Прелести пубертата

На неделе случается еще две случайных ночевки. В первый раз неожиданно засыпает Ксавье, закутав Уэнс в слишком крепкие объятья, из которых ей не удается выбраться. Она честно пыталась. Во второй раз они засиживаются допоздна, готовясь к занятию по теории сил. Делают перерыв, чтобы просто поваляться в обнимку, но Аддамс, прижавшись носом к шее Торпа, незаметно для себя отключается. Уэнсдей перестает распознавать ноты запаха, который исходит от Ксавье. Он начинает пахнуть для нее лишь теплом и спокойствием. А еще она напрочь забывает о том, что когда-то была против тактильных контактов. Теперь она сдается рукам Ксавье без единой мысли протестовать. Он гладит ее спину, вертит в пальцах кончики кос, щекочет прикосновениями кожу на ребрах, их руки сплетаются под учебным столом на совместных уроках. И все это до краев заполняет девчонку непередаваемым наслаждением. Постепенно Уэнсдей начинает чувствовать себя еще более странно. Она замечает неладное, когда Синклер тычет ей локтем в бок с гневным шепотом: «Ты на него пялишься». И Аддамс действительно начинает всюду искать Торпа глазами. На перерывах между занятиями, в столовой и школьном дворе. Инстинктивно. Ей это не нравится, но взгляды не поддаются контролю. Они готовятся вместе к урокам, болтают о всяком, целуются. Уэнсдей уже воспринимает это как неотъемлемую часть своего дня. Как остров стабильности с зеленоглазым маяком, светом которого можно было бы озарить всю округу. Под конец недели Ксавье набирается смелости раздеть девчонку полностью. Он долго и старательно изучает ее ладонями и губами, что в итоге заканчивается крепким сплетением тел и нетерпеливым трением друг о друга. Уэнсдей что есть сил прижимает ногами бедра парня, а он двигает ими жестко и настойчиво, терзая поцелуями ее бледную шею. Контакт кожи вызывает у Аддамс настоящую эйфорию. Она льнет грудью, стараясь прочувствовать каждый дюйм их соприкосновения. Это ощущается ново и завораживающе. Гораздо любопытнее, чем их прежние практики. Здесь они вместе, синхронно двигаются по пути удовольствия. Уэнс понемногу начинает понимать суть бесконечной болтовни подружек о сексе. Когда все заканчивается, Ксавье еще долго гладит костяшками линию ее челюсти и смотрит в глаза, задумчиво улыбаясь. В ту ночь Уэнс уходит к себе и долго ворочается, мучаясь от воспоминаний. Есть нечто потрясающее в Ксавье, когда он как в бреду шепчет ее имя, находясь на острие удовольствия. В его широких плечах, которые она кусала, дёргаясь ему навстречу, предвкушая скорый оргазм. В его нетерпеливом горячем дыхании, в огромных потемневших глазах, которые смотрят на нее, как на нечто самое желанное в мире. Аддамс засыпает, вцепившись в одеяло и сведя бедра вместе. Она отчетливо понимает, что хочет пойти дальше в их с Торпом экспериментах. *** На следующее утро, памятуя о совете Танаки, она решает задать Торпу прямой вопрос. Находит его в столовой на завтраке и садится напротив: – У тебя есть ограничивающие установки относительно женской сексуальной неопытности? – серьезно спрашивает, глядя в глаза. – Что? – хмурится Ксавье, дожевывая булку. – Разделяешь ли ты взгляды о том, что девственная плева — оплот чистоты и невинности женщины, а нарушая ее, мужчина берет на себя некие обязательства по развитию дальнейших взаимоотношений? – расшифровывает Уэнс. – И снова: что? – еще сильнее хмурится. – О чьей невинности мы сейчас говорим? – О гипотетической, – сообщает с совершенно невозмутимым лицом. Она плохо себе представляет, как сказать Ксавье о том, что ей хотелось бы попробовать классический секс. Потому что интернет засорил ее голову всеми этими бреднями о важности первого раза. Сего мнения она не разделяет, считая, что первый раз просто начало точки отсчета традиционного сексуального опыта, но никак не сверхъестественное событие в жизни. Однако стоит удостоверится, что Торп с ней солидарен. – Ты спрашиваешь о моем мировоззрении или опыте? – уточняет Ксавье. – Резонный вопрос, – кивает. – Если об опыте. Да, пожалуй, опыт тут будет не лишним. Ходят слухи, что для первого раза нужно чуть больше навыка в подготовке со стороны парня. Вероятно, было бы неплохо, чтобы Торп знал, что нужно делать. – Нет, у меня не было опыта лишения кого-то невинности, – сообщает Ксавье. – Поэтому я не могу ничего сказать