Последний же враг истребится — смерть, потому что все покорил под ноги Его. Первого послание апостола Павла к Коринфянам, Библия, Новый Завет
Забавно было думать, что они прыгнули из разгорающегося огня в испепеляющее пламя, а причиной обоих случаев возгорания был один и тот же волшебник, имя которого даже спустя годы боялись произносить. Двадцать лет. Двадцать лет пролетели для них троих за секунду, но мир мало изменился — люди были напуганы всё так же, Дамблдор всё ещё сиял маяком надежды, а Тот-Кого-Нельзя-Называть зверствовал за пределами школы, наливаясь впечатляющей силой и ужасающей тьмой. Отличием было, пожалуй, одно единственное несоответствие, абсурдное и до одури горькое — Гарри Поттер. Лили посмотрела на него, скрытая за своими искусственными блондинистыми волосами, чувствуя, как скручивается желудок от всех тех взглядов, которыми одаривали её сына — страх, благоговение, надежда. Бремя, что возложили на него, было непосильным для ребёнка его возраста — для ребёнка возраста и самой Лили — и всё же он сидел почти расслабленно, поглощая пищу с отработанной сосредоточенностью. Гарри не смотрел по сторонам и не разговаривал с соседями по дому, он не нервничал и не смущался многочисленных взглядов. Он привык к ним за годы учёбы. Но Лили не привыкла и не хотела этого делать. — Ты снова смотришь, Лили, — мягко позвал Джеймс, сжимая её руку под столом. Сириус сидел по другую сторону от неё, непривычно мрачный и молчаливый. Будущее ударило по нему так же сильно, как и по ней с Джеймсом, рассказав историю нелицеприятную и страшную — но ту, что им больше не придётся испытать на себе. Дамблдор был уверен в том, что отправиться назад, в родной 1976 год, не получится. Что путешествие, спонтанное и случайное, было в один конец, и Лили не знала, радоваться ли этому. Её жизнь закончилась бы через пять лет, если бы магия не отправила их сюда, где её сын боролся с тем, кого вся Великобритания едва ли могла назвать по имени из страха перед тем, кто его носил. — Мы не будем сидеть сложа руки, Джеймс. Он наш сын. — Он нашего возраста, Лилс, — заметил Джеймс, тем не менее не протестуя. — Но мы будем рядом с ним на каждом шагу. — Если Дамблдор нам это позволит, — фыркнул Сириус. Его рыжие волосы, скрывающие за собой приметные блэковские черты, завивались и подпрыгивали при каждом движении головы. — Он может попробовать остановить меня, — холодно отрезала Лили, представляя, как подвесит старика за бороду, если он попробует встать у неё на пути. — Может быть, всё же стоит поговорить с Северусом. Джеймс замотал головой так сильно, что его уложенные прядь к пряди волосы стали похожи на гнездо, и Лили поспешно привела причёску своего парня в порядок, чтобы минимизировать схожесть с его настоящим обликом. — Теперь он профессор Снейп, ты забыла? У него есть метка, и кто знает, на чьей он стороне на самом деле. — Дамблдор доверяет ему, — нахмурилась Лили. — Он старик, у которого вполне может быть маразм, раз он полагается в этой войне на нашего ребёнка. Его доверие к Снейпу — не показатель. Что-то тёплое и сладкое разлилось у Лили в груди, когда Джеймс назвал Гарри их ребёнком без каких-либо колебаний. Это было странно, пугающе и непонятно, и всё же он принял действительность с таким самообладанием и стойкостью, которые мало от кого можно было ожидать. — И всё же Снейп — единственный, кому Дамблдор рассказал о нас. — Сириус медленно жевал тыквенный пирог, поглядывая на преподавательский стол, где место Снейпа пустовало. — Он, должно быть, сделал что-то действительно веское, чтобы заслужить его доверие. Даже с меткой на руке. Лили пожевала губу и после небольших колебаний решила поделиться своей догадкой. — Сами-Знаете-Кто убил меня, помните? — Как и Джеймса. Как и Беллатрикс Лестрейндж убила Сириуса. — Вероятно, Северус не… Когда-то мы были друзьями. — Думаешь