Я согрешил, святой отец

***       – Добрый вечер, святой отец. Спасибо, что нашли время зайти к нам. Вы – моя последняя надежда. – Раздался отчаянный голос молодой женщины, стоявшей на пороге собственного особняка, расположившегося на юге графства Уорикшир. ⠀       Молодой священник, получивший сан буквально в прошлом месяце, стоял напротив миссис Кроули и не мог поверить, что его первая беседа о Боге, его первое наставление, вот-вот состоится. Будучи воспитанником детского дома, Азирафель поступил в мужскую католическую школу-пансион по совету своего наставника. У мальчика была добрая душа, высокая тяга к прекрасному и особая любовь к природе и книгам. В тринадцать лет пройдя обряд конфирмации, он укрепился в своем желании посвятить свою жизнь Богу и наметил ближайшие планы для осуществления этой цели. ⠀       «Я принимаю безо всяких колебаний призвание, обращенное ко мне, и готов посвятить свою жизнь и все, что имею, этому служению». – Тихо, но достаточно твердо произнес Азирафель в стенах католической церкви, принимая сан священника.       Считается, что церковь – это пристанище юродивых, грешных, неуспешных и потерянных людей. К своему же великому удивлению, молодой священник не относил свою персону к таковым. Он скорее считал себя проводником между миром божественным и миром людским.       «Дай руку, и я покажу, что в тебе есть Бог». – Говаривал он.       Вот и сейчас, сдержанно улыбнувшись, святой отец стоял напротив уже знакомой ему ранее миссис Кроули, которая не так давно посетила церковь, чтобы поделиться своим отчаянным положением.       Это произошло буквально неделю назад, когда все прихожане давно уже разошлись, а Азирафель привычно проходился между рядами дубовых скамей, глубоко уходя в собственные мысли о прошедшей накануне службе. Было довольно поздно, и священник уже собирался запереть церковь, как вдруг массивная деревянная дверь осторожно отворилась, являя его взору красивую женщину, одетую дорого, но довольно сдержано, что прекрасно подчеркивало ее весьма высокий статус. С первого взгляда трудно было угадать ее точный возраст, но что сразу бросалось в глаза – так это ее усталый и измученный вид, который она тщательно старалась скрыть, держась прямо и уверенно.       В тот вечер они провели не один час за беседой, ради которой миссис Кроули и приехала к Азирафелю по рекомендации и настоянию ее сестры. Женщина не стала ходить вокруг да около и рассказала священнику все как есть, не скрывая уже своего отчаяния и безысходности:       – Святой отец, боюсь, у меня больше не осталось вариантов, и вы – единственный, на кого у меня ещё осталась надежда. – Негромко произнесла миссис Кроули, болезненно нахмурив лоб. Только сейчас священник мог с уверенностью сказать, что выглядит она явно старше своих лет только из-за тех переживаний и тревог, с которыми она и пришла к нему за помощью. – Мой сын, Энтони… – Ее голос снова дрогнул, но женщина быстро взяла себя в руки. – Что мы только не пробовали, как бы не разговаривали – он словно сорвался с цепи. Думаю, все началось пару лет назад, когда мы с мужем приняли решение разойтись и рассказали об этом сыну. Он с первого дня был категорически против нашего развода – и на любые наши доводы и разговоры начинал огрызаться и вести себя агрессивно. – Миссис Кроули с мольбой в глазах посмотрела на Азирафеля. – Святой отец, я в отчаянии! Мой некогда добрый и отзывчивый Энтони превратился в самого настоящего демона, творящего одни неприятности и не давая ни мне, ни бывшему мужу покоя.       Довольно сумбурно и немного сбивчиво женщина поведала священнику обо всех тех выходках, что она натерпелась от сына за последний год – и список оказался весьма внушительным: начиная от безобидных ругательств и ссор с окружающими и заканчивая настоящим вредом, намеренно причинённым своим родным и близким людям.       – Последней каплей стало произошедшее на днях. На выходных Энтони оставался у отца, и пока того не было дома, мой сын угнал из гаража любимую машину бывшего мужа, которой он уже много лет дорожил и гордился возможностью ею обладать. – Руки миссис Кроули сжали ткань собственного платья, выдавая подступивший внезапно страх и злость на сына. – Он чудом только остался жив, святой отец! Войди столб немного правее – и вы бы сейчас вели панихиду, а не слушали мои… – Женщина негромко всхлипнула, явно теряя над собой контроль и предаваясь тем ужасным мыслям, что преследуют ее вот уже пару дней.       