об обязательствах… каких там обязательствах? – По развитию дальнейших взаимоотношений, – повторяет. – Бытует мнение, что мужчина чувствует себя значимым элементом в жизни женщины, когда становится ее первым сексуальным партнером. Ксавье задумывается и чешет лоб, смотря на девчонку. – А что чувствует женщина? – спрашивает он. – Гипотетически она считает данное умозаключение абсурдным, – поясняет Уэнсдей. – В таком случае, гипотетически можно договориться что оба партнера не будут воспринимать случившееся как нечто особенное, – пожимает плечами Ксавье. – Отлично, – кивает Аддамс. – Я предлагаю тебе заняться сексом и не воспринимать это как нечто особенное. Он на миг замирает, смотря на нее, будто ждёт, что девчонка заберёт свои слова назад. Но потом лицу возвращается привычный непринужденный вид, будто ничего такого она не предложила. – Заметано, – ухмыляется Торп. – Сегодня вечером бал, как насчет завтра? – Ты планируешь идти на бал? – изумленно выгибает бровь. – Да, а что? – невозмутимо допивает свой кофе. – Ничего, – шипит Аддамс. – Я подумаю насчет завтра и напишу тебе. Она подскакивает со скамейки и несется в Офелия-холл, пытаясь понять, почему ее так взбесило, что Торп собирается идти на бал. Они не обсуждали, что зарождается между ними и какой статус носят эти отношения, но… Почему-то осознание, что Ксавье будет танцевать с кем-то другим, неприятно горчит в горле. В комнате ситуацию обостряет еще и Энид: – Я просто в бешенстве, черт бы вас побрал! – хрипло кричит волчица. Плюшевый медведь в ее руках разлетается в клочья. – Что случилось? – безразлично уточняет Аддамс. – Ксавье идет на бал с Дивиной, вот что случилось! – так же раздраженно выпаливает Синклер. – Как ты могла это допустить?! – Мы ничего не должны друг другу – бесстрастно говорит Аддамс. – Он может идти с кем захочет. Нет, говорить соседке, что ситуация задевает ее, она точно не станет. – Ничего, кроме оргазмов, – зло язвит Энид. – Ты что, совсем больная, Уэнни?! У вас отношения, а ты не пригласила его на бал?! – У нас нет отношений, – протестует. Энид закрывает глаза и какое-то время, судя по всему, пытается успокоиться, растерянно потрясывая раскрытыми ладонями. Но ей не удается и начинается новый круг истерики: – Как это, по-твоему, называется? – кричит волчица. – Ты пропадаешь у него постоянно! Ночуешь и не сводишь глаз на занятиях! Уэнни, это мать твою, отношения! Самые что ни на есть! – Во-первых, прекрати орать на меня, – строго произносит Аддамс. – Во–вторых, может со стороны это и выглядит, как отношения, но мы ни разу не говорили об этом. Так что не вижу повода для негодования. Мне все равно. – Не ври мне! – рычит Синклер. – Тебе не все равно! Ты всегда так делаешь, когда врешь! – Как делаю? – уточняет Уэнсдей. – Так я тебе и сказала как, – посмеивается Энид. – Немедленно поднимай свою задницу и собирайся. – Куда? – устало вздыхает. – В Джерико! – широко ведет рукой, указывая направление. – Мы едем за лучшим платьем вечера! Сейчас! – Синклер, я не сдвинусь с места, – отмахивается. – Не собираюсь идти на этот бал и уж тем более… – Живо! – командует Энид, выпуская когти. – Иначе я раздеру все сделанные тобой чучела! – Ты не посмеешь! – щетинится Аддамс. – Проверим? – зло морщит нос. Уэнсдей злится на чертову Энид. Как минимум за то, что она права. Ей действительно не все равно, с кем Ксавье идет на бал. Девчонки гневно громко сопят, стоя друг напротив друга. Аддамс понимает, что Синклер не переубедить. Если уж что-то втемяшилось в ее блондинистую голову, то никакие аргументы против не сработают. – Ладно, – раздраженно цедит Уэнс. – Вот и отлично, – тут же с лица соседки слетает маска агрессии, и она блаженно улыбается. Они едут в Джерико и слоняются по магазинам почти до самого вечера. Тематика бала — Великий Гэтсби, и это порядком усложняет поиски подходящего платья. Все девчонки заказали наряды еще месяц назад. Окончательно потеряв надежду, они идут в Uriah's Heap, чтобы купить Аддамс новые расчески для чучел. Уэнсдей не испытывает досады оттого, что не удалось найти платье. Наоборот, она даже рада, что не придется лицезреть Ксавье в объятьях Дивины. По необъяснимым причинам сама мысль об этом подробно приступу аппендицита режет живот. – Привет, мисс Йоргенсен, – грустно здоровается Энид, пока Уэнс пристально