он не простил своему Лорду твою смерть? — скептично спросил Джеймс, выглядя так, словно этот разговор причинял ему боль. — Ну, не могу сказать, что я знаю его достаточно для того, чтобы судить, но это выглядит немного натянуто. Лили не сдержала улыбки, которую вызвала сдержанность Джеймса. Раньше, даже год назад, он без промедлений начал бы обвинять Северуса во всём, что смог бы только придумать, но теперь он действительно старался рассуждать, не опираясь на предрассудки и личную неприязнь. Он рос, становился более зрелым ради неё, и Лили невероятно ценила это. Обед закончился, и Лили поправила ало-золотой галстук, направляясь на урок Защиты в сопровождении Джеймса и Сириуса. Они всегда старались держаться вместе, потому что Хогвартс, каким бы похожим на их школу двадцатилетней давности он ни был, казался чужим, и это угнетало. — Уже готовишься к смерти, Поттер? — неожиданно громко разнеслось по коридору, и Лили замерла, когда Джеймс рядом с ней напрягся. Однако вопрос предназначался не ему. Гарри стоял у стены, около двери, что вела в кабинет Защиты, лениво скрестив руки на груди. Другие гриффиндорцы не лезли к нему с разговорами, даже Уизли и Грейнджер, с которыми, как Лили узнала благодаря сплетням, Гарри был когда-то неразлучен. Слизеринец, глумливо ухмыляющийся и самодовольный в своей глупой вере, встал перед ним, ожидая ответа. Гарри посмотрел на него безучастно, почти безразлично. Его глаза — такие же, как у неё — оглядели мальчика, немного задержавшись на изумрудном галстуке. Он не сменил позы, не достал палочку, не дрогнул и не пошевелился — он только зашипел, скользящие низкие звуки срывались с его губ, напоминая змею. Лили вздрогнула, узнав парселтанг, и с изумлением заметила, как маленькие каменные змейки размером с указательный палец, вырезанные на колоннах, зашевелились и стеклись к ногам слизеринца, угрожающе извиваясь. Мальчик вскрикнул, отступая от змей. Гарри продолжал шипеть, наблюдая за испуганным противником без интереса. Его внимание больше занимали змеи, что продолжали роиться небольшой кучкой, щёлкая языками. Лили стало интересно, что именно Гарри говорил им, и что они отвечали ему, насколько были разумными и как много понимали в происходящем. А ещё ей было интересно, как так получилось, что Гарри обладал змеиным языком. — Я был готов к смерти много лет назад и готов сейчас, — хрипло сказал Гарри, присев на корточки и рукой подзывая каменных змей. Они поползли к нему, поднимаясь по его ладони и исчезая под рукавом рубашки. Некоторые из них заползли ему на шею, кто-то добрался до волос. Одна из них уютно устроилась у него за ухом. Слизеринец смотрел на него, широко раскрыв глаза в немом ужасе. — А твой Тёмный Лорд? — Глаза Гарри смеялись, когда он оглядел мальчика с презрением настолько глубоким, что оно чувствовалось на языке. — О, Волдеморт не готов к смерти. И в этом моё преимущество, Нотт. Лили вздрогнула от произнесённого имени, как и все, кому не повезло услышать его. Она восхитилась смелостью Гарри, его готовностью делать то, чего другие боялись, но знание того, что он преодолевает этот страх лишь потому, что назван Избранным — потому что обязан был однажды сразиться с самим Волдемортом, огорчало её куда больше, чем восхищало. Он не должен был нести столько ожиданий на своих плечах. Он был ребёнком, её ребёнком. — Вы закончили с демонстрацией, Поттер? — сухо поинтересовался Северус — профессор Снейп, напомнила себе Лили. Гарри встал, положив руку на стену. Змейки проворно переползли с него обратно на колонны. Осталась лишь одна — та, что была у Гарри за ухом, но никто, кажется, не обратил на это внимание. Лили осторожно сжала руку Джеймса, встревоженная его неподвижностью. — Да, сэр, — легко ответил Гарри. Он смотрел на профессора Снейпа с чем-то тёмным в глазах, с чем-то неприязненным и