Главной причиной появления миссис Кроули в церкви было наступление совершеннолетия ее сына, неумолимо приближающееся со стремительной скоростью. Через два месяца Энтони исполнялось восемнадцать, и женщина отчаянно боялась, что его выходки и непослушание в тот же день приведут ее сына за решетку, где он проведёт ближайшие лет пять, а то и десять, нарушив не один серьезный закон.       Азирафель был ее последней надеждой вразумить Энтони оставить свои злодеяния в прошлом и вернуться к прежней мирной и спокойной жизни. Именно поэтому глядя сейчас на священника, неспешно проходящего в ее дом, миссис Кроули незаметно вздохнула, словно готовясь к чему-то страшному и необратимому.       – Итак, миссис Кроули, насколько Энтони готов к разговору? Что он знает о Боге? – Остановившись посреди просторного холла нижнего этажа и сложа вытянутые руки в замок, в которых виднелись молельные четки, начал отец Азирафель.       – Если честно, я даже сама с ним не могу по-человечески поговорить. Отцу он огрызается, меня просит оставить его в покое, выходит только поесть и натворить новых дел, из-за которых я с каждым днем нахожу на своей голове все больше седых волос. – Женщина махнула рукой и, сложив руки на груди, отвернула голову в сторону, лишь бы не показывать свою слабость.       – Понимаю. Есть вероятность, что и меня он слушать не станет, но я попробую найти дорогу к его заблудшей душе. – Священник подошел к миссис Кроули и добавил уже на полтона мягче. – Я постараюсь сделать все, чтобы помочь Вам. Не грешнику судить о тяжести его поступков, миссис Кроули. Моя задача – сделать так, чтобы юный Энтони осознал пагубность своих деяний.       – Вы правы, святой отец. – Вполголоса прошептала женщина, промокнув платком подступившие к уголкам глаз слёзы. – Я уже думала, может быть нам уехать. Уехать из серой дождливой Англии в другую страну…       – Ну же, ну же. – Азирафель заботливо похлопал её по плечу и с улыбкой на губах произнес. – Знаете, как говорят у нас тут «Какая жалость, что в Англии нет иных развлечений, кроме греха и религии». Возможно, вы и правы. Могу я пройти к Энтони в комнату?       – Конечно. – Миссис Кроули коротко кивнула и направилась в сторону широкой лестницы, ведущей на второй этаж дома. Следуя впереди священника, женщина молча гадала, чем же закончится эта встреча, на которую она вот уже целую неделю возлагала огромные надежды. Поднявшись наверх и пройдя по коридору, миссис Кроули указала на дверь спальни ее сына. – Он знает, что Вы придёте, святой отец. Мне Вас представить, или Вы лично хотите начать знакомство с Энтони?       – Благодарю, я думаю мне лучше зайти одному. Я уведомлю Вас, когда мы закончим. – Качнув головой в небольшом поклоне, Азирафель проводил женщину взглядом и повернулся к двери, ведущей в комнату Энтони. Трижды постучав костяшками пальцев по окрашенному в благородный каштановый цвет массиву, священник стал ждать ответа или какого-либо приглашения, подтверждающего, что можно войти.       – Открыто! – Когда в дверь комнаты внезапно постучали, юноша даже не стал слезать с подоконника, прекрасно осознавая, кто сейчас войдёт в помещение. Мать не заходит к нему уже несколько дней, не желая снова видеть своего сына, пока тот ломает собственную жизнь и занимается не самыми полезными вещами. Поэтому, даже не повернув голову в сторону входа, Энтони выпустил очередную струйку дыма в приоткрытую форточку, а затем стряхнул лишний пепел в полупустую пачку сигарет у него в руках.       Услышав глухой голос парня, священник приободрился – отвечает, хотя мог бы и промолчать или не впустить вовсе. Хороший знак. Толкнув тяжелую дверь, он вошел внутрь, пытаясь рассмотреть в полумраке лицо своего нового подопечного.       – Добрый вечер, Энтони. Я – святой отец Азирафель. Могу я с тобой поговорить? – Священник осторожно начал свой диалог, замечая на подоконнике сгорбившуюся юношескую фигуру.       