Артефакт

Джисон зарёкся вечерами страшилки читать—всю ночь всякая галиматья снилась: монстры тянули к нему жадные тентакли, чудовищного размера зубастые рыбины хищно щёлкали челюстями, полуголые парни призывно покачивали бёдрами, окутанные клубами багрового дыма. Против парней, кстати, Джисон ничего не имел — не будь их клыкастые ухмылки такими зловещими. Бррр.. Мороз по коже. Еле-еле под утро нормально заснул. — Сонни! Сонни, пора вставать! Просыпайся, лежебока! Джисон переворачивается на спину, лениво потягивается и нехотя открывает глаза. Тянет хриплым спросонья голосом: — Встаю, встаю, бабуль. И чего в такую рань поднялась. Сама не спит, и другим не даёт, вот же неугомонная! Джисон откидывает одеяло, садится в постели, сонно оглядывает комнату. С плаката на стене бодро улыбается Ю Чжэ Сок — кумир Джисона. Человечище! Вот закончит Джисон обучение на продюсерском, и непременно пойдёт на какой-нибудь подходящий кастинг, тоже станет ведущим крутого комедийного шоу. Не, ну а что? Комик он ещё тот! Створки окна распахнуты, пушистая кошка заняла наблюдательный пост на подоконнике, щурит на Джисона янтарные глаза. В комнате свежо, день только начинается; со двора доносится обычный деревенский шум — курицы квохчут, опять, наверное, в бабулины пионы забрели. Дворовый пёс чешет лапой ухо, звенит цепью, гремит пустой миской. —Чан приехал, — бабушка снуёт по маленькой кухне, проворно достаёт с полки тарелки, ложки.—Друга с собой привёз какого-то, и Чонин с ними. Джисон трёт заспанные глаза, пятернёй приглаживает тёмные вихры. — А чего не позвонил? Ну, с Чонином всё понятно — они с Чаном не разлей вода, а что там за друг такой? — Не знаю. Паренёк городской, не местный, сразу видно. Бабушка оглядывает внучка строго, прячет седые выбившиеся из-под косынки пряди. — Вот что. Я пойду стариков Ким проведаю, пока не жарко. Вернусь —завтракать будем. А ты не смей к столу подходить, пока себя в порядок не приведёшь, слышишь? Кастрюли не трогай, ошпаришься ещё, нескладёха. —Ну бабуууль.. —Иди умывайся, постель заправляй. Я скоренько. Бабушкины торопливые шаги ещё не стихли за дверью, Джисон грохочет крышками, суёт в кастрюлю любопытный нос: — Тэээкс, что тут у нас? — Ну, красавчик же! — крутится Джисон перед тёмным овальным зеркалом. Поворачивается то одним боком, то другим. Задирает рукав белой футболки, сгибает руку в локте, напрягая мышцы. Шорты на округлой заднице не болтаются, как влитые сидят. И пресс у него есть, и талия тонкая. Джисон приближает лицо к зеркалу — хлопает пушистыми ресницами, надувает щёки. Ну, милаш же! — Сонни! —летит с улицы. Джисон несётся к окну, высовывается наружу, едва не скинув с подоконника горшок с разлапистой геранью. За калиткой топчется Чан, широкой спиной закрывая кого-то, Джисон мельком видит только светлую макушку; из-за куста сирени счастливо светит улыбкой Чонин, машет Джисону. —В дом заходите! — орёт Джисон и бежит в прихожую, сбивая второпях ногами домотканые дорожки-половики. Выскакивает на крыльцо и попадает в крепкие объятия Чана –ещё больше раскачался, у-у-у, шкаф какой!– сжимает широкие плечи, а улыбка друга детства всё та же: тёплая, открытая, немного детская. —Хён! — верещит, уворачиваясь от джисоновых цепких рук Чонин, да разве от Джисона вырвешься? Тот на радостях тискает своего любимого младшего, ерошит выкрашенные в рыжий волосы. Обе бабулины кошки наблюдают настороженно за этой вознёй, забились от греха подальше под раскидистый куст пиона. —Знакомься, Сонни — это Феликс.