осматривает полки. – Здравствуй, детка, – жует слова владелица магазина. – Что тебя расстроило в такой прекрасный день? – Моя соседка, – жалуется Синклер. – Мы не смогли найти ей платье для бала, – наклоняется к прилавку, понижая голос. – Там будет парень, который очень ей нравится. И она грустит, хоть по ней и не скажешь Конни торопливо кивает, открыв рот и внимательно слушая. – Кажется, у меня есть то, что вам нужно, – довольно ухмыляется женщина. – Не думаю, – вздыхает Синклер. – Подожди-ка… – поднимает вверх толстый указательный палец. – Вчера мне привезли платья одной известной леди. Они слишком шикарны для Джерико, и я не была уверена, но… – машет ладонью. – Постой тут минутку, я сейчас принесу. Мисс Йоргенсен ковыляет в подсобку, а Аддамс тем временем подходит к соседке. – Идем, – вздыхает она. – Эти расчески никуда не годятся. – Подожди, у Конни кажется есть для нас что-то – останавливает ее Энид. Владелица магазина выползает к прилавку с охапкой блестящих тряпок, которые пахнут не лучше, чем дохлый енот. – Вот, – любовно сообщает она, водружая платья на стол. – Здесь однозначно есть то, что вам нужно. Энид морщится от резкого запаха, но все же запускает руки в ворох тканей в надежде на чудо. Поковырявшись немного, она все же предлагает Уэнсдей примерить три варианта. Аддамс не хочется, но щенячьи глаза соседки действуют, и она соглашается. Надевает по очереди все предложенные тряпки, каждый выходя из подсобки с безразличным лицом. Энид в это время распивает чагу совместно с Конни и скептически оценивает каждое платье. – Это оно! – вдохновенно округляет глаза блондинка, когда Уэнсдей выползает из подсобки в последнем варианте. – Определенно, – кивает владелица магазина, довольно поджимая губы. – Тебе не кажется, что я похожа в нем на игрушку для своры котов? – поднимает бровь Аддамс. Ей не нравится это маленькое черное платье с длинными пайетками, которые хаотично торчат во все стороны. Никакого порядка. – Не хочу ничего слушать, – вертит головой Энид. – Мы его берём. Аддамс обреченно прикрывает глаза. И молча разворачивается обратно к подсобке, чтобы переодеться в свою одежду. Она вымотана походом по магазинам и в целом чувствует себя достаточно скверно. Осознание, что теперь у нее все же есть платье для бала, ситуацию лишь омрачает. Однозначно придется идти и смотреть на Ксавье. А ей этого вовсе не хочется. В дополнение к платью Энид затаскивает ее в магазин белья и заставляет купить чулки с широким кружевным бортом. Орудия пыток для ног остались с прошлого бала, новые Уэнсдей покупать не планирует. Да и вообще слишком много потраченных сил для какого-то школьного мероприятия. Обратно в академию девчонки возвращаются аккурат за два часа до начала танцев. Синклер верещит и носится по комнате, пока Аддамс занимает душевую. Когда соседка скрывается за дверью ванной, Уэнсдей устало садится на свою постель. К ней осторожно подползает Вещь и легонько бьет пальцами по колену в знак поддержки. – Ничего не случилось, я просто устала от Энид, – бесстрастно сообщает девчонка. Уэнсдей порывисто встает с кровати, не желая делиться с обрубком своими мыслями. Все это глупости, думает она. Ничего не происходит. Они с Ксавье просто помогают друг другу усмирить шторм гормонов. Взаимная выгода только лишь. Но она меняет свое мнение, как только спускается в бальный зал. Синклер успела привести ее платье в порядок, накрутить локоны на буйной голове Аддамс и ярко накрасить ее под стать тематике бала. От повязки на голову с дурацким пером Уэнс отказалась, аргументируя тем, что не имеет ничего общего с британской армией. Энид не поняла логики, но спорить не стала. Зато в последний момент подсудобила соседке Кента в качестве кавалера. Уэнсдей согласилась только лишь потому, что выбор был между русалочьим принцем и вонючим оборотнем. Выбор без выбора, так сказать. В компании голубоглазого Аддамс чувствует себя не слишком уютно. Кент шутит, то и дело дергая рукава пиджака, приносит напитки, которые с большой натяжкой можно было бы назвать шампанским. Уэнсдей давится щекотными пузырьками, смотря в одну точку. Туда, где сидит Торп. Красивый, будто собрался на похороны. В шикарном черном костюме с белым паше и небольшой бабочкой поверх кипельно-белой рубашки. Волосы туго собраны на затылке, отчего на линиях