Тьма в тебе

      Гарри был уверен, что спит. Ну почти. По крайней мере, безносый ублюдок, чья долговязая фигура застыла среди запустения старого кладбища, сдох семь лет назад. Окончательно сдох. Не было ни малейшей причины бояться, ведь это только сон, Гарри и не боялся, лишь всклокоченные волосы, кажется, вздыбились ещё сильнее, а в висках пульсировало и звенело.              Всё было почти как тогда, после Тремудрого турнира, только на вековом тисе засохла толстая ветка, а крошечная часовенка позади, наоборот, красовалась свежей побелкой. Слева на большом холме возвышался заросший плющом, вконец обветшалый дом Реддлов. Гарри нехотя опустил взгляд и в сотый раз увидел бледное мёртвое лицо Седрика, его серые, мутные глаза так же слепо уставились в сумеречное небо. Это уже было. Множество раз до того, как он овладел окклюменцией.              Как бы там ни было, Гарри решил не бояться, но не смог до конца подавить брезгливость. Он решительно направился к Волдеморту — тот ступил навстречу. Под ногами шуршало каменное крошево со старинных надгробий и статуй. Только сейчас Поттер осознал, что не уступает больше в росте давнему врагу. Всё ещё не веря, что это его взрослое тело, волшебник задумчиво поднял руку и присмотрелся: ухоженные ногти, кое-где чуть загрубевшая от резчих инструментов кожа, извечный шрам «Я не должен лгать». Пока Гарри учился и, тем более, пока играл за Стоунхейвенских сорок, с ладоней не сходили самые настоящие мозоли. Теперь это была рука аристократа, у которого есть хобби.              Поттера так и подмывало выкрикнуть какое-то оскорбление, хотя бы что-то вроде: «И как тебе не живётся, сдохший, одержимый бессмертием неудачник?» Казалось, это действительно задело бы змеемордого сильнее всего. Гарри открыл было рот, но как раз в тот момент Волдеморт тоже решил заговорить… И точно так же запнулся, не выдавив из себя ни звука. Поттер привык во всех их разборках контратаковать, а то, что самозваный недолорд не стал сразу бросаться авадами и даже не распинается в тупом злодейском монологе, было нетипично.              Гарри услышал странное кряхтение позади и оглянулся: мёртвый зеленовато-серый Седрик неуклюже поднялся на ноги. Поттер уже хотел предостеречь, чтобы оставался, где лежал, но ведь он и так мёртв… Дважды не умирать, значит, пусть? Он снова повернулся к Волдеморту, который будто бы тоже мгновением ранее рассматривал что-то за своей спиной, и медленно продолжил путь — чтобы зомби-Седрик мог его вскоре догнать, если так ему втемяшилось.              Змеемордый так же медленно, как и Поттер, синхронно переставлял ноги, наверное, прошла целая вечность, прежде чем они остановились друг напротив друга. Единственный живой, Гарри чувствовал себя идиотом, потому что Волдеморт так и не сподобился сказать или сделать что-то свое стандартно злодейское. У левого плеча послышалось хриплое дыхание, и Гарри почти с облегчением отвернулся от отвратительного зрелища на менее отвратительное: зеленоватого трупака. Всё-таки при жизни Седрик был ничего, многие из девушек даже считали его первым красавчиком Хогвартса. Теперь Гарри едва бы мог разглядеть красоту в синюшных губах, восковой коже и подёрнутых белёсой поволокой глазах. Но самое жуткое было выражение лица Диггори: восхищение, нежность… тотальная неадекватность…              Зомби-Седрик поразительно точным движением просунул руку под Гарриным локтем, охватил его за талию и привлёк к себе, сам ступая ближе. Он опустил веки и совсем уж с глуповатой полуулыбкой качнулся навстречу. Гарри смотрел, как приближаются посиневшие разомкнутые губы и на мгновение остолбенел от ужаса и неверия. Он брезгливо отпрянул, как только носа коснулся слабый запах тлена. Только тогда боковым зрением Поттер уловил точно такое же движение со стороны Волдеморта.              