отвращающим. Похоже, они не были друзьями, как бы Лили ни надеялась на то, что хотя бы один взрослый человек в жизни Гарри мог бы стать для него опорой. И Северус — её дорогой друг Северус, потерянный из-за жажды тёмных искусств и желания проявить себя, — мог бы стать таким человеком, если только Лили не ошибалась в нём. И всё же он не стал. Они зашли в класс, рассевшись так очевидно разделённо, что это было бы смешным, если бы не было так печально. Между Гриффиндором и Слизерином была проведена чёткая линия, выстроенная враждой и стереотипной ненавистью. Лили скучала по тем временам, когда легко могла сесть рядом с Северусом и заслужить лишь несколько неодобрительных взглядов. Она подняла глаза, которые, как она знала, сейчас были тёплого карего цвета, и наткнулась на пустой взгляд профессора Снейпа. В нём трудно было угадать Северуса, несмотря на очевидные внешние сходства. Эти двадцать лет изменили его, превратили в мужчину, которого Лили на самом деле не знала, но иногда ей казалось, что она видит уязвимость на его лице. Ей виделись тоска, вина, надежда — и все они были потушены, прежде чем она могла понять, что ей с ними делать. Северус был для неё важным человеком, оступившимся и потерявшимся на тёмном пути, и всё же Лили не могла заставить себя поговорить с профессором Снейпом с глазу на глаз. Ей казалось, что с его стороны утекло слишком много воды, и она не смела претендовать на понимание его положения и чувств. Но она доверяла ему и не могла ничего с этим поделать. — Откройте главу, посвящённую одному из трёх Непростительных — проклятию Империуса, — сразу начал профессор Снейп, и Лили опустила взгляд на «Лицом к лицу с безликим». Она могла отдать должное — учебник был выбран в самый раз для тех времён, в каких они теперь жили. На грани войны, в гуще сражений, где быть беззащитным значило умереть. — Кто скажет мне, какова цель проклятия и есть ли способы защиты? Лили не стала поднимать руку, разглядывая плакаты с душераздирающими сценами пыток и убийств. Они наводили жути, и ей стало интересно, с этой ли целью профессор Снейп повесил их здесь, потому что они определённо не способствовали учебному процессу хоть сколько-нибудь продуктивно. — Это проклятие подвластия, — просто ответил светловолосый мальчик, у которого мелко тряслись руки, что он прятал под партой. Он был болезненно бледен, но держался прямо и отчасти горделиво. На мантии виднелся значок старосты, и Лили поняла, что это Малфой, о котором часто говорили в гостиной Гриффиндора в ключе отнюдь не лестном. — Верно, Драко. Пять очков Слизерину. — Профессор Снейп окинул их презрительным взглядом. — Что насчёт второй части моего вопроса? — От Империо нет защиты, — не поднимая руки, сказал Сириус, ястребиным взглядом прожигая их профессора. Северус тонко улыбнулся, даже не глядя на него. — Пять баллов с Гриффиндора за попирание дисциплины. Поднимайте руку и дожидайтесь разрешения, прежде чем отвечать, мистер Мун. — Лили пнула Сириуса в лодыжку, не позволяя ему переводить ситуацию в настоящую ссору. Сириус не замолк бы, если бы и Джеймс не сжал его предплечье, останавливая от опрометчивых слов. — Но несмотря на беспардонную невежественность мистера Муна, ответ верный. От проклятия Империус невозможно защититься, как и от других Непростительных. Девушка с пышными кудрявыми волосами подняла руку, настойчиво не опуская её даже тогда, когда стало ясно, что профессор Снейп собирается игнорировать её. Лили нахмурилась, огорчённая предвзятостью Северуса, что так легко распространялась даже на детей. — Да, мисс Грейнджер, — кисло и без интонации сказал профессор, когда девушка и не подумала опускать руку. Грейнджер начала говорить как ни в чём не бывало, и Лили поняла, что такое положение вещей, должно быть, было уже привычным. — Вы, как и профессор Муди — простите, профессор Крауч — сказали, что