«Задерживаюсь в пробке. Буду через полчаса, думаю. Передавай Уолтеру, что папа скоро приедет домой. Целую вас обоих».
Машины наконец начали своё движение, и это словно переменило ветра. Отложив телефон в сторону, Уилл потёр глаза, сбрасывая пелену сонливости, и аккуратно надавил на педаль газа. Кажется, пробка или рассосалась, или рабочие удосужились организовать объезд. Появился долгожданный ветер, игравший в волосах ребячьими худыми пальчиками, но всё ещё не расправлявший лёгкие свежестью такого желанного бодрого и холодного вихря, обычно сопровождавшего ещё не проснувшуюся природу часов так в пять утра. И каждое утро, вставая так рано затем, чтобы насладиться тишиной за чашкой кофе, Уилл выходил на крыльцо и садился на плетёное кресло, держа в руках посуду с дымящимся напитком, позволяя негоднику-ветру, резвившемуся в лёгком танце, разносить манящий и терпкий запах по всей планете. Вместе с этим, ветер уносил и все его мысли. Он словно проникал в мозг через уши, спускался к сердцу чем-то липко-холодным, целовал его, заставляя сжаться от страха, а затем смыкал пасти, напичканные зубьями, и впускал каждый из них в трепещущую мышцу, выгрызая переживания крупными кусками; он терзал сердце, раздирая его в клочья, лишь затем, чтобы после этого его обладателю стало легче. Легче и вправду становилось. Каждый раз, что Уилл таким образом делился с ветром тем, что оккупировало его бедное, ноющее сердце, он чувствовал себя свободнее, словно ветер имел тысячу лиц и каждое из уст в уста передавало его переживания и страхи, позволяя всем на свете узнать об этом и посочувствовать ему. А он позволял ветру делать это, ведь знал, что тот действует лишь из лучших и самых искренних побуждений, не причиняя вреда и не нанося ран. Но лишь летний ветер был хохочущим юношей в белом платье, так ласково обходившимся со всеми своими друзьями и странниками, что впускали его в свою грудь. Зимний же всегда казался Уиллу нелюдимым стариком, готовым вцепиться в нос и уши, отгрызая их с довольным и до ужаса противным чавканьем. Зимний ветер никогда не гладил по волосам, не расцеловывал сердце, пытаясь успокоить рыдания, он метко и безжалостно выпускал в мышцу свои обледенелые острые когти, выцарапывая мысли, а затем и своё имя на ней. Именно поэтому Уилл никогда не выходил зимой на крыльцо пить кофе по утрам. Вдали медленно показался до блевоты знакомый район. Маленькие, до ужаса одинаковые домики, так боящиеся выделиться из строя других, росли здесь словно сорняки. Когда Уилл и Молли переехали сюда сразу после свадьбы, жизнь в таком районе казалась мечтой: маленький домик с уютным двориком, с бассейном позади, с крылечком и дымоходом, ведущим к громадному камину, отдыхать у которого зимними вечерами одно удовольствие; с дружелюбными и готовыми протянуть руку помощи соседями, с общими праздниками и общением через забор. Сейчас же Грэм смотрел на эти тошнотворно пыльно-розовые домики с серыми крышами и ему хотелось удавиться. Это было бы хоть чем-то, что привнесло бы краски и вдох жизни сюда, в идеально вылизанный безупречный муравейник, из которого не выбраться. А выбраться хотелось. Куда-нибудь загород, в лес, найти просторный двухэтажный деревянный домишко, пропахший сосной и жжёными дровами, с огромным двором, на котором можно было бы поставить беседку для вечернего отдыха; с озером неподалёку, в котором можно было бы рыбачить до одурения, чувствуя поцелуи тёплой воды и шевеление в ней прытких рыбок, трущихся о сапоги. Уиллу хотелось свободы. Ему хотелось иметь возможность вдохнуть полной грудью, впуская в лёгкие елово-шишковый терпкий запах, позволяя ему прорасти, пустить корни и зацвести надеждами на спокойную жизнь. Но покинуть показательно чистый и отполированный до блеска район нельзя было. Рядом была работа Уилла, работа Молли, школа Уолтера, все его и их общие друзья. Оставлять такой большой, казалось бы, балласт, нельзя было. Тяжело объяснить кому-то не уставшему от городской жизни искреннее желание уехать в далёкую густую глушь и жить в тишине и покое. А таких энтузиастов, восхвалявших урбанистическую жизнь, в окружении Уилла было немало, и все как один твердили, что предать удобный дом со всеми функциями, так облегчающими жизнь, и променять его на дремучую лачужку, в которой придётся всё делать самостоятельно, не смогут. Грэм лишь закатывал глаза, чувствуя, как этот дилетант, попивавший своё крафтовое пиво, и пяти минут не протянул бы в настоящем глухом лесу. А ему там мечталось затеряться. И он позволял себе это мысленно, ограждаясь от городских шумов, так надоедливо и назойливо звучавших пчелиным роем, и исчезал среди изумрудной зелени непроходимого леса. Остановившись у своего дома, отличить который от других можно было лишь наличием таблички «Грэм» на почтовом ящике, Уилл отогнал машину ближе к гаражной двери и вышел из авто, обходя его, чтобы вытащить пакеты с продуктами. Покончив с этим, одной рукой он прикрыл дверь, заблокировал машину и пошёл к крыльцу, чувствуя, как скоро он сможет отдохнуть в объятиях Молли, слушая очередные весёлые истории о школьных днях Уолтера. А потом