— …так кто ж ты, наконец? — Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо. Иоганн Вольфганг фон Гёте «Фауст»
Волдеморт зачастую добивался желаемого, но истинно желал чего-то нечасто. Он ярко помнил, как в ранние годы жизни его сжигала потребность величия — острая нужда доказать свою значимость и особенность жалкому отребью, что окружало его в приюте, — и Волдеморт сделал это. В волшебном мире сиротские отбросы сменились утончёнными, лицемерными ничтожествами, гордящимися чистой кровью и старыми деньгами — наследием, которое едва ли было их заслугой. Он хотел указать им место, что было у его ног, с того момента, как услышал пренебрежительное «грязнокровка», — и Волдеморт сделал это. Когда сокровенные тайны Тёмных искусств открылись ему, он возжелал стать самым могущественным волшебником из существовавших, покорить вершины магии, до которых никто доселе не добирался, — и Волдеморт сделал это. Он поставил на колени смерть, следуя своим желаниям, и удовлетворял любые прихоти, за редкими, жалкими исключениями, которые, тем не менее, надёжно врезались в его память. Желание остаться в Хогвартсе на лето — в попытке избежать убогости приюта и грохота маггловской военной авиации. Желание стать преподавателем Защиты от Тёмных Искусств в единственном доме, который Волдеморт знал. Желание Гарри Поттера. Волдеморт погладил матовую чешую Нагини, невидяще глядя в камин с тлеющими углями. Гарри Поттер. Существовал ли когда-нибудь настолько непоследовательный и удивительный волшебник? Настолько удачливый и настолько непредсказуемый? Настолько сильный и настолько раздражающе добрый? Волдеморт не верил в белое и чёрное, злое и доброе, однако Гарри и его упорное стремление к правде и чистоте пробуждали в нём нечто ранее невиданное: восхищение светом, что наполнял душу Гарри и бережно лелеял частицу души, принадлежащую самому Волдеморту. Его крестраж. Его напророченный враг. Объект его нынешнего желания, настолько строптивый, что и за шесть лет его так и не удалось ни поймать, ни — как абсурдно думать об этом сейчас — убить. Тьма была сильна, но если Свет будет рядом с ней? Вместе они были бы непобедимы. Волдеморт лениво подумал о необходимости поощрить своего верного слугу — Северуса, который принёс ему информацию о Гарри и без колебаний принял Непреложный обет, призванный хранить тайну бессмертия Волдеморта. Возможно, ему придётся спросить у Гарри, какую награду следует вручить Северусу. Как только он сумеет установить с ним связь. Волдеморт жестом руки подозвал пергамент и чернильницу с пером, принимаясь писать очередное письмо, которое останется без ответа. Его Гарри мог быть упрямым, но у Волдеморта была впереди вечность. Он мог подождать, если время — то, что было нужно его своенравному крестражу. — Я хочу с ним познакомиться, — прошипела Нагини, когда Волдеморт закончил письмо. — Он бросает тебе вызов. Он мне нравится. Он смерил её кислым взглядом, едва не сломав перо в руке от внезапного приступа раздражения. — Я пущу тебя на перчатки, Нагини, — беззлобно бросил Волдеморт, принявшись перечитывать написанные им строки. Он должен был убедиться, что не напишет чего-то, что могло бы оттолкнуть Гарри ещё дальше. Может быть, у него и была вечность, но он не планировал ждать свой крестраж столетиями. Он хотел видеть Гарри рядом с собой, где ему и подобает быть, как можно скорее. И Лорд Волдеморт зачастую получал то, чего желал.***