острых скул отчетливо играют блики от стробоскопов и, черт возьми, Уэнсдей засматривается. Она не слышит сладких речей своего спутника, а наблюдает как Ксавье вертит пальцами длинную ножку флюте, кивая болтающей рядом Дивине. Он задумчив и даже похоже немного расстроен. Но Уэнсдей не понимает причины. Она усилием воли переводит глаза на Кента, в то время как его сестрица утягивает Ксавье на танцпол. Дальше для Аддамс начинается настоящая пытка, когда в медленном танце руки, которые доставили ей десятки оргазмов, ложатся на русалочью талию. Торп не прижимается к девушке особенно близко, но той хватает наглости самой сократить расстояние и щебетать что-то на ухо парню. Уэнсдей не успевает заметить, как в ее руках ломается тонкая хрустальная ножка бокала. Большой палец саднит легкой болью, но кровь хлещет, будто его отрубили под корень. У Кента начинается паника, он верещит, оглядываясь по сторонам, чем привлекает внимание некоторых одноклассников. А сочувствующие взгляды – это последнее, что сейчас хочет видеть Аддамс. Девчонка хватает тканевую салфетку и быстро убегает в сторону холла, спотыкаясь на проклятых туфлях. Она плюхаются на банкетку, сбрасывая обувь, и туго перевязывает кровоточащий палец. Ладонь больше не сводит болью, ей тягостно где-то под ребрами. И это не похоже на отвращение к себе, это какая-то жалость, которая ей не свойственна. Она хочет запретить себе чувствовать это, но не удается. Уэнсдей прикрывает глаза и опускает голову, пытаясь договориться с собой. Ничего не случилось. Завтра они с Ксавье займутся сексом и все станет, как раньше. Она так же будет к нему приходить, они также будут есть вместе ирис и целоваться. Черт, целоваться с ним хочется даже гораздо больше, чем что-либо другое. Хочется путаться пальцами в его растрепанных волосах, гладить дурацкие ямочки, смотреть в его бездонные, как море глаза. Что за смешные порывы? Но завтра же начнутся слухи от том, что Ксавье и Дивина могут встречаться. И Аддамс могла бы игнорировать это, прекрасно понимая, в каких отношениях они с Торпом находятся. Но черта с два. А что, если Ксавье и в самом деле увлечется сиреной? Они ведь друг другу ничего не должны, и он имеет право? Но почему это ощущается так неприятно? Почему ей хочется спрятать парня ото всех, как в детстве она прятала любимые ириски от Пагсли? – Снова сбегаешь? – из раздумий ее вытягивает знакомый голос. Она открывает глаза. Ксавье стоит в дверном проеме, оперевшись плечом на косяк. Даже в такой небрежной позе он выглядит высоким и невозможно красивым. И Уэнс становится в прямом смысле грустно, что сегодня он танцует не с ней. – Ушла, чтобы Кент не упал в обморок от вида крови, – как можно безразличнее сообщает она. – Любопытный выбор кавалера на вечер, – усмехается Торп и медленно идет ближе к ней. – Не было выбора, – фыркает. – Выбор есть всегда, Аддамс, – вздыхает Ксавье и садится рядом. Какое-то время они просто молчат. Девчонку выкручивает, как на электрическом стуле. Она не может с собой совладать. Осознание иррациональных собственнических чувств по отношению к парню ее невозможно пугает. Нужно все взвесить. – Тебе не нужно к Дивине? – спрашивает она, надеясь, что Ксавье оставит ее одну. – Может и нужно, но я не хочу, – вздыхает. – Почему? – не понимает. – Потому что я не хочу проводить время с Дивиной, неужели не ясно? – поворачивает на нее голову Торп. – Тогда почему ты пошел с ней на бал? – задаёт логичный вопрос. – Потому что ты меня так и не пригласила, – пожимает плечами. – Сам не позвал, потому что давить не хотел. Но я не мог пропустить вечер, когда ты будешь выглядеть так, – нежно обводит ее взглядом. – Ты хотел пойти со мной? – ужасается Аддамс. – Уэнс, – он вздыхает. – Иди сюда. Ксавье раскидывает руки, приглашая девчонку в объятья. Она осторожно двигается ближе к нему и прижимается щекой к плечу. Торп скрещивает ладони на ее спине и снова вздыхает. – Я влюблен в тебя уже год или может быть с десяти лет, точно не знаю, – несмело начинает он. – Но все мои попытки показать тебе это закончились тем, что ты упекла меня за решетку. – Я же… – Подожди, дай мне наконец договорить, – перебивает. – Подарив тебе телефон, я надеялся, что ты поймёшь. Но ничего не случилось. Тогда я подумал, что стоит действовать немного иначе, поэтому перестал напирать. Даже