они бы занялись вместе чем-нибудь интересным… Например, поиграли в «Дженгу». «Да, вечер «Дженги». Звучит супер», — думал Уилл, вставляя ключ в дверной замок. Но как только он коснулся двери, та открылась сама, словно и не была заперта. Чувство какой-то неправильности этого действия заставило прервать все мысли, кипевшие в мозгу, и остановить не только дыхание, но и сердцебиение. Медленно толкнув дверь дальше, позволяя ей открыть любую правду о том, почему она не была закрыта на ключ, Грэм опешил от того, что предстало перед его глазами. На полу, у самой двери, стояло несколько чемоданов, словно кто-то в его отсутствие собирался покинуть дом. Проходя внутрь на несгибающихся ногах, в стоящих чемоданах он узнал те, что принадлежали Молли и Уолтеру; они всегда брали их с собой на очередные каникулы в Европе. Подойдя к одному из них и слегка пнув его ногой, Уилл будто пытался удостовериться в том, что это по-настоящему. Он не мог понять, зачем семья покидает его без ведома. Но противно ноющее и рыдающее гноем с кровью сердце знало. И молчало. Оно молчало затем, чтобы сделать Грэму ещё больнее. Ломота в костях и резь в горле, будто кто-то елозил тупым ножом туда-сюда, усилились, как только с лестницы, ведущей на второй этаж, послышались торопливые шаги и сопровождаемый тяжёлым дыханием шёпот. Спустя мгновение Уилл выронил пакеты с продуктами и молча уставился на своих жену и сына, одетых так, словно собираются покинуть дом. Повисшее молчание, удушавшее обе стороны баррикад, вдруг спало, когда заплаканный Уолтер вырвался из цепких рук матери и подбежал к отцу, врезаясь тому в ноги и обнимая, прижимаясь так, словно его насильно забирают из-под отцовского присмотра. Расположив ладонь на голове сына и потрепав его за волосы, Грэм громко сглотнул, словно бы какой-то гнойный нарост образовался внутри и того и гляди — лопнет, заставив блевать до потери сознания. Молли быстро и хищно пересекла расстояние между собой и мужем, хватая Уолтера за плечо. — Быстро в машину, Уолтер, — её голос был раздражённым и уставшим. Но всё ещё грозным. Мальчик лишь скинул пальцы матери с себя и посильнее вжался в отца. Он не говорил ни слова, да и Молли так ничего и не объяснила, но Уиллу вдруг всё стало ясно. — Уолтер, — ласково, мягко, как первые весенние лучи, будящие цветы. — Делай как сказала мама, хорошо? Вновь пригладив непослушные волосы сына, Уилл отцепил того от себя и подтолкнул к выходу. Как только мальчик пересёк порог, мужчина прикрыл дверь, словно отрезая свою жену от возможности уйти без разговора. Та вздохнула и даже подуспокоилась. — Почему ты мне даже не сказала? — Разочарование и обида вмиг забрались в чужую грудь, ядовито хихикая и плюясь кровью. — Мы же, вроде, обещали друг другу делиться всем. — Так будет проще, Уилл, — женщина попыталась обойти Грэма, но тот придавил входную дверь спиной и расположил руки на груди. — Если мы разойдёмся вдали друг от друга, так будет проще. Никто не будет страдать. — То есть ты посчитала, что вернувшись домой и не найдя вас тут, я преспокойно пойду пить пиво? — Голос так и сочился издевательством, словно кто-то надавливал на свежее пулевое ранение, заставляя его выблёвывать кровь без остановки. — Так ты подумала, да, Молли? — Тон постепенно нарастал, так и норовя превратиться во что-то пугающее. Но Грэм быстро остановил себя и прикусил язык. — Бумаги о разводе на столе в кухне. Я свяжусь с адвокатом, а затем пришлю тебе его контакты. Не волнуйся, я оставлю за тобой право видеться с сыном. Молли не прекращала попыток отодвинуть мужчину от двери, но тот не поддавался, словно прирос к полу. — У тебя кто-то появился, да? Громкий хлопок пронзил комнату. Щека вмиг зардела и защипала. Приподняв отчего-то дрожащую руку и приложив её к месту, что так ныло, Грэм и не заметил, как позволил Молли наконец получить доступ к двери. Женщина быстро отворила её и скрылась, с оглушающим стуком оповещая о своём уходе. — Сука! — Дом встрепенулся от ещё одного слова. Собрав всю злость в одном кулаке, Уилл выместил её на ближайшей стене.***
Местная аптека встретила ужасно ярким, до желания чихнуть, запахом лекарств. Казалось, что тот залез в самые ноздри и вьёт своё гнездо, обещая однажды добраться до лёгких и остаться там навсегда, но Уилл лишь потёр нос ребром ладони и поправил очки, шагая в сторону небольшой очереди, уже успевшей образоваться в столь ранний час. Поглядывая на наручные часы, он сверялся со временем, надеясь не опоздать на работу в очередной раз. С тех пор, как Молли ушла от него, жизнь стала медленно тускнеть и терять краски, которых, как казалось, и без того едва хватало, чтобы наделить цветом его самого, но на самом же деле только сейчас их осталось немного. Потеряв значимую часть своей жизни, Грэм почувствовал себя по-настоящему одиноким. Дома теперь никто не встречал. Не с кем было поболтать. Не с кем было устроить вечер игр. И это чувствовалось до выворачивания костей неправильным. Словно это сон или шутка. Но разве во сне тебе бывает настолько плохо, что от чувства пустоты в груди хочется её раскурочить, достать дрожащее сердце и сжать