Тьма в тебе

      Гарри знал, что Малфой опоздает ровно на минуту, как и полагается хорошо воспитанному чистокровному волшебнику, так что осталось еще три. Поттер нервничал. Стоило снять шлюху, если бы у него нашлось хоть немного лишнего времени… Или перенести встречу на другой, менее дерьмовый день. Он снова залез в душ почти на час, и едва успел высушить волосы без заклинаний, которые делали его прическу еще более ужасным вороньим гнездом, чем обычно. Теперь его кожа едва не трескалась от сухости, акромантулий шёлк дорогой рубашки не мог приглушить дискомфорт. Гарри нарочно не стал использовать увлажняющее зелье, чтобы его параноидальный порыв не вспыхнул с новой силой.              Машинально Поттер сдвинул статуэтку пантеры на каминной полке, расправил складку на шторах. Потом спохватился и сделал как было, передвинул еще несколько мелочей, придавая интерьеру мнимую нотку непринуждённости. Вот и еще одна причина заключить брак — Джинни так легко разбрасывала вещи, вносила толику хаоса в их быт, а Гарри ненавидел идеальный стерильный порядок, однако как только ему случалось на миг отвлечься или задуматься… Муштра тёти сказывалась, а с годами стало только хуже. Особенно в такие дни…              Стук застал Гарри в прихожей. Он, как воспитанный (Мерлин береги зануду Берка) и почти чистокровный волшебник, должен был встретить равного себе гостя лично.              — Дом Блэк дарует защиту, — провозгласил Поттер традиционное полуритуальное обещание, гарантировавшее, что гостю не будет причинён вред — ни чарами, ни зельем, ни другим магическим способом.              — Сегодня я пришел как союзник, — отозвался Драко таким же традиционным приветствием. Он мог сказать более формальное «с миром», или личное: «Как друг» — однако избрал нейтрально-благосклонный вариант. Конечно, они не были друзьями, и даже приятелями. Друзьям не нужны клятвы о ненападении.              Волосы Малфоя призрачно светились в полутёмном холле, словно напитавшись солнечным светом впрок в этот приветливый летний день. Как и полагается, он пришел с вином — с двумя бутылками. Вторая, по предположению Гарри, относилась к его недавнему дню рождения. И эта догадка подтвердилась в коротком поздравлении. Домовик Малфоя передал подарок Кричеру и дисаппарировал прямо с порога.              — Что будешь пить? — спросил Гарри, как только они устроились в гостиной.              — То же, что и ты.              — Я не употребляю алкоголь.              — Вряд ли в магическом сообществе есть кто-нибуть, кто бы этого не знал. С годами вино становится лучше, если ты однажды передумаешь. В этом доме, как я знаю, есть превосходный винный погреб.              — Колу?              — Да, спасибо.              Гарри удержался, чтобы не ляпнуть о чистокровном лицемерии. Это не помогло бы делу. Появился Кричер с закусками, разлил напиток по приземистым стаканам из толстого хрусталя, и снова исчез с тихим хлопком. Малфой не шелохнулся. Маггловская бутылка с яркой этикеткой выглядела неуместно на антикварном столике чиппендейл. Гарри решил не затягивать с преамбулой, непринужденная беседа не клеилась, очевидно, именно по его вине. Он подвинул к Малфою папку с документами. На немой вопрос одними бровями ответил:              — Отчет об имуществе Блэков. То, что может быть обнародовано. Уверяю, в непубличной части баланс тоже положительный.              Малфой накрыл ладонью кожаный переплет, однако заглядывать внутрь не торопился.              — Ты смотри, а я пока принесу лёд.              Гарри ненавидел, что его заставляют нервничать в собственном доме. С другой стороны, теперь это выглядело гораздо более естественно. Когда он вернулся с ведёрком льда и льняным белоснежным полотенцем, которое подложил под низ, чтобы не испортить стол конденсатом, Драко выглядел напряжённым. Поттер знал, что провокация удалась, оставалось угадать, в какой именно стакан Малфой добавил зелье. Конечно, речь не шла о веритасеруме, или каком-либо из вариантов эссенций подвластия, потому что магия дома восприняла бы это как нападение. Это могло быть зелье Болтливости или Бахвальства или что-то ещё в таком духе. Гарри взял ближний к себе стакан и надеялся, что интуиция его не подвела, а Малфой выбрал двойной блеф. Гостя ничего не выдало. По крайней мере, Гарри ничем не рисковал: артефактные неуничтожимые стаканы мгновенно нейтрализовывали все известные зелья и яды. Он лишь надеялся, что на Малфоя может подействовать самовнушение, если зелье оказалось в его стакане. С другой стороны, он мог заранее принять антидот… Но Гарри всё равно не мог отказать себе в этой небольшой игре, просто чтобы снять напряжение.              — Я рад за тебя, Поттер.              — Не паясничай, Малфой. Ты знаешь, что это значит. Я предлагаю тебе род Блэков вместе со всем состоянием, — Гарри было жалко терять дом, но что поделать. Вряд ли можно купить родовое имение, да и всё равно, Джинни не сможет жить здесь. Когда она в шестой раз упала с лестницы, это стало очевидно.              — Невиданная щедрость, но я не могу принять ещё один род, — лицо слизеринца окаменело. — У Малфоев всегда рождается только один ребёнок… Будто ты не знал…              — Я не знал.              — А как же.              — Малфой, мир не вертится вокруг тебя. А меня не интересуют сплетни.              — Я думал, Берк наконец сделал из тебя человека, но, очевидно, ты всё-таки застрял где-то на стадии питекантропа…              Гарри не обратил внимания на оскорбление, он панически размышлял, что можно придумать, и ничего не приходило в голову. Только теперь, нервно мечась взглядом, он заметил, что они с Малфоем выбрали одинаковые повседневные мантии немного укороченного силуэта, отличавшиеся лишь цветом: ковентри на Малфое, гарафитово-серая на Поттере. В Твиллфит и Таттинг божились, что изделие чрезвычайно эксклюзивное, не более двух штук на мир, однако ограничение касалось только каждого определенного цвета, поэтому они неплохо устроились и при этом не соврали.              — Любое проклятие можно обойти.              — Не интересует.              — К счастью, перед тобой сидит лучший артефактор Европы. А в компаньонах у меня гениальный ритуалист.              — Я знал, что ты только притворяешься дурачком, а «найденные в хранилище запасы» — сказочки для плебеев. Вынужден признать, это гениально — убедить всех, что твой ресурс ограничен…              Собственно, да, не только Твиллфит и Таттинг знают толк в основах маркетинга. И Гарри не стал отрицать, что поначалу просто стеснялся предлагать свои артефакты под собственным именем. Первоначальные партии продавались со значительным дисконтом, как экспериментальные и непроверенные (ведь никто не мог бы рассказать, если производители и владельцы давно умерли). Анализ спроса показал: то, что он поначалу делал наугад, работает — это дало ему существенный толчок для дальнейших наработок. А если бы он изначально предлагал «Сувениры от победителя Сами-знаете-кого» — это бы не дало ему ответов. Мерч под торговой маркой «Гарри Поттер» всегда продавался наилучшим образом.              — Что-то действительно было найдено. Так как? Можно сделать так, чтобы в ребёнке не было ничего от Малфоев. Плюс защитный пожизненный неуничтожимый амулет. Я уверен, что справился бы…              — Ты уверен? А как насчёт гарантий, Потти? В последний раз, когда Септимус Малфой пытался обмануть проклятие, второй ребенок действительно родился, однако первенец умер. Ты сумасшедший, если думаешь, что я рискну жизнью Скорпи ради драккловых галеонов!              — Да, конечно. Я понимаю.              У Гарри было сразу несколько перспективных идей, но совершенно очевидно, он не стал бы настаивать, даже перед собой. Если бы он сам оказался на таком распутье, то тоже отказался бы, как бы ни были высоки шансы. Странно было осознать, что у них с Малфоем есть что-то общее… Однако… Разве есть?              Последние два года Джинни всеми правдами и неправдами пыталась забеременеть. Сначала её противозачаточное зелье вдруг стало пахнуть тыквенным соком, а вскоре — другим зельем, тем, что должно было повысить шансы до девяносто восьми процентов, если верить рекламной брошюре. Гарри знал, как выглядит и пахнет это зелье, потому что Джинни не единственная, кто принимала его в надежде залететь от Золотого мальчика. И те другие начали свои попытки гораздо раньше. Безрезультатно. И несмотря на то, что Поттеру не хотелось детей в ближайшие лет пять, он все-таки на что-то надеялся… Ведь у них было множество попыток… Выяснить вдруг, что у тебя нет выбора ни сейчас, ни в будущем…              На этом разговор можно было считать оконченным. Гарри апатично молчал, обессиленный в конец разбившейся надеждой. В голове всё настойчивее стучала мысль: «Что за хреновый день!» Нет, не в голове — везде! В желудке, сжавшемся в предвкушении тошноты, в напряжённых плечах, в пересушенной от фанатичного мытья коже… А Малфой не спешил убираться прочь, сверля Гарри нечитаемым взглядом.              — Ты действительно сумасшедший, Потти, отказаться от рода Блэк ради Уизлетты…              — Это тебя не касается.              — Заткнись, гриффиндурок, и послушай. Род — это не только наследство и хранилище в Гринготтсе. Вижу, что понимаешь… Противно говорить, но ты настоящий Блэк. Темнее тёмного.              — Я не тёмный!              — Ага, а я брюнет. Откажешься от рода — потеряешь часть себя. Значительную часть.              — Я даже не чистокровный. Я не подхожу на эту роль.              — Давно в зеркало смотрелся? От матери грязнокровки только ведьминские глаза — чудеса, да?              Гарри знал, что его зачали с помощью ритуала. Романтичная сопливая сказочка о влюбленных жертвенных родителях тоже рассыпалась в прах. Все пятеро Поттеров с самого начала охаживали Лили Эванс, потому что ей выпало родиться в правильный день и время, а до кучи ещё и обладать светлой, но при том на редкость совместимой с поттеровской магией. Тщательно выверяя все условия, Поттеры надеялись таким образом получить светлого или хотя бы умеренно тёмного отпрыска, и чтобы вклад нечистокровной матери был минимален.              — По твоей хорёчьей роже вижу, что ты знаешь больше. Вижу, что тебя так и распирает от желания вразумить меня. Пожалуйста, прошу… — конечно, никакой просьбы в голосе Гарри не было.              — Да неужели? Я, пожалуй, воздержусь, Потти.              Гарри неплохо знал Малфоя, знал на что нужно давить, и как манипулировать, но, ей богу, не было ни сил, ни желания. И больше всего — выдержки. Он начинал заводиться.              — Хочу напомнить, Малфой, кто здесь главный. Не только в этом доме — везде на Британских островах. Это я решаю, кто станет следующим министром. И я в значительной степени выбираю, какой законопроект поддержит Визенгамот. Я могу добить твою подмоченную репутацию в мгновение ока. А уничтоженная репутация — это ко всему ещё и непосредственные имущественные убытки. Поверь, ты не хочешь со мной ссориться. — в конце концов, простая демонстрация силы на Малфоя тоже действовала безотказно. Задобрить, чтобы ущемлённый павлин альбинос не вздумал мелко пакостить, можно потом, сразу после ещё одного профилактического запугивания…              — Слышали бы это твои фанаты…              — С твоих слов? — Гарри по-снейповски задрал одну бровь. — Девять из десяти не поверят. Остальные будут в восторге.              — Согласен. Но не всё ты решаешь. Да, Золотой трофейчик?              Малфой не сказал ничего действительно провокационного, это могло касаться чего угодно. Однако что-то было во взгляде и интонации… Но ведь это вообще мог быть не более чем блеф или мелочная детская подначка, за которой только иллюзия знания, а на самом деле — тотальное ничто. Почему-то Гарри решил, что пакостный хорёк знает и говорит именно об этом…              На мгновение ему показалось, он сможет, удержится, сделает вид, будто подтекста не было — просто не могло быть! Слизеринец прилип к нему настырным взглядом, и Гарри не знал, чего там больше — одержимости или страха. Он увидел, как бледные губы шевельнулись во внезапно сгустившемся мраке, но не услышал ни звука. Слух наполнился гулким белым шумом бешеного кровотока. Лёгкие, пищевод, горло обожгло нестерпимым жаром, а подушечки пальцев пронзили иголочки онемения — настолько сильно, что это скорее напоминало множественные удары током. Малфой что-то кричал, падая на колени, дёргая застёжку на груди, и размахивал руками. Хорошо, правильно… Потом швырнул в Гарри стакан, и тот замер в воздухе, недолетев на целый ярд.              Поттер ничего не слышал и почти ничего не видел в густой тьме. Он не знал, действительно ли померк весь свет, или это ошибка его восприятия. Стоило Гарри обрести странное иррациональное успокоение — во тьме, жаре, монотонном шипящем шуме, в фигуре, которая корчилась на полу от боли — и на него будто вылили ведро ледяной воды! Не будто — действительно вылили… Пожар в груди резко стих. Тьма рассеялась, как не бывало. Сквозь шум в ушах донесся крик:              — Кричер плохой, Кричер облил хозяина! — причитал эльф. — Кричер накажет себя! Но хозяину Блэку не стоило убивать полу-Блэка в доме Блэков.              Малфой неуклюже поднялся на ноги, он тяжело, хрипло дышал, склеры покраснели, и в сочетании с почти бесцветными бледно-серыми радужками это выглядело жутко.              — Приятно осознавать, что ты всё тот же неуравновешенный шизик — хоть какая-то стабильность в этом мире. И, поздравляю, ты только что чуть не нарушил клятву хозяина.              — Спонтанный магический выброс не считается умышленно причинённым вредом.              — До тех пор, пока это только вред, а не убийство.              Гарри снял мокрую мантию и очки, которые только усугубляли ситуацию, и махнул осушающим заклинанием на кресло и себя, наплевав на чёртовы непослушные волосы, торчащие теперь, будто после электрического стула. Рубашка из акромантульего шёлка, устойчивого к любым чарам, осталась влажная и всё ещё липла к телу.              — Скажи, что не то имел в виду, — Гарри сознавал, как смешно, жалко это звучит, но не мог смолчать.              — К сожалению, именно то. Я признаю, это был перебор, — он отвернулся вполоборота, избегая смотреть в глаза, и устало потёр бледное лицо, большего извинения от Малфоя не стоило ожидать, — Потти, а давай напьёмся.              — Я не пью, Хорёк.              — Так сделай исключение. Я расскажу о Блэках. И обещаю, что не воспользуюсь… твоим беспомощным состоянием.              — Не интересует.              — Мы можем обсудить все на берегу… Трахнемся, Поттер?              — Хочешь закрыть школьный гештальт?              — Среди прочего. Замечу, я хочу получить твое информированное согласие сейчас, пока ты в сознании…              — Какое благородство…              — Что бы ты ни думал о Малфоях, в этом вопросе мы чрезвычайно щепетильны. Так как?              — Я сверху.              Малфой фыркнул.              — И я сотру тебе память после всего. Не о сексе, об остальном.              — Я должен тебе верить?              — Ты всё равно не одолеешь меня в поединке, так что я по доброй воле даю тебе слово.              