от Непростительных невозможно защититься, но это не совсем верно, не так ли? — Класс загудел на оговорке Грейнджер о профессоре Муди, и Лили сделала мысленную пометку о том, чтобы узнать, что за история за этим стоит. — Исходя из постулатов теории магии, так называемая защита заключается в полном ограждении от враждебного воздействия, однако во многих учебниках также говорится о том, что иногда защита — это просто противодействие, совершённое достаточно быстро для того, чтобы никакого вреда не было причинено. Итак, от Империо можно защититься, сбросив заклятие силой воли. — И от Авады можно, если ты мордредов Гарри Поттер! — крикнул кто-то из ряда слизеринцев, и Лили почувствовала, как гнев окутывает её с головой. Она стиснула зубы, сжимая в руках учебник до побеления костяшек. — Закрой рот, идиот, — резко бросил Джеймс, прежде чем Лили успела остановить его. Они удостоились нескольких удивлённых взглядов за защиту того, с кем, по мнению большинства, их ничего не связывало, но сам Гарри пассивно смотрел в свой учебник, его глаза замерли и казалось, что он был за много миль от класса Защиты. Лили отметила это с уколом беспокойства, несколько удручённая его постоянной отстранённостью. — Десять баллов с Гриффиндора за оскорбление ученика, мистер Питерс. Оставляйте свои детские ссоры на внеучебное время. А вы, Грейнджер, в очередной раз показали всю бесполезность своих академических взысканий. Случаи противостояния Империусу единичны и вряд ли достойны упоминания. Лили постаралась скрыть своё выражение лица, чтобы не показать, как отвратительно было видеть явную предвзятость и грубость профессора Снейпа. Северус был злопамятен, но Лили никогда не думала, что он перенесёт своё презрение к гриффиндорцам через десятилетия. — Но Поттер противостоял Империо, когда Муди накладывал его на нас на четвёртом курсе, — негромко заметил темнокожий мальчик в зелёном галстуке после того, как поднял руку и дождался кивка профессора. — Профессор Муди, как мы все помним, был самозванцем. — Северус начинал не просто раздражаться, но и злиться — Лили ясно могла это видеть. — А теперь, если вы способны держать концентрацию больше нескольких секунд, вернёмся к уроку. От проклятия Империус нет защиты и потому… Лили смотрела на Северуса и не могла точно понять, был ли он тем, кого она когда-то знала. — Этот сальноволосый мерзавец, — тихо проворчал рыжий мальчик — Рон Уизли, как поняла Лили. Гарри, который сидел рядом с ним, ничего не ответил, всё ещё погружённый в свои мысли. Никто не потревожил её сына до конца урока, а взгляд Северуса, когда он смотрел на Гарри был скорее задумчивым, чем злым, и это успокоило что-то глубоко внутри неё. Она понимала не всё, знала не всё, но отчаянно хотела помочь, и Северус был единственным путём, по которому она могла пойти. Ей оставалось только убедить в этом Джеймса и Сириуса.***
Гостиная Гриффиндора мало отличалась от того, к чему Лили привыкла. Ворс ковров по-прежнему был преступно мягким, гобелены — тяжелыми и яркими, огонь в каминах — трескучим и жарким. За окнами башни темнела ночь, непроглядная и холодная. Лили сидела в кресле в пустой гостиной, дожидаясь прихода своих друзей. Девочки в её комнате уже готовились ко сну: Данбар легла раньше, чем Лили смогла даже пожелать ей сладких снов; Грейнджер отложила книги и после тщательного ухода за зубами ушла спать, задёрнув занавески; Браун и Патил, вдоволь наговорившись о чём-то под покровом заглушающих чар, разошлись по кроватям в напряжённом молчании; Келла попыталась завести с ней разговор, но Лили была слишком рассеянна, чтобы уделять ей внимание в полной мере, и скоро она бросила это дело и тоже пошла спать. — Как прошёл вечер, солнышко? — обожгло ей ухо чужое дыхание. Лили расслабленно откинула голову на спинку кресла и с наслаждением уткнулась носом в щёку