его, а затем уронить на пол и растоптать, умоляя заткнуться и не ныть? С тех пор, как Молли ушла от него, начались судебные разбирательства по поводу имущества, которые пили из Уилла кровь день за днём; он был готов поклясться, что чувствовал каждую из трубочек, вставленных ему в кожу, чувствовал всю жидкость, медленно поднимавшуюся по ним в рты гогочущих тварей. Слегка приподняв очки одной рукой, второй он потёр глаза и затем потянулся к карману, чтобы достать оттуда рецепт на успокоительное, которое ему выписал его психотерапевт. С тех пор, как Молли ушла от него, он стал всё хуже спать, и каждый короткий сон, больше походивший на дрёму меж реальностью и полноценным сном, сопровождался гадкими и до дрожи в коленях правдивыми кошмарами, ощущавшимися крючковатыми пальцами на его шее. И от этого было одно спасение, за которым он, собственно, и пришёл в аптеку. Очередь двигалась медленно, хотелось взорваться от нежелания ждать своего звёздного часа, но приходилось. Делая шаг раз в пару минут, Грэм лишь представлял, как выпьет свои таблетки сразу после того, как выйдет из аптеки, и как ему сразу же полегчает, после чего он поедет на работу. С тех пор, как Молли ушла от него, жизнь превратилась в серую массу безвкусного ничего. Наконец, когда наступила его очередь общаться с фармацевтом, Уилл бережно расположил свои руки на прилавке и слегка наклонился, чтобы находиться на одном уровне с глазами стоящей напротив рыжеволосой и ужасно уставшей девушки. Он лишь молча протянул ей мятый и потрёпанный рецепт, а та глубоко вздохнула, словно сбрасывая всю тяжесть своей нелёгкой доли, и взяла его, тут же пытаясь вчитаться в те каракули, что были там нацарапаны точно в эпилептическом припадке. Уилл нетерпеливо сверлил фармацевта взглядом, ожидая, когда та наконец разберёт такие манящие буквы и выдаст ему оранжевую баночку, полную гремящих таблеток. Но девушка не спешила удовлетворять его желания. Когда её глаза расширились в очевидном успехе расшифровки данного нечта, более походившего на древний фолиант, нежели на рецепт, Грэм издал полный облегчения выдох. Но вместо того, чтобы уйти в заднее помещение за таблетками, фармацевт лишь наклонилась к компьютеру и стала торопливо клацать по клавишам, затем раздалось кликанье мышки; девушка спустя мгновения вновь перевела взгляд на рецепт, словно проверяя, ввела ли она информацию верно, затем уставилась обратно в отсвечивающий в её сонные глаза чем-то белым и даже святым экран. Закончив разбираться с компьютером, она заторможенно отошла от окна и в действительности так же неспеша ушла за дверь, в заднее помещение, в котором обычно хранились все препараты. Уилл уронил голову на прилавок, ударяясь о свои холодные руки, и стал ожидать, когда ему наконец выдадут его таблетки. Ожидание затягивалось. Фармацевт так и не появлялась, а очередь за Грэмом стала начинать бурлить всякими гадкими словами и закипать грозными телодвижениями. Ожидание длилось вечностью, за которую, по ощущениям, мужчина успел умереть здесь, истлеть до костей, рассыпаться в прах, возродиться, прожить свою жизнь заново и вернуться сюда ждать. Это вымораживало. Желание закинуть в себя пару таблеток щекотало горло до желания расцарапать его ногтями и выпустить на всеобщее обозрение струйки алой густой крови. Открылась дверь, и Уилл тут же поднял голову, замечая, что в щели показалось уже знакомое рыжее пятно. Девушка подошла к окну и протянула Грэму лишь его рецепт. — Мы уже выдавали вам «Алпразолам» в этом месяце, мистер… — она бегло посмотрела в экран компьютера, — Грэм. Голос девушки был так же нетороплив и спокоен, словно медленно текущая река, как и она сама. — И что мне делать? — Желваки ходили туда-сюда, а нога непроизвольно тряслась, заставляя стучать ботинком о пол в каком-то ритме. — Вам нужно связаться со своим врачом и обсудить это с ним. Если есть необходимость, он выпишет вам новый рецепт, и мы выдадим вам лекарства по нему. Нервы не железные. Таять от клокотавшей злобы начали мгновенно. — Блять! — Громкий удар кулаком по прилавку заставил всех вздрогнуть и бросить свои дела. Лишь благодаря громоподобности этого звука Уилл и сам пришёл в себя, тут же ссутулившись. — Извините, ради бога… Он схватил свой рецепт с прилавка и поспешно, словно поджав хвост от страха, пулей вылетел из аптеки. Злоба застилала ему глаза, мутя сознание, и он лишь торопливо достал телефон, набирая номер своего психотерапевта. Та тоже, словно желая услышать в свой адрес пару ласковых, о которых Уилл, конечно же, потом пожалеет, долго не подходила к телефону. Взяв размах свободной рукой, Грэм со всей дури вдарил по фонарному столбу, и противное лязганье разлетелось по улице смешливым эхо, словно бы оно было девочкой-ябедой, однажды услышавшей чей-то грязный секрет, о котором вскоре узнает вся школа. И в этот момент, словно отзвуки всех закипавших эмоций донеслись до женщины на том конце провода, трубку наконец взяли. — Доброе утро, доктор… Блум, — Уилл говорил торопливо, теребя в руках негодный рецепт, будто желая перетереть его в труху меж пальцев. — Мне нужно увидеться с вами в