мерзость

Расспросы под конец дня утомляют. Если они касаются очередных беспорядков в колониях или нападения пиратов, еще куда ни шло, с этим можно справиться, Йоханан умеет это контролировать. Пресечь бунты, уничтожить пиратскую армаду, выбив из них желание связываться с флотом Вольного Торговца. Но когда кто-то задевает его команду, это ощущается по-особенному. Когда пялятся на третий глаз бедной смущенной Кассии, когда презрительно цыкают на Идиру. Когда ему в очередной раз выражают недовольства насчет того, что друкари, чуть не уничтоживший Даргонус, свободно разгуливает по дворцу. Никакая помощь не сотрет прошлые жертвы. Йоханан это понимает. В его глазах Маражай давно отплатил за разрушения дворца кровью и преданностью, но объяснить это загнанным в тесный угол традиций и ксенофобии имперцам может быть не так-то просто. Даже Клеменция Версериан, обычно сносящая любые его безумные затеи, недовольно хмурится, когда зачитывает ему ноту протеста от дворцовой стражи. — Маражай может ходить где угодно на Даргонусе, потому что он мой супруг! — холодно отвечает Йоханан. Клеменция удивленно моргает. Она владеет лицом почти так же хорошо, как сенешаль, поэтому вместо истошного крика отвращения выдает только эту задумчивую гримаску. Спокойствие в приближенных Йоханан ценит. Он и сам не знает, что на него нашло. Многие люди готовы распять друкари на шпилях дворца Вольного Торговца. — Это против законов Империи… — Вольный Торговец может выбирать себе союзников сообразно ситуации, — терпеливо напоминает Йоханан. Он откидывается на спинку кресла, рассматривает Клеменцию; теперь эта брошенная фраза уже не кажется ему настолько безумной. — Да, союзников, но не… — Брак — это союз. Будете спорить? — он прищуривается. — Что ж, хорошо, — протягивает Клеменция. Не удивительно, что она отступает: знает, что Йоханана не переспорить. — Надеюсь, вы уже подготовили все необходимые бумаги. Точно. Бумаги. *** — Мон-каи слишком все усложняют. Все знают, что я принадлежу тебе, для чего вам какие-то бессмысленные бумажки? — ворчит Маражай, когда они проходят по длинным, бесконечным коридорам. Здесь пахнет старой, рассыпающейся бумагой, свернутой в бесконечные списки, и окисляющимся металлом. Йоханан не знает, что удерживает Администратум от того, чтобы развалиться. Маражаю тут не нравится; он похож на взъерошенного кота. Вся эта помпезность давит на плечи. — Надеюсь, нам не придется искать печати по всему Простору хотя бы в этот раз… В прошлый раз я чуть не сошел с ума, пока помогал Джай заполучить Меркатум Табуле Официале. Мы можем не делать этого, — остановившись, говорит Йоханан. — Я знаю, что для тебя это ничего не значит. Он затащил сюда Маражая, а Маражай пошел, потому что никогда не отказывал: ни в бою, ни когда его Вольному Торговцу придет в голову срочно связать себя узами брака. Скандал. У Йоханана репутация свободолюбивого безумца, и никто не питает иллюзий насчет его предпочтений, когда видят рядом ехидно скалящегося друкари, но все же высокородные семьи иногда пытаются подослать ему какую-нибудь девицу. В платье с оборочками, на грани обморока. Наверное, его нынешняя затея стоит ему больших денег, но какая разница, если фон Валанциус правит почти всем Простором после того, как Чорду разорвали жители измученного ей Футфола, а Винтерскейл пострадал на охоте?.. Кто бы посмел с ним спорить. Вот только в спешке он не уточнил, нужно ли это Маражаю. — Что ж, эта бумажная тягомотина многое значит для твоих подчиненных. В прошлый раз меня вырубили со спины ударом шокера, бес-счестные трусы, — лениво признается Маражай, но гневное шипение выдает его злость. — Даже не дали сразиться. — Конечно, ты же их кишки размотаешь. Пришлось сидеть и ждать, когда Вольный Торговец вызволит из тюрьмы «ксеносского шпиона». К счастью, обо всех происшествия Йоханану быстро докладывали, поэтому