— Чан обнимает за плечи стройного парня, слегка подталкивая его к Джисону.— Он мой дальний родственник, прилетел вчера утром из Сиднея. Джисон жмёт крепкую протянутую руку, разглядывает иностранца. Тонкие черты лица, есть в них что-то нежное, почти девичье, если бы не холодный пристальный взгляд –голубых!– глаз; волосы высветлены до яркого, солнечного, свободно лежат на плечах, пухлые губы неуверенно улыбаются, румянец смущения идёт ему невероятно. И эти веснушки... Джисон аж рот приоткрыл. — Ли Феликс. Акцент почти не заметен, а сам голос такой глубокий, низкий, завораживающий, он не может принадлежать этому эльфу, и Джисон отмирает только через несколько секунд: —Ээ..Добро пожаловать, Феликс. Ты приехал в отпуск? Или будешь учиться в Корее? Феликс вглядывается в лицо Джисона так внимательно, словно пытается читать по губам. — Феликс плохо говорит по-корейски, Сонни. Но если ты не будешь тараторить, по своему обыкновению, он отлично поймёт, что ты ему говоришь, — поспешно вмешивается Чан, ободряюще похлопывая родственника по спине. — У меня пока нет планов, — раздельно тянет Феликс, — мне нужны данные. Джисон зависает. Мдаа. Плохи дела. Ну ничего, с Джисоном он быстро заговорит по-корейски, Джисон его научит, что-что, а болтать Джисон мастер. — Сонни, пойдёшь с нами к озеру? Жарища жуткая, чего дома в духоте маяться, — Чонин поправляет лямку рюкзака на плече, улыбается хитрющими глазами.— Хёнджин тоже подойдёт, Бинни за ним пошёл. — А что, Джинни сам дорогу не найдёт?— ехидничает Джисон. Нет, ну в самом деле! Ходит Бинни за Хёнджином, как привязанный. Будто дел других нет. Чан скрывает усмешку, объясняет Джисону примирительно: — Так Джинни не знает, что мы на озеро пойдём. Связи с утра нет, не позвонишь. Джисон пыхтит. Ещё и связь пропала. Ну ладно, на интернет он и не рассчитывал — деревня есть деревня, но без телефона-то как? Феликс смотрит сосредоточенно, выжидает, переводит непонимающий взгляд с одного на другого, Джисон сдаётся: — Только бабуле записку оставлю, а то потом вопросов не оберешься — где был да что делал, почему не предупредил. Озёрная гладь — как зеркало, синяя, прозрачная. Сегодня ни ветерка, изредка пробежит рябь по воде, и тогда солнечные блики так резвятся на поверхности — глазам больно. На противоположном берегу веселится какая-то компания, отсюда и не разглядишь, кто. Джисон лежит животом на зернистом песке, положив подбородок на руки, лениво жарится на солнышке. Озеро довольно большое, Чан и Феликс уплыли так далеко от берега, что Джисон боится потерять их из вида. За Чана беспокоиться не стоит, его отец — тренер по плаванию, Чан участвовал в соревнованиях, как-то даже наградами хвастал. Куда только этот медалист Феликса потащил? Когда Джисон спросил нового знакомого, умеет ли он плавать, тот ответил что-то вроде: «думаю, что умею». Вероятно, Джисон неправильно его понял, Чонин и Чанбин такой визг и гвалт подняли, увлечённо топя друг друга на мелководье, что немудрено и ослышаться. — Он отлично плавает! Джисону не надо уточнять, кем восхищается Хёнджин — сегодня всё внимание приковано к Феликсу. Всякий, увидевший озеро впервые, ахает изумлённо и несётся в прохладные водяные объятия, на ходу скидывая шорты-футболки. Реакция Феликса вводит Джисона в ступор: до сих пор разглядывающий скромные деревенские красоты с восторженным любопытством трёхлетнего ребёнка, здесь, на берегу, иностранец притих, осторожно