Лжец — лжец

      В сложившейся ситуации Сонхун совсем не знал, что делать. У него на руках оказались две десятки, на столе четыре открытые карты, а ставка уже превысила два миллиона вон. Если бы только Пак в самом деле знал, что крылось за прочной маской безразличия его единственного оставшегося противника, возможно, его ладони не стали бы потеть, а сердечный ритм — сбиваться.       Причиной его неуверенности становилось то, что несмотря на то, что его единственным оставшимся противником в этой партии оказался юнец, мало знающий в картах, парень был достаточно осведомлён о том, что показывать свои настоящие эмоции — последнее, о чём стоит думать. И если бы не этот бьющий по сонхуновому самомнению факт, то — Пак был уверен! — эта партия не продержалась дольше остальных, которые ему удалось сыграть за этот вечер.       И как бы то ни было, Сонхун продолжал искоса смотреть на не выражающее эмоций лицо Нишимуры, раз за разом гадая, не было ли всё это одним сплошным блефом, и не потешался ли подобным образом лучший друг.       — Я поддерживаю, — в ответ на поставленные Сонхуном дополнительные двести тысяч вон — простую формальность, выдвинутую Паком из-за нежелания сбавлять обороты, но всё же возможности прислушаться к собственным опасениям, — Рики выдвинул фишки на эквивалентную сумму, а после бегло пробежался взглядом по Паку, позволив тому заметить, как всего на мгновение его лица коснулась усмешка, тотчас поспешившая исчезнуть.       — Ставка принята, — безэмоционально протянула крупье.       Сонхуну в самом деле показалось, что его сердце остановилось, когда руки девушки потянулись к последней закрытой карте. И причина не крылась в том, что его банковский счёт мог опустеть на кругленькую сумму, а в том, что проигрывать Нишимуре было сродню обрести себя на постоянные напоминания о провале. И хотя Пак в самом деле находил в лучшем друге родную душу, порой засранец казался до невозможного невыносимым — особенно тогда, когда пользовался своим положением.       Руки девушки ловко перевернули последнюю карту, и Сонхун замер. Он взглядом прожигал даму черв, вскрытую в последнюю очередь, бежал взглядом по бубновой девятке, десятке треф, червовой десятке и королю, не обращал внимание на пиковую даму и замер на пиковой и бубновой десятке в собственных руках, совсем не веря собственным глазам. Если судьба и существовала, Сонхун был уверен, что эта чертовка встала на его сторону.       Сдержать собственный триумф, который так и желал отобразиться в блеске карих глаз, оказалось труднее, нежели казалось Паку изначально. В отличие от Рики, в подобном он никогда силён не был, точно так же, как не был силён в подсчёте карт, но вот что в самом деле выделяло Сонхуна — по его скромному мнению — из серой массы игроков, так это то, что он хорошо читал людей, их эмоции и скрытые желания.       Хорошо читал их всех.       Кроме лучшего друга.       И причина тому крылась в смехотворно простой отговорке, которую Пак смог придумать для того, дабы заткнуть крики собственной совести, — Рики знал его хорошо. Порой даже слишком.       — Один миллион, — вальяжно откинувшись на кресле, Пак вскинул бровями. Подобным жестом пугать Нишимуру он не желал, истина крылась на поверхности и заключалась лишь в том, что всего, чего хотел Сонхун, — вывести друга на чистую воду: в самом деле узнать, блефовал тот или нет.       — Один миллион, двести тысяч, — уголки губ Рики потянулись вверх, их взгляды встретились.       — Миллион четыреста, — Сонхун наклонился ближе к столу, сильнее сжимая карты в руках.       — Миллион пятьсот, — Пак видел отчётливо: в глазах друга светилось и мерцало озорство вперемешку с самонадеянностью. Как глупо.       — Два миллиона.       Стоило словам сорваться с губ, как показалось, что находившиеся вокруг них люди замерли и, кажется, вовсе перестали дышать. Кровь бурлила венами, а азарт разносился приятным покалыванием в кончиках пальцев — единственным, что в полной мере выдавало сонхуново желание поскорее вкусить победу и как подобает насладиться ею. Чувствуя многочисленные взгляды на своей спине, Пак лишь только усмехнулся, провёл языком по верхнему ряду зубов, спотыкаясь об острые клыки, и сделал лишь вид, что не заметил, как исступлённо посмотрел на него Рики. Ему больше не пришлось метаться по собственному подсознанию в поисках ответов. Маска безразличия всё же дала трещину и…       — Поддерживаю, — Нишимура сдался, не осмелившись поднять ставку.       В этот миг Сонхуну в самом деле показалось, что сладкий вкус победы стал медленно таять на языке.       — Ставки приняты, — огласила девушка и забрала выдвинутые фишки. Крупье выдержала паузу, прежде чем выровняться и, сложив облачённые в белые перчатки руки на уровне края игрального стола, проговорить: — Игроки могут вскрывать свои карты. Господин справа, ваш черёд.       Девушка ладонью указала в сторону Пака. Сонхун неторопливо окинул взглядом игральный стол и в томительном жесте провёл языком по нижней губе. Не желая спешить, Пак повернул голову в сторону Рики, их взгляды встретились, и Сонхуну в самом деле показалось, что на этот раз в глазах Нишимуры он смог заметить огонёк беспокойства. И хотя тот исчез так же быстро, как появился, вновь скрывшись за покрывшейся трещинами маской натянутого безразличия, самому Сонхуну этого показалось достаточно.       Как бы хорошо не знал его Рики, Сонхуну так же были известны все до единого пагубные привычки друга. И Пак хорошо знал, что Нишимура пытался скрыть собственную нервозность, когда ладонью потянулся к часам на его правом запястье и принялся несильно те крутить.       «Вот и попался!» — в самом деле, Сонхуну показалось, что вместе с этими словами, эхом разнёсшимся по подсознанию, перед глазами встали фейерверки в честь приближающейся победы.       И если и было в покере то, что Сонхуну в самом деле нравилось больше всего, то этим определённо являлся момент его славы.       Пак посчитал, что напряжение, повисшее над их игральным столом, оказалось достаточным, чтобы он мог его разорвать. Когда карты выпали из рук и аккуратно приземлились на бордовую поверхность стола, Сонхун не смог сдержать того, как губы медленно растянулись в лёгкой самодовольной усмешке. Тогда парень отчётливо слышал, как позади его спины раздались удивлённые женские вздохи — принадлежавшие никому иному, а любительницам лишь посмотреть за игрой, вовсе не умея играть в неё, и заглянуть в чужие кошельки, — слышал и то, как затаили дыхание мужчины, до недавнего момента участвовавшие в игре, но посчитавшие правильным не связываться с Сонхуном дальше. Более всего удовольствия принёс тот миг, когда Паку удалось заметить, как подскочил кадык Нишимуры, означая лишь одно: парень нервно сглотнул слюну от удивления, позабыв держать своё лицо безэмоциональным.       — Да ну тебя! — воскликнул Рики.       Нишимура несильно замахнулся и бросил карты на стол, фыркнув что-то не разбираемое себе под нос и отклонившись на спинку кресла. Перед взглядом Сонхуна оказались две карты, заставившие его сперва задержать кислород в лёгких от предвкушения, а после усмехнуться собственным мыслям и сдержать до невыносимого сильное желание завыть от победы.       У Рики на руках оказался лишь валет пик и червовый туз, а потому его Флеш показался лишь последним ребячеством, совсем не идущий ни в какое сравнение с Каре в сонхуновых руках — тем, за что, по мнению Пака, стоило побороться.       — Господин, ваш выигрыш, — крупье вывела Сонхуна из блуждания по собственному подсознанию, прерывая его рьяное празднование собственной небольшой победы над лучшим другом.       Крупье придвинула стопку фишек к краю стола, оставив те покоиться прямо напротив Сонхуна, ровно у цифры «пять», обозначающей его место. И пока мужчины, ранее принимавшие участие в игре и сумевшие вовремя остановиться, с разочарованными вздохами поднимались с собственных мест, кажется, приговаривая что-то о том, что делать такие большие ставки ради одного лишь Каре — роскошь, которую им не понять, Пак медленно повернул голову в сторону Нишимуры.       Их взгляды встретились, и Сонхун поставил локоть на стол, в последующий миг тотчас роняя голову на ладонь, подпирая щёку. Как бы он не хотел, сдержать самодовольную улыбку, так и норовящую растянуться на губах, у Пака не вышло, а потому мгновение спустя он испепелял надувшего губы Рики взглядом, улыбаясь, словно последний идиот.       И в самом деле, Сонхун не знал точно, что было приятнее: выиграть у Нишимуры или же наблюдать этот подавленный вид на лице лучшего друга. Как бы то в самом деле ни было, Пак счёл оба варианта достаточно хорошими, дабы продолжить потешаться, а потому поспешил промолвить:       — Как с такой невзрачной комбинацией ты вовсе осмелился тягаться со мной? — Сонхун намотал выпавшую прядь волос на палец, а после отпустил ту, позволив иссиня-чёрной пряди сперва не сильно подпрыгнуть, а после вновь упасть на глаза.       — Я бы позволил назвать эту комбинацию невзрачной, если бы играл всего с одной парой, — прошипел Рики, повернув голову в сторону Пака, встречаясь с ним взглядом. — Мне напомнить тебе, как ты в прошлой игре едва ли не с треском проиграл с жалким Стритом на руках? Тебе повезло, что у тех игроков оказалась слишком тонкая кишка для этого. Вот в этом мы и разные: я совсем не боюсь тебя, Сонхун-и, — наигранно протянул Рики, засранец, зная, насколько сильно Пак ненавидел, когда тот звал его так.       — И всё же твой Флеш против моего Каре… — задумчиво протянул Сонхун, а прежде, чем тихо рассмеяться в кулак, добавил: — выглядит досадно.       — Потешайся дальше, — передразнивая сонхунов смех, протянул Нишимура.       — Я думал, мои намерения были достаточно ясны. Уж ты-то должен был их понять.       — Мне нужно было бы ослепнуть, чтобы сказать, что я не понял, — скаля зубы в усмешке, иронизировал Рики. Всё это было так на него похоже. — Ты ужасно блефуешь.       — Да ладно тебе, — завыл Пак.       Сонхун взглядом пробежал по лицу друга, отмечая для себя лишь то, что по сравнению с тем, каким Рики был несколькими минутами ранее, изменился лишь его взгляд — на этот раз, когда маска леденящего безразличия спала, лучший друг не щурил глаза и не прожигал в Сонхуне дыры, словно надеясь испепелить. Пак усмехнулся собственным мыслям, найдя для себя в самом деле занимательным то, что в виде Нишимуры не было ничего, что говорило бы о том, что его банковский счёт только что был ограблен на добрые четыре миллиона вон.       Возможно, Сонхун бы продолжил эту нелепую игру в гляделки с Рики до того момента, пока к ним не подсел бы ещё хоть кто-то, изъявивший желание играть, в самом деле, не скрывая, наслаждаясь этим, если бы Нишимура не прервал эту вакханалию первым.       — Почему смеёшься? — бровь парня взлетела, и Сонхун, как бы не пытался, не смог сдержать ещё один смешок, сорвавшийся с губ. Воспринимать лучшего друга в серьёзном ключе оказалось до невозможного трудно, особенно зная, каким непосредственным порой — а может, всё же в большинстве случаев — был Рики.       — Я только что ограбил тебя на четыре миллиона вон. Наслаждаюсь этим чувством.       — Развлекайся дальше, — цокнув, отмахнулся парень, вальяжно замотав запястьем в воздухе.       — И всё же, Рики, это на тебя не похоже, — брови Пака поползли к переносице, когда он продолжил: — Ты точно должен был знать, когда стоит остановиться, но поддерживал игру до самого конца.       — Дело не в картах.       — И в чём же тогда?       — Я думал, у меня получится обдурить тебя, — Рики наклонился ближе. Сократил расстояние соседних мест, разделяющее их, и у самого уха всё так же открыто протянул: — И признай, Сонхун, у меня вышло, не так ли?       Пак резко и с характерным звуком потянул носом кислород, пытаясь затушить огонь негодования, неожиданно загоревшегося где-то в груди, но лишь только больше раззадоривая тот. И даже если бы где-то в глубине души Сонхуну всё же хотелось верить в то, что Нишимура, с его-то непосредственностью мог и не придавать большого значения подобному сонхуновому жесту, он был тотчас опущен обратно с грёз на землю, стоило только губам Рики растянуться в улыбке.       Лучший друг — вот паршивец! — сейчас видел его насквозь.       — Ты мало кого сможешь напугать своими выходками, — всё же пытаясь оправдаться, заговорил Пак. — Ребячество и только.       — Даже отсюда мне видно, насколько потные у тебя ладони, — рассмеявшись, протянул Нишимура, за что тотчас обрёк себя получить от Сонхуна дружеский подзатыльник.       — Засранец, — фыркнул Пак, в поспешном жесте вытирая ладони о собственные штаны. Рики был прав: и в самом деле потные.       Ещё двумя часами ранее Сонхун считал, что субботний вечер был испорчен и грозил пройти в невольном прослушивании бессмысленного разглагольства родственников о том, какой сыр лучше подходил к изысканному вину, название которого и год сбора урожая всегда должен был повергать в исступление всех присутствующих. По скромному мнению Сонхуна — никакой. Он в этом вовсе не разбирался.       Ещё двумя часами ранее Сонхун в самом деле считал, что его неминуемая участь будет таковой, что ему придётся скрашивать своё одиночество постоянной выпивкой и только и делать, что искать шанс, как сбежать.       А после на горизонте появился личный рыцарь, выкравший Пака из лап собственной семьи и спасший его от уныния. Если бы только Нишимура в самом деле знал, как загорелись сонхуновы глаза, стоило только увидеть на собственном сотовом короткое сообщение: «Ты. Я. Казино. И покер. Ты в деле?» И тогда, как бы не отрицал парень, ему показалось, что было что-то чарующее в этих словах. А потому Сонхун не пожалел, когда наспех извинился перед родителями, известив их о том, что он не сможет присутствовать на ужине, а после сбежал через главный вход особняка семьи Пак, наспех запрыгивая в машину Нишимуры, поджидающую у ворот.       И хотя сбегать подобным образом не было делом привычки, каждый раз поддаваясь уговорам Рики, Сонхун чувствовал, как адреналин бежал по венам и закипал, снося голову.       Пак бы соврал, если бы сказал, что не наслаждался такой жизнью. Ведь ничего не поделать: судьба — если эта плутовка в самом деле существовала — была слишком благосклонна к Сонхуну, дав ему шанс родиться младшим сыном семьи чеболей, да ещё и в третьем поколении. И именно титул младшего сына давал Паку возможность жить без сожалений, не будучи обременённым перспективами о наследовании компании и не чувствуя длинные руки конгломерата, смыкающиеся на шее и перекрывающие кислород, отнимая свободу. Всё это достанется его старшему брату, а Сонхун наслаждался свободой и безнравственной юностью, и его подобный ход вещей больше, чем просто устраивал.       Тем вечером Нишимура завёз Пака в самое излюбленное другом место. И хотя выбор Рики Сонхун всё же ставил под вопрос, малец всё никак не желал отвечать на расспросы Пака, ответы на которые дали бы хоть малейшее понимание о том, почему лучший друг всё продолжал возвращаться в это место, впрочем, всегда казавшееся Сонхуну непримечательным. И как бы ответ не продолжал крутиться у него на языке, куда более приятно было бы услышать, как лучший друг под чистую признавался во всех своих корыстных мотивах, что руководили им.       Удостовериться в том, что лучший друг всё же имел несколько скрытых мотивов, Сонхуну удалось тогда, когда Нишимура испарился тотчас, стоило им пересечь вход в казино. Рики исчез, оставив Пака в полнейшем одиночестве и с чувством, будто его нагло облапошили, и просто не оставил ему никакого выбора, как пуститься во все тяжкие. В любом случае, ещё оказавшись внутри люксового автомобиля Нишимуры, Пак принял для себя, что очистит собственную совесть, спихнув на Рики всю вину за то, что он будет на протяжении всей ночи то и делать, что тратить деньги.       Тогда Сонхун обнаружил себя в зале со столами для покера быстрее, чем успел дать себе в этом отчёт, и оказался прикованным к креслу за одним из игровых столов намного быстрее, чем успел предположить, куда именно подевался прохвост-друг, так нагло его бросивший.       И после Пак не останавливался. Он отдался игре всецело, вкушая триумф за триумфом, продолжая с каждым разом либо вовремя прекращать игру, находя свои карты неигровыми, либо вступать в ожесточённые схватки, проигрывая намного реже, чем выигрывая у не сумевших противостоять его напору слабаков, так беспечно растрачивающих свои деньги. А потому Сонхун не заметил, как минуты, проведённые за игрой, сменялись часами, а после не отметил и то, как рядом с ним выросла фигура Нишимуры, и тот, наклонившись к сонхуновому уху, игриво прошептал: «Я хочу реванш за прошлый раз. Я играю».       И даже если бы в памяти не было таким ярким воспоминание о том, как при прошлой их подобной вылазке Паку удалось заставить Рики сдаться за пять минут от начала игры, Сонхун бы позволил лучшему другу играть, несмотря ни на что. В любом случае, он не желал отказывать себе в удовольствии вновь обыграть лучшего друга, даже если и знал, что на этот раз подобные мысли он и Нишимура разделяли.       Самому Паку казалось, что всё это началось слишком давно, чтобы он мог вспомнить, какого это было — выиграть в первый раз. Сонхун не знал, как так вышло, что пал чарам азартных игр ещё в колледже. И как бы не продолжали ему твердить о том, что ему и до зависимости недалеко было, Рики был единственным, кто знал правду: Пак умел себя контролировать, как только дело доходило до того, дабы безнравственно растрачивать ресурсы своей чёрной карты. Сам же Сонхун считал покер лёгким способом снять стресс и сбежать от давящей реальности, где всю жизнь он находился под постоянным присмотром конгломерата, в самом деле не позволяя своему увлечению перерасти в зависимость.       Покер стал неотъемлемой частью сонхуновой жизни.       — Давай ещё одну партию, — Сонхун вскинул бровями и в игривом жесте указал взглядом на гору фишек, расположившихся у него под локтем.       — Вот уж нет, — замотал головой парень в подтверждение собственных слов.       — Так сложно смириться со своим проигрышем?       — Если бы мне правда было сложно, я уже просил бы тебя вернуть мне мои деньги, — Рики цокнул языком, а после поджал губы, превратив те в тонкую линию на своём лице.       — Но ты не просишь, — рассуждая, Сонхун тянул слоги. — И играть отказываешься, — Пак лишь только делал вид, что раздумывал, а после резко добавил: — И что же ты задумал? Признавайся, прохвост.       — Я хочу вернуться, — Рики не понадобилось и секунды на раздумья. Это заставило Пака посчитать, что сейчас друг в самом деле был с ним как никогда честен. — Должен тебе сказать, что за рулеткой стоит очень привлекательный крупье, — словно невзначай бросил парень. — Он точно в моём вкусе.       — Мне стоило понять раньше, почему из всего изобилия казино, ты притащил свой зад именно сюда, — Пак сперва сделал задумчивый вид, а после, не сумев сдержаться, рассмеялся. — Друг мой, ты безнадёжен.       — Даже если и так, что с того? — голос Нишимуры не дрогнул, приобрёл азартные нотки — такие, что были присущи ему одному. — Я хочу заполучить его.       — Стоит ли мне сказать Ким Сону бежать от тебя всеми возможными способами, пока ты не успел затащить его в свою постель?       — Эй, Пак Сонхун! — недовольно протянул Нишимура и в укоризненном жесте указательным пальцем уткнулся Сонхуну меж рёбер. От подобного жеста Пак взвизгнул от неожиданности и сложился пополам, признав собственное поражение.       — Ладно-ладно, — Сонхун похлопал Рики по плечу. — Иди охмури его уже, иначе я не смогу смириться с тем, что мне придётся вновь выслушивать свои слащавые речи.       — Какие ещё речи? — угрожающе прорычал Нишимура, одарив Пака испепеляющим взглядом.       — Никакие, — смеясь с реакции друга, промолвил Сонхун, посчитав, что стоило прекратить смущать Рики, даже несмотря на то, какое удовольствие это приносило. — Дерзай давай, — подбадривающе промолвил он, а наклонившись, скоро просовывая в нагрудный карман на рубашке Нишимуры блестящий пакетик контрацептивов, в былой манере промолвил: — Не забывайте о мерах предосторожности, детки.       — Да иди ты, — фыркнул Рики и демонстративно повернулся спиной, в самом деле лишь только делая вид, что не слышал, как продолжал потешаться Сонхун, нашедший подобную реакцию лучшего друга до последнего уморительной.       Сонхун вновь остался в одиночестве. И несмотря на это, в этот раз он не чувствовал себя брошенным. И парню в самом деле удалось убедить себя в том, что он не чувствовал едкой досады, расплывшейся по груди, зная, что должен был сделать хотя бы это ради Рики. Как бы то ни было, лучший друг несчитанное количество раз спасал его задницу из пучины уныния, потому отплатить Нишимуре подобным было меньшим, что Сонхун мог сделать.       Глубоко выдохнув, Пак запустил пальцы в волосы, медленно наблюдая за тем, как мужчины, ранее наблюдавшие за игрой парня, тихо переговалилась. И хотя Сонхун вовсе не желал подслушивать, он не по своей воле услышал, как незнакомцы нарекли его сумасшедшим — с его-то манерой игры! — и как те согласились с мнением о том, что подсесть играть к нему мог разве что только подобный психопат. Тогда в голове парня разразилась мысль о том, что если по игровому залу распространятся слухи о нём, то суждения мужчин будут правдивыми: никто не захочет сесть с ним за один стол, и Сонхуну не останется выбора, как покинуть казино в полнейшем унынии.       