мерзость

— Неопознанное судно дрейфует прямо у нас по курсу, — докладывает Мастер вокса Вигдис. Ее голос привычно спокоен, как космическая черная гладь, и все же Йоханан угадывает в нем отголоски тревоги. То, что варп покладист и показатели еще не захлебнулись миллиардами ошибок, ничего не значит. Возможно, это ловушка из тех, которые не обнаружишь, пока не услышишь щелчки смертоносного стреломета. — Соедините меня с друкари, — велит он. — Уже готово, Лорд-капитан. Йоханан ухмыляется: неужели он становится таким предсказуемым? Ну что за глупость иметь при себе ксеносский флот и не воспользоваться их лучшими машинами. Для разведки рейдеры друкари подходят лучше всего, готовые разорвать в клочья все, что видят. — Уже соскучился? — надменно уточняет Маражай. Это многозначительное «уже» отзывается приятной ноющей болью в исцарапанных плечах. Йоханан усмехается: что ж, самомнения друкари точно не занимать, если он надеется, что Вольный Торговец стал бы устраивать вокс-передачу, чтобы поболтать на неприличные темы. — Отправляю координаты, разберись, — сдержанно командует он. — О-о, конечно, — обещающе мурлычет Маражай. Ненадолго Йоханан отвлекается на насущные дела: сообщения от Адептус Механикус, торговые сделки, проекты в колониях, какие-то мелкие беспорядки на Футфоле, грызня среди воров — надо бы уточнить, как там дела… Слишком много дел, он привык командовать солдатами, но не высчитывать наиболее прибыльные контракты. К счастью, рядом есть ушлая Джай и Абеляр, который столько времени провел рядом с теткой Теодорой, что основательно врос в эту кутерьму с торговыми сделками и колониями. — А если это были пираты? — вздыхает Джай, кинув взгляд на карту Простора. — Мы могли бы с ними договориться, а не спускать на них друкари. — Во-первых, те, кто пиратствует в системах семьи фон Валанциус, крадут у нас прибыль, и говорить с ними не о чем. Во-вторых, я не сказал Маражаю убивать их, — с достоинством выдает Йоханан. Джай ухмыляется углом рта. Ее напрягает друкари — их всех напрягает, — однако ей нравится эта игра слов и приказов. — Как будто когда-то он не вырезал всех, кого видит, — ворчит Абеляр. — Кто знает. Может, сегодня он меня удивит! Йоханан задумчиво посматривает на карту, но там только подмигивают цветные обозначения. Он прекрасно знает, как Маражай и его бешеные псы любят растягивать удовольствие, и поторапливать их не стоит, но все-таки дрейфующий корабль вызывает у него неприятное свербящее чувство. Учитывая, что с варпом он крайне на «вы», Йоханан назвал бы это интуицией. Что-то не так, нехорошо… — Входящая вокс-передача от друкари! — отрывисто рявкает Вигдис. — Ничего не разобрать… Кажется, это просьба о помощи, Лорд-капитан! Он замирает. Тревога ледяными иглами впивается в позвоночник, раздирает изнутри. Пробивает прямо насквозь. Он столько раз простреливал людей из снайперки — и никогда не думал, каково оно. Кажется, теперь он знает. — Друкари никогда не просят о помощи, это ловушка, — высказывается Абеляр. Стискивает зубы: — Даже если они столкнулись там… с чем-то, вряд ли мы справимся с тем, что напугало воинов друкари. — Идира? — рычит Йоханан по-звериному. — Ой, плохо, Лорд-капитан! — вскрикивает она. Руки изломанно вскидывает, головой мотает. — Аж в глазах потемнело, а потом засияло, и голоса… Багрово-черный туман, муть в голове, и голоса визжат, это не шепоточки, это звон в ушах, такой, что барабанная перепонка дрожит… Слова испуганно позвякивают. Йоханан проверяет передачу от корабля друкари. Ничего не разобрать, слышится какой-то скрежет, как будто трещит обшивка корабля, и голос… захлебывающийся хриплый голос. Не Маражая, совсем нет, и это хорошо, потому что в конце раздается отчетливый грохот упавшего тела в доспехе. — Готовьте шаттл, живо! — приказывает Йоханан, не слушая возмущения экипажа. Он еще во время службы уяснил: солдаты — твоя ответственность. Это он отправил Маражая на верную смерть, зашвырнул его в эту мясорубку, которую и представлять не хочется. Вопросов он не задает, сочтя, что за ним последуют те, кто хочет, а силой тащить он никого не станет. Если нужно будет, отправится один: эта бешеная уверенность накатывает на него огненной волной, и впрямь темнеет