ступая, приблизился к кромке воды, опустил ладони в прозрачную глубину почти благоговейно. Странный он всё-таки, этот Феликс. Хёнджин, не вытираясь, мягко садится на песок рядом с Джисоном, вытягивает свои бесконечные ноги. Откидывается назад, опираясь на загорелые руки, закрывает глаза. С мокрых светлых волос стекают тоненькие струйки воды, Джисон зачарованно следит, как они блестящими на солнце змейками бегут вниз по ладному мускулистому телу. — Всё ещё сохнешь по мне? Вот чёрт! Джисон отворачивается, краснея. Хёнджин открывает глаза, улыбается лукаво. —Джинни, мне было пятнадцать. Знал бы, что ты меня три года подъёбывать будешь, ни за что бы не признался. Хёнджин смотрит виновато, говорит чуть слышно: — Прости, Сонни. Я не хотел.. Глупо вышло. Джисон поднимается, стряхивает с живота песчинки. Глупо, да. Джисон не обижен по-настоящему—это ведь его Джинни, улыбчивый, смешливый Джинни, умный и добрый, красивый и сильный духом. Где был бы Джисон, если бы не лучший друг, если бы не его поддержка? Пожалуй, он единственный, кто не требует от Джисона наконец-то повзрослеть, заливисто смеётся над каждой попыткой друга в юмор, какой бы глупой она ни была. Однако, на место поставить хохмача не мешает, пусть не выдумывает тут себе всякого! Джисон присаживается напротив, откидывает мокрую челку–в глаза лезет–цедит сквозь зубы: — Детка, давай договоримся — комик тут я, шутки шутить только у меня получается. А ты просто будь красивым. И никто не пострадает. Хёнджин хохочет, запрокидывая голову — Джисон век бы на это смотрел! — Ой, напугал! И что ты мне сделаешь? Ещё и ржёт! Джисон выдает зловеще: — Я тебе свой рэп читать буду, пока в город не уеду. Хёнджин выставляет ладони — всё -всё, сдаюсь. Губу закусил, в глазах черти пляшут. Вот же поросёнок! Джисон не посмотрит, что их бабули подружки, устроит этому троллю, мало не покажется! Хёнджин поднимает глаза, смотрит на кого-то за спиной Джисона. — Сынмин идёт. Такой милаш в этой панамке. — Как начал учиться на психиатра, так ещё ворчливее стал. И диагнозы налево-направо раздаёт, достал уже, — бубнит Джисон. — Тебя послушать, так все вокруг милаши. — Расплескались, черти, разорались. Всю рыбу распугали. Долговязый Сынмин с усталым вздохом ставит тяжёлое ведро на песок, удочку кладет рядом, стягивает панаму: — Попить есть что-нибудь? Хёнджин тянется к рюкзачку, передаёт бутылку с водой: —Как улов, Минни? — Наловишь с вами, как же, — шумно напившись, утирает губы, окидывает недовольным взглядом приближающихся пловцов — а это что за фрукт с Чаном? Чанбин несёт на спине хохочущего Чонина, за ними неспеша бредут Чан и Феликс, наплавались до дрожи в ногах. Чан жмёт руку Сынмину, похлопывает по плечу, Феликс тычет пальцем в ведро, где мечутся в воде пара серебристых рыбёшек: — Что это? Чонин хихикает, усаживаясь рядом с Чанбином: — Ты что, рыбу никогда не видел? Ну ты даёшь! Ты же живёшь рядом с океаном! Сынмин таращится то на Феликса, то на парней, Джисон просвещает доверительно: — Феликс родился в Австралии, по-корейски говорит плохо. Не обращай внимания, потусуется с нами, затрещит по-нашему, как миленький. Сынмин хмыкает, непохоже, чтобы объяснения его удовлетворили, и он молча наблюдает, как Феликс, обведя всю компанию взглядом, присаживается рядом с Джисоном. С другой стороны Джисона теснит мускулистый Чанбин, толкается локтями, надевая безразмерную футболку. — Ты надолго приехал, Феликс?