Впрочем, что бы на самом деле о нём не говорили, Пак не скрывал, что наслаждался получаемым вниманием. И это казалось Сонхуну до невозможного драгоценным.       От внимания Пака ловко ускользнуло, когда именно за вытянутым столом через два места от него возросла фигура. Проще говоря, Сонхун в самом деле не заметил счёта времени и не знал, как долго просидел в ожидании, изредка глотая казавшийся отвратительным виски из наполненного ранее стакана, которое хоть и смутно, но скрашивало его одиночество. И тогда, стоило заметить движение силуэта рядом, Пак оживился, а как только Сонхуну удалось разглядеть в тени парня, поспешившего занять свободное место, он едва ли смог скрыть, как азарт вновь пробежался вверх по позвоночнику и стал течь венами, едва ли не заменяя ему кровь.       — Смею предположить, вам не хватает игрока, — незнакомый парень выдержал с Паком зрительный контакт, а после, медленно опустившись на кресло, сказал: — Я хочу испытать удачу сегодня.       — Играете в первый раз? — Сонхун повернул голову в сторону незнакомца, отмечая, что тот выбрал место, за которым до недавнего времени сидел Нишимура.       — Вы проницательны, — губы парня растянулись в лёгкой улыбке, и он смущённо отвёл взгляд. — Не думал, что меня раскроют так быстро.       — Заядлые игроки редко когда заводят разговор, — на выдохе бросил Сонхун. — Они всего лишь садятся вальяжно за стол и ждут, пока их спросят, не хотят ли они начать игру с имеющимися игроками, — Пак пожал плечами и заметил, как взгляд незнакомого парня пробежался по нему. — Так это ваша первая игра?       — Не совсем, — незнакомец покачал головой из стороны в сторону, позволив светлым волосам немного растрепаться, упасть на глаза, а после вернуться в былое положение. — Но говорят, что новичкам везёт.       Пак медленно проскользил взглядом по незнакомцу, ненароком отмечая, как при вдохе вздымалась не скрытая тканью его атласной рубашки грудь. Возможно, Сонхуну бы удалось списать своё желание рассмотреть своего оппонента тем, что он желал знать, с кем играл, но пока крики здравого смысла говорили о том, что смотреть подобным образом было до последнего неприлично, Пак совсем ничего не мог с собой поделать.       Незнакомец предстал перед ним, облачённый в непримечательную атласную рубашку цвета слоновой кости, и если бы только Сонхун мог сдержать себя и собственный интерес, который руководил им, он определённо не стал бы отмечать для себя мелкие детали, состоящие, впрочем, из того, как были уложены светлые, выкрашенные в блонд волосы незнакомца, и то, какие часы болтались на скрытом длинным рукавом запястье.       И как бы то ни было, Пак в самом деле мало мог сдержать свой интерес. Фигура незнакомца, кем бы в самом деле он ни был, притягивала сонхуново внимание, и парень не мог с собой ничего поделать, впрочем, и не желал.       Стоило взгляду обратно вернуться к лицу незнакомца, а глазам проскользить вверх от острых ключиц, к линии челюсти, миновать губы и остановиться прямо на карей радужке глаз, Сонхун уцепился за последнюю фразу, брошенную парнем, и, натянув на лицо самодовольную ухмылку, промолвил:       — В таком случае это будет хорошим шансом испытать вашу удачу новичка, — Сонхун тихо рассмеялся, заметив, как на лице напротив растянулась довольная улыбка. И всё же Паку стоило признать: кем бы ни был сидящий рядом с ним незнакомец, он был привлекательным и — Сонхун уверен! — непременно знал об этом.       — Ли Хисын, — парень протянул руку для рукопожатия, и Пак — пусть и на пущее мгновение — растерялся, вовсе не будучи готовым к подобному. Все те, кто ранее играл с ним, не желали называть свои имена, но этот парень сам проявил инициативу. Если что-то и стоило похвалы, начиная с их мимолётного знакомства, то Сонхун считал, что именно это.       — Пак Сонхун.       Разорвать лёгкое рукопожатие Сонхун посчитал необходимым тогда, когда крупье услужливо поинтересовалась, хотели ли они начать игру сейчас или же желали подождать других игроков. Тогда нетерпение говорило за Сонхуна, а потому он не сомневался и секунды, когда, заглянув в карие глаза напротив и не найдя в них какого-либо отпора, неспешно промолвил «мы играем вдвоём» и протянул ставку за вход в игру.       После этого Сонхун больше не смотрел на Ли. Его взгляд приковало то, как крупье достала новую колоду игральных карт, а после потратила некоторое время для того, чтобы те перемешать. Под шелест карт Сонхун вновь чувствовал, как искра азарта вспыхнула где-то внутри, заставив Пака загореться пылким пламенем. В игре в покер именно это чувство он любил больше всего.       Когда с игрального стола на Сонхуна смотрела восьмёрка треф, бубновая семёрка и дама той же масти, а по углам от разложившейся партии мелькало две закрытые карты, где-то в глубине души Паку всё же показалось, что в этот раз от игра уже была безнадёжной. Как бы то ни было, подобные сонхуновы эмоции мало нашли отражение у него на лице.       Пальцы потянулись к картам, лежащим прямо перед ним. Ловким движением подцепив две карты, Сонхун переметнул те между подушечками пальцев и открыл, в последующий миг принимаясь бегать взглядом по тузу треф и пиковой семёрке. Тогда Паку в самом деле показалось, что игра уже была предопределена стать полнейшим разочарованием, и если это в самом деле был первый опыт его оппонента, то где-то в глубине души он всё же пожалел Хисына за то, что ему не удастся распробовать весь вкус азарта с первой попытки.       Как бы сильно тогда разочарование не овладевало Сонхуном, прекращать игру на раннем этапе он намерен не был, ровно также, как не был намерен слепо отдать победу новичку. А потому, опустив собственные карты на стол, он покосился в хисынову сторону, с горечью для себя отмечая, что на лице Ли не мелькало ни единого намёка на эмоции.       Слово Хисына было первым. Сонхун наблюдал за тем, как Ли, опустив свои карты на игральный стол, провёл в раздумьях пущие несколько секунд, прежде чем постучать указательным пальцем трижды по багровой поверхности. Сонхун усмехнулся собственным мыслям, в самом деле надеясь, что лёгкая усмешка, растянувшаяся у него на лице, будет принята Хисыном за попытку блефа, а после повторил действия Ли. Трижды ударил указательным пальцем по столу в знак воздержания от ставки на первом этапе.       Прежде, чем крупье вскрыла четвёртую карту, Сонхуну удалось встретиться с Хисыном взглядом. И хотя лицо Ли в самом деле не выражало никаких эмоций, Пак заметил, как несильно — и всё же! — бегали зрачки парня, под чистую выдавая в нём неопытность юного игрока. Подобный ход дел заставлял Сонхуна полагать, что игра всё же не была провалена окончательно, и даже если у него не будет сильной комбинации на руках, он сможет напугать новичка, попросту вынудив того бросить игру и отдать победу в сонхуновы руки.       Когда крупье отпрянула от стола, Пак встретился взглядом с семёркой червей. Тогда, вновь бросив спешный взгляд на собственные карты, Сонхун мысленно заликовал. И причиной его скрываемой радости было лишь то, что ситуация стала проясняться, отчего головой парня стали всё больше и больше овладевать мысли о том, что у него всё ещё был шанс развлечься и — впрочем, Сонхун не скрывал этого — покрасоваться перед новичком.       — Пятьдесят тысяч вон, — тонкие хисынова пальцы выдвинули фишки в центр стола. Сонхун был бы слеп, если бы не заметил, как наигранное самодовольство парня отдавалось в подрагивающих кончиках пальцев. Это давало Паку право полагать, что как бы Ли не пытался скрыть, его нервозность всё же была видна. И в этом Хисын в самом деле чем-то напомнил Сонхуну его самого, когда он в колледже впервые сел за игральный стол и сделал свою первую ставку — это воспоминание всё ещё было таким волнительным.       — Пятьдесят тысяч, — Сонхун выдвинул фишки, а после, не дав и шанса подумать, добавил ещё две, промолвив: — И двадцать сверху.       Хисын перевёл взгляд сперва на свои карты, а после на те, что лежали на столе. Ли понадобилось некоторое время на раздумья, прежде чем подхватить ещё две фишки и, положив те на стол, выравнивая ставку, как-то сумбурно промолвить:       — Поддерживаю.       Хисын играл осторожно, что шло в полнейший разрез с тем, как любил это делать Сонхун. Поддаваясь азарту, Пак никогда не мог контролировать собственный пыл и нрав, надеясь запугать и сломить противника, найдя подходящий момент. Ли же был осторожен в своих действиях. И как бы сильно Сонхуну не хотелось списать всё на выдержку незнакомца, он нашёл для себя более лестное объяснение: это было лишь осторожностью новичка.       Когда оказалась вскрыта последняя — пятая — карта, все надежды Сонхуна выйти из игры с Каре на руках во второй раз сперва померкли, а после разбились о твёрдое полотно реальности. Со стола на него смотрела девятка черв, что нагло рушила любую — даже мнимую — надежду на захватывающую победу. Таким образом, всё, с чем остался Сонхун — Сет из семёрок.       Слово Хисына было таковым, что он вновь, как сделал это в самом начале игры, постучал пальцами по столу. И это было именно тем моментом, когда Сонхун понял, что пришло самое время для того, чтобы показать юнцу, что такое страх в покере. И как бы ранее Рики не говорил о том, что сонхунов блеф — зрелище жалкое, сам парень подобное мнение лучшего друга разделял только наполовину.       — Пятьдесят тысяч, — Сонхун отложил карты в сторону, перевёл взгляд на фигуру Хисына, сидящего рядом, и ненарочно вновь проскользил сперва по открытой коже, а после и обтянутым атласом рукам, замечая рельеф мышц.       От взгляда Пака не ускользнуло то, как Ли рукой потянулся к собственному лицу. Пальцами оглаживая губы, Хисын задумчиво смотрел на собственные карты, а после переводил взгляд на фишки у себя под рукой. Что бы в самом деле не думал парень, Сонхуну всё казалось очевидным: незнакомец оказался в той ситуации, когда был неуверен в собственных действиях.       Пак был уверен: с этого момента победа точно была его.       — Пятьдесят тысяч и десять тысяч сверху, — глухо раздался хисынов голос.       — К этому ещё двадцать тысяч сверху, — Сонхун самодовольно усмехнулся и протянул фишки на середину стола.       Наблюдая за тем, как языком Хисын водил по губе, Пак думал о том, что игра официально подошла к концу уже сейчас. Сонхнун не брался утверждать, но он буквально чувствовал хисынову неуверенность, наполняющую кислород, и это становилось причиной, отчего чувство собственного превосходства стало медленно дурманить разум.       — Пас, — Хисын отложил карты и переплёл пальцы обеих рук в замок, роняя те на стол.       С уст Пака слетел победный смешок, и с нескрываемым самодовольством, искрящимся в его глазах, он бросил взгляд в сторону Хисына. Тогда Сонхуну понадобилось одно лишь движение для того, чтобы вскрыть свои карты, и о как приятно было видеть то удивление, сменившееся потерянностью, которые исказили хисыново лицо.       И в самом деле, новичок мог обыграть его лишь из пущего везения.       — Сет… — исступлённо, одними лишь губами прошептал Хисын.       — Ты неплохо держался, — и хотя они не договаривались о том, чтобы позабыть о формальной речи, Сонхуну без того было предельно понятно, что кем бы ни был Ли Хисын, он не был намного старше его самого, а оттого посчитал незначительным использование формальностей. — Какая комбинация была у тебя? — Пак взглядом указал на карты, которые тотчас были подняты крупье со стола.       — Мне слишком стыдно даже говорить об этом, — Ли замотал головой из стороны в сторону и тяжело выдохнул. Пытаясь избежать собственного смущения, он занёс руку за голову и оттянул волосы где-то на затылке.       — Ты проиграл немного больше ста долларов, — отмахнулся Сонхун. — Тебе стоило видеть, как я часом ранее обокрал своего друга на несколько миллионов вон. Поэтому твой опыт обошёлся тебе не так дорого.       — И всё же…       — В таком случае, за твой проигрыш, Ли Хисын, — на губах Сонхуна вновь застыла ухмылка, когда он поднял и прокрутил в руке наполненный лишь наполовину хрустальный стакан с виски.       Тогда Хисын не смог противостоять обаянию Сонхуна. Поддался ему, и на губах Ли также растянулась лёгкая улыбка, заставившая Пака ненароком заметить, что та была так к лицу подлецу. Ли одними лишь губами промолвил «за мой проигрыш», приподнял свой стакан, содержимое которого Сонхуну известно не было, в нежелании тянуться через половину игрального стола, вынудив и Пака поступить подобным образом.       — Должен сказать, мне нравится твоя компания, Ли Хисын, — тихо усмехнулся Сонхун. — Играть с тобой намного приятнее, чем со всеми этими снобами, снующими от столика к столику. Они скучны до невозможного, — Пак растягивал слоги, замечая, как собственные слова находили отклик на хисыновом лице: уголки его губ приподнимались в лёгкой улыбке, и он клонил голову вниз, непроизвольно растрёпывая свои волосы.       — Тогда я просто обязан это сказать.       — Что же?       — Я хочу ещё раунд, — Ли стукнул ладонью по столу, привлекая сонхуново внимание. — Реванш.       — Не боишься опять проиграть?       — Дай хотя бы просто попробовать, Сонхун, — собственное имя, слетевшее с чужих уст, показалось усладой. Пак признавался, было что-то чарующее, трепещущее всё естество в том, с какой именно интонацией его имя сорвалось с хисыновах губ.       — Опять хочешь испытать удачу новичка?       — Да.       — Раз ты так хочешь… — на выдохе протянул парень. — Тогда не смогу тебе отказать. Давай ещё партию. Посмотрим, получится ли у тебя отыграться.       В ответ тогда Хисын сказал себе под нос что-то, разобрать, что именно, Сонхуну не удалось. Признавался бы Пак честно, он даже не пытался. Тогда увлечение игрой вновь взяло над ним верх, и когда Сонхун оповестил девушку крупье о том, что они играют снова, он вовсе не замечал ничего вокруг, ровно также, как не замечал, как ухмылка коснулась хисыновых губ и в глазах — хоть и на пущие мгновения! — заискрилось адское пламя.       Не без помощи крупье Сонхун вновь оказался полностью поглощён новой игрой. Взглядом прожигая пикового туза и рядом с ним туз черв, Сонхун в задумчивом жесте менял те местами, переменяя под подушечками пальцев, словно ожидая, что подобный его жест смутит Хисына.       И как бы то ни было в самом деле, на этот раз Сонхун был потерян. Лицо Ли не выражало эмоций, его глаза не бегали по игровому столу, а дыхание не сбивалось. Пак был готов поклясться: Хисына словно подменили! И если это в самом деле не было хорошей актёрской игрой, тогда Пак в самом деле был готов заявить о том, что он не знал, что такое актёрская игра.       Как бы то ни было, парню пришлось признать: Хисын быстро учился на своих ошибках.       — Сорок тысяч, — Ли протянул фишки и вместе с тем положил свои карты на стол рубашкой вверх.       Пак почувствовал, как пара карих глаз тут же оказалась направлена на него, и как бы не был велик соблазн, он не повернулся в хисынову сторону, дабы встретиться взглядами. Так просто поддаваться желания не было, особенно если в этот раз они играли по-взрослому.       — Сорок тысяч.       Повышать ставку было слишком рано — именно это говорило сонхунова рациональность, оттягивающая его от поспешных решений, а потому Пак лишь только медленно вливался в игру, осторожно пробовал наступать на тонкий лёд, уже наперёд зная, что тот покроется паутиной трещин. Прежде, чем задействовать свою излюбленную тактику, Сонхуну необходимо было время выждать.              — Ставка принята, — монотонно произнесла крупье и потянулась к закрытой карте.       Мгновение спустя Сонхун уже бегло скользил взглядом по четырём открытым картам. Миновал недавно вскрытого туза треф, взглядом пробежался по девятке пиковой масти и следующей за ней трефовой десятки, перескочил через трефового короля и остановился на последней, оставшейся всё ещё закрытой карте.       Играть с Сетом с подобным хисыновым настроем звучало опрометчиво. Играть с Сетом тузов с подобным хисыновым настроем звучало немного лучше, но всё равно не скрашивало картину. И как бы то ни было, где-то в груди трепетным огнём разносилось тепло от осознания: у Сонхуна всё ещё оставался шанс. Слепо полагаться на то, что закрытой может оказаться одна из дублирующих карт, было бы до последнего глупо. Ровно так же, как отметать и малейший шанс того, что подобное произойти не могло.       Чувствуя покалывание в кончиках пальцев, Сонхун кидал искрящиеся взгляды на закрытую карту, мысленно молясь всем известным ему богам о том, дабы там оказалось хоть что-то стоящее.       — Семьдесят тысяч, — с холодным и беспристрастным выражением лица, промолвил Хисын, выдвинув фишки вперёд.       — Сто, — только и сказал Сонхун, на что получил не выражающий и единой эмоции Хисынов взгляд.       — Собираешься снова напугать меня? — выгнув бровь, сказал он.       — Нет, — Пак пожал плечами, а после, заглянув в хисыновы глаза, самонадеянно добавил: — Ты можешь уйти из игры в любой момент, если это станет совсем невыносимо.       — И не посмею, — хмыкнул Ли. — Сто тысяч вон и ещё тридцать сверху, — Ли выдвинул фишки, а после одарил Пака выжидающим взглядом.       Когда Пак выровнял ставку, он приложил немалые усилия, дабы порицательное «позёрство новичка и только!» всё же прозвучало исключительно у него в голове и не слетело с уст.       Наблюдая за Хисыном, Сонхуну казалось, что то натянутое безразличие у Ли на лице рано или поздно должно было спасть и рассыпаться на щепки, и тогда его облик несмышлёного новичка определённо оказался бы достоверным. В голове Пака мало укладывалось то, откуда у Хисына вдруг появилось столько самоуверенности, ведь — Сонхун был уверен! — с теми навыками, какие Ли показал в прошлой игре, он не мог вести и эту партию достаточно хорошо. И как бы сильно этим мысли и суждения не были бы пропитаны самонадеянностью и не заставляли Пака терять бдительность, Сонхун не мог отрицать, что на этот раз читать Хисына стало до невозможного трудно.       Пак бы сказал: практически невозможно.       И несмотря на крики собственной рациональности, уже приглушенные любовью к азарту, Сонхун не желал падать перед Ли на колени и сдаваться так рано. А потому даже вероятность того, что придётся играть вслепую, его пугала мало.       — Поддерживаю.       После этого всё произошло намного быстрее, чем Пак предполагал. Крупье подтвердила ставку, Хисын фыркнул что-то невнятное себе под нос, одарил Сонхуна усмешкой, трактовать которую парню вовсе не было понятно как, а после уставился в сторону девушки, наблюдая за тем, как её пальцы медленно потянулись к последней закрытой карте. Девушка подцепила пальцами карту, выдержала паузу в несколько секунд, и…       И Сонхун посчитал, что если карточные боги всё же существовали, то это определённо было моментом их доброй воли.       С игрового стола на Сонхуна смотрела червовая десятка, тем самым подтверждая все до последнего суждения парня. Несмотря на то, что шанс того, что закрытой картой окажется дублирующая, были не настолько внушительными, как того, это всё же стоило риска, и Пак не прогадал. У него на руках оказался тузовый Фул Хаус, и Сонхун считал это в полной мере игровой комбинацией — по крайней мере той, что могла стоить уже несколько сотен тысяч вон.       И Сонхуну стоило признать, что, затерявшись в собственной беспечности, ему не стоило отгонять мысли о том, что какой бы не была вероятность того, что у Хисына на руках могла оказаться более выгодная комбинация, она всё ещё была. Но как бы то ни было, эти мысли — все до одной! — затерялись где-то в глубине сонхунового подсознания, в то время как азарт вперемешку с адреналином уже забурлили венами, разносясь по телу, смешиваясь с сносящий голову коктейль чувств.       — Пятьсот тысяч, — Сонхун не заметил, чтобы голос Хисына дрогнул, точно также Паку не удалось заметить, дабы хоть единая эмоция исказила лицо Ли. И соврал бы парень, если бы сказал, что это не настораживало.       — Неужели это самонадеянность новичка, Ли Хисын? — Пак вновь осмотрел Хисына, удостоверившись в том, что ранее занимало его мысли. Ли не выражал ни единой эмоции, и Сонхун больше не мог отличить, чем же всё это было на самом деле: простой и совершенной актёрской игрой или в самом деле его приближающимся провалом. — Не боишься проиграть такую большую сумму за раз?       — Возможно и так, — хмыкнул Хисын, проигнорировав последний комментарий Сонхуна. — Так ты играешь или нет? — не сумев выдержать сонхунового молчания, спросил парень и одарил Пака испытывающим взглядом.       — Удваиваю, — выпалил Сонхун. Так просто сдаваться он не желал.       — Вот как, — протянул Хисын, задумчиво рукой перебирая фишки, лежащие рядом. — Выравниваю и поднимаю ещё на двести пятьдесят тысяч.       — Ты самый сумасшедший новичок, — Сонхун встряхнул головой и усмехнулся, заметив, как в ответ Ли лишь пожал плечами.       Образ Хисына вызывал у Сонхуна вопросы. И если ранее Пак в самом деле был уверен в том, что прочитать новичка, залезть ему в голову и узнать все его мысли он сможет, если хорошо присмотрится к нему, узнает привычки и заметит лазейки, то сейчас, когда ранее верная схема оказалась провальной, Ли Хисын предстал перед ним загадкой, решение которой никак не находилось.       — Хорошо, — на выдохе слетело с сонхуновых губ. Клялся он всем существующим богам, что не желал признавать, как нервозность, смешавшись с азартом, мурашками пробежала по позвоночнику, когда продолжил: — Поднимаю до миллиона вон.       — Не слишком ли это опрометчиво, Сонхун? — Хисын не повернул голову в сторону Пака. Он говорил, продолжая смотреть на карты перед собой.       — Рискни и узнаешь, — потакая манере Ли, сказал парень.       Тогда, когда губы незнакомца расплылись в блаженной улыбке, обнажая зубы, Сонхун вовсе не заметил, как в нервном жесте стал постукивать ногой о пол. Каблук собственных туфель с тихим глухим звуком бился об пол под ним, и поглощённый сомнениями Пак до последнего пытался игнорировать такую очевидную реакцию собственного тела. Тогда в голове парня промелькнула мысль о том, что подобная хисынова улыбка не могла значить ничего хорошего, а оттого тревожность мелкими волнами накрывала его, мысленно заставляя себя возвращаться к анализу противника, так и не находя ни новых деталей, ни слабых мест.       Хисын повернул голову к Паку и позволил их взглядам встретиться лишь мгновение спустя. Тогда Сонхуну не понадобилось особых усилий, дабы в свете приглушенных ламп заметить, как заблестели глаза Ли. И какой бы громкой в тот миг не была мысль о том, что засранец в самом деле был привлекательным, наряду с ней эхом отбивалась та, что гласила о том, что тот самый блеск хисыновых глаз не мог предвещать ничего хорошего.       Удостовериться в правоте собственной интуиции Сонхуну удалось тогда, как Ли, в томном жесте проведя языком по губам, перевёл свой взгляд на возвышающуюся гору обмененных фишек, а после обеими руками потянулся к ним. В тот миг Паку стало ясно, что именно намеревался сделать Хисын, и он бы нагло врал, избегая режущие эго уколы правды, если бы продолжал уговаривать самого себя в том, что страх и нервозность не пробивали руки дрожью, стоило с хисыновых губ сорваться:       — Ва-банк.       Сонхун резко потянул носом кислород. Лёгкие сдавило, виски пульсировали, а сердцебиение эхом отдавалось в ушах. Пака хватило лишь на то, чтобы сильнее сжать край стола и нервно сглотнуть накопившуюся слюну в надежде смочить пересохшее горло, в тот миг, когда он смотрел за тем, как Хисын выдвинул все до последней имеющихся у него на руках фишки.       И сейчас Сонхун в самом деле посчитал лучшим моментом, дабы счесть своё положение до последнего хреновым.       Ли завёл его в ту ситуацию, когда у Пака оставалось всего два выбора: сбросить карты, промолвить «пас» и потерять собственное достоинство, или выдвинуть все до последней фишки, эквивалентные нескольким тысячам долларов, при худшем исходе потеряв их все.       В голове роились мысли, и Сонхун не помнил, когда в последний раз за игрой в покер кто-то заставлял его так нервничать. Кислорода для его огня негодования добавляла и та самодовольная улыбка, растянувшаяся на хисыновых губах, не замечать которую у Пака вовсе не выходило.       — Ты струсил, Сонхун? — Пак не мог не игнорировать сдавленный хисынов смешок. Вот засранец! Ли вовсе не скрывал, что насмехался. — Ещё не поздно признать своё поражение и выйти из игры.       И это стало последней каплей. После крики рациональности отдалились, чуть позже — вовсе утихли. Тогда сонхуновым разумом овладела любовь к азарту, заставлявшая кровь кипеть и вскипать в венах, и больше ничего не имело смысл. От подобного коктейля чувств Сонхун потерял голову, забыв о любых предостережениях.       В одно движение сонхуновой руки все его фишки оказались принятыми за ставку. И как бы в самом деле не был опрометчив этот шаг, Сонхун больше не переживал об этом. Его глаза искрились яркими вспышками ярости и энтузиазма, а разлившийся венами раж продолжал пьянить и отравлять сознание.       Когда крупье огласила, что игроки могли открыть карты, Сонхун, наплевав на все правила, попросту не сумев сдержать порыв, сбросил карты первым. Два сонхуновых туза в хаотичном порядке упали на игровой стол, когда он самодовольно усмехнулся, бросив взгляд в хисынову сторону.       — Твой блеф ужасен, — насмехаясь, протянул Сонхун. — Подобным меня не напугаешь, — цокнул он, а после склонил голову набок, одарив Хисына испепеляющим взглядом. — Открой свои карты, мне интересно, с чем же ты пытался меня обыграть.       — Что же, — начал Ли, — в таком случае тебе правда стоит распрощаться со своими миллионами.       Сонхунова бровь взлетела вверх, он окинул Хисына взглядом вновь, заметил, как тот провёл кончиком языка по губам, потянув уголки вверх, растягивая их в лёгкой улыбке. И если ранее подобная Хисынова улыбка вызывала в Сонхуне приятные эмоции, располагала, то сейчас, когда самодовольство распаливало огонь негодования, а адреналин бежал по крови, подобные действия Ли становились причиной сонхуновой осторожности. Голову продолжали заполнять мысли, одни другим противоречащие, но даже так, на их фоне одна — «он что-то задумал!» — гремела громче каких-либо других.       Стоило пальцам Ли посильнее схватиться за карты, Пак напрягся всем телом. Надеясь, что это ослабит напряжение, он, собрав своё самообладание воедино по кусочкам, сперва придвинулся ближе к краю игрального стола, а после наклонился, желая хорошо разглядеть хисынов провал (и Сонхун продолжал думать, что именно провал, даже несмотря на то, что говорил Ли).       От сонхунового внимания не ускользнуло, как Ли усмехнулся себе в кулак, вновь перевёл взгляд на него, а после в скором движении перевернул карты. Клялся Пак, что в момент, когда он увидел показавшийся краешек карты, его сердце пропустило удар, а после забилось с новой силой.       Вопреки всему тому, что думал Сонхун, что Хисын тотчас откроет обе карты сразу, он ошибся. Переворачивая карты, Ли — вот прохвост! — сложил их вместе. Паку удалось рассмотреть только ту, что лежала наверху, скрывая вторую. И что бы в самом деле не значил трефовый валет, который стал смотреть со стола на Сонхуна, полная картина всё ещё была скрыта от него.       Хисын больше не позволил себе медлить. Парень кинул тихое «разве это не самый твой ужасный проигрыш?» в сонхунову сторону, мгновенно отхватив от Пака полный порицания взгляд, а после одним пальцем отодвинул лежащую сверху карту. Тогда под ликующее хисыново «та-да!» взору Сонхуна предстала невероятная картина. Под пальцами Ли лежал не только трефовый валет, а и дама той же масти.       И это значило только одно: у Хисына на руках оказался Флеш Рояль.       Флеш-чёрт-его-бери-Рояль.       Сонхун замер, ко всему прочему, кажется, забыв, как дышать. Всё, на что хватило парня — неморгая прожигать взглядом карты перед ним, всё ещё не веря в увиденное. Тогда в голове замолкли и крики здравого смысла, и все до единой мысли, ранее крутившиеся роем.       Он не был уверен точно, сколько просидел вот так: словно идиот последний, пялясь на карты перед ним и вовсе не замечая ничем не скрытого самодовольства на лице незнакомца, только что его обыгравшего. Меньшей мерой Паку казалось, что прошла вечность, прежде чем ему вновь вернулась хоть и смутная, но какая-никакая ясность ума.       Тогда, охваченный не то гневом, не то страхом, он в один рывок поднялся с места, наблюдая за тем, как крупье, хоть и с не менее удивлённым видом, чем сам Пак, отодвинула в хисынову сторону все фишки. Замерев на месте, встретившись с Ли взглядом, Сонхун втянул в лёгкие побольше кислорода, словно в надежде, что это сможет его успокоить — на деле же: всё это только подкормило его огонь негодования. В укоризненном жесте выставив указательный палец, Пак в воздухе обвёл распластавшиеся на бордовой поверхности стола карты и спросил:       — Что это? — глаза Пака забегали, и даже так он продолжал отрицать то, что был напуган.       — Удача новичка, я полагаю, — Хисын заулыбался, а после потянулся к выигранным фишкам.       Тогда гнев был свыше Сонхуна. Стоило Ли протянуть руку в надежде забрать все до последней фишки, Пак перехватил её. Пальцы туго обвились вокруг хисынового запястья, и Сонхун сжал в гневе челюсти, наблюдая за тем, как глаза Ли округлились, а брови поползли к переносице.       — Ты жульничал, так ведь? — процедил Сонхун сквозь стиснутые зубы.       — Это слишком громкое обвинение, чтобы так просто разбрасываться им, — Хисын дёрнул руку в надежде скинуть запястье Пака, но Сонхун сжал руку с новой силой. Он не позволит ему сбежать.       — Я не знаю, как ты провернул это, но ты определённо сделал что-то.       — Да в чём твоя проблема, Пак Сонхун? — удручённо протянул Ли. — Просто смирись со своим проигрышем.       — Новичкам так крупно не везёт, — продолжал Пак. — Ты мухлевал.       И вероятно, если бы Сонхун не был так поглощён своими эмоциями, он определённо заметил бы, как его голос стал выше и громче прежнего, и как разворачивающаяся картина приковала к себе меньшей мерой дюжину заинтересованным происходящим пар глаз. Не желая отступать, Сонхун продолжал стоять на своём, сильнее хватаясь за хисыново запястье, взглядом рыская по лицу Ли, надеясь найти лазейку.       И не видел. Ли стал полнейшей загадкой.       — Давай отойдём, — протянул Хисын.       Сонхун не успел сказать что-то в ответ. Ли ринулся с места, кажется, вовсе позабыв об оставленных без присмотра на столе фишках — и хотя Сонхун и был уверен, что в случае и пропажи казино будет обязано возместить ему ущерб минимум в двукратном размере, это всё равно показалось полнейшей беспечностью. В мелькающих под приглушенным светом силуэтах Пак слабо разбирал очертания предметов. А потому то, куда тянул его за собой Хисын до последнего оставалось загадкой.       Ответ Сонхуну удалось найти тогда, когда собственное податливое тело остановилось, последовав за хисыновым, и Пак смог осмотреться. Каким бы невозможным это не казалось, но Сонхун был точно уверен: они оказались в закрытом зале — там, куда пускали игроков лишь при особых случаях. И как бы в самом деле Паку не было интересно, как именно Хисын сумел проскользнуть сюда и не оказаться пойманным — ведь у Пака не было и единой причины полагать, что такому новичку подхалиму, как Ли, сюда был открыт путь, — это показалось ничтожно неважным. Процесс всегда Сонхуна интересовал мало, важен был лишь результат.       Воспользовавшись сонхуновой неосмотрительностью, Хисын одёрнул руку. Хватка ослабла на запястье Ли, и рука Пака, ранее так сильно впивавшаяся в кожу на запястье незнакомца, податливо упала вниз и ударилась о сонхуново бедро. Тогда Хисыну не понадобилось много времени, чтобы сократить жалкий метр, их разделявший. Заметив, что Хисын приближался, Сонхун поступил крайне очевидным образом: отступил назад. И вероятно, он продолжил бы вторить каждый шаг Ли в надежде отдалиться, если бы спустя три шага — и именно столько насчитало помутнённое подсознание Пака! — его ягодицы не упёрлись в край стола.       