Джеймса. Глубоко вдохнув, она позволила себе секунду отдыха. Она не думала ни о чём, только чувствовала надёжное присутствие знакомого человека и слушала его негромкое дыхание. Несмотря на эгоистичность подобных мыслей, Лили была рада, что очутилась в этом времени не одна — она не знала, что делала бы, оказавшись здесь без поддержки и компании. — Как всегда, — ответила Лили после долгой паузы. Открыв глаза, она повернулась лицом к Джеймсу, слегка расстроенная изменениями его черт. Профессор Дамблдор действительно изменил их внешность почти до неузнаваемости, и если бы не выражение глаз, Лили никогда бы не распознала в стоящем перед ней подростке своего парня. — Ты хочешь сказать, что весь вечер зубрила домашнее задание и писала эссе? А потом вздыхала по мне и думала о Гарри? — Если ты думаешь, что мои вечера проходят так, я расстрою тебя, — усмехнулась Лили. — Нет, я сыграла в шахматы с Келлой и немного поболтала с Гермионой. Она может быть немного категоричной в своём мнении. Джеймс широко улыбнулся, взяв несколько прядей её волос и перебирая их между пальцами. Он часто так делал и раньше, объясняя это тем, что ему очень нравились её рыжие волосы. Теперь, когда они стали блондинистыми и куда более прямыми, он всё ещё не оставлял эту привычку, и Лили чувствовала, как трепещет у неё сердце от этого милого жеста привязанности. — А мы с Сириусом пытались разговорить Гарри. Не могу поверить, что мой сын вырос таким угрюмым. — Не говори об этом здесь, не накинув чары, — тихо сказала Лили, оглядывая пустую гостиную. — Нас может подслушать кто угодно. — Например, кто? — фыркнул Джеймс. — Мы же в школе, Мэри. Лили скривилась, услышав своё фальшивое имя. — Например, Гарри под твоей мантией-невидимкой. Она ведь должна быть у него, не так ли? Джеймс кивнул. — Она передаётся в нашей семье от родителя к ребёнку уже много лет. — Кажется, это действительно встревожило его. — Мы будем осторожнее, обещаю. — Хорошо. — Лили встала, утопая в большом вязаном свитере синего цвета. — Бродяга спустится сегодня? Джеймс покачал головой, притягивая её ближе к себе, расположив руки на талии. Лили легко поддалась ему, находя в объятии больше спокойствия и уверенности, чем, вероятно, должна была. — Он решил лечь пораньше. Мы разговорились с парнями и Финниган рассказал нам о Сириусе Блэке. О его, — Джеймс скривился, словно съел особо кислый лимон, — «предательстве». Лили почти могла видеть кавычки — таким очевидным тоном Джеймс произнёс последнее слово. — Директор предупреждал нас о том, что все считают его Пожирателем. — Но услышать это от кого-то, кто и правда верит в то, что говорит, немного иначе, — мрачно вздохнул Джеймс. — Он придёт в себя. Ты же знаешь Бродягу. Лили промолчала. В этом будущем было столько всего неправильного, начиная от Гарри, который рос сиротой у её сестры, и заканчивая войной, что продолжалась даже сейчас — когда минуло два десятка лет. Добавление к этому списку Сириуса, который отсидел чужой срок в Азкабане и считался Пожирателем, почему-то даже не было удивительным. Тем не менее, знание, что они лишь по чистой случайности избежали такого будущего, ужасало Лили каждый раз, как она думала об этом. Мир магии был полон чудес, когда Лили ступила в него, и он был полон ужасов и несправедливости теперь, когда она узнала его. — Мы должны поговорить с Северусом, — почти беспомощно прошептала Лили. — Он — единственный, кто может рассказать нам что-то, и единственный, кроме директора, кто знает о нас. Это важнее наших личных привязанностей и неприязней, милый. Джеймс посмотрел на неё с очевидной борьбой в глазах. Он был таким красивым в слабом свете камина, возмужавший и полный нежности к ней. Лили положила руку на щёку лица, к которому всё ещё привыкла не до конца и не планировала привыкать — они все рано или поздно вернут свои настоящие облики, будь проклят запрет директора Дамблдора. Глаза Джеймса горели, он прижался губами к её ладони и кивнул. Лили едва успела улыбнуться на его решение, как Джеймс вдруг схватив её за руку и потащил к портрету Полной Дамы. — Нам лучше найти его сейчас. Завтра утром я передумаю. Лили скрыла фырканье за ладонью, но не стала протестовать, когда он наложил на неё дезиллюминационные чары. Последовав его примеру, она набросила на него аналогичные чары, и без промедлений открыла портрет, чтобы покинуть Башню Гриффиндора.***