Сипуха, неприметная и шустрая, улетела, прежде чем Гарри успел дать ей кусочек совиного печенья, что завалялся у него в кармане после утреннего похода к Букле. Увидев плотный бордовый конверт, Гарри подавил вздох раздражения и распечатал его прямо в коридоре, где сова его и застала, не желая откладывать прочтение очередного письма от Волдеморта на вечер. Лучше сорвать пластырь сразу, как иногда говорила Гермиона. Коридор был пустынным, только люди на картинах разрушали тихую утреннюю благодать. Трое белых жеребцов на фоне сельской местности ржали и вставали на дыбы, пока Подрик Крукшанк, ушедший от своего портрета странно далеко, пытался поладить с бедными животными. Заметив, что Гарри пялится на него, Подрик сердито показал ему неприличный жест рукой и скрылся среди пышных нарядов придворных дам на соседней картине. Гарри покачал головой и отвернулся, не желая знать, чем промышляли некоторые портреты в свободное время. Он вытащил из конверта пергамент и с мстительным удовольствием поджёг плотную бордовую бумагу, не используя палочку. С простыми заклинаниями и заклятиями у него довольно неплохо удавались работать невербально и без палочки, за что Гермиона частенько журила его — ведь практиковать такую продвинутую магию без руководства было опасно. Гарри было плевать. Вся его жизнь представляла собой бесконечный цикл опасности. Что ему могу сделать беспалочковые заклятия, чего не смог сделать Волдеморт? Жирные хлопья пепла осели на каменный пол, когда конверт сгорел в его руке. Волдеморт использовал бумагу гриффиндорских цветов в надежде вызвать благосклонность Гарри, что он находил смешным: бумага приятного цвета вряд ли перевесила бы совершённые Волдемортом преступления. Она не вернула бы его родителей и не воскресила Сириуса, не обратила бы вспять трагичную смерть Седрика и сотен других волшебников и магглов, погибших по вине Волдеморта. Кремовый пергамент, кричащий о хорошем качестве и богатстве, хрустел у него в руке, когда Гарри сел на пол у стены, вытянув одну ногу и согнув другую в колене. Раздражающе идеальный почерк Волдеморта неприятно напоминал о дневнике Тома Риддла, но Гарри прогнал воспоминания и погрузился в чтение. Гарри, Я пишу это письмо с мыслью о твоём волнующем упрямстве. Редкостью бывает твоё согласие с моими мнениями, но в этом я не могу тебя винить. Подобострастие и покорность вряд ли являются привлекательными чертами, когда дело касается партнёра. Гарри скривился на последнем слове. Мерлин, каким претенциозным и самоуверенным был Волдеморт. По крайней мере он перестал называть его своим маленьким крестражем, от чего его отучило одно единственное письмо Гарри, где он уверял Волдеморта, что не найдётся в мире человека, который ненавидит его более страстно и яростно, чем Гарри. Стоило ли говорить, что Волдеморт не впечатлился угрозами и ненавистными словами, а лишь порадовался тому, что их переписка стала «не совсем односторонней»? Я давно не могу найти тебя во снах, моя душа, и вынужден спросить: в этом замешано зелье Сна Без Сновидений? Если это так, я желаю, чтобы ты прекратил немедленно. Последствия от долгого непрерывного приёма этого зелья стоят более дорого, чем моя вынужденная компания, ты можешь поверить мне в этом. По крайней мере, он осознает, что его компания была Гарри неприятна. Иногда ему казалось, что Волдеморт вёл себя намеренно слепо, чтобы не поддаваться очевидному презрению Гарри. Я поручу Северусу проследить за выполнением этой просьбы. Просьбы. Гарри фыркнул. Ему следует перепрятать свой запас зелья так, чтобы Снейп до него не добрался. Этот вездесущий ублюдок мог забраться даже в Башню Гриффиндора, если бы это значило выполнение приказа Волдеморта, который перекликался с заботой о здоровье Гарри. Говоря о Северусе. Я размышлял над предметом поощрения его за верную службу, и пришёл к выводу, что твой совет был бы неоценим. Если у тебя есть идеи, как наградить моего верного последователя, который раскрыл мне глаза на твоё положение, Гарри, не стесняйся писать. Я открыт для предложений. В ожидании встречи Твой Тёмный Лорд Волдеморт. Гарри не стал подавлять истерический смешок, вызванный последним предложением. Твой Тёмный Лорд Волдеморт. Это больше походило на глупую шутку, чем на вполне себе осязаемую реальность. Жестом руки Гарри сжёг письмо, но решил, что воспользуется предоставленным Волдемортом шансом и действительно обратится к Северусу, чтобы узнать, чего он мог пожелать от самого страшного Тёмного Лорда современности. После этого Снейп определённо будет у него в долгу. Гарри добрался до кабинета