Тьма в тебе

      Сначала была взвесь. В голове неохотно зародилась апатичная мысль: снова потерялись очки. Гарри прищурился и, не увидев ничего нового в зеленоватой мгле, попытался протереть глаза — странно, руки ощутили вязкость и сопротивление, а подушечки на пальцах совсем потеряли чувствительность. Он присмотрелся, бледно-серая кожа, едва окрашенная зеленью тусклого освещения, сморщилась и разбухла. А ещё Гарри обнаружил, что это действительно была взвесь, вблизи он всё видел более-менее точно — и не из-за своей кротовьей близорукости.              Ему понадобилось ещё несколько секунд, чтобы вспомнить, что он исправил зрение почти до нормы шесть лет назад и даже мог бы теперь не носить очки постоянно. Во снах такие вещи всегда почему-то проходят мимо внимания. Это был тот самый сон. Мучительный холод завладел телом и почти парализовал мысли — не потому, что он колыхался в подземном озере у самого дна. Мёртвые вообще не должны чувствовать холода…              Волшебник взбрыкнул ногами и медленно поплыл под водой, затем перевернулся на живот и огляделся, теперь он знал, куда плыть — на остров прямо перед собой, и ему даже не надо подниматься на поверхность, чтобы набрать воздуха. В уютно затемнённом придонном слое озера были и другие инфери — много — но они не обратили на Гарри ни малейшего внимания, даже не шелохнулись, и лишь провожали безразличными безжизненными взглядами. Поттер снова был маленького роста, жалкий, одетый в изодранную, полуистлевшую гриффиндорскую форму. Несмотря на многочисленные дыры, пропитанная водой мантия тянула на дно, сковывала движения, а мёртвое тщедушное тело подростка повиновалось с большим трудом. Чтобы преодолеть неполные сто ярдов ушло минут пять, если не больше.              Когда он неуклюже и всё так же медленно вылез из воды, остров был пуст, за исключением знакомой чаши с зельем на постаменте. Он хотел крикнуть: «Эй, где ты?» но из него вырвалось лишь абстрактное невнятное бульканье. Похоже, инфери не приспособлены для того, чтобы вести светские беседы. Сегодня не хотелось просыпаться. Подумаешь, Смерть… Почти шесть лет ему не снилась Смерть, с тех пор, как он освоил окклюменцию. А теперь и сам мёртв, так не всё ли равно? Но, главное, вчера произошло страшное, и Гарри хотел продлить минуты забвения.              Как часто бывало, фигура соткалась просто из ничего, но сегодня это было нечто непривычно мелкое и несуразное.              — Кермит? — Гарри хотел сказать именно это, но из горла снова вырвалось что-то между рыком и бульканьем.              — Я выбрал этот гиперстилизованный, известный тебе с детства буфонидоморфный образ с целью предотвратить твою чрезмерную негативную эмоциональную реакцию, то есть страх.              Впервые Гарри находился во сне достаточно долго, чтобы услышать этот голос. Он был странный, ни мужской, ни женский — какой-то неопределенно внеземной и немного механистический. Но гораздо больше Гарри обескуражила манера речи, пестревшая отборным канцеляритом. Он ещё не успел оформить своё удивление в слова, которые всё равно не смог бы проговорить в теле инфери с полными лёгкими воды, а Смерть уже ответил:              — Язык — лишняя компетенция для моего рода деятельности, к тому же человеческие языки неуниверсальны и слишком быстро устаревают: ничтожные пятьсот лет — и уже ничего не понять. Но поскольку ты человек, я избрал привычную тебе форму коммуникации. А в качестве образца взял Гермиону Грейнджер, потому что ей единственной из своего окружения ты доверяешь.              Гарри подумал, что Гермиона не говорит с ним так. И Смерть снова ответил на невысказанную мысль:              — Вы в последние годы пренебрегали непосредственным общением, поэтому я применил наиболее часто употребимый, актуальный вариант Гермионы Грейнджер. Именно так она высказывается на рабочем месте в министерстве, изъясняется в корреспонденции и отчетах.              Гарри решил, что это весьма жалкая попытка не напугать. Кермит должен быть плюшевой игрушкой, которую надевают на руку. Но поскольку ни руки, ни самого куколовода чревовещателя не предусматривалось, этот недолягушонок отрастил более функциональные настоящие жабьи лапки, да и на текстильных голове и туловище кое-где сквозь ворс проглядывали лоснящиеся, покрытые слизью участки лягушачьей кожи.              Смерть, должно быть, считал и эту мысль, но лишь молча пожал узенькими плечиками. По крайней мере, он неплохо сочетался с чашей Волдемортового зелья, которое по-прежнему ярко отсвечивало зеленью.              — Спасибо, — Смерть ответил на тот сомнительный комплимент, который Гарри вовсе не собирался высказывать, — кстати, локация — всегда твой выбор. Это может быть что-то гораздо более приятное, если ты отринешь стереотипы.              На главный вопрос, что ему, собственно, надо от Гарри, Смерть отвечать не торопился и лишь задумчиво молча таращился на новоиспечённого инфери… А может и нет… Разве поймёшь, куда смотрят эти выпученные, сшитые кое-как глаза? Так что Гарри снова попытался пробулькать:              — Я что — повелитель смерти?              — О, нет, конечно! У смерти не может быть повелителя! — ровно также считал и сам Гарри. — Слабый, никчёмный человечек Повелитель смерти — ну разве не бред?              — Бред, — полупроревел, полупробулькал Гарри.              — Однако не отрицаю: ты интересен мне. Как Певерелл и как Блэк, и как Герой, конечно. Я хочу предложить тебе работу.              Смерть сделал стандартную паузу, будто Гарри должен был что-то многословно дополнительно выспрашивать. Хотя его лаконичный, очень громкий воображаемый вопрос мгновенно вспыхнул огромными неоновыми буквами.               — Своё предложение я озвучу в следующий раз. Эту встречу я решил посвятить знакомству. Всему должно быть правильное время. Вскоре ты действительно сможешь оценить преимущества нашего сотрудничества, но не сегодня.              Конечно, Гарри ни за что не стал бы спрашивать, когда — чтобы не выдать свою излишнюю заинтересованность, Смерть, наверное, не отделял одни мысли от других как потаённые. Похоже, окклюменция здесь не работает, или мёртвое тело инфери не способно к этому.              — Для смерти время — ничтожная категория. Но даже по твоим меркам это произойдет очень скоро. До встречи в, надеюсь, более приятном месте.              Казалось, Гарри всего только моргнул, однако открыл глаза уже на залитом августовским солнцем пляже. Нет, это скорее была груда камней среди моря. В рёбра больно впивался особо доставучий булыжник, под щекой мерзко пахла пакля из сухих водорослей. И как надо было ужраться, чтобы уснуть здесь? И нет, он не набухался.              Смешнее всего, Гарри Поттер вообще не употреблял алкоголь после нескольких лажовых приключений в свои восемнадцать. Просто вчера он едва не убил человека и, должно быть, вырубился от нервного потрясения. А может и убил… Кто знает, выплыл ли этот кусок дерьма… Если у него или неё нет домовика, то, вероятнее всего, оно утонуло. Гарри аппарировал себя и своего визави без палочки, на голом порыве отчаянья, аппарировал в открытое море. Чёрт побери, лучше бы эта тварь сдохла, кем бы ни была!              — Кричер!              Домовой явился с тихим хлопком и запричитал:              — Ох, бедный мой голый, замёрзший хозяин!              — Домой, Кричер. А потом отыщешь мою палочку. И если найдёшь ещё и одежду — забери и сожги всё.              — И уничтожить все телесные следы?              — Естественно!              Кричер вытаращился с любопытством и упрёком. Сам по себе этот приказ ничего не значил, ведь, действительно, здравомыслящий, осторожный волшебник должен следить за тем, чтобы не оставлять после себя волос, частиц кожи и чего-угодно, что можно было бы применить по меньшей мере в многосущном зелье. В худшем случае — в черномагическом ритуале. Гарри Поттеру, как суперзвезде магической Британии, приходилось осторожничать втрое усерднее. Так что ничего такого. Но домовик уже что-то заподозрил и должен был вскоре убедиться в собственной правоте, как только увидит тошнотворно пошлое убранство гостиничного номера для почасовых встреч, выполненное в лучших традициях Гилдероя Локхарта.              Всего через мгновение волшебник оказался в собственной спальне на площади Гримо. К счастью, Кричеру хватило смекалки наложить на Гарри согревающие чары, прежде чем он приступил к выполнению остальных поручений. После таких снов ничего кроме магии не помогало.              Несмотря на ночной заплыв в несколько миль, Гарри потратил полтора часа на душ, затем избавился от двух засосов на шее, надел маггловские трикотажные штаны и устроился в кабинете разгребать почту. Ему до сих пор приходили запоздалые поздравления с днём рождения, потому что вся корреспонденция от малознакомых волшебников сначала проходила проверку на зловредное содержимое. Небольшая частная контора всего на два сотрудника, чьим единственным более-менее постоянным клиентом был сам Гарри, не справлялась в сезонные авралы.              