И после дело было за малым. Хисын приблизился вплотную, выставил колено, блокируя сонхуновы ноги и не давая тем сомкнуться в коленях, и поддался торсом вперёд. Подобное хисыново действие заставило Пака ухватиться ладонями за край игрального стола, а после отклониться назад, тотчас чувствуя неприятные потягивающие ощущения на пояснице. И хотя поза оказалась не из удобных, это было меньшее.       Подобное близкое присутствие Хисына пугало.       Его лисий потемневший взгляд пугал.       — И почему ты так всё усложняешь? — томно процедил сквозь зубы Хисын. В его голосе больше не осталось былой непосредственности, не играли нотки азарта, ранее расположившие Сонхуна. Только холодное безразличие и режущее раздражение.       — Что ты…       — Почему бы тебе просто не смириться со своим проигрышем и обналичить ещё несколько миллионов? Почему всё усложняешь, Сонхун? — Хисын продолжал говорить медленно, его дыхание полостало сонхунову щёку.       — Ты жульничал, — и несмотря на то, что Пак терялся, он сумел сказать это снова.       — А доказательства у тебя есть? — тогда Сонхун мало понимал, что заставляло его сердце так бешено стучать: неприличная близость Хисына и его колено, что упиралось ему в пах, или вся ситуация, в которой он оказался, в целом.       — Ведь всё и так ясно, — Пак нервно сглотнул слюну, и был бы слеп, если бы не заметил, как Хисын пристально проследил за его подскочившим и мгновенно опустившимся адамовым яблоком. — Флеш Рояль… Это абсурд! Новичкам так не везёт.       — Никто не поверит тебе — самонадеянному богатенькому мальчишке, — если только ты не предоставишь весомые доказательства, — Хисын рассмеялся, и Пак почувствовал, как по спине холодом пробежали мурашки. Ли наклонился чуть ближе, кончиком пальцем очертил подбородок и на выдохе закончил: — Так они есть у тебя, Сонхун?       — Я найду их.       Мысль завладела разумом быстрее, чем Сонхун успел отдать себе отчёт в собственных действиях. При подобной близости хисынового тела Паку не понадобилось прилагать много усилий для того, чтобы, потянувшись руками к ткани атласной рубашки Ли, поднять рукава на обеих руках парня. И вопреки тому, что Сонхун в самом деле желал увидеть, всё, что представилось сонхуновому взору: паутина набухших вен переплетающаяся и поднимавшаяся вверх, и рельеф мышц, что был отчётливо виден.       Тогда Ли ничего не промолвил в ответ. Парень наблюдал, продолжал смотреть на Пака в ответ с играющим в глазах пренебрежением и молчал, словно выжидая. И охваченный не то паникой, не то иной смесью чувств, Сонхун в скором движении потянул руки к хисыновой шее. Пальцы сомкнулись на ткани горловины, и Сонхун не сомневался, когда потянул руки в разные стороны.       Пуговицы хисыновой рубашки с хрустом оторвались от ткани, а после с приглушенным звоном упали под ноги и раскатились в пойми только каком направлении. Сонхун задержал дыхание, наблюдая за тем, как атласная рубашка обвисла на плечах Ли, и резко потянул носом кислород в удивлении.       Взгляд бегал по оголённому телу, рыскал по каждому сантиметру кожи, пересчитывал кубики пресса на теле и продолжал это вновь и вновь. Сонхун мало заметил, когда именно ткань соскользнула с плеч Ли, не заметил и того, как парень приблизился ближе, а собственная рука потянулась к оголённой коже.       Дрожащие пальцы коснулись хисыновой груди, и Пак, нервно сглатывая слюну и продолжая бегать взглядом по каждому участку хисынового торса, в томном — едва ощутимом! — касании кончиков пальцев провёл меж накаченной груди, опускаясь к плоскому животу.       — Нравится? — перехватив сонхуново запястье, хрипло сказал Ли.       — Карманы, — под нос прошептал себе Пак, проигнорировав хисыново замечание и не отдав должного внимания проскользнувшему во взгляде огоньку озорства. Сонхун должен был быть меньшей мерой последним идиотом, дабы не понять, что подобное положение дел Хисына забавляло.       Для Сонхуна осталось загадкой, как ему удалось вывернуть собственное запястье из хватки Ли. Если бы тогда его головой не овладевали противоречащие друг другу мысли, напрочь лишая его внимательности не только к деталям, а как таковой, тогда Пак отметил, что Хисын лишь делал вид, что пытался противостоять. Но подобному случиться суждено не было: паника уже затмила разум, поработила Сонхуна, оттого мыслить здраво он был больше не в силах.       Парню хватило одного движения, чтобы обе ладони оказались лежать на хисыновой пояснице. И тогда, наблюдая в темнеющих глазах напротив одно лишь самодовольство, Пак опустил руки ниже. Обе сонхуновы ладони оказались лежать на ягодицах Ли, и тогда Хисын лишь повёл бровью, не сказал ничего в ответ и уставился на Сонхуна, вовсе не скрывая играющий языками пламени во взгляде вызов, порождаемый его самонадеянностью.       Тогда, вновь смочив пересохшее горло, Сонхун нащупал карманы хисыновых штанов. Ловкие пальцы отодвинули ткань и проскользнули внутрь сперва левого, а после и правого кармана. Под кончиками пальцев ощущалась лишь хлопковая ткань — не больше, не меньше. Это заставило Пака нервно учащённо дышать, в отчаянном жесте прикусить нижнюю губу и снова уставиться на парня перед ним.       Когда руки переместились на хисынову талию, всё, что видел Сонхун — играющее на лице Ли озорство. Губы парня искривились в усмешке, и он продолжал испепелять Пака выжидающим взглядом. И если бы только, потерявшись в собственных эмоциях, Сонхун не был ослеплён тревогой, острыми иглами впивающуюся в грудь, он бы определённо заметил, как приоткрылись губы Ли и как тот неровно выдохнул, стоило только пальцам поддеть кромку штанов.       Не желая останавливаться, руководимый лишь желанием добиться правды, Сонхун рукой проскользнул в передний карман свободных хисыновых штанов. Тогда пальцы, преодолевая ткань, протиснулись вглубь, а после остановились, столкнувшись с препятствием.       Тогда, когда сквозь ткань штанов Сонхун ухватился за твердевшую хисынову плоть, в его голове было мало мыслей, что уж стоило говорить об понимании того, что именно он ощущал под пальцами. Тихое шипение, сорвавшееся с уст Ли, вернуло Сонхуна в реальность. Он нервно сглотнул слюну, непроизвольно провёл вверх, под пальцами ощущая головку, а после потянул руку из кармана, улавливая неровный хисынов вздох.       Хотелось объясниться, но слова терялись где-то в горле, так и не слетая с губ. Оттого всё, что Сонхун мог — нелепо открывать и закрывать рот и бегать взглядом, надеясь не встретиться с глазами Хисына.       — Второй карман проверить не хочешь? — Ли насмешливо прошептал, а после наклонился ближе, дыханием полоснув щеку Пака.       — Нет, — Пак отвернул голову и смотрел в сторону, в приглушенном свете слабо замечая очертания предметов. Тогда для него в самом деле в закрытом помещении существовал лишь игральный стол, к которому он оказался прижат, и Хисын, стоявший так непозволительно близко.       — Почему бы мне тогда не проверить тебя? — когда Сонхуну казалось, что парень стоял и без того непомерно близко к нему, Хисын развеял все его сомнения, приблизившись ближе.       — Что?       — Всё закономерно, Сонхун, не так ли? Ты не доверяешь мне, обвиняешь в мошенничестве, я же в свою очередь теперь мало верю тебе. Каковы тогда шансы того, что и ты не мухлевал всё это время?       — Я не… Я не мог.       — Я не могу верить твоим словам, — их взгляды встретились, и Сонхун не был слеп, дабы не заметить, как в глазах парня блестело что-то, так отчаянно напоминавшее искушение в лучшем его проявлении. — Поверю только тогда, когда увижу своими глазами.       И если бы у Сонхуна в самом деле было бы что сказать, он попросту не успел бы. Ли оказался проворнее. Тогда, коленом сильнее раздвинув сонхуновы ноги, Хисын с новой силой вжал его в стол позади. Пак непроизвольно прогнулся в спине, так наивно полагая, что ему всё же удастся избежать того момента, когда руки парня настигнут край его хлопковой рубашки.       В отличие от Сонхуна, Хисын не спешил. Пак чувствовал томный взгляд хисыновых глаз на себе и вовсе не знал: плавился ли он именно от него или от того, как ловкие пальцы неспеша поддевали пуговицы на одежде Пака.       Смущённый подобным положением вещей, Сонхун попытался вытянуть руки в попытке остановить. Ладонь легла на горячую хисынову грудь, но Ли и не подумал остановиться. Свободная рука обвилась вокруг запястья Пака, сильнее схватила и не позволила ни убрать руку с вздымающейся от вдохов и опускающейся от выдохов груди Хисына, ни постараться противостоять. И Хисыну в самом деле хватило одной руки, дабы расправиться с каждой до последней пуговицей, а после, поглаживая плечи, медленно спустить рубашку с сонхуновых плеч.       — Тебе говорили, что ты красив? — Ли поднял свой взгляд, и клялся Сонхун: блеск глаз незнакомца он не был в силах сравнить хоть с чем-то ему знакомым.       — Зачем ты делаешь это? — слова сорвались с губ раньше, чем Пак успел подумать прикусить себе язык. Он был не в том положении, дабы спрашивать что-то подобное.       И даже так Хисын не смутился.       — Я крайне откровенен с тобой сейчас, — цокнул языком Ли и сильнее надавил коленом в сонхунов пах. Пак зашипел, приоткрыл губы, хватая кислород, замечая, что Хисын лишь улыбался на подобную его реакцию.       — Ты… — Сонхун шипел звуки, и на этот раз вовсе не потому, что был зол.       — Мне нравятся красивые вещи, — хисынов палец коснулся подбородка Сонхуна. Ли проделал дорожку от линии челюсти к уху и вернулся обратно, поднимая голову Пака, не оставляя Сонхуну иного выбора, как держать зрительный контакт.       — Что же… — мысли путались, Сонхуну так и не удавалось произнести ничего связного. Он лишь сильнее упёрся ладонью в грудь Ли, наперёд зная, что это провальная затея.       — Я украл у тебя твои миллионы, — Хисын тянул слоги и наслаждался, как стали бегать сонхуновы глаза.       — И что же ты намереваешься делать после своего чистосердечного признания?       — Что же, — удовлетворённо протянул Ли, словно в самом деле ожидал именно этого вопроса. — Сейчас я подумываю украсть тебя, Сонхун.       Хисын, подставив палец под подбородок Пака, заставил Сонхуна поднять голову. Тогда, выждав секунды, Ли сократил расстояние, разделявшее их, а после, обжигая губы розгорячённым дыханием, настиг их в лёгком поцелуе. Пак резко потянул кислород, ощущая, как мягкие хисыновы губы стали медленно сминать его, выбивая последнюю землю из-под ног.       