в глазах, дыхание рвет горло напополам, когда он быстрым шагом следует к шаттлу. Замечает рядом Идиру, верно следующую за Вольным Торговцем в любой еретический кошмар, ухмыляющуюся Джай, хмурого Абеляра и даже Хейнрикса. — Я полагал, что вы… не одобряете? — спрашивает Йоханан. Любопытство прорезается так не вовремя, но это помогает не свихнуться от тревоги ожидания. — Думаю, на том корабле гораздо больше ереси, чем в вашем ручном друкари, Лорд-капитан. Хмыкнув, Йоханан качает головой. Инквизитору не нравится Маражай, он рад бы оставить его подыхать, раз представился случай, но они все согласны в одном: одинокий корабль — это бомба замедленного действия, и неизвестно, скольких еще людей или ксеносов он собьет с пути. Идиру в шаттле потряхивает, зубы стучат, отбивают жутковатый ритм, и Йоханан кладет руку ей на плечо. — Сильные завихрения варпа, Лорд-капитан, — передает Кассия. Навигатор остается на корабле, чтобы охранять его на случай, если непокорный варп попытается покорежить их машину. Шаттл стыкуется спокойно. Корабль друкари кажется обманчиво мирным, и Йоханан посылает к ним отряд с флагмана, чтобы проверить. Рейдерский корабль выглядит странно: не потревоженный, как будто заснувший. Но взгляд что-то царапает, неприятное, потрошащее чувство. Даже приказав солдатам отправиться туда и разобраться, Йоханан все равно возвращается взглядом к молчаливому кораблю. Идира что-то монотонно бормочет, потирая висок. Они идут темными коридорами. Первые жертвы находят быстро — это люди, распластанные по полу. Останки. Судя по снаряжению, составленному из разных частей, из настоящего мусора, это и впрямь были пираты. Липкий запах гниения поднимается от залежавшихся тел. Отопительные системы корабля аварийно отключились, поэтому здесь не так смердит, как могло бы, но все равно стоять над трупами не хочется. Йоханан замечает, что тела лежат рядом с потухшими электрогенераторами. Убило напряжением?.. Джай деловито обшаривает трупы, но только пожимает плечами. Друкари, знакомые бледные тела, находятся дальше. Абеляр упрямо вытягивает руку перед своим Лордом-капитаном, не позволяя ему кинуться к разведчикам. Не слушая ворчание сенешаля, Идира мягким кошачьим шагом приближается к друкари. Наклоняет голову, прислушиваясь к чему-то, что доступно только ей. — Они еще живы! Они просто… не здесь, да, они не тут, они где-то в фиолетовых сумерках, сверкающих искрами, — заунывно бормочет она. Ее слова снова захлебываются, и Абеляр заботливо поддерживает ее за плечи. Воспользовавшись тем, что сенешаль отвлекся, Йоханан наклоняется к ближайшему друкари, касается бледного холодного лица. — Эй! — окликает Йоханан, так и не вспомнив имя одного из приближенных Маражая. — Что здесь произошло? — Осторожнее, Лорд-капитан, мы не знаем, вдруг это… заразно, — замечает Хейнрикс чуть брезгливо. Он наблюдает за тем, как Йоханан тормошит бесчувственного друкари с таким выражением, как будто Йоханан вздумал покопаться в сгнивших внутренностях пиратов. Но предостережения тонут в скрежете, в котором содрогается корабль. Он будто бы потягивается, как хищный зверь, он злится на них. Ощущение странного давления спадает с висков на мгновение, и Йоханан с изумлением сознает, что все это время что-то стискивало его череп железными руками. Друкари распахивает глаза; глаза с дикими расширенными глазами, глаза, в которых пляшут фиолетовые искры. Вдох выходит хриплым. — Маражай! — рычит Йоханан. — Там, на мостике… — натужно сипит друкари, содрогаясь всем телом. Нужно позаботиться о разведчиках, и какое-то время они тратят на то, чтобы перетащить отряд на шаттл. Потерявший сознание друкари не опаснее тряпичной куклы, и все же Йоханан знает, что бережность, с которой его спутники волокут закованного в доспехи воина, связана не с заботой, а с искренним опасением, как бы он не кинулся и не вгрызся в их глотки. — Опасно уходить вперед одному, — Идира придерживает его за руку. Удивительно, но сейчас именно псайкер с мозгами набекрень оказывается голосом разума, убеждающим его притормозить. Они не подозревают, что может скрываться под обшивкой корабля, но Йоханану слышится зловещее, скрежещущее хихиканье. Хаос кормится вспыхивающими эмоциями, жиреет