подарок на день рождения не стал покупать, чтобы это, знаешь, не выглядело слишком навязчиво, – снова вздыхает. – Для меня очень важно то, что сейчас есть между нами. И я хочу, чтобы все это знали. Хочу держать тебя за руку и танцевать только с тобой на всех школьных балах. Но я не знаю, нужно ли это тебе. Потому что ты вроде как считаешь абсурдной возможную значимость двух людей друг для друга. И я не понимаю, что делать… Уэнсдей осознает, что не дышала все то время, пока Ксавье говорил. Ее сердце колотится в горле, а воздух становится слишком густым, чтобы поступить в легкие. Она прижимается к Ксавье крепче и ей едва хватает рук, чтобы обнять его широкую спину. Пытаясь справиться со странными эмоциями, девчонка трется носом о шею Торпа и в порыве коротко целует, оставляя четкий след от темно-сливовой помады. От созерцания метки из ее дурной головы вылетают все печальные мысли, и Аддамс задумывает новую шалость. – Потанцуй со мной, – приказывает она, вскинув голову. – Серьезно? – иронично хмурится Торп. – Это все, что ты можешь сказать мне? Но она не планирует оправдываться перед ним. Быстро надевает туфли, бросает в сторону окровавленную салфетку и хватает Ксавье за руку, утягивая обратно в зал. Пока они идут к центру танцпола, на Торпа изумленно оборачиваются почти все девчонки, а Уэнсдей гордо ведет парня, будто он самый завидный трофей. Они танцуют крепко прижимаясь друг к другу. Туфли скрадывают разницу в росте, и Аддамс не приходится вскидывать голову слишком высоко, чтобы заглянуть парню в глаза. А в них читается такая ребячья радость, которой она никогда прежде не видела. – Ты исполняешь мои самые смелые мечты, Уэнс,– шепчет он и коротко целует ее в висок. – Услуга за услугу, – ехидничает Аддамс. – Все, что захочешь, – выдыхает Ксавье прижимая ее к себе еще крепче. – Хочу тебя, – четко отвечает. – Всего. Сегодня. – Я, конечно, уже согласился, – усмехается Торп. – Но должен предупредить, что я нагло врал, когда обещал не питать иллюзий относительно развития дальнейших взаимоотношений после лишения тебя невинности. – Если результат будет приемлем, то я готова обсудить это, – не выдает себя Аддамс. – Вдруг ты не оправдаешь выданный кредит доверия. – Звучит как вызов, – ухмыляется Торп. – Это и есть вызов, – стреляет глазами, отстраняясь чуть дальше. Ксавье счастливо улыбается и, кажется, от этого даже полумрак бального зала становится светлее. – Давай уйдём сейчас? – предлагает парень. – Не уверена, что нам удастся, – оглядывается Уэнс. – Профессор Легран сторожит вход в общежития, как цепной пес. – Попробую отвлечь его, – кивает Ксавье. – Присядь пока и выходи минут через десять. Они расходятся. Торп идет в сторону дверей зала, но по пути его ловит негодующая Дивина. Уэнс присаживается за столик и наблюдает, как русалка что-то верещит в лицо Ксавье и всплескивает руками. А потом взгляд ее голубых глаз падает на его шею, и они округляются в ужасе. Она несколько раз моргает и хмурится, а после переводит глаза на Аддамс. Торп дружески похлопывает девушку по плечу и обходит ее, направляясь куда собирался. Уэнс залпом осушает бокал шампанского, готовясь вступить в словесную дуэль с Дивиной. Но этого не происходит. Русалка просто встряхивает головой и гордо уходит из поля зрения. Аддамс думает, что ей это припомнят, но абсолютно не испытывает угрызений совести. Выждав две с половиной песни, она уходит, не удосужившись поговорить с Кентом. А ему, видимо, и не нужны объяснения судя по тому, как бодро он отплясывает с двумя бокалами в руках. – И когда ты собиралась сказать, что пометила меня? – широко улыбается Торп, встречая ее у витрины с кубками. – Не понимаю, о чем ты, – беззаботно отвечает. – Профессор Легран любезно сообщил мне об отпечатке помады на шее, – поясняет. – А еще пристыдил, сказав, что тем самым я позорю честь своей дамы. – Как ты отвлек его? – ловко переводит тему. – Сказал, что мисс Буффэ просила его помочь перенести горшки с аконитом обратно в теплицы, – ухмыляется Торп. – И он спешно скрылся, взяв с меня обещание передать ей, что я его не нашел. – Хитро, – довольно ведет бровью Аддамс. – Признайся, ты намеренно это сделала? – тянет ее за руку на себя и заключает в объятья. – Ты не заставишь меня даже под пытками, – выдыхает Аддамс, чувствуя его горячие руки на своей