Сонхун терялся, метался, надеясь избежать контакта, но всё было тщетно. Хисын нависал над ним, вжимал сильнее в стол и заставлял прогибаться в спине, и вопреки всему — не был груб с поцелуем. Ли целовал нежно — так, как делают любовники; так, как никто не делал с Сонхуном ранее. И знал бы Пак в самом деле, что подобный контраст станет причиной, почему ноги станут подкашиваться, а рука — впрочем, до этого и без того не особо сдерживающая тело парня — соскользнёт с груди Ли и зацепиться за край стола, он бы не пал настолько быстро.       Хисын не прервал поцелуй, когда его руки проскользили по сонхуновым плечам, окончательно освобождая от ткани рубашки. Не прекратил сминать и посасывать губы Пака, когда ладонями провёл по бокам, пересчитывая рёбра Пака и вырывая из сонхуновой груди приглушенное постанывание.       Хисыну не понадобилось много времени для того, чтобы обвить сонхунову талию, хватило нескольких мгновений и для того, чтобы подхватить его тело, в последующий миг усаживая на стол. И тогда Пак оказался опьянён окончательно. Его веки закрылись, и хоть ресницы и подрагивали, в полной мере выдавая все до последней эмоции парня, страх отступил.       Тогда, когда он обеими руками ухватился за широкие хисыновы плечи, Сонхун мало давал себе отчёт в том, что делал. Точно так же он не задумывался ни над чем, когда в медленном касании потянулся к шее Ли и обвил её мгновением спустя.       Зарываясь пальцами в светлые волосы на хисыновом затылке, Сонхун одновременно боролся с двумя чувствами, разрывающими его на мелкие куски противоречия. И пока рациональность громко кричала, что им стоило остановиться и сделать это немедленно, что-то, что со звоном разбилось ещё тогда, стоило только Хисыну сокрушить его поцелуем, заставляло его хвататься как можно крепче за мысль продолжить, позволить Ли; дать Хисыну возможность украсть и его.       Прогибаясь в спине, Сонхун точно не был уверен, когда это началось. Паку вовсе не было ведомо, стало ли желание разливаться по телу в тот миг, когда Хисын начал целовать его, или же в самом деле всё это произошло намного раньше. Как бы то ни было, он не намеревался бежать от этой мысли в этот раз.       Сонхун точно знал, что чувствовал Хисын. И хотя вся палитра чувств Паку известна не была, Ли не мог не чувствовать сонхунов стояк, упирающийся в хисыново колено, и парень уж точно не мог не подозревать о том, как влиял на Сонхуна этот поцелуй. А он пьянил, неожиданно для самого Пака, действовал сильнее, чем любой ему известный алкоголь, и был приятен. И возможно, если бы только Сонхуна в самом деле беспокоило то, что он позволил незнакомцу целовать себя, дал Хисыну возможность пробиваться языком сквозь губы, углубляя поцелуй, он бы чувствовал себя иначе, но даже так позволил бы Ли сделать это без веской на то причины.       — Тогда за игрой ты казался мне упрямее, — отстранившись, Ли обжёг дыханием сонхунову щеку, а после потянул руку к волосам, заботливо заправляя выбившуюся прядь за ухо.       — Тогда за игрой ты казался мне обаятельным, — прошептал Пак.       — Выходит, мы оба ошиблись, — слова слетели с губ вместе с лёгким смешком, и тогда Хисын несильно толкнулся коленом. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы сорвать с губ Пака лёгкое шипение.       Тогда Сонхун, вернув себе самообладание пусть и на пущий миг, сомкнул заведённые за хисыновой шеей руки и, встретившись с Ли взглядом, позволил себе затеряться в карей радужке. Пак потянул Хисына на себя в одно движение, не оставив Ли никакого другого выбора, как приблизиться, а после в одни губы прошептал:       — Ошибался только ты, Ли Хисын.       И Сонхун не сдержался. Прильнул к распухшим и раскрасневшимся хисыновым губам в надежде получить большее, а после прикрыл веки, не замечая того, как всего на секунду на лице Ли засияла лукавая улыбка.       Хисын сминал и посасывал верхнюю губу, а после, на мгновение отстраняясь и поворачивая голову, не позволяя их носам соприкоснуться, проделывал то же самое с нижней. Руки Ли цеплялись за сонхунову спину, пальцы ползли вниз, спотыкаясь об позвонки и пересчитывая их, невольно заставляя кожу покрываться мурашками. И Пак бы нагло солгал, если бы сказал, что мягкие — едва ли весомые! — касания Хисына не сводили с ума, не заставляли желания накаливаться в венах.       Сонхун плавился от его касаний, таял под его напором.       Удивлённый вздох, выбившийся из груди Хисына, когда Сонхун в самовольном жесте потянул парня на себя, заставляя Ли быстро схватиться за край игрального стола, для самого Пака означал лишь то, что Хисын к подобному готов не был. Когда оголённые лопатки коснулись твёрдой поверхности стола, Сонхун лишь тихо промычал в чужие губы и за шею притянул Хисына ещё ближе, в надежде удержать и не позволить прервать столь сладостный поцелуй. И как бы в самом деле не был удивлён Ли, ему не понадобилось много времени для того, чтобы вновь вернуть инициативу в свои руки и воспользоваться сложившейся ситуацией.       Тогда Ли в последний раз смял нижнюю сонхунову губу и позволил себе несильно оттянуть ту, а после отстранился, вынудив Сонхуна заскулить от потери. Впрочем, горевать Паку пришлось недолго. Разгорячённые уста легли на щеку, а после Пак почувствовал лёгкое касание мягких губ и у мочки уха. Хисыну не потребовалось много усилий, дабы сорвать с сонхуновых уст приглушенное мычание, когда он зубами поддел кольцо серьги Пака и несильно оттянул то. А после он переместился ниже, мелкими поцелуями усыпая набухшие вены на шее, и вновь заставил Сонхуна извиваться и прогибаться в спине, когда губами коснулся адамового яблока, заставив то сперва резко подскочить вверх, а после вернуться назад.       — И ты даже не пытаешься скрыть то, что это тебе нравится, — удовлетворённо протянул Хисын, и Сонхун смутился.       Рука быстро подлетела к лицу, и тыльной стороной Пак прикрыл глаза, заставляя мнимую надежду на то, что это сможет избавить его от лёгшего на щёки румянца, трепетать где-то в груди. И если бы только в сонхуновой голове не творился полнейший хаос — порождение ничего иного, а собственной безнравственности и поцелуя Ли, — то, вероятно, он смог бы ответить хоть что-нибудь, но вместо этого продолжал хватать ртом кислород, не в силах вымолвить и звука.       — Даже если ты закроешь своё лицо, я всё ещё смогу увидеть все твои желания, — слова слетели с губ Ли вместе со смешком.       И пока в голове Пака продолжали биться мысли о том, что на самом деле имел Хисын в виду, сам Ли ждать не намеревался. Хисын дал исчерпывающий ответ на все вопросы, занимавшие тогда голову Сонхуна, стоило только Паку ощутить, как тёплая рука взобралась вверх по ноге, миновала колено, а после накрыла вовсе не скрываемый тканью стояк. Пак втянул носом воздух, а после затаил дыхание. В ответ Хисын лёгким касанием провёл вниз по всей длине, поглаживая эрегированную плоть сквозь слой ткани, а после пальцами подобрался к самой головке, надавливая на ту уже сильнее прежнего.       — Если ты закроешь своё лицо, я всё равно вижу тебя насквозь, Сонхун, — Ли продолжил вырисовывать на возбуждённой плоти одни ему известные узоры.       — И что же… — выбившийся из груди стон перебил Пака. Отрицать то, что лёгкие хисыновы поглаживания возбуждённого члена заставляли Сонхуна терять голову — а вместе с тем и хотеть большего, — он не мог. — И что же это значит?       — Что ты возбуждён, — Хисын снова надавил на головку, Сонхун прошипел. — Я должен сказать, неприлично возбуждён.       — Нет же, — протянул Пак. — Что же это значит для тебя, Хисын?       Сонхун наконец убрал руку, перестав подглядывать сквозь не сомкнутые крепко пальцы за тем, как менялись эмоции на лице Ли. И тогда, проворными пальцами поддев пуговицу на штанах Пака, Хисын, в недвусмысленном жесте облизав губы, вымолвил:       — Мне это нравится.       Сонхуну Хисын опомниться не дал. Как только на губах парня застыла лёгкая улыбка — та самая, чарами которой Пак пал ещё при их первом знакомстве, — Сонхун осознал, что ему не выбраться. Да и хотел ли он вовсе?       Толкнувшись бёдрами на встречу хисыновой руке, вновь позволяя собственному стояку неприлично упереться в тёплую ладонь, Пак в полной мере высказал все до последнего свои желания. И тогда Хисын не отказал. Ли одной рукой приподнял сонхунову поясницу, отрывая бёдра от поверхности стола, а в последующий миг в одно движение стянул с них штаны, утягивая те вместе с боксерами.       Ткань покладисто соскользнула вниз по ногам, упала и растянулась под подошвой хисыновых ботинок, обнажая жаждущий внимания член. Под пристальным взглядом Хисына Сонхун занервничал, часто задышал и пожелал вновь прикрыть ладонью лицо, но был остановлен тотчас, как поднял запястье. Ладонь Ли легла Сонхуну на грудь, и Хисын вдавил податливое тело Пака в поверхность стола. Лопатки сильнее упёрлись в покрытие, и по телу пробежал табун мурашек, как только ловкие хисыновы пальцы стали медленно опускаться вниз, сперва очерчивая кубики пресса, а после и плоский живот.       — Ты хочешь, чтобы я коснулся его? — Сонхун видел, как черти танцевали во взгляде напротив.       — Разве это не очевидно? — сбивчиво сорвалось с уст, и Пак несильно дёрнул бёдрами вновь. Эрегированную плоть вновь полоснуло несильное касание, и Сонхун прикусил нижнюю губу в надежде не застонать тотчас.       — Вполне, — хмыкнул Хисын. — Но мне хотелось услышать это от тебя.       — Тогда прикоснись, — Сонхун сглотнул слюну, смочив горло, пересохшее от трепетного ожидания, и продолжил тише прежнего: — Сделай это, Хисын.       И тогда Паку в самом деле не понадобилось повторять дважды. Ли улыбнулся, и Сонхун поддался такой его обворожительной улыбке, в который раз плавясь от его обаяния.       Клялся всем богам Пак: он не был в силах сдерживать себя, когда ощутил лёгкое касание на головке. Сонхун зашипел, протянул что-то невнятное, как только Хисын обжёг возбуждённый член своей ладонью, и резко выдохнул, стоило только Ли пробежаться пальцами вдоль всей длинны.       Мурашки рассыпались по коже, Пак вжался сильнее в поверхность стола, а с новым касание хисыновой руки заёрзал на месте.       Ли медленно водил рукой то вверх, то вниз, упивался нескрываемым наслаждением на сонхуновом лице, так ярко выраженном в подрагивающих веках, приоткрытых губах и ласкающих слух тихими постанываниями и поскуливаниями. А Сонхун плавился. Не находил себе места и терялся от одних лишь касаний, вовсе не зная, что незнакомец мог сделать его таким.       