на его тревоге. — Мы можем вернуться за подкреплением, — разумно предлагает Абеляр. — У нас нет на это времени. Идем, живо! Они не смеют спорить с Вольным Торговцем, когда он говорит этим гремящим приказным голосом. Он еще в армии понял, что главное выглядеть уверенно и кричать громко, даже если внутри тебя все раздирает от противоречия. Он не хотел рисковать жизнями своих людей, но и оставить Маражая не мог. Дорога на капитанский мостик проходит в угрожающей тишине, которая вот-вот грозится разорваться воем варпа. Как сохранить хрупкое равновесие, Йоханан не знает, но вся эта спасательная операция напоминает пробежку по канату, растянутому над пропастью с лезвиями. Он ожидает увидеть залитый кровью мостик, еретическое капище, жертвы, принесенные Хаосу, и сотни других мерзких картин, которые отпечатываются в его разуме с тех пор, как Йоханан стал Вольным Торговцем. Затхлая память выворачивается кровавой слизью. Но это — только воспоминания. На мостике все тихо, здесь царит спокойствие усталого металла, машин, уже отслуживших свой срок, и только под ногами темнеют царапины, как будто что-то тяжелое тащили по полу. Маражай лежит в капитанском кресле — не таком роскошном, как на корабле Вольного Торговца, но все же это до жути напоминает их встречу на разрушенном Даргонусе. Вместо сытой усмешки на лице друкари теперь болезненный оскал, голова запрокинута, как у жертвенного животного, которому вот-вот перережут шею. Обычно чуткий друкари даже не открывает глаза, слыша тяжелые шаги людей, не двигается, блуждает где-то в глубинах своего темного разума. Йоханан чувствует, как волосы на загривке встают дыбом от противоестественности этого зрелища. Труп на троне. Он помнит, с каким суеверным страхом друкари говорят о варпе и его ловушках. — Что с ним такое? — вскрикивает Джай. — Я не знаю, но… Маражай, пора просыпаться! Он открывает глаза — черные-черные, полные фиолетовых вспышек. Это красиво, как космос, успевает подумать Йоханан, прежде чем нож Маражая впивается ему в плечо. Короткий удар — и горячая кровь, хлынувшая из пробитого нагрудника. Нож выдергивается из раны с таким отчетливым липким звуком, Маражай пытается ударить снова, но Йоханан успевает отпрянуть. Перехватывает руку, заламывает за спину рычащему Маражаю. Второй рукой тот ударяет под дых. Клятые длинные руки друкари. — Не приближайтесь! — выплевывает Йоханан. Они перекатываются по полу, он чувствует, как когти Маражая скребут по броне в слепой попытке процарапаться под нагрудник. От удара он не останавливается, только мотает головой и скалится. Тишина страннее, страшнее всего; не слышать привычно упоенных стонов боли — неправильно. В такой гробовой тишине не сражаются друкари. Йоханан выворачивается и бьет его в бок, зная, что доспехи шипами впиваются прямо в тело, отзываясь на каждый удар. Улучив мгновение, он пытается подняться, но Маражай снова вцепляется в ноги, как обезумевший пес. Удар, еще удар. Подобранный нож снова входит в плечо — как влитой, с-сука! Сдавленное рычание рвется из горла, когда когда Йоханан снова отшвыривает Маражая. Поднырнуть под занесенную руку, дернуть. Нож звенит где-то под сапогами, пляшет. Безумие битвы складывается во что-то осмысленное. — Идира! Ударь его молнией! Живо! — перекрикивая скрипящего друкари, кричит Йоханан. Долго он его не удержит. — Идира, бей! — Но ведь… — Давай! Ему даже понравится! Стиснув зубы, Идира поднимает посох коротким рывком. Электрическая дуга бесится, пляшет на золоте. Измученное тело друкари вздрагивает в объятиях Йоханана, остается запах паленых волос и бешеная тряска. Обмякнув, Маражай успокаивается, и это до мурашек ужаса похоже на вечный покой. Йоханан застывает, не веря, отказываясь верить. Остается только мостик чужого корабля, мерцающая над головой карта Простора, вдруг показавшаяся такой пустой. Джай зовет его — «шерин, шерин, блядь, нам лучше уйти!», ей вторят остальные, но все это сливается в сплошной бессмысленный треск, похожий на умирание когитаторов. — Маражай? Ты меня слышишь? Он открывает один темный глаз. — Ты, видно, решил добить меня своими воплями? — криво скалится Маражай. *** — Я не нуждаюсь в жалости, потому что разочаровал тебя, — скрипит