верхушки сосен касаются ночного густого неба, на котором россыпью разбросаны мелкие звезды. Лапы елей жалобно гнутся под тяжестью снега, мерцающего разными оттенками. Белая пелена укрывает корни деревьев. Стоит мертвая тишина. Непробудная. Вокруг ни души. Даже ветер почему-то притаился среди этого чарующего, но пугающего пейзажа. Неожиданно, с хрустом, где-то за спиной, ломается ветка. Чувство страха сильно ударяет в голову. Босые ноги начинают бежать по колкому снегу куда-то вперед. Пульс учащается. Ветки, встречающиеся на пути, оставляют по всему телу кровавые раны, рвут лоскуты одежды и выцарапать глаза пытаются. Дыхание предательски начинает сбиваться. Во рту появляется неприятный железный привкус. Колкие копья снежинок неприятно режут нежную белесую кожу стоп. Кочки и пригорки, выскакивающие из ниоткуда, всё с ног свалить норовят. Чувствуется его приближение. Еще чуть-чуть и он настигнет. Его дыхание слышится почти уже над самым ухом. Обернувшись лесной ланью, несется вперед дальше. Поскорее от него. Страх только усиливается. Кровь быстрее бежит по всему телу, а сердце хочет куда-то выскочить и будто ударяется ежесекундно о грудную клетку. Кажется, еще немного и оторвалась. Наступает вновь тишина. Оглушительная такая. Она не вызывает спокойствия, а лишь больше нагоняет тревогу.  Устремится вперед или посмотреть?  Волнительное любопытство берет верх. Она обернулась. Вокруг раздался протяжный мерзкий крик воронья, напуганного чем-то громким. Ей вновь снится этот сон. Только будит уже не мелодия будильника, а чей-то голос.  Утро началось с фразы:  —Вставай, жених приехал. Аделина не успела опомниться, как мужская рука потащила ее с дивана. Почти ничего не понимающая, она волочилась словно какой-то мешок.  Совершенно раздетая, в одном платье, закинута на переднее сиденье машины.  Куда-то везет. Лишь бы не убивать. Хотя, уже все равно. Неожиданно заработало радио. Видимо словило какую-то волну. …Не плачь, ещё одна осталась ночь у нас с тобой, Ещё один раз прошепчу тебе: «Ты мой», Ещё один последний раз твои глаза В мои посмотрят и слеза вдруг упадёт на руку мне, А завтра я одна останусь, без тебя, Но ты не плачь. Не плачь, так получилось, что судьба нам не дала, С тобой быть вместе, где же раньше я была? Так поздно встретила тебя, но в этот миг Я знаю, что теперь твоя и только крик сдержу я завтра, А сейчас побудь со мной в последний раз, В последний раз… Как будто сама судьба свой голос подавала. Измайловой взвыть от боли захотелось. Только сил уже ни на что совсем не осталось. Продрогла насквозь. Мурашками покрылась. Тело ужасно ломило и выкручивало. А внутри всеобъемлющая сжирающая пустота. Пожалуй, она ощущала себя мертвой. Мертвой и гниющей изнутри.  Они ехали по каким-то ухабам и кочкам. Сосны бились своими лапами о стекла, словно пытаясь вызволить невольницу. Небо было ужасно хмурым и серым, и вот-вот готовилось расплакаться. Как будто вся земля наполнилась страданием и болью, перемешанными с кровью.  Молчание. Ледяная тишина пронзала своими иголками. Вечность и слепое ожидание своей участи выворачивали изнутри. В голове темная пустота. Холод наполнял вены. Сердце практически не стучало. Клетка за клеткой отмирало тело. Душа, кажется, собиралась покинуть хозяйку.  Наконец, машина выехала на дорогу. Только трясти не перестало. Кащей остановил авто прямо посередине проезжей части.  Электрический удар пронзил насквозь. Она, кажется, умерла в этот момент. Волга. Белая. А рядом он. Живой стоит. Глазам не поверила.  Дверь машины стремительно открылась.  Она рванула к нему.  Свежий морозный воздух заполнил все пространство легких. Ветер неприятно обдувал лицо. Кровь медленной струей потекла по венкам. Душа степенной поступью возвращалась к своей владелице. Сердце стало пропускать удары чаще. Из глаз медленно покатились слезы.  Главное, чтобы не чудилось это всё… Она бежала с каждым шагом быстрее и быстрее. Кислород стал заканчиваться. Превозмогая рвущую боль, она пыталась как можно скорее коснуться его. Кровь стремительно приливала к голове, а по вискам ударяли молотком. Сердце усиленно забилось в такой ужасно тесной грудной клетке. Во рту появился мерзкий металлический привкус, а в горле ужасно першило. Руки смахивали капли слез, которые немыслимом потоком стали стекать с щек.  Бедная, задыхаясь, рыдая, в своем изорванном ангельском платьице, покрытом красными пятнами, с босыми ногами. Поскальзываясь, она пыталась сдержать равновесие, лишь бы дотронуться до него. Правая нога предательски подвернулась. Падение произошло быстро. Но времени лежать не было.  Она быстро вскочила и снова продолжила лететь. Да, пожалуй, она уже не бежала, она летела. Снег ужасно щипал стопы. Тело покрылось красными пятнами. Слезы застилали пеленой глаза. Щеки пылали огнем. Ноги были изодраны, покрыты запекшейся кровью, ранки на коленях защипали. Бледная кожа вся в фиолетовых отметинах от прикосновений душегуба. Укусы, как напоминание о вчерашнем вечере и о том, как ее рвали по частям.  Воздуха становилось все меньше, правда как и расстояния между двумя любящими сердцами. Прижаться бы к нему только. Да поскорее. «Вова…», — сорвалось тихо с ее губ. Наступила тишина. Оглушительная. Которая разрывает барабанную перепонку и заставляет сердце сжаться до мельчайших размеров. Она упала тряпичной куклой к нему в руки, смотря самым преданным взглядом.  —Прости меня, моя любовь… Контрольный ей - в спину. Чтобы знала, что от него еще никто не уходил. Контрольный ему - в голову. Чтобы думал перед тем, как делать неправильный выбор. Контрольный себе. В сердце. Чтобы больше никогда и никого не любить.