Костёр покрытый снегом

Рагнвиндр откидывает голову назад и очень недовольно выдыхает. Аякс подарил ему умопомрачительный секс, а этот парень, который только что кончил снова чем-то недоволен? Наверняка просто делает вид, упёртый баран. Тарталья фыркает, когда падает рядом, вытягивает ладонь вверх, хватаясь за дилюковскую, сплетает. Это не момент нежности, они не были на неё способны. Он лишь разглядывал количество их шрамов, сравнивал. — Знаешь, я был знаком с Кэйей Альберихом, — вдруг отпускает Тарталья и это отвратительная идея после ахуительного секса, говорить на такие темы, которые мягко говоря, под табу. — И каким же образом? — Рагнвиндр даже не дёргается, делает вид, что не заинтересован в этом, но его ладонь автоматически сжимается в кулак и ногтями давит полулунами на грубую кожу. — Бездна, — просто говорит он, словно это и не секрет вовсе. Дилюку слишком легко доставались самые сокровенные тайны – и лавры, – от спящей бомбы в его доме до настоящего имени и связи с ебучей Бездной, как же он от неё устал. — Ясно, — Рагнвиндр убирает свою руку от аяксовской и выглядит слишком уж спокойным для того, чьё сердце окончательно бьётся в осколки. — Почему был? — наконец задаёт он по-детски глупый вопрос, и Тарталья хмыкает с намёком "я уж успел подумать, что ты не спросишь". Скажи он подобное вслух и красноволосая принцесса выпнет его из дряхлого номера кабака – что был на окраине села – раньше положенного, подобная альтернатива не выглядела привлекательной. — Перестал писать ему, когда познакомился с его бывшим любовником, — выдохнул он со смешком, за что получил тычку под ребра – с бешеной силой Дилюка, там останется синяк, – он понимал, самому тоже не было смешно. Ни со слов про любовника, ни с самого факта. Он предал Кэйю Альбериха, которым душевно дорожил, почти как братом. Это было самым отвратительным, когда Кэйа уже был брошен семьёй, которую он искренне ценил, и Дилюком, которого он любил, словно вдох в последний раз. Сам же Рагнвиндр не стал его осуждать, когда сам был тем, кто оставил серьёзный шрам на правом глазу и сердце, а потом ушёл, исчез. Они оба помнили улыбку этого мальчишки, вот только Тарталья знал и помнил, что лежало у него под кроватью в жилом корпусе Фатуи – дома – и понимал масштаб предательства. Собственное сердце болело. Дилюк повернулся к нему голой спиной, лицом к стенке, медленно так и с хрустом костей. — Спи и наслаждайся, пока я здесь, — он прикрывает глаза, одеяло от движений фатуйца сползает с поясницы вниз, по подушке волосы и они мешают Чайльду спать – будто он пытался, ловил каждый сонный вздох и ждал утра, пока гладил концы алых прядей. С рассветным солнцем Аякс уйдёт, оставит слабый поцелуй на таких же, как в первый раз, замёрзших губах спящего и уйдёт. Их "любовь" – они оба не знали, как описать эти чувства – на этом будет закончена. Они больше никогда не встретятся, Аякс сожжёт все письма капитану кавалерии и от капитана кавалерии, а Дилюк никогда не вернётся в город свободы, оставляя свою прошлую жизнь позади.