талии. – Ладно, – шепчет Ксавье, нетерпеливо путаясь в бахроме ее платья и касаясь губами шеи. Уэнсдей вздрагивает, когда он сначала легко целует кожу, а после зажимает ее между губ слишком сильно, втягивая в себя. Нет, черт! Она дёргается в сторону, но ситуацию уже не спасти. – Метка за метку, – довольно сообщает Ксавье, а Аддамс тут же яростно наступает ему на ногу – Ауч! *** В комнате Ксавье пахнет отголосками его парфюма и свежей чертежной бумагой. Уэнсдей замечает на письменном столе несколько рулонов ватмана, которых еще вчера не было. Она вообще, кажется, о комнате Торпа знает теперь больше, чем о своей. Девчонка неспешно проходит, пока Ксавье возится с дверным замком. Она устало сбрасывает туфли и садится на стол, болтая ногами. – Итак, – торжественно объявляет парень, оборачиваясь от двери. – Ты взяла блокнот или, может быть, захочешь записать все на видео, чтобы со всей строгостью оценить произошедший процесс? – У меня идеальная память, я все запомню, – бросается ответным сарказмом, хитро прищурившись. – Да? – улыбается Торп, снимая пиджак и бабочку. – Что ж, проверим. Прикусив губу, он подворачивает рукава рубашки одним ловким движением. Аддамс снова смотрит на его предплечья. Что, черт возьми, в них такого, что ее при одном взгляде обдает жаром? Торп скидывает ботинки и лениво проходит к столу, поднимая с пола шуршащий крафтовый пакет – Я хотел заранее подготовиться, но теперь ты станешь невольным свидетелем, – бурчит он. Ставит пакет на стол рядом с девчонкой и запускает в него руки. – М? – Уэнс с любопытством заглядывает внутрь, пока парень вынимает то, что планировал. – Свечи? Аддамс смотрит с небольшим отвращением. Свечи? Что за дурное клише из сериалов Синклер. – Во-первых, я уже говорил, что никогда не лишал кого-то невинности, Уэнс – смотрит на нее строго. – Ты могла бы поддержать мой романтический порыв сделать этот вечер особенным. – Торп, – устало вздыхает она и тянет его к себе, вцепившись в линию пуговиц – Ты уже опозорил честь своей дамы, разгуливая с помадой на шее, к чему сантименты? – Я хочу, чтобы мы это запомнили, – нежно смотрит на нее, чуть наклонив голову. – Повторяю, у меня идеальная память, – снисходительно глядит на него. – К тому же использование свечей запрещено правилами общежития. Не то чтобы её всерьез заботило соблюдение правил, просто более убеждающего аргумента не пришло в голову. – Мы с тобой уже месяц встречаемся, нарушая главные запреты устава, – ухмыляется Торп. – Мы не встречаемся, – поправляет его. – О, ну знаешь, я не каждой девчонке предлагаю раскинуть бедра перед моим лицом, – иронично парирует Торп, и Аддамс едва заметно краснеет. Ксавье замечает ее негодование и двигается ближе, проводя кончиком носа по ее щеке. – Прости, – шепчет и коротко касается губами. – Я просто нервничаю. Уэнс понимает, что если они не прекратят говорить, то нервничать начнёт еще и она. Чертов Торп со своими рыцарскими порывами и впрямь наводит на мысль, что первый раз должен быть каким-то особенным. Но он и без свечей будет особенным, потому что это Ксавье. Потому что никто, кроме него, не способен заставить ее волноваться, пылать, хотеть большего. Потому что только он действительно видит и знает ее настоящую. Чувствует желания, понимает ее настроение, нежит, заботится. Уэнс вздрагивает, когда его пальцы несмело ложатся на ее бедра, а щека потирается о ее щеку. Ксавье не торопится, осторожно гладит ее, отчего у девчонки заходится сердце. Она вдруг отчетливо осознает, что испытывает к нему чувства. Дурацкие, банальные, нежные. Схожие с теми, о которых то и дело вдохновенно болтает Энид. Дыхание становится рваным. Аддамс закрывает глаза и обхватывает лицо парня своими ладонями. Она сама целует его. Нежно, трепетно, не спеша. Гладит щеки, как бы говоря ему, что все в порядке. Ксавье обрывает поцелуй, тяжело дыша ей в губы, и надрывно шепчет: – Ладно, это весомый аргумент против моих убогих свечей. Аддамс громко хватает ртом воздух, когда его руки впиваются в талию. Она снова притягивает его лицо к своему и целует, но теперь нетерпеливо, жадно, давая понять, что она хочет большего. Всего. Прямо сейчас. И Торп понимает ее. Тянет замок платья вниз, и податливая ткань сползает по бледным плечам. Уэнсдей спрыгивает со стола, позволяя платью спуститься по телу и упасть под