экстренном порядке. Можно это устроить? — Уилл, я, конечно, посмотрю у себя в записях, но вы не могли бы ответить на мой вопрос? Эта всеобщая неторопливость заставляла сходить с ума и буквально на стенку лезть от желания взвыть и перегрызть кому-нибудь горло. — Да, конечно, любой вопрос. «Быстрее, быстрее, быстрее, блять, умоляю, быстрее!». — Что случилось, что вы так вдруг решили организовать нашу встречу в «экстренном порядке»? — Казавшийся надменным голос висевшего на проводе выводил из себя до судорог. И почему Уилл только выбрал такую тварь своим психотерапевтом? — Мне нужен новый рецепт на «Алпразолам». Пиная шины собственной машины, Грэм готов был стянуть кожу со своего лица от нежелания продолжать этот диалог, ведущий себя словно болтливый, вечно расшаркивающийся человек. — Неужели вы так быстро истратили месячный запас, Уилл? — Женщина вмиг умолкла, и в этот промежуток можно было услышать её тяжёлый вздох. — Хорошо, я выделю вам время сегодня. Вы сможете подъехать ко мне в ближайший час? Казалось, что ленту, удерживающую Грэма от финиша, где его ждали таблетки, кто-то перерезал, и от напряжения он лишь упал лицом в землю. Не ожидая такой быстрой капитуляции, мужчина даже забыл как дышать, но мысленно благодарил бога за возможность наконец обзавестись лекарством. Кинув короткое «Да» в ответ, Грэм быстро запрыгнул в машину и завёл её. От нетерпения появился ком в горле, вставший поперёк куриной костью, которую так и не выблевать, и оставалось лишь лезть в глотку пальцами, пачкаясь в слюнях по запястье. Уилл нетерпеливо стучал по рулю, опять встав в пробку, и захотел вылезти из окна и заорать, что есть мочи, чтобы все разъехались к чертям собачьим по сторонам, пропуская его. Пока был момент заминки в его кроссе до места работы доктора Блум, мужчина решил написать Джеку, чтобы предупредить его об опоздании. Очередном. Набрав несколько слов в диалоге, в последнее время полностью состоявшем из фразы «Я опоздаю сегодня» со стороны Грэма, на которую Кроуфорд в какой-то момент даже перестал отвечать, мужчина откинул телефон на пассажирское сидение и уставился в зеркало заднего вида. На мгновение показалось, что сзади сидит Уолтер, пристёгнутый в детском кресле, и сердце защемилось, сдавливаясь до размера чего-то неощутимо крохотного, кровь вмиг покинула его, но спустя один вздох оно вновь расширилось и наполнилось густой жижей, что заставило мужчину выпучить глаза от боли, разразившейся в грудной клетке, и пытаться поймать воздух открытым ртом; он выглядел до смехотворного умирающим, словно выброшенная на берег рыбёшка, что отчаянно хватается за любую попытку выжить. На момент показалось, что где-то там, сзади, раздался такой родной и уже успевший позабыться смех, звонкий и чистый, искренний и прозрачный, который бывает разве что у детей. Ощущение пустоты в машине давило её стенами и крышей. Чуялось — ещё секунда, и Уилла раздавит меж этих металлических пластин, раздробит и пережуёт, а затем выплюнет едва напоминающей некогда человека кроваво-мясной жижей в белую костную крапинку. Машины тронулись. Но Грэм — нет. Он так и сидел, сжавшись куда-то в себя, словно пытаясь скрыться от этого наваждения, что накрыло его волной неизбежного цунами. И лишь громкие гудки сзади напомнили о том, куда мужчина так спешил. Наконец сглотнув этот ком, что так любовно взращивался кем-то в его горле, Грэм надавил на педаль газа. Спустя полчаса он уже находился в клинике, где работала доктор Блум. Они познакомились, когда Джек посоветовал Уиллу обратиться в центр моральной поддержки, и на его пьяный звонок ответила как раз Алана. По голосу она казалась доброй, простосердечной и открытой девушкой, готовой подставить своё плечо кому ни попадя, предлагая выплакать в него всё — от слёз до яда и крови. Она усердно и внимательно слушала часовую тираду Уилла, не роняя лишних слов, а затем предложила встретиться в её клинике, чтобы попытаться решить всё на трезвую голову. Грэм был достаточно пьян, чтобы позволить себе согласиться на такое идиотское предложение. Будь он трезв — даже бы не позвонил. Уилл привык справляться сам и… С помощью Молли. Но её теперь не было, и некому было утешить его после очередного трудового дня, испившего и испробовавшего мужчину вдоль и поперёк. Идя на первую встречу, Грэм не ожидал ничего обычного и ничего сверхъестественного — быть честным, он не ожидал ничего вообще. Не имевший представления о том, что такое «Сессия у психотерапевта», мужчина заходил в невысокое старое здание, больше напоминавшее психушку своим полудохлым двориком, состоявшим из пары скамеек, одного неработающего фонтана и нескольких голых кустов чего-то невнятного. И неизвестность всего ожидавшего его в будущем пугала; он в принципе стал относиться к будущему с подозрением, ведь оно уже однажды пнуло стол с игральными костями госпожи Удачи, заставляя выбросить тот исход, что и случился несколькими месяцами ранее. И он ненавидел за это то ли будущее, то ли Удачу, то ли себя самого… Себя самого было ненавидеть куда проще остальных вариантов, ведь себя самого можно ощутить, и пощупать и, если