зельеварения последним. Урок уже начался, но профессор Слизнорт едва обратил внимание на его опоздание. — Гарри! Мальчик мой, сегодня ты работаешь с мистером Муном. Видишь ли, мистер Уизли занят с мисс Грейнджер. — Я не возражаю, профессор, — спокойно ответил Гарри, и Слизнорт закивал. Энтузиазм лился из него с такой интенсивностью, что от этого кружилась голова. — Конечно, конечно. Ты пропустил лекцию, но я уверен, что ты справишься. Сегодня мы готовим Эйфорийный эликсир! Тебе знакома рецептура, мой мальчик? Гарри пролистал учебник Принца-полукровки от корки до корки, прочитал все рецепты и заклинания на полях, стараясь реже заглядывать в книгу, которую Гермиона каждый раз одаривала презрительным взглядом. Он не любил с ней спорить, но видел в учебнике определённое преимущество, которое не осмеливался упустить. — Безусловно. Мы уже начинаем, профессор? Слизнорт принялся писать рецепт на доске, а студенты побрели в кладовую за ингредиентами. Гарри оставил сумку с учебниками у стола, кивнул Муну, который сидел за ним, и сам направился за сушёной смоквой, семенами клещевины, инжиром, иглами дикобраза и настоем горькой полыни. Он взял немного перечной мяты, помня, что загадочный Принц-полукровка утверждал, что добавление мяты нейтрализует побочные эффекты зелья. Он молча вернулся к рабочему месту, поставил котёл на огонь и добавил нужное количество чистой воды. Мун сидел рядом с ним, постоянно поглядывая в учебник. — Значит, ты хорош в зельеварении? — неловко начал он разговор, и Гарри бросил на новичка удивлённый взгляд. — Я Роберт Мун. — Гарри Поттер, — без надобности представился Гарри. — Я посредственность в зельеварении, и Снейп с радостью расскажет тебе об этом, если ты спросишь. Мун, явно позабавленный, приподнял брови. Гарри всё никак не мог отвести глаз от его лица, уверенный, что видит в нём что-то знакомое. В груди у него защемило, и он поспешил отвернуться, чтобы не выставить себя дураком. — Все твои зелья до сих пор были исключительными. Гарри первым делом добавил мяту, не слушая возражений Муна о том, что мяты даже нет в рецепте. Зелье стало красным, и Гарри потянулся за сушёным инжиром. — Мне везёт, — невозмутимо сказал Гарри, доводя зелье до бирюзового цвета. Цвет был таким насыщенным, чистым и ярким, что не оставалось сомнений — приготовление идёт правильно. Мун недоверчиво смерил зелье взглядом и вдруг засмеялся, похлопывая Гарри по плечу, явно довольный его уклончивостью, граничащей с насмешкой. Гарри замер, глядя, как покачиваются рыжие кудри Муна при смехе. Он знал этот смех, знал его переливы, знал этот лающий звук искреннего веселья. Сириус смеялся подобным образом, всегда открытый в проявлениях своего настроения. — Значит ты действительно удачливый парень, Поттер, — улыбнулся Мун, когда пришёл в себя после приступа смеха. Гарри тоже улыбнулся, чувствуя себя хрупкой фарфоровой шарнирной куклой, готовой распасться из-за слишком резкого движения. Зелье под его наблюдением неумолимо синело. — Да, — хрипло прошептал Гарри, добавляя огня и не сводя глаз с котла, где жидкость постепенно начала приобретать жёлтый цвет. — Удача преследует меня, Мун. Она не оставляет меня в покое.***
Гарри застонал, когда сочный зелёный луг, полный ослепительно-жёлтых и тёмно-фиолетовых гиацинтов, сменился пляжем, где бушевало море. Волна разбилась о берег, пенясь и создавая оглушительный грохот. Гарри сидел на коленях и не стал утруждать себя тем, чтобы встать. Дошедшая до него солёная вода промочила джинсы и добралась до его любимых кроссовок. Пальцы зарылись во влажный холодный песок. Ракушка впилась в ладонь, Гарри прощупал её гладкий бок и вытащил, чтобы промыть и разглядеть как следует. — Гарри. Ветер хлестал, словно обезумевший, волны бились о скалы и размывались к берегу — стоял невероятный шум. И всё же голос, позвавший его по имени, был слышен отчётливо до каждой шипящей интонации. — Волдеморт. Сколько раз Волдеморт ловил его здесь, в мире грёз? В месте, где Гарри хотел — и