И Хисын продолжал. Испытывал Сонхуна, когда то ускорял, то замедлял темп, наслаждался, когда Пак тихо мычал, стоило только посильнее ухватить за головку и надавить большим пальцем на уретральное отверстие, размазывая по раскрасневшейся головке предэякулят.       Сонхун извивался, метался и продолжал стонать, больше не в силах сдерживать себя. Хисын становился причиной, почему у Сонхуна воздух спирало в лёгких, был обстоятельством, из-за которого Пак лишался возможности мыслить здраво, и уж точно Ли был тем, кто выбивал последний кислород из лёгких, а землю — из-под ног.       Пак больше не мыслил здраво, когда, продолжая тихо постанывать, двоить хисыновым действиям, моля о большем, когда рукой потянулся к телу парня. Пальцы коснулись широких плеч, побежали вниз по груди, задели чувствительные соски, вырвав постанывание с хисыновых губ, опустились ниже, очертили кубики пресса, миновали ткань штанов, зафиксированную на бёдрах, потянулись к отчётливо видневшемуся бугорку и…       И Хисын резким движением остановил его, одной рукой схватив оба запястья. Сонхун выдохнул, не скрывая собственное удивление, позволил неровному выдоху слететь с губ и коснуться слуха Ли. Тогда парень, сощурив глаза, несильно склонил голову на бок. Сонхун, словно завороженный, проследил за тем, как окрашенная в белый чёлка упала на глаза и как в последующую секунду была убрана. Пак наблюдал за тем, как насмешливая улыбка сползла с лица, как заострились скулы и набухли вены на шее парня.       — Не в этот раз, Сонхун, — хрипло сказал Ли. — Не в этот раз, — повторил он.       Сонхун недовольно промычал от потери, когда кольцо хисыновых пальцев пронеслось вверх по всей длине и соскользнуло с головки. Пак заметался на столе, стоило только Ли поднести руку к лицу. Тогда, словно околдованный, Сонхун наблюдал за тем, как с не сравнимым ни с чем блеском в глазах Хисын одним только большим пальцем размазал сонхунов предэякулят по губам Пака, наслаждаясь, как те поблёскивали в приглушенном свете.       Сонхун мало отдавал себе отчёт, когда под слабым напором приоткрыл губы. Большой палец Хисына проскользил по нижнему ряду зубов, встретился с языком и надавил на кончик. Сонхун прерывисто задышал, а в следующий миг позволил себе перехватить инициативу.       Пак языком обвёл хисынов палец, чувствуя солоноватость, оставшуюся на коже Ли. Их взгляды встретились, когда Сонхун сомкнул свои губы вокруг фаланги и вскинул бровями, когда втянул тот сильнее. Влажное кольцо сонхуновых губ обвилось вокруг пальца Ли, и стоило только Паку приняться посасывать тот, непристойно цокая языком и на секунду выпуская плоть изо рта с до последнего неприличным причмокиванием.       Сонхунов слух заласкало, когда из груди Хисына выбился сладостный стон. Ли неосознанно поддался вперёд, бёдрами задел сонхунов возбуждённый член, а после поспешил отстраниться, не позволив Паку довести его до того же безумства, в котором пребывал он сам.       И если это не огорчало Сонхуна, так меньшей мерой удручало.       — Ты ведь помнишь, что я сказал ранее, — томно говорил Хисын, влажными от слюны пальцами хватаясь за сонхунов член.       — Ты наговорил мне достаточно за сегодня, — вопреки всему, в голосе Пака не было обиды. В его тембре играло предвкушение и возбуждение, взявшие над ним контроль.       — Я намереваюсь украсть тебя, — Ли опустил всё ещё скованные собственной рукой сонхуновы запястья тому на живот, а после наклонился ближе. Горячее дыхание обожгло выпирающую тазовую кость, Сонхун стал извиваться, промычал что-то несвязное. А после Хисын закончил: — И ты не сможешь мне помешать.       Если бы Сонхун мог сказать что-либо, он бы осмелился, но Хисын не оставил и шанса. Последний кислород выбился из лёгких с хриплым стоном, как только пухлые — всё ещё раскрасневшиеся от поцелуев Пака — губы Ли сомкнулись на головке сонхунового члена.       Горячий язык неспешно проскользил вверх по всей длине, дошёл до пульсирующей головки и обвёл ту круговыми движениями. Сонхун прошипел, когда Хисын проделал это снова. Взгляд помутнел, Пака больше не волновало ничего вокруг. Всё, что казалось важным, — Хисын, его горячий язык и разрядка, мелкими волнами подбирающаяся к нему.       Хисын убедился в том, что Пак пал чарам, когда с новы движением языка на головке сорвал с его губ стон. Тогда Ли наклонился сильнее, взяв возбуждённый член глубже, принимая влажную от слюны плоть больше, чем наполовину, а после поднял взгляд на Сонхуна. Пак встретился с парнем взглядом, и голова пошла кругом от раскинувшейся картины. И тогда Хисын не дал опомниться: обхватил член рукой и, прервав зрительный контакт, стал с неистовым упоением водить рукой вверх-вниз, вновь становясь причиной, отчего Сонхун извивался.       Пак стал толкаться бёдрами навстречу хисыновому языку, когда возбуждение и похоть взяли над ним верх, рыскал ладонями, надеясь вырвать запястья из хватки парня, а после нескольких неудачных попыток бросил эту идею, полностью — бесповоротно и без остатка — отдаваясь Хисыну.       Когда член проскользил по языку, упёрся в нёбо, и Хисын взял глубже, Пак подумал о том, что, вероятнее всего, взбухшие вены на члене ощущались у Ли на языке рельефом. И как бы в самом деле не была забавна эта мысль, задержаться у Сонхуна не вышло. Хисын оттянул кожу, стал посасывать одну только головку, сосредоточившись на ней, и выбил из груди Пака новый стон.       — Притормози, притормози, — сбивчиво затараторил Сонхун, когда почувствовал, что долгожданная разрядка, а вместе с ней эйфория и звёзды перед глазами уже настигали его и были слишком близко.       Но Хисын не послушался. Не посмел произнести ни слова и вновь сильнее прежнего сжал губы на пульсирующей головке, продолжая до последнего искушающе и развратно причмокивать.       Сонхун сходил с ума.       Когда первые нотки оргазма стали настигать Пака, он сильнее вжался спиной в стол под ним, лопатки упёрлись в поверхность, вслед за ними на неё же легла и поясница. Сонхуну удалось вырвать руки из хватки Ли, непослушные пальцы ухватились за ощутившийся прохладным край стола, и Пак чувствовал, как колени пробила дрожь. С новым движением хисынового языка на головке, а вслед и на всей длине, Сонхун заскулил, прикусил губу и жадно потянул носом кислород.       Последней каплей стало то, когда Хисын стал вырисовывать языком пойми только кому известные узоры. Тогда Сонхун протянул что-то едва разбираемое, прогнулся в спине и почувствовал, как сжались пальцы на ногах. Оргазм накрыл его с головой, столкнул Пака с обрыва, позволяя тому упасть в бездну наслаждения.       Стило сонхуновому члену запульсировать, Хисын с до невероятного неприличным — и о боги каким развратным! — причмокиванием, отстранился. Замыленным взглядом Пак завороженно наблюдал, как между губами и собственной возбуждённой плотью растянулась тонкая паутинка поблёскивающей слюны, и Сонхуна вновь пробило волной наслаждения, как только та разорвалась, падая Хисыну на губы.       Эйфория растеклась по крови, бурлила в венах и в последний раз пробила Сонхуна дрожью. Его член запульсировал, а после выпустил жемчужно-белые струи, которые каплями растеклись на плоском животе Пака, а после упали с боков, падая на стол под ним.       Сонхун ещё постанывал, ощущая проходящее по телу покалывание, когда обессиленно растянулся на столе. Он обмяк, всё ещё чувствуя отголоски сладостного оргазма, через приоткрытые веки замечая самодовольную — и такую сексуальную! — улыбку Хисына. Пак не отрицал, что липкий взгляд, который он чувствовал на себе всё то время, пока его член продолжал изливаться семенем, вызывал в нём новые чувства, дать название которым у Сонхуна получалось мало.       Сквозь пелену перед глазами Сонхун, еле-как вернувший себе хоть малую часть сознания, в самом деле прилагая непомерные усилия, дабы тотчас не отдаться сладостной усталости, растворяясь в послевкусие оргазма, проследил за тем, как Ли подхватил с пола свою атласную рубашку. Ткань быстро оказалась накинута на плечи, и Сонхун в последний раз позволил себе проскользить взглядом по плоскому животу, кубикам пресса и вздымающейся сильной груди, на которой виднелись краснеющие царапины — единственное, что могло бы оставить воспоминание об этой ночи, — словно пытался задержать хисынов силуэт в собственной памяти так надолго, насколько это было возможно.       Хисын подошёл к столу, и когда он навис над Паком, Сонхуну удалось вернуть себе долю самообладания. Сердце забилось быстрее прежнего, гулом отдаваясь в ушах, стоило только Паку проследить за тонкими пальцами Ли. Он проскользил к каемке собственных штанов, ухватился за ткань, оттянув ту несильно, предоставив взгляду парня выпирающую тазовую кость и паутину ползущих вверх вен.       И когда Сонхуну в самом деле стало казаться, что Хисын желал продолжить, разобраться с собственным стояком, который так неприлично показывался бугорком на его штанах, Ли разбил любые его надежды, оказавшиеся достаточно хрупкими. Тогда, зажатая между указательным и средним пальцем, перед глазами Сонхуна мелькнула карта — как позже удалось Паку увидеть — бубновая шестёрка, — и тогда всё встало на свои места. Сонхун не знал, как Хисыну удалось это провернуть, но факт был очевиден: Ли подменил карту, и — о черти! — сделал это до последнего искусно.       Ослабленный оргазмом, Сонхун успел только промычать что-то невнятное, забегать взглядом, изучая оказавшееся перед ним доказательство того, что Хисын в самом деле жульничал, замечая неровные надписи на ней — как позже понял — цифры, — когда Ли навис над ним вновь. Тогда проворные пальцы поднесли карту к сонхуновым губам, и если бы Пак только знал, отчего именно раскрылись его губы.       Бумага оказалась ловко зажата между сонхуновыми зубами, и на лице Хисына сделался победный вид. Тогда парень кончиками пальцев очертил линию подбородка Пака, в последний раз заглянул в тёмные глаза, вероятно, не найдя в тех ничего иного, кроме непонимания и растерянности, а после, полоснув дыханием щёку Пака, отстранился.       — Позвони, как захочешь сыграть в следующий раз, — Сонхун лишь продолжал наблюдать за тем, как отдалялся силуэт Хисына. Он был слишком слаб, чтобы суметь вымолвить хоть что-то, что уж говорить о том, чтобы суметь подняться. И тогда, когда Ли застыл в дверном проёме, он обернулся, через плечо кинув животрепещущее: — Я обкраду тебя снова, Пак Сонхун.       А после Хисын скрылся в тени помещения, оставив измотанного и растерянного Сонхуна обессиленно лежать на игральном столе в холодном и давящем одиночестве, рассматривая выведенные маркером цифры на карте.       И Сонхун был готов признать: какими бы сладостными не были речи Хисына, лжец — всё ещё лжец.