Маражай, растягиваясь в горячей купальне. — Я не разочарован. Ты служишь мне в бою, а не на проклятых кораблях… И все же приятно погреть свои старые кости, согласись? Пожалуй, это его любимая часть помпезных покоев Теодоры, которую Йоханан использует с удовольствием. Еще кровать неплоха, а в остальном он чувствует себя ребенком, заблудившимся в музее во время экскурсии. Йоханан вздыхает и поправляет повязку на плече. Маражай предлагал друкарские стимуляторы, но после них в голове туман, поэтому он просто рассеянно чешет рану сквозь бинты. — Что ваш народ знает о старости, — ворчит Маражай, прикрыв глаза. Только рядом с Йохананом друкари позволяет себе зажмуриться. — Думаю, сегодня я немного поседел. — Не нужно было просить о помощи, я их накажу, да как они посмели, — сдавленно ругается Маражай. Завитки пара ложатся на его мертвенное острое лицо. — Я все равно бы отправился проверить, если бы вы там сгинули. — Я сразу понял, что это ловушка. Не хотел, чтобы вы тоже в нее попались. Маражай потрясающе честен, и почему-то это делает больно. Больнее кинжалов и ехидных острых улыбок, которые Йоханан не сразу научился выносить. — И ты готов был остаться в этом кошмаре? — Я пытался сопротивляться варпу. И все-таки… именно ты меня вытянул. С благодарностями у него все сложно; и все же — он здесь, в его покоях, развалившийся в купальне, как сытый кот. Йоханан присаживается на край, следя за Маражаем. Утянуть его в воду — достаточно безумно для друкари? Но Маражай не двигается, как идеальное изваяние. Он не шевелится, когда Йоханан берется промывать его длинные черные волосы, похожие на змей. Друкари нравится, он отзывается сдержанным утробным рычанием, когда Йоханан задевает острое ухо — он знает, насколько они чувствительные, он… изучал научную литературу. Хочется просто не двигаться — сидеть вот так, ткнувшись лицом в остроскулую щеку Маражая, вдыхая его запах. Даже в купальне Маражай пахнет кровью и металлом. Хотя обычно друкари не терпит нежностей, сейчас он отчего-то позволяет; быть может, потому что в этом больше звериного. Привязанности, которая прорастает в костях, становится частью опоры-позвоночника. Потребности быть рядом, дышать одновременно. — Что ты видел? — спрашивает Йоханан. — Ты так остервенело дрался. — Я видел мон-каев, которые убили тебя. У нас не считается зазорным потеряться в мести. Месть — такое же волнующее чувство, как агония и страдания, — его губы сами растягиваются в хищной улыбке. — Я готов был перегрызть горло тому, кто посмел поднять руку на тебя. Несмотря на знакомо рычащий голос, есть в его словах что-то уязвимое. Маражай запросто мог потеряться в горячке бреда, в бесконечной сладостной бойне, в которой нет ни смысла, ни воспоминаний. Рвать безликое мясо и вкушать чужие крики, слыша, как липко рвется плоть. Но варп нашептал ему о потере и о боли, которая сильнее, чем та, что остается от растерзанных ран. — Если я встречу смерть по чьей-то вине, я надеюсь, ты не дашь никому из них покоя и сожрешь их сердца, — поддавшись искушению, просит Йоханан. Рука скользит по мокрым волосам, гладит по плечам. Под пальцами острые позвонки. — Друкари ценят такие чувства? — Тебе удивительно, что мы можем испытывать подобное? — снисходительно спрашивает Маражай. Гордыня выжигает его изнутри. — Мы говорим «inyon lama-quanon», сделать кого-то своей собственностью. Никто не смеет тронуть мое. Того, с кем я связан. Это ужасающе похоже на признание. Ногти царапают позвонки приятными уколами боли. Шершавые шрамы, складывающиеся в герб его дома. Когда Маражай намеревается сказать еще что-то, Йоханан стискивает пальцы, заставляя его блаженно прижмуриться. Поцелуй похож на обжигающий всплеск раскаленного металла; он кажется наградой за честность и — за нечто большее. Боль, смешанная с наслаждением. — Идем, даже друкари нужно отойти после варпа, — отпустив его шею, говорит Йоханан. — Я не принимаю отказов. Сегодня поспишь в кровати, достойной лорда. — Я часто на ней оказываюсь. Возможно, лорд питает странную слабость к своим игрушкам. — Ну да, — иронично улыбается Йоханан. — Только в этот раз ты и вправду будешь спать. Как тебе такая пытка? — Заботой? — брезгливо уточняет Маражай. — Мерзость.