должен был — чувствовать себя в безопасности? Сколько раз Волдеморт прерывал его безмятежные сны? Определённо реже, чем кошмары. — На этот раз мне снился приятный сон. — Негодуешь за моё вмешательство с удвоенной силой? Гарри подумал об этим. Некоторое время назад он перестал кричать и драться — потому что здесь это не имело значения. Сны были только снами, пусть они и несли в себе чуть больше реальности, чем Гарри того хотел. Но когда это он получал то, чего хочет? — Зачем ты здесь? — устало вырвалось у него. — Ты уже знаешь, что я не собираюсь падать к твоим ногам за великодушное милосердие в отношении моей жизни. На самом деле за отсутствие намерения убить не благодарят. Тонкие губы Волдеморта расползлись в подобии улыбки. — Ты мой крестраж. И сны — то, как я могу получить тебя хотя бы на время. Гарри гадал, сможет ли его стошнить в этом зыбком мире, порождённом его сознанием. — Я не вижу в тебе стремления к компании других крестражей. Они смотрели друг на друга тревожно благодушно. Не было застарелой ненависти, что связывала их уже много лет, как не было и страха. — Я не всеведущ, Гарри, — Волдеморт сел рядом с ним, его тёмная мантия разметалась по песку, — я лишь искушён. Гарри невольно рассмеялся, притворяясь, что его не нервирует такая близость. — Это что, «Фауст»? Ты цитируешь Мефистофеля? — далёкие, но всё ещё заставляющие его съежиться, воспоминания о затхлости тесного чулана пробежали по его телу волной. Компания пауков и их сетей, где каждая паутинка поблёскивала на свету и являлась частью надёжной конструкции. Паутина собирала пыль, но являлась домом для пауков и Гарри никогда не убирал её, наслаждаясь даже таким скудным товариществом. Свет, падающий из дверной щели позволял разглядеть лишь малость, но если лечь правильно — так, что затекала спина и отнималась правая рука, — можно было разобрать ровные ряды слов в книгах, которые Гарри осмеливался брать в школьной библиотеке исключительно по одной, чтобы Дурслям не стало известно о его увлечении. Шекспир растекался по страницам романами и трагедиями, философскими кризисами и вечными вопросами, ответы на которые всегда были временными; Гёте завлекал язвительным воплощением разрушения, искушающего и презирающего род человеческий; А Алигьери… Алигьери пугал, но недостаточно для того, чтобы Гарри обратился к Богу. Когда в желудке сосало от голода, а бока ныли после встречи с Дадли и его дружками, мысли о высших силах и двойственности мира отходили на второй план. — Конечно, ты бы выбрал демона. Казалось, Волдеморт был доволен его догадливостью и смехом, если ощущения в шраме Гарри не обманывали его. — Не говори мне, что между лукавостью Дьявола и благостностью Бога ты выберешь последнее. — Холодная рука Волдеморта легла Гарри на предплечье. По коже тут же поползли мурашки. — Я в это не поверю. — Помимо Бога и Дьявола есть люди. Я бы выбрал людей. Сложно было не перевести взгляд на своего преследователя, когда тот небрежно выхватил ракушку у Гарри из рук, сжимая её в руках и превращая в осколки. Гарри полагал, что если сдастся на милость Волдеморту, с ним случится нечто похожее: от него довольно скоро не останется ничего, кроме обломков и пыли. Красные глаза смотрели на него удивительно мягко. Рука на предплечье не шевелилась — Волдеморт осознавал, что Гарри нескоро допустит подобную близость так свободно. — Это так похоже на тебя. Именно поэтому все эти люди видят в тебе героя, моя душа. Ты всегда выбираешь их. — Рука с длинными когтями поднялась, словно желая огладить щёку Гарри, но быстро опустилась. Под грохот волн и вой ветра Волдеморт сделал ему очередное предложение. — Но ты мог бы выбрать не их, не меня, но себя. Я помог бы тебе с этим, Гарри. Гарри положил ладонь поверх руки Волдеморта, и ему показалось, что у монстра перед ним перехватило дыхание. Он подался немного вперёд, заглядывая прямо в красные глаза — глаза цвета крови, что проливалась по вине этого волшебника вот уже многие годы. — Ты слишком одержим, чтобы я мог выбрать себя, но не тебя. До следующего раза, Волдеморт. Гарри оттолкнул его, разом чувствуя себя лучше после того, как избавился от удушающих прикосновений, и поднялся. Его ноги утопали в песке. Оглянувшись, он заметил ярость на змеином лице, но Волдеморт ничего не успел сделать. Гарри с усталым вздохом проснулся.***