На отдельном подносе лежало одно письмо, доставленное напрямую опознанной защитой дома совой, и оно единственное интересовало сейчас Поттера. Средний Малфой оповестил о согласии нанести визит в четыре. Ни обед, ни ужин, просто деловой разговор. На краю стола сверкнуло сквозное зеркало:              — Гарри, ты там? Эй, Гарри?              — Да, Джинни.              — Я пыталась связаться с тобой два часа назад, и три часа назад, и вчера в одиннадцать.              — Меня не было дома, — очевидно, Джинни жаждала извинений, но Поттер был не в настроении.              — Это я уже поняла, и даже не спрашиваю, где ты был.              Её голос сочился ядом, но Джинни всё равно считала охренеть какой добродетелью то, что не изводила Гарри ревностью. Казалось бы, и чего ещё ему желать, учитывая, что у неё были все основания для ревности. Кто знает, наверное, он всё-таки хотел, чтобы сегодня она спросила, где и с кем он был, как себя чувствует… Даже если бы ему пришлось соврать.              — Я думала ты переночуешь у нас.              Её «у нас» касалось лондонской квартиры, где ни один из них не жил постоянно. Это было место для свиданий и секса дважды или трижды в неделю. Джинни ненавидела дом на Гриммо, а дом точно так же ненавидел её. Гарри же не считал необходимым изнывать в квартире, пока Джинни на сборах с командой, или гостит у родителей. В особняке Блэков его неизменно окутывал уют и ощущение безопасности, это место действительно было для него домом, местом, куда хотелось вернуться. И он пока предпочитал не думать, где они будут жить после того, как поженятся.              Они запланировали свидание и секс на позавчера, после дня рождения Гарри, но Джинни перебрала вина на праздновании в Норе и отключилась прямо там, в родительском доме, а Поттер аппарировал на Гриммо, и даже неплохо выспался… А потом, с самого вчерашнего утра, всё пошло наперекосяк…              — Джинни, на всякий случай, напоминаю: у меня есть мобильный телефон, — конечно, в этот раз от него не было бы никакого толку, но ей богу, если бы будущая миссис Поттер наконец согласилась, это сделало бы жизнь проще.              — О, ну конечно, это я виновата! Гарри, сколько говорить — не навязывай мне эту дракклову штуковину. Никто из волшебников ими не пользуется.              Гарри не стал упоминать Гермиону, единственную, к кому Джинни действительно ревновала и не слишком умело это скрывала с тех пор, как Герми с Роном расстались. Он также не высказал вполне очевидную мысль, что если бы о его мобильнике стало известно журналистам, на следующий же день по меньшей мере треть читательниц Ведьмополитена обзавелись бы такими же, даже не догадываясь, что это такое и зачем оно надо.              — Гарри, я не хочу наседать…              — Значит, не наседай. Я как раз занимаюсь нашей проблемой.              — Хорошо, если так. Сегодня тебя тоже не ждать?              — Завтра, лисичка, ладно?              — Что угодно, лишь бы у тебя получилось.              Они обменялись ещё десятком давно заученных фраз, которые когда-то можно было воспринять за флирт и привязанность, а теперь эти слова утратили всякий смысл…              Нет, у них по-прежнему всё было хорошо. Однако Джинни знала, что эту ночь он провёл в чужой постели, а Гарри знал, что она знает. Это было неудачное время, чтобы играть свои роли друг перед другом. Пройдёт несколько дней, всё уляжется, и им, возможно, даже не придётся играть.              К счастью, ему действительно было чем заняться. Гарри на днях стукнуло двадцать пять, а Джинни менее чем через две недели исполнится двадцать четыре. Гарри прекрасно знал, чем обернётся празднование: миссис Уизли будет ещё прозрачнее намекать, что пора бы обрадовать её внуками. А Джинни будет беситься, потому что ничего ещё не решено. С самого детства она твёрдо решила, что должна стать миссис Поттер не позднее, чем в свои двадцать пять. И свадьба Избранного, безусловно, будет поистине грандиозным событием, на планирование и подготовку которого понадобится как минимум год, это означало, что Гарри должен сделать официальное предложение руки и сердца в самое ближайшее время. Учитывая, как всё прошло два дня назад, не трудно догадаться, что всё рыжее семейство и так ожидает важное объявление прямо на день рождения Джинни. И уже сейчас Гарри было очевидно, что это невозможно. Единственное, что он мог предложить взамен — неофициально сообщить миссис Уизли, когда в течение года знаменательное событие наконец произойдёт.              Дело в том, что у них с невестой была одна давняя, всё ещё не решённая проблема: Джинни могла стать миссис Поттер, но не миссис Поттер-Блэк. Древнейший, благороднейший род Блэк не примет предательницу крови.