что, ударить или укусить. Уиллу нужно было то, что заземлило бы его в этой невероятно комичной ситуации, коей она ему теперь казалась, но эта сладкая курьёзность утопала в горьком соусе одиночества. Ему всегда верилось, что жена сбегает в тайне от мужа лишь в дешёвых мыльных операх. Оказалось, что мыльные оперы имеют много общего с реальностью. От этого чудился привкус мыла во рту, а любая попытка говорить превращалась в извержение пузырящейся пены. Подойдя к кабинету с красивой табличкой «Доктор Алана Блум», Уилл дважды постучал в дверь и приоткрыл её, сразу встречаясь взглядом с недовольной Аланой. Она хотела бы провести это время за бумагами или чашкой кофе, но никак не за рецептом, который Грэм попытался использовать дважды. — Заходите, Уилл, — её улыбка, казалось, вмиг смыла всё недовольство, и даже атмосфера вокруг неё переменилась на другую радиоволну. Грэм осторожно, словно побитая собака, прошмыгнул в кабинет и уселся на мягкое синее кресло, тут же расправляясь в нём. — Итак, вы сказали, что у вас кончился «Алпразолам». Но я ведь выписывала вам рецепт всего две недели назад. Как так вышло, Уилл? — Понимаете… Уводя взгляд куда-то в сторону, мужчина заламывал пальцы и мычал. Он же не мог прямым текстом сказать, что ему не хватает и что, чтобы таблетки подействовали, нужно было закинуться тремя вместо одной. — Много стресса в последнее время, — лицо было жалобно-молящим, но взгляд доктора Блум блестел хищничьим оскалом. — Много работы. Адвокат моей бывшей жены названивает мне не переставая… Вот как-то так и вышло. Алана с недоверием поглядела на бледнолицего мужчину в мелких каплях пота, но вдруг и вправду почувствовала ту жалость, что он так изображал. Мягкосердечность — ебучее проклятие Аланы Блум. — Уилл, я хочу помочь вам. Вы можете признаться мне во всём, — её слова имели чётко прощупываемое второе дно, не заметить которое было нельзя — Грэм своим неосторожным шагом проломил первое. — На что вы намекаете? — Театрально расширенный взгляд, приоткрытый рот. — Вы же не пытаетесь сказать, что я… — Чувствовать зависимость от успокоительных — это норма, Уилл. Такое случается чуть ли не с каждым. Но нужно уметь вовремя остановиться и, что ещё важнее, признаться себе в наличии такой зависимости. Я здесь не затем, чтобы ругать вас как нашкодившую кошку, а затем, чтобы помочь вам. «Алпразолам» — не шутки, Уилл. Это тяжёлый препарат, и я скорее протяну вам руку, чем втопчу вас в грязь. — Вы ранили меня в самое сердце, доктор Блум. — Вы можете признаться себе, Уилл? — Девушка закинула ногу на ногу и наклонила голову, не меняя холодности взгляда, едва отдававшего теплящимся чем-то в самой середине, вот-вот готовым растопить ледник. Нужно лишь было поднести огниво. — Мне не в чем признаваться, доктор Блум. Я рассказал вам всё, как есть. «Блять, господи, мы можем уже закончить эту театральную постановку на том, что вы одарите меня овациями в виде рецепта?». Девушка глубоко вздохнула и потянулась за формой для рецепта. Увидев это и почувствовав свою победу, Грэм прикусил губу, спустя мгновение чувствуя привкус крови. «Алпразолам» — не шутки, Уилл» — назойливо и вкрадчиво, словно кто-то вдалбливает гвоздь молотком в самую макушку. Он знает, что это не шутки. Но и ощущение нехватки спокойствия, даримого лишь таблетками, тоже не было чьим-то анекдотом. Быть может, когда-нибудь Уилл по-настоящему признается самому себе в том, что подсел на успокоительное. — В этот раз я серьёзна, Уилл. Я выписываю вам этот рецепт на месяц. Ни меньше, — голос стучал по черепушке тяжёлыми кирзачами. — Если вы вновь заявитесь ко мне раньше положенного срока, я приму это как молчаливое, но чистосердечное признание.***
Выйдя из аптеки с новой баночкой таблеток, Уилл тут же открыл её, высыпал три красивые кругляшки себе на ладонь и резким движением отправил в рот. Тут же подошёл к машине, отворил дверь и достал бутылку воды, запивая препарат небольшим количеством. Вмиг одарившее теплом чувство спокойствия было скорее психосоматическим, нежели реальным, но Грэму было достаточно и этого. Он спрятал баночку в карман куртки и уселся в машину. Очередная пробка распахнула свои объятия, ухохатываясь над Уиллом злобно и не скрывая. Но она не знала, что теперь в его кармане есть волшебные пилюли от всех проблем. И потому мужчина лишь спокойно сидел в салоне, настукивая по рулю в ритм неизвестной мелодии, игравшей по радио. Впервые за последнее время он решил включить его. Грэм не делал это с того самого вечера, как Молли покинула его. Сейчас, чувствуя это некое возвышение к истинным чувствам человека свободного, даже терять некогда близкого ему человека не было так болезненно. Да, в груди пусто, да, тошнотно от осознания, что от него по-настоящему сбежали втихаря к чертям собачьим, — насколько надо быть тварью в человеческом обличии, чтобы довести кого-то до такого? Уиллу было плевать. В данную минуту его не беспокоило абсолютно ничего. Всё плыло мимо него, лежавшего гниющим трупом в реке, внутри которого вдруг зашевелились певчие птички, проклёвывавшие себе путь наружу через грудину, ставшую им настоящей