Тяжёлые красные занавески на его кровати неохотно поддались слабым усилиям Гарри и разошлись в стороны. Комната предстала перед ним мельтешением однокурсников и тихим храпом Рона. — Темпус, — лениво взмахнул палочкой Гарри, неторопливо направляясь в ванную. У него ещё было около часа до начала занятий. За утренними процедурами последовало разглядывание шрама на предмет наличия крови или особо сильного воспаление, после — сбор пергаментов и книг в сумку. Переодевшись в последнюю очередь, Гарри разбудил Рона и поспешил в Большой зал, надеясь, что успеет позавтракать должным образом. По пути к нему пристроился новенький, с которым раньше Гарри толком и не разговаривал. Поломав голову, удалось вспомнить его имя — Фергюс Питерс. — Доброе утро, — неловко улыбнулся Питерс, когда стало ясно, что Гарри не собирается начинать этот разговор первым. Было в нём что-то фундаментально неправильное. Гарри не видел этого глазами, но чувствовал на том уровне, на каком ощущалась его связь с Волдемортом — Гарри нравилось думать, что это интуиция его магии. Глаза Питерса были обычными — карими — и смотрели с бравадой, которая скрывала за собой его намерения, волосы лежали волосок к волоску, неприятно напоминая Малфоя, а широкие плечи были расправлены твёрдо и уверенно, что противоречило его странного содержания взгляду. Гарри не доверял ему, как и почти всем обитателям Хогвартса. — Доброе, — наконец, сказал он, спешно спускаясь по лестнице. Питерс следовал за ним. — Итак… Ты играешь в квиддич? Гарри посмотрел на Питерса почти разочарованно, не ожидая, что он будет спрашивать его о чём-то столь тривиальном и известном. Если он действительно хотел выведать какую-то важную информацию, начинать с квиддича было не лучшей его стратегией. Но с другой стороны, вряд ли Волдеморт стал бы засылать в Хогвартс обычных детей-шпионов. Это было слишком ненадёжно (опуская Малфоя, который, Гарри был уверен, являлся Пожирателем). — Капитан. Ловец. — Гарри незаметно бросил на Питерса взгляд и почти сбился с шага, когда уловил искренний, неподдельный интерес на его лице. Он впитывал его короткие, рубленные ответы, как губка. — Играю с первого курса. — С первого курса! — восхитился Питерс. — Но ведь набор идёт со второго. Гарри грустно улыбнулся. — Профессор Макгонагалл сделала исключение. — Из-за исключительного таланта? Двери Большого зала уже маячили впереди. Гарри ускорил шаг. — Ты едва ли не первый, кто так предполагает. Обычно всё сводится к моей избранности. — Хэй, нет ничего плохого в том, что у тебя есть некоторые привилегии. Тем более если тебе приходится расплачиваться за своё положение. Гарри стиснул челюсти, необъяснимо раздасованный тем, что Питерс произнёс вслух то, что висело у него над головой вот уже шесть лет. Какая разница, что ради него сделали исключение в квиддиче или несколько раз отпустили, не снимая баллов, пока он гулял после отбоя, если в конченом счёте ему придётся сразиться с тем, кого боялась вся Магическая Британия? Или ему не придётся сражаться. Если Гарри найдёт в себе достаточно эгоизма для того, чтобы оставить эту войну взрослым. Волдеморт не стал бы возражать. — Я не хотел обидеть тебя, — мягко сказал Питерс у Гарри за спиной. Гарри сбавил шаг и оглянулся, цепко подмечая все детали его неправильного лица. — Не обижен. Волдеморт дышит мне в затылок с детства, Питерс. К этому можно привыкнуть. И отбор в квиддичную команду уже окончен, если ты хотел испытать себя. Попробуй в следующем году. Гарри ушёл, не дожидаясь ответа, всё ещё полный надежды съесть свой завтрак. Когда сипуха сбросила очередной багровый конверт в его яичницу, Гарри сжёг его, не утруждая себя чтением.