он понял, что за друкари поймали его лучащиеся гордостью подчиненные — они-то совсем не думали, что вместо награды их ждет десяток плетей. — Если за мной перестанет таскаться свита соглядатаев, это будет весьма удобно, — намекает Маражай. — Так и хочется отрезать от них всех по куску. — Но это крайне меня разочарует. Ты же не хочешь меня разочаровывать, Маражай? — негромко рычит Йоханан. Даргонус не перенесет еще больше крови, пролитой друкари. Его разорвут — их больше, людей, потерявших близких во время того налета. Маражай зачарованно кивает, глядя ему в глаза голодным, хищным взглядом. Возможно, это не совсем то страстное выражение, с которым молодые люди приходят за брачным соглашением, но близко к тому. Хотя бы что-то; впрочем, никто не требует от Маражая соблюдения человеческих традиций, достаточно просто подписи. Большой зал встречает их знакомым гомоном. Кажется, что очередь так и не рассосалась с тех пор, как Йоханан приходил сюда с Джай для оформления торгового договора. Возможно, он даже узнает некоторые лица — или это из-за духоты ему чудится? Знакомое ощущение безнадеги подкатывает волнами: как будто он не покидал это место. — О, прекрасно. Я добуду талон, а ты найди нам какой-нибудь угол, — говорит Йоханан, стараясь сдерживать злобное рычание. — Желательно у окна. — Можем расстрелять их, — азартно предлагает Маражай. — Давай немного подождем. — А потом я могу стрелять? — обнадеженно уточняет Маражай. Йоханан задумчиво ворчит что-то, что можно отдаленно принять за согласие. Он отходит, с удовольствием отмечая, что люди не очень-то хотят спорить с закованным в полный доспех друкари. Неудивительно, что Маражай пошел с ним заключать брак при оружии. Возможно, думал, что придется доказывать свое право? Каковы ритуалы друкари? Вряд ли они требуют проторчать в бесконечной очереди. Когитатор урчит, кажется, он тоже на последнем издыхании, но Йоханан получает талон. В отличие от Маражая, он предпочитает скромные одежды, поэтому никто не признает в нем Вольного Торговца и хозяина Даргонуса, когда он пробирается к друкари. — Ты кого-то отсюда согнал, Маражай? — хмыкает Йоханан, садясь на узкую лавочку. Из приоткрытого окна над его головой дует прохладный заманчивый ветер. — Ты уже никогда не узнаешь, Иан, — в тон ему откликается Маражай. — Хорошее настроение? Маражай пожимает плечами: — Обычно мне приходилось доказывать свое право униженным служением и битвой. Драться мне нравится, не спорю, но вот ползать перед кем-то на коленях… Ты выбрал меня, я это ценю. Хотя, кажется, кому-то из нас все-таки придется встать на одно колено? — задумчиво хмурится Маражай. — Это символ подчинения? Кое-что вы понимаете в ритуалах… — Ты наводил справки? — позабавленный, улыбается Йоханан. — Рассказы Джай были весьма туманны. Я понял только про кольца. Йоханану, пожалуй, стоило бы остановить его и сказать, что от Маражая требуется только подпись, но его энтузиазм до странности приятен. Конечно, объясняется он тем, что друкари попросту скучает в мирной жизни Даргонуса, в насквозь благополучном дворце, где ему на стену лезть хочется от желания разорвать кого-то в клочья. Перебирая фамильные кольца на руке, Йоханан ненароком выбирает один. Пожалуй, этот сойдет, с резной литерой, похожей на ту, что отпечатывается у Маражая на шее старым клеймом. Надо сказать, у того, кто делал перстень, с художественностью все получше, чем у Йоханана. Маражай стаскивает когтистую перчатку, пальцы бледные и холодные, длинные, паучьи. Перстень, который Маражай перекидывает ему, сделан из незнакомого металла, который будто бы поглощает свет. Черной звездой горит камень, похожий на оникс. Черный, как доспехи Маражая. Рядом с золотом семьи фон Валанциус смотрится чуждо; Йоханану нравится. — Я думал, благородных мон-каев с рождения сговаривают с какой-нибудь достойной дамой