Они тихо пробирались по коридорам, спускались по лестничным пролётам, чтобы добраться до кабинета профессора Снейпа в подземельях. Они не разговаривали друг с другом — у них больше не было надёжной защиты мантии и подстраховки в виде карты Мародёров, и потому они осторожничали, не желая попасться кому-то из профессоров или завхозу Филчу (а то и его пронырливой кошке). Замок спал, факелы либо горели тускло, либо и вовсе были затушены. Портреты похрапывали в своих рамах, а из окон лился слабый лунный свет. Они оказались в подземельях раньше, чем Лили успела опомниться. Что она собиралась сказать ему? С чего ей следовало начать? Они с Северусом расстались на неприятной ноте, и Лили не знала, помирились ли они когда-нибудь. Питал ли он к ней ещё дружеские чувства? Помнил ли? Для него прошли десятилетия, было бы неудивительно, если бы его школьная подруга осталась в далёком прошлом. Быть может, приходить сюда было ошибкой. — Стой, — почти беззвучно приказал Джеймс, и Лили остановилась. Она сделала крошечный шаг вперёд, пытаясь разглядеть, что насторожило Джеймса, и заметила слабый свет Люмоса, падающий из-за угла. Крепче сжав руку своего парня, она осторожно подтолкнула его вперёд, и, подойдя на несколько десятков шагов ближе, они сумели различить голоса. Они определённо были мужскими и звучали довольно враждебно. Настороженная, Лили поддалась любопытству и подошла ещё ближе, чтобы слышать их чётче. — …как последний болван, коим вы и являетесь! — О каких возможностях мы тут говорим, сэр? — ядовито последовало в ответ, и Лили замерла, когда поняла, кто стоял за этим углом. — Вы решили за меня, когда раскрыли всё Ему даже раньше, чем сказали мне. Вы лишили меня выбора. Лили переступила с ноги на ногу и осторожно прислонилась к Джеймсу, чтобы чувствовать его присутствие более осязаемо. Она не видела причин, по которым Гарри и Северус могли разговаривать в коридоре подземелий посреди ночи, и потому этот разговор, ведущийся громким шёпотом, был настолько любопытным, что Лили даже не рассматривала мысль о том, что подслушивать — не самое правильное первое побуждение. — Вряд ли выбор между жизнью и смертью можно назвать выбором, — холодно отрезал Северус, и Лили узнала эти нотки в его голосе — он заботился. — Я с самого рождения нахожусь на этой грани. Я имел право выбирать. Я имел право. Лили прикусила костяшки пальцев, чтобы не издать ни звука. Гарри говорил так горько, так отчаянно разбито. Ей хотелось схватить Северуса за ворот мантии и трясти его, пока он не расколется и не расскажет, что происходит с её сыном, чтобы она могла ему помочь. Вот только как? Как трое подростков, без семьи в качестве поддержки, без денег и образования могли помочь Гарри? Лили решительно выпрямилась, напоминая себе, что и сам Гарри находился в аналогичной ситуации, вот только на него ещё и надеялась половина Магической Британии, отчего-то решив, что шестнадцатилетний парень способен победить Тёмного Лорда, имя которого боялись произносить вслух даже заядлые авроры. Если Гарри справлялся с этим, Лили справится с чем угодно, что могло спасти её сына. — Это право есть у вас и сейчас, безмозглый мальчишка, — зло выдохнул Северус. — Однако я поклялся сохранить вашу жизнь, и я сделаю для этого всё от меня зависящее. Гарри невесело рассмеялся. — Не делайте вид, будто