ноги. Ксавье отступает назад, ошалело осматривая ее с ног до головы – Какая же ты красивая, какая… – ненужная болтовня обрывается резким толчком в грудь. Аддамс чувствует себя безумно неловко от того, как он восхищается ею. Поэтому толкает парня к кровати и он, споткнувшись о свои ботинки, неловко приземляется на матрас. Опираясь на согнутые в локтях руки, наблюдает как Уэнс в одном белье и чулках делает два решительных шага навстречу. – Это даже круче, чем я видел во сне, – хрипло шепчет он. Девчонка нетерпеливо закатывает глаза и садится на его колени. Сильные руки тут же ложатся на ее бедра, поглаживая кружевной борт нейлона. Уэнсдей проводит губами по его щеке, двигается ниже к шее, начиная медленно расстегивать пуговицы на рубашке. Торп громко выдыхает, запрокинув голову: – Черт, Уэнс, что ты со мной делаешь? Вопрос, вероятнее всего, риторический, поэтому Аддамс не видит причин отвечать. Она оставляет легкий поцелуй на его вытянутой шее и переводит взгляд на мелкие пуговицы, решая, что так быстрее справится. Но Ксавье, кажется, уже и сам устал ждать, поэтому хватается двумя руками за ворот и стаскивает рубашку через голову, бросая в сторону. Его руки крепко обхватывают ее тело, и он разворачивается, заваливая девчонку спиной на кровать. Губы припадают к губам, пока Торп нервно возится со своим ремнем и ширинкой. Аддамс помогает ему, толкая ступнями вниз никому не нужные сейчас брюки. Ловкости лап йети хватает, чтобы избавиться совместно с брюками и от носков. И довольный собой Ксавье устраивается удобнее между ее ног. Начинает привычно поглаживать все нужные точки, целовать грудь, живот, бедра. Белье спускается медленно, будто Торп наслаждается этим процессом. Он пристально смотрит в глаза, когда тянет по голеням последний элемент кружева, а после крадется мягкими поцелуями вверх от колена. Уэнсдей нетерпеливо дышит, трогая его плечи. Осознание важности происходящего ширится в груди, и ей становится немного дурно. Но мысли со скоростью пули вылетают прочь, когда горячие губы оказываются между ее ног. Ксавье ласково и неспешно целует пылающую жаром кожу, немного больно массирует пальцами ягодицы, но в комбинации это ощущается великолепно. Аддамс подгибает ноги в коленях как можно сильнее и дрожит от того, как ей хочется чувствовать его внутри. – Давай же, – выдыхает она, выгибаясь навстречу, и царапает его плечи, пытаясь притянуть ближе. – Ты уверена, что готова? – дрожащим голосом спрашивает. – Да, да, – так же надрывно отвечает она. Ксавье перемещается выше, вынимает из тумбочки квадратик фольги и непослушными пальцами пытается справиться с упаковкой. Давит нервный смешок и надрывает зубами. Тяжело дыша, девчонка смотрит, как он взволновано стаскивает с себя боксеры и раскатывает латекс по члену, присев между ее ног. Желание близости ее захлестывает, она комкает простыни, пока он наклоняется обратно к ней. – Кажется, может быть больно, поэтому… – пытается предупредить Торп, но девчонка хватает его лицо ладошками, нетерпеливо целуя. Она сама трется о него, сильнее разжигая желание. Парень сдается, тяжело простонав. Он направляет себя одной из ладоней, слегка поглаживает кончиком, а затем погружается совсем немного. – Проклятье, я сейчас потеряю сознание, – стонет он, закатив глаза. – Уэнс… – Давай же, – нетерпеливо подается ближе, насаживаясь, и цепляется ногтями в его шею. Он толкается резко, и из девчонки вырывается надрывный стон. – Сейчас-сейчас, ты привыкнешь, – бормочет он, не двигаясь в ней, и хаотично осыпает мелкими поцелуями щеки. Уэнсдей чувствует боль, но ее вряд ли можно сравнить с той, к которой она привыкла, с детства играя с орудиями пыток, или с ножевым ранением от рук пилигрима. Она вскрикнула скорее от того, как удивительно чувствовать Ксавье так глубоко в себе. – Я в порядке, – произносит она и оплетает его торс ногами, раскрываясь сильнее и принимая его до конца. Ксавье дышит короткими вдохами, хватая ртом воздух, и начинает, не торопясь двигать бедрами. Он смотрит на нее с легким испугом, внимательно следя за каждым оттенком эмоций на обычно бесстрастном лице. Уэнсдей не может держать контакт глаз, ей хорошо так, что хочется их закатить от удовольствия. Она сводит лопатки, прижимаясь сильнее, и неумело двигает бедрами, стараясь сделать их соприкосновение еще более