На самом деле Гарри не полагался только на Обливиэйт. Он давно защитил гостиную и некоторые комнаты руническим кругом тайны. Все, что по мнению хозяина дома не должно выйти за пределы этих стен, мгновенно терялось в памяти гостя, стоило ему покинуть особняк. Это был не совсем аналог Обливиэйт, потому что в воспоминаниях не оставалось зияющих пустотой пятен. То, что не должно быть распространено, словно затягивалось туманом неопределенности, при этом у гостя сохранялись впечатления от услышанного и какие-то свои отвлечённые выводы, базис для понимания. Гарри ещё не решил, стоит ли забирать у Малфоя и это тоже. Ему вдруг показалась привлекательной идея откровенного разговора с Драко. Ни с другом, ни с приятелем — с бывшим врагом, который не станет обезболивать правду и не будет душить ненавистной жалостью, которая еще больше унизила бы Гарри.              — Я не стану пить. Тебе вино, Малфой. Мне — зелье Болтливости.              — Годится. Только посуда будет моя, — Драко трансфигурировал из воздуха два винных фужера на тонкой ножке и достал из кармана зелье. Гарри не ошибся, это было оно.              Кричер подал вино, а заодно осушил лужу на полу и край ковра, успевший впитать воду. Его пальцы были целые, не обожжённые и не побитые, и Гарри не слышал, чтобы домовик хоть раз стукнулся головой о дверь, так что все его вопли про «накажет себя», как всегда, оказались лишь пустыми обещаниями.              — Итак, по поводу Блэков, — Малфой начал свой монолог, как только Кричер убрался, — на этих воспоминаниях стоял блок на смерть Сам-знаешь-кого, но когда змеемордый подох, мама всё вспомнила. О пророчестве стало известно ещё до твоего рождения. Дату можно было сместить на позже, однако это нивелировало бы весь ритуал, с которым тебя зачали, ослабило магический потенциал и, в конце концов, не вывело бы тебя из-под удара. Многие знали, что ты должен родиться именно тридцатого июля — все, кто хоть немного разбирались в нумерологии — и многие видели логику в том, что именно тебе суждено стать «избранным». Поэтому Поттеры приняли решение, что ты родишься, как и планировалось, и все силы сосредоточили на том, чтобы защитить тебя любыми доступными методами.              Об этом Гарри тоже знал после диагностики у спортивного целителя, когда решил ненадолго стать квиддичистом.              — В тебя влили столько чароёмких заклятий, что это подорвало здоровье Карлуса. В защитных ритуалах кроме Поттеров принимали участие еще два сильных рода, один из них — Блэки. К тому времени Сириуса и Андромеду уже отрезали от рода, Регулус исчез за год до твоего рождения. Мама стала Малфой со всеми вытекающими последствиями, а у тёти Беллы один за другим случились три выкидыша. Вопреки ожиданиям ты родился темнее тёмного, и, несмотря на то, что Поттеры тоже тёмный род, они пытались держаться нейтралитета и не светить своей тёмностью на всеобщее обозрение, Орион же был в восторге. Магия и род признали тебя чистокровным, так что Вальбурга с Орионом поставили условие, что ты, как внук Дореи, станешь наследовать Блэкам тоже, а твой первенец продолжит род именно по блэковской линии — взамен ты получишь родовую защиту.              — Я не тёмный, — снова апатично огрызнулся Гарри.              — Ага, видел я, какой ты не тёмный. Буквально полчаса назад…              — Ты намекаешь, что я не смогу избавиться от рода?              — Не сможешь. Если не найдешь чистокровного отпрыска по прямой линии.              — Регулус мёртв, я знаю точно.              — Это может быть сквиб — сын Регулуса или Ориона. Или брат Ориона. Или дядя Ориона по отцовской линии… Главное, в первом поколении, чистокровный. Даже если ему девяносто — накачать деда зельями и уложить в постель с готовой на всё чистокровной нищебродкой. Зелье для потенции можно, многосущное зелье, если будущая мать очень страшная — тоже. Амортенцию и аналоги Империуса — нет.              — Почему?              — Точно не знаю. Вроде бы плохая примета, но в магическом мире, сам знаешь… Дети получаются какие-то не такие…              Гарри вспомнил Меропу Гонт и её сыночка Тома Марволо Реддла — и молча согласился.              — Я думаю, твои шансы стремятся к нулю. Так что, скорее всего, тебе придётся заделать первенца другой ведьме, и, конечно, жениться на ней хотя бы до момента рождения, потому что наследник Блэк не может быть ублюдком. А по достижении ребёнком трёх лет, если волшебный дар проявится к тому времени, ты сможешь стать регентом и жениться на Уизлетте.              Гарри стиснул зубы.              — Я не могу так унизить Джинни…              Поттер с трудом подавил порыв выболтать, что он вовсе не уверен, способен ли вообще заделать ребенка.              — Я не сомневаюсь, что она готова на всё ради этого брака… Кстати… А тебе оно зачем?              — Малфой, я уже говорил, — Гарри проскрежетал угрожающе, а внутри пламенело желание открыться. Зелье действовало.              — Я бы ещё понял, если бы это была грязнокровка Грейнджер. По крайней мере, с ней у тебя было бы пятьдесят процентов на то, что дети родятся хотя бы умные…              Малфой вслух высказал комплимент Гермионе? Кажется, вино довольно крепкое.              — Гермиона мне как сестра. К сожалению.              — А Уизлетта? Тебе следует провериться на любовные зелья.              — Уже.              — И?              — Это не Амортенция. Что-то из арсенала Прюэттов, семейный рецепт. Оно не лишает свободы принимать решения и критического восприятия, как Амортенция. И делает меня более счастливым…              — Рыжая стерва травит тебя, и ты не возражаешь?! Она вообще знает, что ты знаешь?              — Вряд ли… Я же говорил, оно делает меня более счастливым, — Гарри все сложнее было сопротивляться зелью, — однажды я создал амулет, защищающий от чар принуждения и любовных зелий… Когда действие прекратилось, я был на грани того, чтобы наложить на себя руки… — Гарри умышленно произнёс легкомысленным тоном, чтобы казалось, будто это только фигура речи, спасительная ложь не лезла в голову и на язык. — А еще он действует в обе стороны, я, как всегда, что-то сделал не так… Джинни тоже пьёт зелье… С амулетом — она стала вести себя иначе, как упоротая фанатка, которой была на первых курсах Хогвартса, а не как моя девушка. Я спрятал амулет и больше не носил.              — Потти, я ещё раз спрашиваю: зачем тебе рыжая нищебродка? С зельями это может быть кто угодно. Ты запал на её внешность? — в голосе Драко мелькнуло отвращение, а еще брезгливое сочувствие, как к неизлечимо больному человеку или клиническому идиоту.              — Внешне мне нравилась Чжоу, — Гарри сам не ожидал от себя такого, — Джинни на пятом курсе выпрямила волосы и стала мыть голову специальным зельем, чтобы оттенок стал более тёмным и насыщенным.              — Она была ничего. Ты трахнул её?              — Кого? Чжоу? Да, уже после битвы, — Гарри было неловко подставлять девушку, но Малфой всё равно забудет.              — Закрыл школьный гештальт? А другие? — Малфой уже явно набрался, тоже сбросил мантию, его бледные щёки взялись неравномерными красными пятнами, а лоб и брови непривычно расслаблились, придавая лицу обманчивую наивность.              — Только Чжоу и мадам Розмерта. Беллатрикс убили, — Гарри хотел прикусить себе язык, а Малфой самодовольно ухмыльнулся.              — А я?              Поттер вернул мстительную улыбку.              — Тебя не было в моём списке. Я тогда не знал, что парни тоже бывают… интересны. По правде, мне и сейчас больше нравятся девушки. Ты не возражаешь, если я наколдую тебе сиськи? Люблю сиськи…              — Возражаю! — оскорбился Малфой. — Так что же тебе Уизли? Объясни.              — Мы многое пережили, я ей доверяю. Все Уизли уже и так мне как семья. Это было бы логично. А ещё она потратила на меня чёртову уйму времени, я не хочу ее разочаровывать и расстраивать, — без зелья Гарри не решился бы признаться в этом даже себе.              — Серьёзно? Тебе до сих пор не остопиксело оправдывать чьи-то ожидания? А как же дракклова любовь?! Или ты уже перерос своё маггловское воспитание? — последнее Малфой выплюнул с омерзением.              Кто бы знал, как Гарри надоело оправдывать ожидания и быть пешкой в ​​чужих играх, но Джинни — это Джинни…              — Любовь? Брось. Какая может быть любовь, если все в волшебном мире знают меня с пеленок. И не то чтобы меня… Печатную отредактированную версию меня. Бренд! Клишированное представление. Я не могу подойти к девушке и увидеть в её глазах всполох настоящей симпатии, неуловимое влечение, предвкушение и интерес… Всё то, что наблюдают нормальные люди при первой встрече… Чтобы найти среди фанаток ту, которая увидит за обёрткой настоящего меня, надо чтобы она узнала меня настоящего — преодолела внушенные стереотипы и собственные ожидания. То есть надо потратить время и ресурсы с совершенно непредсказуемым результатом. Чтобы найти ТУ среди хейтерш — нужно приложить еще больше усилий. И, мне кажется, все близкие по возрасту ведьмы делятся на фанаток и хейтерш, а третьей категории попросту не существует.              — Может, тебе стоит поискать за океаном?              Малфой иронизировал, но Гарри решил ответить:              — За океаном меня тоже хорошо знают. Из-за квиддичной карьеры.              — Ты так жалок. Единственное, что тебе остается — магглы.              Гарри разозлился.              — Заткнись, Малфой! Мое место здесь, среди волшебников! Потому что я волшебник! И к тому же почти чистокровный…              — Хорошо, что до тебя наконец дошло.              Гарри отхлебнул колы с зельем Болтливости, которое Хорёк влил прямо в бутылку.              — Ненавижу Дамблдора. За то, что украл у меня нормальное детство. Ни за что не вернусь туда…              — Знаешь, ты мог бы заключить договор с чистокровным родом… Определить магическую совместимость с родителями, рассчитать дату зачатия и рождения. Ее бы воспитывали в мэноре. Ты заметил, что на Слизерине совсем мало девушек? Да и на Рэйвенкло… Вообще в Хогвартсе гораздо больше парней, чем девушек…              — Конечно. И что?              — Многих чистокровных ведьм учат дома. Они помолвлены с рождения, им не нужны лишние знакомства. И это часто является требованием семьи жениха. Ведьму с детства воспитывают в уважении к будущему мужу.              — Какой кошмар!              — Если тебе нужно, чтобы она ничего не знала о Гарри Поттере, она не будет знать. На поместье наложат Табу, и сквозь барьер не пройдет ни одна статья в Пророке или устная сплетня о тебе. И несмотря на это её магию всё так же будут формировать и подстраивать под твою. Вдобавок к исходным данным родителей, нумерологическим рассчётам и ритуалам…              — Звучит отвратительно. Это какая-то педофилия и рабство…              — Ты такой идиот, Потти, тебе всё ещё не хватает чистокровного мировоззрения.              — Я не хочу, чтобы жена годилась мне в дочери. У нас не будет ничего общего.              — Поттер, магическая совместимость решает всё. Это намного превосходит маггловскую любовь. Если ты встретишь ведьму, чья магия будет идеально подходить твоей, ты не захочешь другую возле себя. Никогда. Даже если у твоей избранницы будет фигура Миллисент, борода Хагрида и красноречие Гойла. Магия решает всё.              Драко сонно потёр глаза, неудивительно, что он начал повторяться, потому что как раз принялся за третью бутылку.              — Как бы там ни было, я не могу ждать так долго.              Малфой вдруг встрепенулся, словно напавший на след терьер.              — Надеешься, что брачный обет решит твою проблему?              — Да, — Гарри не мог сказать больше, всё ещё не мог…              — Ты трахаешь всё что видишь. А Уизлетта на всё закрывает глаза. Ведь так?              — Да. Она шутит, что всем нужен кусочек от Избранного.              Драко как раз сделал глоток и потому закашлялся.              — Что?! Прямо так и сказала? И ты её не проклял?              — Она просто не понимает.              Малфой продолжал сдержанно, приглушённо откашливаться, забыв о специальном заклинании для очищения дыхательных путей, и вперился в Гарри непонятным непримиримым взглядом.              — Трахео тергео, — Гарри сделал плавное движение палочкой, — а как Ты догадался?              Малфой медленно поднялся, подошел, пошатываясь от выпитого, уселся на подлокотник кресла Поттера, порывисто обнял Гарри и влажно скользнул губами по его шее. Волшебник нервно отпрянул.              — Прекрати, пожалуйста!              — Вот поэтому. Ты избегаешь всяких прикосновений. И при том мы уже договорились, что трахнемся.              — Мне нужна прелюдия.              — Еще более прелюдистая? Я не хватал тебя за член, заметь, а ты не трепетная пятнадцатилетняя девственница. Видел бы ты свое страдальческое лицо, когда я всего-то при встрече пожал тебе руку. Поразительно, что при этом ты трахаешь всё, что видишь…              — Не потому!              — Вот и я говорю, не потому… Гарри, как я и сказал, тебе не хватает чистокровного мировоззрения. А я кое-что знаю о волшебниках. Волшебники всё получают слишком легко… Ограничивать себя тогда, когда можешь относительно легко получить желаемое и не быть при этом наказанным — не думаю, что это многим по силам…              — Но ведь это неправильно! Скажи, что тебя не было среди тех…              — Меня не было. Поверь. Достоинство для Малфоев не пустой звук. К тому же, тебя не так уж трудно завалить на добровольных началах. Ты и так трахаешь всё, что видишь…              — Так было не всегда.              — Я знаю.              — Я использую тебя, не более.              — Я знаю…              Драко пересел с подлокотника на пол между ног Гарри.              — Я не стану прикасаться к тебе, но не возражаю, чтобы ты касался меня.              Гарри нерешительно запустил руку в волосы Малфоя, которые оказались неожиданно мягкими и слегка прохладными. Касаться волос Драко было действительно приятно. Гарри легко провел ногтями по коже головы. Блондин низко застонал и откинул голову на Гаррино бедро, закрыв глаза.              Поттеру подумалось, если бы он заказал шлюху, то это был бы кто-то, максимально не похожий на Драко: скорее всего, миниатюрная азиатка с длинными волосами и искусственной грудью. Гарри ничего не имел против настоящей груди, но азиатки чаще всего были… как Джинни… почти плоские. И, тем не менее, в чём-то Малфой был даже лучше. Они давно знакомы, Драко его явно хочет, и этот энтузиазм невольно распалял Гарри… насколько его вообще можно было заинтересовать сексом. Может случиться, что сегодня Гарри наконец-то почувствует жалкое подобие эмоциональной связи. Даже если это только раздражение к давнишнему врагу. Ему так этого не хватало… Даже с Джинни.              — Волшебники не всегда тонко чувствуют личные границы. Я сам этого не замечал, пока не пришлось в течение двух лет принимать в мэноре всё пожирательское сборище.              Гарри продолжал наслаждаться блондинистыми волосами, другой рукой провел по плечу к шее. Малфой повернул голову, подставляясь под прикосновения.              — Те, кто присоединился к игре «Трахни Героя», — Драко открыл глаза и озабоченно перехватил взгляд Поттера, — ты ведь не против, что я назвал это так?.. Думаю, многие из них считают это проявлением любви.              Смехотворно. Гарри забрался под воротник, несколько пуговиц уже и так были оторваны. Кожа Драко была гладкая и теплая. И ни одного волоска на тех местах, которые открывались сейчас Гарри, такой непохожий на него самого… Больше всего он нуждался в том, чтобы перебить воспоминания о вчера. Чтобы ощущение чужих ненавистных рук на теле замылилось, утонуло в других, более свежих ощущениях. Он должен был напомнить себе, что всё ещё волен выбирать. А заодно — что секс неважен, просто примитивное действие, чтобы удовлетворить потребность, не более, чем перехватить сэндвич. Все равно что подрочить! О тело другого человека… Черт возьми, ему нужна была хотя бы иллюзия контроля! И нет, ему на самом деле не нужна эмоциональная связь с партнёром!              — Они пьют Феликс Фелицис, а потом подливают мне амортенцию с афродизиаком, или насылают империо, конфундус… Пьют многосущное зелье — женщины и мужчины — чтобы я не узнал, кто скрывается под личиной. Чтобы не отомстил. Иногда стирают память. А я, когда контролирую себя хоть краешком сознания, хочу их убить. Или запытать и потом убить…              — В этом и состоит проблема, — Малфой снова закрыл глаза и чуть не мурлыкал под ласками, — они знают, что от тебя можно ожидать разве что Экспеллиармус. Знают, что не будут наказаны.              — Иногда я жалею, что нанял Берка…              Малфой снова встрепенулся.              — Сдурел? Жалеешь, что стал более привлекательным? Я расскажу, что было бы, если бы ты его не нанял… Ты до сих пор был бы Мальчиком-который-выжил, победителем Сам-знаешь-кого, одним из сильнейших магов современности. И они всё также мечтали бы «трахнуть Героя». Суть была бы та же, понимаешь? А обстоятельства другие. Если бы ты был тот самый полуслепой, стеснительный, худой, низкорослый шкет, одетый в мешковатые обноски, они куда меньше старались бы тебя поразить, понравиться. Не покупали бы втридорога волосы красивых женщин для оборотки, а воплощались бы в первую попавшуюся толстую домохозяйку, чей волос сняли с мантии в толпе. Арендовали бы не шикарные апартаменты в Обители Эроса, а засранный номер в Дырявом котле, размером с кладовку для мётел. И подливали бы тебе всякое дешёвое дерьмо. Мерлин, и даже намывались бы на свидание с тобой неряхой не так тщательно… Понимаешь? Суть та же, а ставки намного ниже.              — Мне без разницы, красивые они или толстые. Надушенные или немытые. Плевать на апартаменты! Я не хочу с ними спать! Не хочу, чтобы меня заставляли чарами или зельями…              — Остынь, я только говорю, что по сути ничего не изменилось бы… Сейчас ты для многих недостижимый кумир, любимец толпы. А тогда… они бы всё равно хотели отведать магию сильнейшего волшебника Британии.              Гарри потянул рубашку, вытягивая низ из-за пояса брюк. Три последние пуговицы расстегнулись сами, повинуясь полуосознанному желанию волшебника. Полы разошлись, выставив на обзор бледную голую грудь и плоский живот. Драко не был ни очень рельефным, ни упитанным, как и полагалось мужчине его социального статуса — потому что физический труд для плебеев, а обжорство и лень не достойны аристократа. Гарри провел пальцами вдоль кривого отчётливо заметного шрама, который оставила его Сектумсемпра. Он сейчас не жалел, что поставил на Малфое свою метку, скорее наоборот. Драко вздохнул и поёрзал затылком на колене Гарри, явно требуя большего              — Я не сильнейший.              — Как знать. Я только говорю о твоем общепринятом статусе.              — Разве не смешно — сильнейший волшебник, которого может завалить в постель первый встречный…              — Так уж и первый встречный? Феликс Фелицис — страшная штука. Везение для одного — сплошная череда катастроф для другого, если его интересы противоречат первому… Я был впечатлён — и это ничего не сказать! — когда ты присвоил монополию на продажу и производство Феликс Фелицис в Британии. И, согласись, без Берка тебе бы это не удалось.              Да, Гарри был согласен. Однако это не спасло его во веки веков. Последние два года действительно не было нападений, вплоть до вчера. Он сразу понял, к чему все катится, когда с самого утра цепочка с защитным амулетом вдруг сама по себе расстегнулась, и амулет проскочил в слив раковины, несмотря на то, что никак не мог пролезть в гораздо меньшее отверстие. И акцио на него не подействовало. Гарри разобрал сифон, и каким-то магическим образом амулета там не оказалось. Как и не было запасного на месте в мастерской. А потом он столкнулся в каминной сети с каким-то алхимиком, случайно осыпавшим его пыльцой аконита, и эта пыльца, по совпадению, значительно замедляет реакцию и усиливает действие империуса… Столкнуться с кем-то в каминной сети — таких случаев было один-два на десять миллионов перемещений! Гарри горячо желал остаться в тот день дома, но ряд случайных несчастливых событий утаскивал его дальше и дальше…              — Монополия принадлежит какому-то Генри Паркеру. Я здесь ни при чем.              Гарри снова вернулся к шее Драко, стал ласкать виски, подбородок, ключицы. Блондин привстал, потянулся за прикосновением, а затем дёрнул Гарри за рубашку, заставляя наклониться.              — Ага, всего-то устроил трёхмесячную пропагандистскую кампанию в шести крупнейших волшебных СМИ, разработал и протянул законопроект в Визенгамоте — ради какого-то пикси из табакерки. Да, я поверил. И я вообще не представляю, что ты провернул за кулисами, чтобы одновременно прикрыть всю контрабанду.              — Ритуал.              — Расскажешь?              — Нет.              Гарри скользнул языком по шее блондина, слегка прикусил кадык. Малфой вывернулся и перехватил поцелуй губами.              — Это хорошо. Замолчи наконец. Не хочу, чтобы ты стирал мне память об этом.              Драко с неожиданной для такого худого тела силой рванул Гарри за колени, стаскивая того на пол.              — Прости, я коснулся тебя. Это была… производственная необходимость…              — Я к твоим услугам.              Малфой толкнул Гарри в грудь, укладывая его на спину.              — Так мне уже можно хватать тебя за член и все остальные стратегические места?              Поттер не ответил.              — Кричер, дракклово отродье! — крикнул Малфой. — Мне нужно отрезвляющее зелье. Три четверти дозы… Я не собираюсь это забыть…              ***              Поттер как раз складывал последние вещи, когда по-блэковски полутемную комнату озарило синеватым свечением Патронуса. Серебристая выдра чётко произнесла голосом Гермионы:              — Гарри, надо поговорить.              Поттер и так знал, что надо, но не очень-то хотел. Поплёлся к камину и, набрав горсть летучего пороха, устроился на коленях. Он надеялся, если в камине будет только его голова, Гермиона не станет мучить слишком долго. Как только он проморгался после частичного перемещения, увидел сквозь зеленоватые язычки пламени, что Герми уже была там, у камина, в типично маггловской бежево-коричневой гостиной.              — Может, зайдёшь? — произнесла она с сомнением.              — Извини, зашиваюсь. Портключ настроен на через три часа.              — Гарри, ты специально так всё подстроил! Молчи! Ты ничего мне не рассказываешь, я вообще теперь не знаю, что происходит в твоей жизни. Я волнуюсь… А последние три недели ты в прямом смысле бегаешь от меня.              — Гермиона, я вернусь, и мы обо всём поговорим. Обещаю.              — Я должна тебе поверить? Ты всё время так говоришь. И когда ты собираешься назад?              — Пока не знаю, как всё пойдет. Может, через месяц…              — Мне это не нравится. Склонить человека к отцовству. Это как-то дико звучит.              — Гермиона, он не узнает. Наследник нужен здесь, в этом доме, и ребёнок ни в чем не будет нуждаться.              — Это звучит ещё хуже. Разве он не вправе знать?              — Герми, ещё раз: я не знаю, как всё пойдет…              — Господи, я просто не представляю себе, как ты собираешься это устроить. Они ведь не племенные собаки. Это люди. Нельзя лезть в настолько личное.              Интересно, кто бы о его, Гарри, личном так пёкся.              — Гермиона, он брат Сириуса. Я не перейду черту, — Гарри знал, что перейдёт, при крайней необходимости, — Присмотрюсь, какие женщины ему нравятся, что он ищет в отношениях, подготовлю почву, дам несколько дружеских советов… Натолкну на некоторые нужные мысли. Успокойся! Без конфундуса! Ну а мисс Притчер и так всё знает и согласна действовать в рамках контракта. Она примерит на себя нужную внешность и сыграет ту роль, которая возымеет успех у Чарли. Один почти случайный, легкомысленный секс с необходимыми зельями — и делу конец. Никто не пострадает.              — Ты стал таким циничным…              — Гермиона, ты против? Я только хочу счастья. Разве я не заслужил? — Гарри сознавал, что это чистейшая манипуляция. — Я чуть ли не впервые готов поставить свои интересы превыше остальных. Думаешь, не стоит?              — Гарри, нам всё-таки нужно поговорить. Нормально, а не так.              — После поездки.              Грейнджер тяжко вздохнула.              — Герми… У меня есть просьба… Невилл подарил мне новый экспериментальный сорт Мимбелюс Мимблетонии. Там довольно сложный график полива и опрыскивания. Я не могу доверить это Кричеру…              — Почему бы тебе не оставить растение у Невилла на это время?              — Этот сорт чувствителен к тёмной магии. Невилл потому и подарил его мне, чтобы проследить, как чёртов кактус будет реагировать на условия в доме Блэков. Так как, ты поможешь?              — Ну конечно.              Гермиона все еще обиженно хмурилась.              — Тогда пока. Я пришлю инструкцию об уходе за мимблетонией на элетронку.              — Я буду звонить тебе на мобильный, так и знай! Там в Америке у тебя уже не будет отмазок, что магическое поле дома глушит связь! И мне всё равно, сколько это будет стоить! И… пока, Гарри. Счастливого пути.              Поттер ещё не решил, хороша ли его идея. Он мучительно переживал и сомневался всю неделю, пока готовил для подруги воспоминания. Казалось, рассказать Гермионе обо всём, что задолжал за годы, избежать неловкости и нотаций здесь и сейчас — разве плохо? К тому же он знал, что некоторые вещи никогда не отважится сказать Гермионе в лицо. Иногда он хотел, чтобы она знала, иногда нет. Но он всё равно не смог бы рассказать сам. Он снова задумчиво попередвигал флаконы с сияющим серебристым веществом — между жидким и газообразным — некоторые были пронумерованы, другие нет… Здесь же в гостиной на старинном столике из красного дерева стоял модифицированный думосброс, усовершенствованное изобретение Гарри. В конце концов он решил оставить всё как есть. А если передумает, всегда можно попросить Кричера убрать неподписанные флаконы прочь. У него будет около недели, прежде чем Гермиона явится в Блэк Хаус впервые, чтобы полить уродливый кактус.