клеткой. И Уилл смотрел за тем, как клювы этих прелестных созданий грации и свободы делали в нём дыру за дырой, а затем из этих дыр показывались разноцветные головы, после них — туловища, а в самом конце, словно на десерт — крылья; огромные, до ужаса впечатляющие крылья, иметь которые хотелось до посинения от зависти. И продолжая плыть куда-то в неизведанную даль своего существования, Грэм глядел на то, как они упархивали в голубую высь облачного неба, больше похожего на пену на глади воды в ванне. В этой глади хотелось утопиться. Казалось, что река вот-вот сольётся с небом, и Уилл медленно поплывёт по нему, глядя уже на землю так, как глядел когда-то в облака. Остановив машину на парковке, Грэм взял свой небольшой рюкзак со всем необходимым и подошёл к лифту. Вызвав его, он вдруг почувствовал себя радостным. Алпразолам, конечно, оказывал дурманящее мозг воздействие, но вот любовь к своей монотонной работе, наполненной лишь звуками клавиш, мышек и факсов он ощущал впервые за последние годы. Казалось, что только первые несколько недель в офисе, когда тебе всё в новинку и интересно, могут полюбиться, затем они превращаются в ту самую историю, что ходит кругами на каждой пьянке, а начинается эта история со слов «Когда я только сюда устроился…». Уилл готов поклясться, что все самые смешные и забавные истории, вызывавшие у него неподдельный интерес, начинались именно так. И он сам любил начинать свои таким образом, будто заранее уверяя слушателей в исключительной их значимости как анекдота. Дождавшись лифт, мужчина одним шагом оказался внутри и нажал на кнопку первого этажа. Приятная ненавязчивая мелодия, право, только сегодня почему-то казавшаяся такой, даже заставила слегка качнуть головой в ритм. Громкий звон оповестил о том, что нужный этаж достигнут, и Грэм шагнул в громадное помещение, усеянное столами, стульями, компьютерами и принтерами. Куда ни плюнь — везде кто-нибудь в гарнитуре, выслушивающий очередной шквал претензий покупателей и пользователей. Чувствуя даже некое воодушевление, Уилл подошёл к одному из столов и ударил по нему ладонями, заставив задремавшего мужчину подскочить от испуга и тут же начать перебирать бумаги. Грэм опёрся руками на стол и захохотал, что есть мочи. — Блять, а-ха-ха-ха, Джимми… — Даже живот начало сводить. — Ты бы… Ты бы видел своё лицо. Жаль, я это не заснял. — Придурок, — лишь буркнул Прайс и начал складывать разбросанную от страха кипу бумаг. — Тебя Джек хочет видеть красиво сервированным. — Переживу. Ты чё дремлешь, Брайан ночью спать не давал? — Ублюдская ухмылка пронзила его лицо. Джимми лишь закатил глаза. Уже три года весь офис знает об отношениях Джимми и Брайана, но лишь один Уилл Грэм три года крутит одну и ту же избитую пластинку. — Очень смешно, умник, — выросший из ниоткуда Зеллер тут же поспешил упрекнуть Уилла в избитости данного анекдота. — Ой, идите вы… Оба, может у меня просто настроение хорошее, — Уилл притих, словно мина-лягушка. Отпусти его — и он рванёт осколками. — Хо-ро-ше-е! — С каждым слогом он стучал по столу, улыбаясь всё шире. — Я буду у себя. Джеку ни слова, что я припёрся. Брайан и Джимми проводили уходящего к своему рабочему месту Грэма двумя усталыми парами глаз. — И по какому поводу у него шило в заднице сегодня, Джимс? — Мужчина слегка наклонился к другому, словно они готовы были перемывать Уиллу кости. — Чёрт его знает, — неодобрительно цокнул Прайс и вновь закатил глаза. — Может напился опять. Или чего похуже. — Похуже?! — Вдруг вскрикнул Брайан и прикрыл губы ладонью. — Сплюнь. Только этой гадости в его херовой жизни не хватало. Уилл уселся на своё кресло, закидывая рюкзак под стол, и принялся запускать компьютер, как вдруг чья-то широкая и грозная тень нависла над ним, появившись словно из-под земли. — Уилл. Серьёзный и холодный голос, отдававший вкусом металла, тут же застрял в глотке Грэма, заставляя того закашляться и обернуться на звук. Над ним, расправив плечи и оттого выглядя опаснее, стоял его начальник — Джек Кроуфорд, добродушный и смешной дядька. Добродушный и смешной ровно до момента, как что-то начинало ему не нравиться. А поведение Уилла мужчине было ой как не по вкусу. — В мой кабинет. Сейчас же. Грэм лишь наблюдал за тем, как уходит Джек, и как за ним тянутся клубы дыма, оповещающие о самом ужасном его настрое из всех. Затем, переведя взгляд в обезглавленный офис, он заметил две заинтересованные в происходящем мордашки, тут же, как только почувствовавшие на себе чужой взгляд, спрятавшиеся за мутные стены. Уилл поднялся со стула и неторопливо зашагал вслед за Джеком. Заранее начал настраивать себя на какую-нибудь радиоволну из тех, что слышал по дороге на работу. «I will survive» Глории Гейнор казалась самым оптимальным вариантом. Насвистывая замысловатую мелодию, мужчина прошёл в дорого, но минималистично обставленный кабинет и завалился на диван, позволяя себе раскинуть руки в стороны и расположить их на спинке дивана. Боссы — они как собаки — чувствуют, когда ты их боишься. — Я даже не хочу слушать твои оправдания, Уилл. — Я и не собирался тебе их озвучивать. Такая честность