Догадка кольнула Гарри ещё до того, как он разглядел большую позолоченную раму с витиеватой резьбой. Рука сама собой метнулась к волосам… Туда, где должны были быть волосы. Вместо жёстких непослушных вихрей Гарри нащупал прохладную и скользкую, как шкурка мандарина, лысину. Невыносимое омерзение парализовало мысли и тело, Гарри ни за что не решился бы проверять, что у него с носом. Всё и так было очевидно: Волдеморт копировал его движения в зеркале до тончайших нюансов, в красных глазах застыл ужас, безгубый рот скривило отвращением. Краем глаза он также заметил, что рука посерела, а пальцы с тёмными полузвериными ногтями непропорционально удлинились.              — Жаль, что ты до сих пор не преодолел свои страхи, — сказал Седрик светским тоном, выражение его лица теперь утратило всякую романтику, он скорее казался скучающим, — так и не смог принять свою тёмность?              На Гарри повеяло ледяным потусторонним холодом. Впервые за сегодня. Как будто на этот раз Смерть пробрался в его сон буквально секунду назад. Или умело скрывался до сих пор.              — Я не тёмный! Я сделал свой выбор!              — Здесь не из чего выбирать, по правде сказать... Каков твой ответ на мое предложение?              — Не интересует.              — Как опрометчиво, Гарри.              — В самом деле? Я так не думаю. Ты охаживаешь меня семь лет. Кажется, я тебе очень нужен.              — О, ты решил поторговаться, — мёртвое лицо Седрика причудливо оживилось, но мимика всё равно была жутковатая, нечеловеческая. Гарри не определил, насмешка это или любопытство, — семь лет для вневременной сущности ничто…              — Я только озвучил факт, что я тебе нужен, а ты мне нет. Я сильный волшебник, мне хватит с головой тех около двухсот лет, которые обещает мой дар.              — Гарри, стремление к бессмертию не приравнивает тебя к Волдеморту.              — Я не стремлюсь к бессмертию, в том-то и дело!              — То, что ты тёмный, тоже не приравнивает тебя к Волдеморту…              Кто бы знал, как Поттера бесило это показательное, насквозь фальшивое участие.              — Если ты перестанешь ломать комедию и откроешь карты, я, может быть, подумаю. Я не дам использовать себя в тёмную.              Он заметил, что антураж изменился. Теперь это напоминало окрестности летнего Оттери-Сент-Кэчпоула: высокие, уже немного поблёкшие безымянные сорняки, перемежавшиеся чертополохом и выгоревшими цветками цикория, в плотном аромате разнотравья сильнее всего проступает полынь, а вдали — насыщенная изумрудная полоса леса. Вечерние сумерки, или ранее утро. Руки снова были его, поттеровские, чуть загорелые, с ухоженными ногтями и тонким шрамом, повторяющим надпись «Я не должен лгать», на правой.              — Смерть не мыслит вашими человеческими категориями. Мне не нужно обманывать тебя или манипулировать.              — Да неужели? А я мыслю! Нашими человеческими категориями — ты представь! К тому же есть подозрение, что такое понятие как выгода честной кооперации тоже слишком человеческое понятие для тебя… Почему я?              — Ты Певерелл и Блэк. Некромант в обоих родах.              — Я не некромант, и никогда им не стану.              Очевидно, Гарри был бы счастлив, если бы вместо нахрен не сдавшейся некромантии ему досталась ментальная магия. Он долбил чёртову окклюменцию больше года с упорством горного тролля, ещё год — долбил легиллименцию. И всё ещё не настолько хорош, как идиотка Изабелла! Которая просто такой родилась.              — Поэтому тебе и нужен я. Если бы ты не пренебрёг своим родовым даром, развивал его, то и сам мог бы справиться с неживыми. Теперь на это нет времени. Ты в опасности, и твои двести лет могут никогда не наступить. Амулеты могут потеряться…              — Это угроза?              — Нет! Взаимовыгодное предложение.              — Ты ещё не предложил ничего нового. Что касается озвученных условий — я уже сказал свое слово. С вампирами я как-нибудь сам разберусь.              Седриково серое лицо расслабленно усмехнулось. За несколько прошлых встреч Смерть прокачал и мимику, которая теперь хотя бы отдалённо подражала основным человеческим реакциям, и речь.              — Не стану скрывать, ты очень интересен мне. Люди, даже волшебники — сильнейшие среди волшебников — не долго выдерживают соседство Смерти в себе. Они очень скоро теряют рассудок… С некромантами возможно подобие ментального резонанса, да и естественное отторжение смерти значительно ослаблено. Конечно, мне каждый раз нужен некромант, а вас почти всех истребили, — Смерть впервые на памяти Гарри патетически взмахнул руками, — то, что ты шестнадцать лет носил в себе хоркрукс, не сошёл с ума и не перенял личность подселенца, обещает фантастическую выносливость для смертного… Временно смертного… Признаюсь, иметь дело с волей носителя — муторно, хлопотно, неэффективно. Но иначе, к сожалению, тело очень скоро теряет управляемость и кондиции, все усилия сходят на нет. Так что для нас обоих твоё упрямство к лучшему.              Гарри угрюмо молчал.              — Догадываюсь, что тебя тревожит. Я не буду перенимать на себя контроль, буду только немым наблюдателем, почти не стану вмешиваться, — Гарри не понравилось это «почти», — у тебя и так довольно насыщенная, нескучная жизнь. Я лишь иногда буду помогать, если ты не станешь противиться… Добрая воля носителя важна, я заинтересован в том, чтобы не навредить тебе. Даже наоборот.              — Таким образом, мое бессмертие нужно тебе… Осталось понять, зачем мне всё это сдалось.              — Я дам тебе столько своей силы, сколько сможешь взять, пока я с тобой. Но я знаю, что ты будешь сопротивляться, к сожалению…              Гарри тоскливо оглянулся, пытаясь отгадать, в каком направлении Нора, или хотя бы чудной дом Лавгудов. Место было будто знакомое и одновременно другое. То, что в реальности годилось в качестве ориентиров, здесь выглядело точно так же, но почему-то располагалочь иначе. Поттер не смог понять: окрашенный бледно-оранжевым заревом горизонт — это запад или восток? Он пошёл наугад по заросшей тропинке. Не стало ни на йоту темнее или светлее, пока они со Смертью торчали здесь — время будто навеки остановилось. Или не только время. Кругом царила мёртвая тишина, не было ни ветерка, не слышно ни кузнечика, ни комара — может, им было так же холодно, как и Гарри? Мягкие, уже присохшие травяные кочки заглушали шаги до необычного, театрально абсолютного шелеста.              Седрик не стал ковылять вслед на окоченевших, неуклюжих ногах мертвеца. Он просто беззвучно материализовался на вершине холма, куда шёл Гарри.              — У меня есть, что тебе предложить…              Гарри даже глаза не поднял, а Смерть продолжил:              — Бессмертие для той, кого выберешь. Или того.              Невольно Гарри остановился. В голову полезли незваные, хаотические мысли. Нет, он ведь не купится на эту лажу?              — Не всем нужно бессмертие.              — Бессмертие, которое никогда не омрачит старость или болезнь? Всем. Абсолютно всем… Кроме тебя, конечно, — в тоне неожиданно прозвучал сарказм… Поттер на него плохо влияет?              — Хорошо, пусть это будет Гермиона, — выпалил Гарри ещё до того, как успел подумать как следует.              — Гермиона? Но ведь вы не вместе.              — Ну и что! Она самое дорогое, что у меня есть.              — Я думал, у тебя есть невеста.              — Да, есть. И тебя это не касается.              — Если твоя невеста всё ещё не та, ты можешь решить позже.              — Вряд ли что-нибудь изменится в ближайшее десятилетие. А пока я буду решать, с Гермионой может что-то случиться, — Гарри взъерошил волосы, не в силах скрыть собственную нервозность, ещё вчера он думал, что давно перерос комплекс спасателя. Но ведь Гермиона ему как сестра… Гораздо больше, чем сестра. Единственная семья, которая у него есть и когда-либо была.              — Это не по правилам. Ты должен подумать и всё взвесить.              — Я буду думать не об этом, а о нашем так называемом сотрудничестве. Мне нужен тест-драйв! Я хочу знать, как оно будет, прежде чем отдам свою задницу в рабство на десять лет!              — Впустишь меня вне договора?              — Кажется, я должен довериться, — тон Поттера уж точно не демонстрировал доверия, — и не наглей! Если я скажу убираться из моего сознания — ты уберёшься!              Седрик одарил Гарри высокомерным задумчивым взглядом… Будто в белёсой пелене его глаз можно было разглядеть что-то такое.              — Если соглашусь с твоим решением в конкретной ситуации. Должен отметить, что я несоизмеримо сильнее тебя, хотя и терпелив на целую вечность.              — Хорошо, что я упрямый, а ещё напрочь лишён инстинкта самосохранения. Я скорее сдохну, чем ты переступишь через меня!              — Думаю, для начала мне действительно лучше не надоедать слишком часто, — если бы Смерть знал, как в таких ситуациях ведут себя люди, то, наверное, с серьезным видом потер бы подбородок. Но он не знал, так что апатично таращился пустыми мёртвыми глазищами, неуловимо похожий на полоумную Лавгуд, — тебе нелишне было бы привыкнуть. А ещё найти стимул не сдохнуть мне на зло…              Гарри не видел ни малейшего смысла в поисках такого стимула.              Сегодня его для разнообразия разбудил чужой будильник. Ненавистное громкое дребезжание пробилось сквозь заглушающие чары. Невозможно. Ещё и на таком расстоянии, потому что, Поттер готов был поспорить, звук доносился из комнаты Изабеллы. К счастью, кузина сразу отключила орудие утренней пытки. На днях Гарри решил, что раз Сириус его крёстный отец, то иИ, племянницу Сириуса, можно считать какой-никакой кузиной… Наверное, именно поэтому раздражаться на неё получалось всё трудне.              Когда Гарри сбежал на первый этаж, все уже собрались на кухне за нехитрым завтраком. Изабелла была невесёлая, и думала сегодня настолько громко, будто взывая о помощи, что это впервые пробилось наружу: она переживала из-за старости, ведь Эдвард умер в семнадцать.              — C Днём рождения! — поздравил Гарри, а в Изабеллиных нетипично громких мыслях проскочило что-то похожее на безысходное «Ох!»              Чарли словно по команде достал из верхнего шкафчика подарки: фотоаппарат от себя и альбом от Рене — своей бывшей и матери девушки. Гарри тоже подвинул маленькую, обёрнутую в зелёную минималистичную бумагу коробочку. Изабелла уныло, однако старательно имитируя воодушевление, распаковала подарки. Затем поблагодарила и обняла Чарли. И уже собиралась обнять Гарри тоже, но тут же передумала — должно быть, увидела на его лице смесь страдания и отвращения — так что девушка ограничилась многословными излияниями благодарности:              — Генри, кулон чудесный, обожаю кельтские узоры, он выглядит так необычно и стильно! Я бы сама не выбрала ничего лучше! Честно говоря, никогда и не видела ничего подобного. Спасибо! — она застенчиво улыбнулась и слегка покраснела, а потом надела украшение на шею. Удивительно, ее радость была искренней.              Изабелла не должна была увидеть кельтские узоры, Гарри и сам их теперь не видел, если специально не прилагал усилий, чтобы как творец распознать настоящую форму. Это даже не были чары иллюзии, а простая трансфигурация. Конечно, трансфигурация на магических артефактах срабатывает нехотя, ненадолго и с другими значительными ограничениями.              Обереги Гарри получались фантастически мощные и действенные. Единственное, с чем регулярно возникали проблемы — эстетика. Нет, в отрыве от остального Поттер мог воспроизвести тончайшую, совершеннейшую отделку, однако поместить тот самый мощный функционал в идеальную декоративную форму — на это уходило в десять раз больше времени, чем на магическую составляющую разработки. А у Гарри было всего около недели с тех пор, как он понял, что Изабелла целыми днями тусуется в компании вампира. Конечно, его интуиция, а точнее задавленное некромантское нутро, с первой минуты в Форксе кричало, что в этом глубоко провинциальном городке что-то сильно не так, но Гарри старательно игнорировал это странное чувство…              