— стараясь проговаривать слова отчетливее, чтобы иностранец наверняка всё понял, мягко спрашивает Хёнджин. Джисон с невесть откуда взявшейся досадой видит, как его друг изучающе смотрит на Феликса, склоняет голову к плечу, улыбается ему так, как умеет только он—тепло, нежно, немного рассеянно. — Феликс пока не определился. Погостим в деревне два-три дня, и поедем в Сеул, — Чан нахлобучивает кепку Чонину на макушку, понижает голос— прикрой плечи, обгоришь. — Ну так пусть остаётся. Я могу за ним присмотреть. Джисон сопит. С чего это вдруг Хёнджин в няньки австралийцу навязывается? А Феликс и рад, уставился на Джинни, так и ест глазами, ишь, разулыбался, флиртун белобрысый. — Феликс, ты в линзах? —тычет пальцем куда-то в переносицу Джисон коварному соблазнителю чужих друзей. Вопрос, конечно, глупый — не могут глаза у корейца быть такого пронзительно-голубого цвета, но тему-то надо как-то деликатно сменить. Ну ладно, просто сменить. Феликс осторожно отводит руку Джисона, пару секунд сосредоточенно хмурится и кивает головой — ну разумеется, он в линзах. Джисон кривится: всё понятно, пижон сиднейский. Приехал в глухую деревню, причесон навёл, линзы голубые напялил. Зачем, спрашивается? — У тебя есть кто-то близкий? Ну, твоя пара, девушка? Хочешь, я тебя познакомлю с кем-нибудь?— закидывает удочку Джисон. Хёнджин ёрзает, жестом просит Сынмина передать ему бутылку с водой. Феликс не сводит глаз с Хёнджина, смотрит, как тот глотает воду, Джисон его прекрасно понимает — зрелище залипательное. — Нет, — слышит наконец Джисон безэмоциональный, автоматический голос Феликса. — Мне не нужна самка. Хёнджин давится водой. Сынмин перестаёт созерцать, как в ведре плещется его улов, вскидывает голову и глядит на Феликса так, будто оценивает, насколько этот больной опасен для общества. — Феликс! Это никуда не годится! — восклицает в тишине Чонин, хлопает себя по коленкам.— Твой корейский просто ужасен. Не знаю, как в Австралии, но если в Корее ты так назовешь девушку, то она тебе вот это ведро наденет на голову, и скажет, что так и было. Сынмин осторожно тянет к себе своё ведро. И угораздило же Феликса попасть под руку Чонину, хулигану и задире, никогда не упускающему возможности подколоть ближнего своего. Джисону даже жалко Феликса.Чан и Джисон, перебивая друг друга, берутся за воспитание представителя обнаглевший молодёжи: — Чонин, это грубо... — В жизни не слышал шутки кринжовее! Чонин, ничуть не сбитый с толку, бросает быстрый колкий взгляд на Чана, продолжает уверенно: —Не может быть, чтобы такому красавчику не нужны были девушки. Стесняешься— так и скажи. Я тебя научу, как надо общаться с девушками, слушай меня, и они за тобой табунами будут бегать! Макнэ он топ! Во-первых... На лице Чана замешательство и досада, дует обиженно пухлые губы: — Стоп, стоп! Тоже мне, Казанова нашёлся! И когда это ты успел таким опытным заделаться?! Чанбин хихикает, глядя на него и Хёнджин заливается хохотом. Джисон кривляется, картинно смахивая несуществующую слезинку, всхлипывает: — Ах, наш мальчик так вырос!—тянет к себе полу чанбиновой футболки, с явным намерением использовать её, носовой платок. — Эй, отвали!— отпихивает Чанбин доморощенного комедианта. Хёнджин рыдает от смеха, икает, повиснув на крепкой шее Чана. — Ну ладно вам... Ну чего вы..— бормочет пунцовый Чонин. — Ну Джинни, хорош заливаться... Феликс молча хлопает ресницами, не зная, как реагировать на этот бедлам. Сынмин ворчит, хотя его никто не слышит: — Вот придурки.