обескуражила и заставила обомлеть. — Это… Похвально. Неужели ты взялся за мозги? — Вряд ли. Скорее «Алпразолам», чем я, — надменная улыбка растянула лицо Уилла. Джек уселся за свой стол, затем отпил кофе, словно пытаясь переварить те самые херовые новости, что показывают с утра пораньше, когда все ещё сонные и пытаются разлепить глаза. — «Алпразолам»? — Голос звучал так, словно Джек имел представление о том, что это за таблетки. И о том, какой силой они обладают над разумом. Замолчав на пару мгновений, он выдохнул, словно не желая сегодня копаться в проблемах Уилла Грэма. — Вообще, я позвал тебя затем, чтобы Джимми и Брайан наконец угомонили свои таланты. Этим чудикам и вправду нравится смотреть, как я тебя отчитываю, — Кроуфорд добросердечно рассмеялся. — Но это не всё. Мы с ребятами сегодня собирались отдохнуть в баре, ты с нами? — Мне нельзя. Таблетки плохо мешаются с алкоголем. Уроненные слова звучали как-то панихидно, словно были горстями земли, что кидают в гроб умершему на прощание. — Но я хочу снова услышать историю Джимми о том, как он наебнулся с кучей краски для принтера… — Грэм выглядел задумчивым. Джек вновь рассмеялся, держась за живот. Это была одна из тех самых историй, которые начинались со слов «Когда я только сюда устроился…». — Поэтому, я могу посидеть с вами чисто за компанию.***
Громкий горловой рык, сопровождаемый хлюпающими звуками, заставил тело содрогнуться. Музыка, игравшая на фоне, долбила в уши соседским ремонтом в девять часов утра субботы. Чувствуя новый прилив рвоты, на этот раз обещающий помочь выблевать желудок, Грэм склонился над заплёванным и запачканным следами от ботинок унитазом, расположившись перед ним на карачках. Тело трясло от этих волн, сопли и слюни были отвратительно размазаны по лицу, но Уилла это мало волновало. Он знал, чем закончится этот «вечер за компанию», но не думал, что несколько шотов текилы так сильно возненавидят «Алпразолам». Казалось, сейчас Грэм просто блевал желудочным соком, и этот терпкий, горький вкус на губах и языке вызывал лишь больше желания опустошить внутренности, чтобы смыть его с рецепторов. Вдруг почувствовав лёгкость в теле, он приподнялся на ноги и нажал кнопку смыва, спустя мгновение покидая кабинку и подходя к зеркалу напротив. Уилл выглядел ужасно: красные глаза, бледная кожа, обескровленные губы с остатками каких-то закусок из бара… В общем, живой мертвец, хоть сейчас лови попутку-катафалк и грузи несчастного. Повернув вентиль и слегка наклонившись к раковине, Грэм ополоснул своё лицо, чувствуя прохладу этих приятных касаний, а затем сделал из ладоней лодочку и набрал туда немного воды, поднося ко рту и позволяя себе прополоскать полость от привкуса желчи. Хотелось не только свежести жидкости, но и воздуха. Выключив воду и вытерев лицо своей рубашкой, Уилл вышел на задний двор клуба через дверь в уборной. Прохлада осеннего вечера встретила как родного, тут же предложив занырнуть в объятия успокаивающего, похожего на мудрого мужчину, ветра. Опёршись спиной на кирпичную стену клуба, Грэм скатился по ней, усаживаясь на ледяной асфальт. Согнув ноги в коленях, он уронил на них голову и накрыл её руками. Хороший, казалось бы, вечер в приятной компании вмиг превратился в мокрые пятна на его рубашке. Уилл устало потёрся лбом о ноги и поднял голову, запрокидывая её так, чтобы видеть полумесяц-оскал, похожий на интересное лезвие какого-то ножа. Таким, наверное, удобно вспарывать животы, оставляя после себя характерную улыбку. Странная ассоциация заставила ухмыльнуться. Вспоминая смутные моменты взаимодействий с Джеком, Джимми и Брайаном, мужчина прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Где-то его жизнь в самом деле свернула не туда, но эти три переменные остались примагничены к нему намертво. И Уилл был благодарен им за это. Особенно Джеку, выгораживавшему его своей собственной грудью перед Большими Отцами компании, в которой он работал. В любой другой ситуации мужчину бы уже давно попёрли оттуда ссаными тряпками, причитая, какая это наглость — заявиться на работу пьяным. Но Кроуфорд пускал Грэма в свой кабинет дремать, приносил ему еду из торговых автоматов и слушал его пьяные бредни обо всём и ни о чём сразу. На мгновение Уиллу даже стало совестно, что начальник так о нём печётся, а он продолжает мариновать себя таблетками и алкоголем. Но его ли это дело? Джека никто не просил жалеть, никто не просил понимать, никто не просил заботиться и волноваться. Но душу всё равно что-то упорно грызло, как собаки грызут кости ради удовольствия. Послышались чьи-то крадущиеся шаги. Уилл напряг слух настолько, насколько позволяло его состояние, и через мгновение к нему подошёл худощавый парнишка в кепке и капюшоне, за которыми едва можно было увидеть лицо. — Вечер добрый, — голос незнакомца был учтив. — Ага, — едва понимая, что общается парень с ним, Грэм отвечал лениво. — Охуенный вечер, я бы сказал. — Есть повод? — Казалось, что этого некто вправду интересовали слова сидящего около мусорки Уилла. — Да я… День хуйня, но сейчас, вроде, полегче. Из ледяной воды в кипяток. — Звучит интригующе. Могу