для продолжения рода! — Маражай все-таки издевается, сверкая глазами. — Как так вышло, что у тебя нет невесты? — Она была, — односложно отвечает Йоханан. — Ты прав: это никогда не был наш выбор. Заложники ситуации, договоров родни. Это всегда планы внутри планов: они борются за влияние и готовы продать собственное дитя. Полагаю, для девушек это все выглядит… еще более неприятно. Я толком не знал ее. Ее зовут Элина. — Не в твоем вкусе? — Мне нравятся те, кто может победить меня в бою. Те, кто мне равен. С ней… я не всегда знал, о чем говорить. К счастью, мы виделись нечасто. А потом я попал в плен, меня сочли погибшим. Когда я выбрался и вернулся, Элина уже была замужем. Говорят, по любви. Это сильно его не задело. В конце концов, сложно ожидать, что невеста не поверит извещению от Астра Милитарум, что усомнится в том, что Йоханана похоронили. Да и он, признаться, всегда желал ей счастья, ведь они оказались в одной ловушке из-за семейных договоренностей. Разве то, что он делает, тоже не договор? Так проще, так удобнее. Почти что избавляет от чувств, но Йоханан крутит на пальце черное кольцо, ощущая, что камень приятно согревается от прикосновения. Он клонится к плечу Маражая; к счастью, он уже умеет находить такой угол, чтобы вжаться ближе и не пораниться об неприступные шипы. — Кабал устроил бы пиршество, — рассказывает Маражай. — К слову, все мои друкари принадлежат тебе, как моему супругу. Если не станут слушаться, просто сделай им больно. Но не ломай, они хорошие бойцы, просто их надо приучить к почтению. — А мои люди принадлежат тебе? — интересуется Йоханан. — Попробуй сказать им об этом, посмотрим на их лица. Нет, не совсем… Ты выше меня. Ты хозяин Простора, мой хозяин. Теперь, когда Коморра почти что разрушена, а присоединяться к какому-нибудь кочующему флоту мне не по душе… Я твой дракон, твоего кабала. Кабал — что-то вроде воинского братства, насколько понимает Йоханан. Развращенного, безумного, готового пожрать себя изнутри. Впрочем, отказаться от друкари он уже не может; ему нравятся его послушные убийцы, готовые прорезать насквозь любого, кто вздумает противиться Вольному Торговцу, а они довольны им, потому что он сполна кормит их страданиями и кровью… — Там что, наш талон объявили? — встрепенувшись, Йоханан резко вскакивает с лавки. — А ну подъем! — в нем снова прорезается офицерский командный голос. — Надо же, даже не пришлось стрелять! — с разочарованием говорит Маражай. Он прячет довольную ухмылку, следуя за Йохананом. Тот уверенно продвигается через толпу, расталкивает их плечами, не заботясь о недовольных шепотках. На одного парня, вздумавшего что-то вякнуть, Маражай рычит так, что тот аж отпрыгивает в сторону. Останавливается Йоханан у стола, за которым сидит женщина с рассеянно-пустым взглядом и тянущимися из затылка проводами. — Подписать здесь и здесь, — говорит она сухим голосом, указывает точно, чтобы не ошибиться. Едва ли узнает; впрочем, Йоханан не хотел привлекать внимание и устраивать торжество. Видит Император, деньги Вольного Торговца лучше потратить на восстановление планеты, чем на празднества. Он быстро подписывает свиток, кивает Маражаю, который царапает свою подпись на эльдарском. Бросив быстрый взгляд на женщину за столом, Йоханан некоторое время раздумывает, стоит ли уточнять, можно ли так. Она старательно не замечает какие-то не такие закорючки Маражая; вероятно, она тоже хочет покончить с этим поскорее (Йоханан на ее месте хотел бы покончить с собой). — Следующий! — скрипит клерк, зачитывает номер. — Сейчас, минуту, — говорит Йоханан. И не может отказать себе в удовольствии, поймав Маражая за горло, вгрызться в его тонкие губы. Чувствует, как Маражай улыбается, хотя потом наверняка будет ворчать про нежности. Судя по всему, толпа не прочь растерзать их, потому что они задерживают очередь, но оно того стоит.