заботитесь о моём благополучии, Снейп. Это выглядит жалко. Лили сжала руку Джеймса так, что была уверена — у него останутся синяки. Её сердце учащённо билось, пока она пыталась уловить суть их спора. — Мир не вращается вокруг вас, Поттер, как бы вам ни хотелось иного. Будьте благодарны за всё то, что я делал ради вас и продолжаю делать. Последующая пауза была настолько долгой, что Лили даже подумала, что они вспомнили о чарах приватности, но, наконец, раздавшийся ровный, безэмоциональный голос Гарри развеял её опасения. — В том ведь и дело, сэр. Вы делаете это не ради меня. Вы делаете это в память о моей матери. Лили прикрыла рот рукой, чувствуя, как набегают на глаза слёзы. Эта горечь в словах её сына… Была ли она вызвана тем, что никто и никогда не делал чего-то ради него одного? Неужели он был настолько одинок? — Вне зависимости от мотивов, результат однозначен. Ваше благополучие важно для меня. — Я знаю, — быстро согласился Гарри. — И поэтому я доверяю вам, сэр. Однако я никогда не прощу вам то, что вы рассказали Ему обо мне. — С этим знанием в его руках вы в большей безопасности, чем были раньше. — Я верю, что это не так. Между ними снова установилась долгая тишина. Сердце Лили билось у неё в ушах оглушительным набатом. — Я хочу, чтобы вы были осторожны, Поттер, — открыто ушёл от предыдущей темы разговора Северус. — Ваша демонстрация с Ноттом была крайне сомнительной. — Нотт это заслужил. — Не ведите себя, как инфантильный ребёнок, — раздражённо прошипел профессор Снейп, на что последовал нарочито бесхитростный ответ: — Но я и есть ребёнок. Когда Северус заговорил снова, его голос едва заметно смягчился. — Не прикидывайтесь глупцом, Поттер. Этот мир никогда не видел в вас ребёнка, и вам следует соответствовать некоторым ожиданиям, чтобы не умереть. — Может быть, умереть — это то, что мне нужно сделать. Лили с трудом удержала себя от опрометчивых действий и осталась на месте. Гарри сказал это так обезоруживающе честно и серьёзно, что не оставалось сомнений: он предлагал этот вариант искренне. — Я убью вас сам, если застану за чем-то столь саморазрушительным. — Я чувствую здесь заботу, профессор. Будьте осторожны, иначе люди могут подумать, что у вас есть сердце. Лили оглянулась на Джеймса, узнав в голосе Гарри озорные нотки, что часто прослеживала и в голосе своего парня. В этот момент она ярко и ясно поняла, что Гарри действительно их сын. Раньше это казалось таким туманным и далёким, потому что ноша, что Гарри нёс, едва ли давала ему вдохнуть, и проследить в нём что-то от Джеймса или от неё самой было сложно. Но сейчас? Сейчас Лили видела черты, знакомые ей вот уже шесть лет. Какую жизнь мог бы прожить Гарри, если бы они выжили? Подарили бы они ему более счастливое детство? Защитили бы от ожиданий волшебного мира? — Закрой рот и иди спать, Поттер, — устало вздохнул Северус. — Вам следует снять с меня баллы, сэр. Вы застали меня здесь, после комендантского часа. — Гриффиндорская глупость во всей красе, не так ли? — Зашуршала ткань мантии, послышались удаляющиеся шаги. — Двадцать очков с Гриффиндора. О, и Поттер? Последовала пауза. Лили толкнула Джеймса, призывая его укрыться в нише за ближайшим гобеленом. — Сэр? — Присмотритесь к вашим новым сокурсникам. Они могут оказаться чем-то куда большим, чем кажется на первый взгляд. Лили не знала, радоваться или огорчаться очевидной попытке Северус направить интерес Гарри к его замаскированным под обычных студентов родителям. — Вы не говорите напрямую, потому что в вас взыграл ваш желчный характер или потому что вас связывает клятва? Джеймс за её спиной подавил тихий смешок. — Вы можете угадать. Спите спокойно, Поттер. И вот так Лили узнала, что у Гарри всё же был защитник, а Северус всё ещё помнил о ней и считал другом. Это легло на её измученное беспокойством сердце успокаивающим бальзамом.