ли я послушать? — Парень уселся рядом с Грэмом, складывая ноги в позу из йоги, и расположил свой рюкзак в образовавшейся впадине. — Тебе правда не насрать? — Положительный кивок. — Ну… Сегодня я наврал своему психотерапевту, что у меня много стресса, и поэтому мои таблетки кончились раньше, чем должны были. Затем я приехал на работу и продрых часа четыре из восьми рабочих, на два из которых я опоздал… А теперь я тут — нажрался, хотя обещал себе этого не делать, а затем блевал в туалете. — Интересный у вас день, — незнакомец одарил Грэма доброжелательной улыбкой, увидеть которую едва ли было можно. Ему нравилось общаться с пьяными людьми. Они казались ему самыми честными и пластичными. — Могу ли я поинтересоваться, что за таблетки? — Алпра… Алпрам… Ал-пра-зо-лам, — наконец выговорил Уилл и достал из кармана оранжевую баночку, тут же начиная ей трясти. — У меня уже четверть отсутствует, ха-ха… А мне это надо до конца месяца растянуть, иначе я признаюсь сам себе, что подсел на ебучие успокоительные… Парень лишь сочувственно кивнул, тут же расстёгивая рюкзак и доставая оттуда какой-то пакетик с несколькими белыми сигарами, затем протягивая одну Грэму. — Не, малой, я дурь не курю, я ещё не настолько отбитый. — Зря отказываетесь. Марихуана, между прочим, используется и как лечебное средство, а зависимости от неё меньше, чем от вашего «Алпразолама». Парнишка вещал так заманчиво и убедительно, что Уилл начал колебаться. С одной стороны — он прав, и марихуана действительно не такая уж и пагубная привычка, но с другой… — Ладно, хуй с тобой, давай сюда, — Грэм принял сигару и сжал её меж губ. — Как оно… курится? У меня и зажигалки-то нет. Незнакомец, словно готовый на все случаи своей жизни, достал из кармана зажигалку и протянул её сидящему напротив. — Как обычная сигарета. Поджигаете, затягиваетесь, чувствуете себя шикарно, — Уилл делал всё в точности, как описывал парнишка. — Эту я отдам вам бесплатно, но если вам потребуется ещё, вы сможете найти меня здесь в любой вечер в это же время. Щёлкнув зажигалкой, Грэм поднёс огниво к бумажке, и она тут же вспыхнула, угасая и начиная тлеть мгновением позже. Приятный пряный запах тут же забрался в нос. Сделав глубокий вдох и пропустив внутрь лёгких дым, мужчина не почувствовал ничего, но спустя добрую минуту невероятное, никогда до этого не ощущаемое им чувство лёгкости и успокоения наполнило его до краёв, так и норовя политься через нос и уши. Изобразив удивление вперемешку с одобрением, Уилл вновь затянулся и обратился к новоприобретённому знакомому. — Ты из этих, да? Ну которые людям дурь толкают в подворотнях, а потом их на органы продают… — Отчасти. Если у нас с вами не будет проблем, ваши органы останутся при вас. Загадочная улыбка растянула чужое лицо. Только в этот раз незнакомец позволил Грэму увидеть её.***
Голова раскалывалась. Сухость во рту не позволяла разомкнуть слипшиеся губы. Истошный вопль, раздававшийся у самого уха, хотелось заткнуть. Но сначала нужно было найти того, кто его издавал. Приподняв тяжёлую голову с подушки, Уилл вдруг обнаружил себя в собственной постели, лежащим в уличной одежде и обуви. Вчерашний вечер он не помнил от слова совсем, и противная музыка, наконец признанная им мелодией звонка его телефона, лишь мешала мозгу сосредоточиться на восстановлении воспоминаний. Запустив руку куда-то примерно в то направление, где звук казался ему громче, мужчина сумел выудить свой телефон и рваным движением пальца принять звонок, даже не удосужившись поинтересоваться, кто звонил. Голос на том конце провода звучал радостно и бодро, но это было чересчур, и Грэм лишь отставил трубку от своего уха, пытаясь не оглохнуть. — Продрыхся наконец, чучело? — И тебе добрый… — Уилл посмотрел на часы и заметил, что сутки давно перевалили за семь часов вечера. — Вечер, Джек. Ты бодр и полон сил, как я погляжу. — Если ты хотел вчера свалить с пьянки, мог хотя бы предупредить, а не заставлять нас искать тебя по всему клубу и его окрестностям, боясь, что ты залез в какую-нибудь жопу и не можешь оттуда выбраться. Джимми искренне переживал за тебя. — Передавай ему мои извинения. Не забудь приправить надменностью, — Уилл зажмурился и потёр глаза свободной рукой. — Я вообще не помню, что вчера было. Помню, как нажрался, помню, как ушёл блевать, а дальше — пустота… Думая о произошедшем и пытаясь восстановить картину полностью и без недостающих деталей, Грэм чувствовал что-то на задворках его спящего разума, что нельзя было забывать и нужно было, буквально жизненно необходимо, вспомнить. И он вспомнил. — Ты в следующий раз… — Слушай, давай потом поговорим. На работе, — мужчина торопливо перебил собеседника и попытался завершить этот диалог как можно скорее. — Ладно, — голос Джека звучал задетым и натянутым. Бросив трубку, Грэм напряг все свои разжиженные вчерашним мозги, потыкал в них палочкой, проверяя, живы ли они, а затем смог выудить из этой липкой розовой жижи название бара, в котором они вчера отдыхали. Вспомнились и слова парнишки о том, что, если понадобится, его всегда можно будет найти в том же месте и в то же время.