близким. Торп двигается глубоко, но не быстро, с каждым новым движением вырывая из Аддамс еще более рваный стон. Он целует грудь, которую она выгибает все сильнее, подаваясь навстречу ему. – Я хочу как на том рисунке, – шепчет она в полубреду. Ксавье стонет, толкаясь более жестко, и с трудом поднимается, чтобы встать между ее ног. – Ты не представляешь, как долго я об этом мечтал, – низко и хрипло говорит он, крепко хватая ее за бедра. Новый резкий толчок, вероятно, из-за смены угла, ощущается Аддамс еще более ярко. Она смотрит на парня и не может отвести глаз. Из тугого пучка выбились пряди и теперь обрамляют его острые скулы. Его взгляд вожделенный, обжигающий, страстный. Губы плотно поджаты. Мышцы на руках напряжены от нагрузки. И он двигает бедрами жадно, нетерпеливо, с каждым новым движением наращивая заданный темп. – Черт, это слишком, Уэнс, – ругается сквозь зубы, зажмурившись и вскинув голову. – Я не выдержу долго, нет…. Он врезается в нее все настойчивее и Уэнс стонет, ощущая, как дрожат его руки и как он весь вибрирует подобно ей. Это ощущается сильнее, чем просто утоление сексуального возбуждения. Она чувствует их единство, их близость, их общее наслаждение. Это выше, сильнее, чем все что у них было прежде. Осознание этого туманит разум девчонки, она перестает понимать происходящее, отдаваясь ему настолько, насколько может. Не сдерживается: стонет, кричит что-то бессвязное, чувствуя, как подступает желанный оргазм. Ксавье все так же двигается, подталкивая ее к пропасти, легким движением пальцев в особо чувствительной точке. И она падает. С крупной дрожью в коленях, хватаясь ладонями за его плечи и утягивая за собой. Тяжелым рыком Торп выдыхает какой-то очередной восторженный бред и рушится, накрывая девчонку собой. И она больше не имеет ничего против. Он тяжело дышит, сжимая ее плечи, и целомудренно несколько раз целует шею, пытаясь прийти в себя. Через некоторое время переваливается на бок, выходя из нее, и ловко избавляется от защиты, отправляя ее в урну под столом. Поворачивает разморенное тело Аддамс, забрасывая на себя одну из ее ног, и нежно поглаживает ягодицу. – Готова обсудить вероятность развития дальнейших взаимоотношений или сначала проведем аналитический диспут? – в его голосе напускная бравада, которую девчонка отчетливо чувствует. – Иди к черту, – бурчит, не открывая глаз, и возится, утыкаясь носом в его дрожащий кадык. – Или, может быть, я могу дать пару уроков рисования кому-то еще? – продолжает издеваться. – Только попробуй, – рычит Аддамс и вонзает ногти в его голую задницу. Торп приглушенно шипит от боли, прижимая девчонку еще крепче к себе. Уэнсдей чувствует, как колотится его влюбленное сердце. Он, вероятно, хочет сказать ей кучу романтичного бреда, которого вроде как требует произошедшая ситуация. Но сдерживается. Тихо сопит ей в макушку и ждёт, когда она сама будет готова озвучить то, на что он так надеется. – Это приемлемо для первого опыта, – сглатывая, произносит она, не нарушая сложившейся у них традиции. – Думаешь? – пытается ухмыльнуться, но Уэнс замечает, как он начинает чаще дышать от радости. – И в целом, я не против, чтобы ты считал себя значимым элементом в моей жизни, – продолжает она. – О, – восхищенно выдыхает Ксавье. – Это самое романтичное признание в любви, что я слышал, Аддамс. – Заткнись, – фыркает она и возится, подтягивая на них одеяло. Ксавье поворачивает ее спиной к себе, плотно прижимаясь, и начинает настойчиво поглаживать грудь и живот. – Эй, – бурчит Аддамс. – Что? – беззаботно уточняет, медленно водя носом по ее шее. – В тетрадке еще много рисунков, мне нужно каждый воплотить в жизнь, иначе что я за провидец такой? И Уэнсдей соглашается, потому что ей не меньше, чем Ксавье любопытно проверить на практике все сюжеты из его снов. Пубертат – определенно не самый приятный период развития личности, омраченный половым созреванием, стыдом и смущением. Но в нем есть свои прелести: первые осторожные попытки самопознания, первые робкие чувства и первые отношения, где один человек вдруг становится важным элементом в жизни другого. Это время, когда сердце перестает быть просто органом, качающим кровь. Оно становится чем-то, что может быть отдано кому-то или разбито. И в этом однозначно есть нечто особенное, что случается только раз в жизни.