Всё что он успел за неделю — слепить штуковину, которая мгновенно реагировала на опасность, благодаря перу птицы-гром внутри, и в момент атаки создавала вокруг себя гиповременной пузырь: всё и вся, кроме объекта защиты, замедлялось в сотни раз. Это должно было нивелировать сверхъестественную скорость вампира. И в то же время обычному человеку не пришлось бы выдерживать гигантские перегрузки, как если бы Гарри действовал от противного: ускорил бы самого подзащитного. Он также добавил стандартные функции: защиту от сглаза и простеньких проклятий, кражи или потери, чары отвода глаз магглов, которые активизировались только тогда, когда творилось что-то необычное. А обработка в зелье на основе крови дракона должна была помочь со щитовыми чарами и боевой трансфигурацией…              Проблема заключалась в том, что Изабелла — не волшебница, не совсем волшебница… Амулет должен был выключить проклятие Наследника — временно, пока безделушка на ней — и, возможно, частично снять блок на магию. Если бы только Гарри знал наверняка… Не сказать, что он склонялся именно к этому решению, ведь Изабелла ничего не умеет. А необученная ведьма вряд ли имеет много преимуществ по сравнению с магглой, и в то же время — нехилый такой фактор неопределенности. Возня, риски, ответственность, вероятно, разборки с МАКУСА… Поттер, как всегда, решил просто не париться, и будь что будет. Но всё же добавил экспериментальную рунную связку, которая теоретически должна помочь структурировать и усилить спонтанный магический выброс. Опять же, Гарри не был уверен, сработает ли это… Главное, он добавил чары призыва, завязанные на его собственный амулет, на случай, если наступит полная жопа.              Что ему пока не удалось реализовать — это скрыть запах крови в сочетании с действием гиповременного пузыря. Функции, направленные на изосферы разных порядков, фатально конфликтовали между собой, и, выбирая одно из двух, Поттер пожертвовал именно сокрытием запаха. Он успокоил себя тем, что это всё равно было бы слишком заметно для причастных, породило бы лишние вопросы, вероятно, охладило бы любовный пыл Эдичка — и тогда Изабелла точно не стала бы рассыпаться в благодарностях перед непрошенным защитничком. Хуже того - просто сняла бы оберег с концами.              Гарри надеялся, что она будет носить подарок более или менее добровольно. Поэтому и трансфигурировал глиняное не пойми что в подобие миниатюрной птицы-гром, выполненной из самоцветов в серебряной оправе. Почему-то лучше всего ему давались изделия именно из красной глины. Не зря же он Поттер… Действенные, долговечные, из-под его руки они выходили крепче стали… Но даже с тончайшим элегантным узором, украшенные драгоценными камнями, которые время от времени брали на себя некоторые полезные свойства, красная глина — это не то, чем девушки поспешат украсить себя. И не то, что подойдёт богатому снобу. Ведь поттеровские артефакты — это, в первую очередь, вещи крайне дорогие, уникальные, статусные — и уже потом полезные и незаменимые. Обычно Гарри делал из глины прототип, а затем пытался воспроизвести его в каком-то более популярном декоративном материале. Частенько бывало, что визуально финальный вариант не имел с прототипом ничего общего.              По крайней мере, в глину были инкрустированы настоящие жёлтые топазы, а к оберегу шла обычная маггловская серебряная цепочка. Довольно толстая, полая по структуре, она красиво и удобно выкладывалась вокруг шеи и почти не провисала под тяжестью подвески. Это всё-таки могло сойти за украшение даже несмотря на то, что Изабелла видела изначальную, исключительно функциональную форму. Может, и хорошо, что иИ такая чудачка. Теперь Гарри казалось, что ей бы гораздо меньше понравилась серебряная с самоцветами птица-гром… А может, она просто каким-то загадочным образом видела истинную суть вещей: кельтские узоры за эффектной подделкой, а за кельтскими узорами — защиту и мощь.              Не замечала лишь, что дракклов кровосос ей не пара.