Весьма ощутимый запах табака заставил Азирафеля обратить внимание на руку молодого человека, тонкими пальцами которой тот держал остаток выкуренной сигареты, часто прикладывая ее к губам, чтобы сделать последние затяжки. В комнате горел лишь ночник, а шторы были задернуты, хотя на улице несмотря на вечер было еще довольно светло.       «Парень не любит яркий свет, ему ближе таинственная тьма». – Подумалось священнику. Это многое могло сказать о его характере и состоянии, в котором тот сейчас пребывал.       – Кроули! – Недовольно отозвался юноша, поворачиваясь, наконец, в сторону вошедшего. – Не называй меня по имени. – Он в последний раз поднёс сигарету к губам, делая глубокий вдох и задумчиво разглядывая отца Азирафеля, все ещё стоявшего в дверях спальни.       Светлые вьющиеся волосы, уложенные хоть и аккуратно, но довольно хаотично, яркие голубые глаза, блестящие в мягком отсвете настольной лампы в темной, залитой сигаретным дымом, комнате. Темная ряса спускалась практически до пола и имела на себе множество мелких пуговиц, расстегнутых от верха бедра и до самого пола, являя за собой такие же чёрные и неприметные брюки, оканчивающиеся самыми обыкновенными ботинками, которые, казалось, носит половина города. Этот разительный контраст светлой внешности и чёрных одежд заставил Энтони чуть дольше положенного задержаться взглядом на образе священника, рассматривая его с особым пристрастием и неподдельным интересом.       – Хм. Хорошо, Кроули. – Азирафель качнул головой и сложил руки в замок, внимательно глядя на мальчишку. – Сможем ли мы поговорить с тобой? Желательно, чтобы диалог проходил в спокойной размеренной обстановке. – Святой отец обвел комнату Энтони взглядом и заметил в углу письменный стол и рядом стоящее кресло. – Вот, к примеру, за твоим учебным местом. Буду благодарен, если ты выделишь мне не больше получаса. – Крайне уважительно, подбирая каждое слово, обратился он к юноше.       – Мне и здесь неплохо. – Кроули пожал плечами, быстро туша окурок о пачку и не сводя взгляда со священника. – Можешь начинать свой… диалог. – Откинув сигареты на стоящую рядом кровать, парень скопировал жест Азирафеля и сцепил кисти рук, расслабленно откинув их на вытянутую вдоль подоконника ногу – вторая небрежно свисала вниз, придавая позе наигранную непринужденность и готовность внимать словам святого отца столько, сколько ему самому заблагорассудится.       Азирафель сделал несколько шагов по направлению к молодому человеку и мягко произнес, склонив голову чуть вбок:       – Разрешишь тебя поправить? Прихожанам к священнику все же уместнее обращаться на «Вы». Хоть мы сейчас с тобой и не в церкви, а для тебя обстановка и вовсе домашняя, но тем не менее таковы правила субординации.       Святой отец приподнял уголки губ в едва заметной улыбке и решил рассмотреть юного Энтони, пока была такая возможность. Взлохмаченная копна рыжих волос, худощавое тело, покатые плечи, выдающие в Энтони скрытного подростка, острые очерченные скулы и прожигающий дикий взгляд – Кроули действительно был похож на маленького дьяволенка.       – К чему такие формальности, святой отец? – Парень задорно усмехнулся, немного непонимающе глядя на священника. – Вы же мне максимум в братья годитесь. – Сделав акцент на местоимении «Вы», юноша сощурил глаза, в которых сейчас в свете лампы плясали яркие огоньки озорства и веселья.       Отец Азирафель досадливо вздохнул и, проведя ладонями по черной рясе, решил осторожно настоять на своем:       – И все же думаю, так будет правильнее. Ведь я пришел к тебе с серьезным разговором, а не по-дружески попить чай в приятной компании. Хотя уверен, что ты способен и на второе. У тебя же есть друзья, Эн… г-хм… Кроули? Как часто ты проводишь время с ребятами своего возраста? – Азирафель решил зайти издалека, таким образом выводя молодого человека на разговор.       – Как скажете… – Юноша закатил глаза, сложил руки на груди и отвернулся к окну – разговоры о личном его чаще всего нервировали, нежели располагали к доверительной честной беседе. Некоторое время он продолжал сидеть молча, раздумывая над ответом, а затем резко повернулся к священнику, уязвлённо приподняв подбородок в некоем подобии защиты. – Мне казалось, Вы сюда пришли говорить о Боге, а не о моих друзьях. – Кроули недовольно поморщился, продолжая буравить Азирафеля пристальными взглядом и наблюдая за его реакцией на свои слова. – Можете, конечно, начинать, но, не думаю, что в этом есть какой-то смысл – я не верю ни в Бога, ни в дружбу, святой отец. – Молодой человек снова выделил обращение голосом, словно насмехаясь над его звучанием. – Вы только зря тратите свое время.       – Ты можешь в него не верить… – Спокойно начал священник. – …но он всегда верит в тебя. И верит, что ты можешь стать лучшей версией самого себя. – Азирафель сделал еще один шаг по направлению к Энтони и под теплым светом ночника смог разглядеть глаза парня – светло-коричневые, обрамлённые густыми темными ресницами. – Знаешь, говорят, что грешен тот, кто сознает свой грех. Кроули, скажи мне, ты сознаешь? – Участливо поинтересовался святой отец, немного наклонившись к молодому человеку.       – Так просветите меня, отче! – Усмехнулся юноша, снова ловя игривое и язвительное настроение. – Так каковы же по-Вашему грехи, что я должен в себе замечать?       – Думаю, ты и сам знаешь. Вспомни, какие добродетели ты нарушил и какое зло причинил людям вокруг себя? – Размеренно, выделяя паузами каждое слово, спросил Азирафель. – Назови вслух хотя бы то, что произошло за последний год. – Он установил зрительный контакт с Энтони, а затем более проникновенно добавил. – Покайся, сын мой.       – Боюсь, в таком случае нам придётся здесь заночевать. – Кроули явно развеселили слова о грехах и проступках, отчего он негромко рассмеялся, а затем украдкой бросил взгляд на заправленную кровать, на которую некоторое время назад была отброшена пачка сигарет. Отчего-то вновь отчаянно захотелось закурить и постараться расслабиться. – А если честно, я не считаю свои дела греховными – мне и оправдываться не за что. – Юноша приподнял ладони и вновь посмотрел в глаза Азирафеля, начавшего уже потихоньку уставать от этой бессмысленной передачи права голоса.       – Давай, ты попробуешь все же коротко описать все, и мы с тобой разберемся вместе, относится ли это ко греху. Возможно, ты действительно творил все по незнанию, а на самом деле твои поступки несли нечестивый характер. – Разведя руками в стороны, святой отец будто намекал на свою открытость – «вот он я, весь перед тобой, ты можешь мне довериться».       – Да какой в этом смысл? – Парень расхохотался ещё громче, глядя на попытки священника вызвать у него стремление к покаянию. – Так или иначе все люди грешны, признаём мы это или нет. Зачем тогда вообще каяться за то, что уже давно стало нормой и частью нашей жизни? Что мне это даст, святой отец?       – Ты научишься различать свои намерения. Я пришел к тебе с целью указать на то, КТО поселился в душе твоей, Кроули. Люди часто делают зло в забвении, не замечая, что оно на самом деле по влечению от Дьявола. – Азирафель сделал паузу, чтобы оценить, слушает ли его подопечный, а затем продолжил. – Один грешит непроизвольно и по немощи, другой – по неведению. Грех должен быть искуплен, понимаешь? А Искупление может даровать лишь Господь. Я здесь для того, чтобы стать твоим проводником на пути к Искуплению.       Кроули округлил глаза и зашёлся очередным приступом смеха, откидывая голову назад и упираясь затылком в оконный проём. С каждой минутой священник начинал забавлять его все сильнее своими речами о добре и своей трогательной наивностью.       – Каждый из нас появился на свет благодаря греху, тому самому, что вы, святоши, за километр обходите стороной. – Продолжал веселиться парень, в неверии тряся головой. – И мы с Вами не исключение, святой отец. И вы, и я – мы оба плоды греха своих родителей, разве не так?       – Отнюдь. Твои родители зачали тебя в любви. Католическая церковь не приравнивает близость ко греху, если она совершалась после венчания и, если оба партнера пришли к супружескому ложу не от движения плоти, а от движения духа. СЕКС, как процесс слияния двух тел, не является Грехом, Грехом является БЛУД. – Рассудительно произнес Азирафель. – Но тебе еще рано об этом думать.       – Вы так уверены в этом, святой отец? – Ухмыльнулся Кроули, опуская взгляд на священника и медленно скользя по нему ленивым оценивающим взглядом. – Думаю, Вы уже давно опоздали со своими праведными речами о грехах и добродетелях. Мою душу уже вряд ли удастся спасти…       – Опоздал? Что ты имеешь в виду? – Сведя брови к переносице, уточнил отец Азирафель. – Эта добродетель тебе уже не принадлежит?       – Боюсь, что нет. – Кроули внимательно следил за реакцией священника на собственные слова. Юноша получал колоссальное удовольствие от того, как расширились зрачки Азирафеля в приглушённым свете лампы сразу после того, как на него снизошло осознание от сказанного. Казалось, святой отец даже немного побледнел, услышав отрицательный ответ на свой вопрос. – И даже не единожды… – Парень хищно улыбнулся собственным воспоминаниям на этот счет.       Азирафель настороженно взглянул на Энтони, а затем, переведя дыхание, осторожно уточнил:       – Это было с одним человеком? Ты испытываешь теплые чувства к этой особе? – Священник старался не думать о том, что у молодого человека из хорошей уважаемой семьи уже в семнадцать лет имелись беспорядочные половые связи.       – Нет, не с одним. – Юноша довольно усмехнулся, слыша явное волнение в голосе святого отца. – Первой, кажется, была Джейн… или Джесси?.. – Кроули на секунду задумался, вспоминая лицо названной девушки – он тогда не потрудился запомнить ее имени, обращая внимание лишь на то, что она вытворяла своими руками и мягкими пухлыми губами, стараясь поскорее избавить его от узких обтягивающих брюк. – И да, чувства были весьма тёплыми. Я бы даже сказал – горячими! – Кроули неосознанно облизал уголок рта, воссоздавая в памяти проведённую с девушкой ночь. – Как она кричала, святой отец, извивалась от моих прикосновений. Как она просила не останавливаться и сильнее вбиваться в ее потрясающе податливое тело. – Парень ни на секунду не отводил взгляда от глаз Азирафеля, с жадностью впитывая каждую новую эмоцию, проносящуюся на лице священника.       Отец Азирафель смотрел на юношу и не мог поверить, что тот так нагло и беззастенчиво рассказывает о своем сексуальном опыте священнику, используя столь непристойные подробности. В Энтони действительно не было ни толики стыда, как и говорила его мать, но что хуже – дерзкий нахальный взгляд, с вызовом направленный на святого отца.       – Кроули, ты можешь опустить подробности… это не так важ… – Начал было священник, но молодой человек его нагло перебил.       – А вот имени второго я так и не узнал. – Парень с деланным сожалением пожал плечами и продолжил предаваться воспоминаниям несмотря на слабые протесты Азирафеля. – Он чем-то был похож на Вас, святой отец. – Кроули растянулся в бесстыдной улыбке, глядя на то, как щеки священника покрылись густым румянцем. – Такие же светлые волосы, искренние наивные глаза и изящные тонкие пальцы, которые робко, но с таким отчаянным желанием ласкали мой член под столом одного из клубов в Стокгольме, где мы отдыхали с отцом прошлым летом. – Молодой человек шумно сглотнул, отчего острый кадык выразительно приподнялся вверх, мгновенно приковывая к себе внимание Азирафеля. – Бьюсь об заклад, будь на его месте Вы, святой отец, я бы кончил от одного только Вашего прикосновения…       Волна неприкрытого стыда, перемежаясь со сдержанным всплеском злости на поток похабных замечаний Энтони, заставили священника напрячься всем телом и сжать четки сильнее, чем следовало. Совершенно неуместное сравнение, а затем воображаемый замысел пробудили в Азирафеле давно забытое чувство. Под подолом черного одеяния где-то в районе паха болезненно отдавалось вожделением постыдное ощущение. Чем дальше заходил юноша в своем порыве довести святого отца до белого каления, тем больше тот осознавал, что его откровенные речи имеют слишком влиятельный характер.       Немигающий взгляд сверлил Кроули, а нижняя губа непроизвольно дрогнула, отчего с губ Азирафеля сошел тихий судорожный выдох.       – …прекрати. – Хотел грубее произнести святой отец, но из груди вырвался лишь напряженный шепот.       Глядя на совершенно потрясающую реакцию священника, молодой человек осознал, что однозначно добился желаемого – Азирафель растерял все свои мысли о высоком и крайне эмоционально внимал словам юноши о низменном и греховном, словно от этого сейчас зависела его собственная жизнь.       – Прекратить? – Парень удивлённо распахнул горящие глаза, будто обижаясь на просьбу священника. – Вам не понравилась моя исповедь, святой отец? Разве Вы не этого от меня так долго и упорно добивались? – Кроули резко выпрямился и свесил обе ноги с подоконника, разворачиваясь к Азирафелю всем корпусом. Жадно блуждая глазами по напряженному телу, скрытому слоями наглухо закрытой одежды, молодой человек вдруг зацепился взглядом за еле различимую в темноте комнаты выпуклость на чёрных штанах священника, видимость которой тот ещё не в полной мере сумел осознать. Опасно прищурившись, юноша усмехнулся собственным мыслям и вновь широко улыбнулся, обнажая острые клыки, которые больше походили на звериные, нежели человеческие. – Мне кажется, Вы не хотите, чтобы я умолкал, святой отец. – С этими словами Кроули одним ловким движением спрыгнул на пол, делая осторожный шаг навстречу Азирафелю. – Я бы даже сказал – ЖАЖДЕТЕ.       Священник спрятал трясущиеся руки за спину, попутно перебирая непослушными пальцами бусины четок, пытаясь этим действием охладить свой внезапно взыгравший пыл. Тревожно осматривая Энтони, отец Азирафель отзеркалил его движение и сделал неуверенный шаг назад, натягивая и без того облегающую тело рясу, являя парню бессовестно вставший член.       Кроули на секунду остановился, опустив глаза вниз и повторно удостоверившись в увиденном. Сомнений не оставалось – его рассказы не прошли даром и крайне заинтересовали святого отца, а особенно – отдельную его часть, вот уже несколько минут изнывающую от отсутствия должного внимания. Продолжая коварно улыбаться, юноша возобновил своё наступление, медленно оттесняя Азирафеля к входной двери.       – Уже уходите, святой отец? – Парень наклонил голову немного вбок, вновь впиваясь взглядом в широко распахнутые глаза священника. – А я только вошёл во вкус и сумел, наконец, распробовать всю прелесть нашей с Вами исповеди.       – Я…я, пожалуй, пойду. Думаю, нам стоит побеседовать с тобой немного позже… – Сделав еще пару шагов назад, Азирафель запнулся о ковер и чуть было не полетел навзничь. Вовремя поймав равновесие, расставив для этого руки в стороны, святой отец резко развернулся и впопыхах ринулся к двери, стыдливо пряча от парня покрасневшее лицо. – …хорошо, Энтони? – Нервно бросил он напоследок, как вдруг почувствовал сзади напирающую тяжесть чужого тела.       В два широких и быстрых шага преодолев между ними расстояние, Кроули резко припечатал священника к двери и упёрся в неё руками по обе стороны от его головы. Практически прижавшись к нему всем своим телом, парень наклонился к пылающему от стыда уху Азирафеля и шумно сделал вдох:       – Кажется, я просил не называть меня по имени!.. – Сквозь зубы прорычал молодой человек, опаляя шею святого отца горячим дыханием.       Прижавшись щекой к шершавой поверхности двери, Азирафель судорожно потянулся ладонью к ручке, но Кроули ловко её перехватил, отрезая тому путь к отступлению. Поджав губы, священник не знал куда себя деть от настойчивого напора юного наглеца и собственного назойливого влечения, которое от действий Энтони разжигалось все горячее с каждой секундой.       – Выпусти. Сейчас же. – Святой отец хотел придать суровости своему голосу, но тот на полуслове дрогнул и перешел в полустон, когда рука Кроули скользнула вверх и властно схватила Азирафеля за запястье.       – Не раньше, чем мы закончим, святой отец. – Прошептал молодой человек, начиная вновь улыбаться и с интересом разглядывая священника с высоты своего роста, словно хищник, загнавший жертву в угол и жаждущий, наконец, вонзить в неё свои острые клыки. – Неужели Вы думаете, что я отпущу Вас – особенно после такого?.. – Все ещё держа Азирафеля за запястье одной рукой, другой Кроули медленно, но крайне настойчиво попытался скользнуть к ремню брюк, пройдясь горячей ладонью по мелко дрожащей груди и животу святого отца. – Я когда-то слышал, что священники не только остаются навсегда девственниками, но ещё и за всю жизнь не смеют даже прикоснуться к себе. Это так?       Святой отец попытался вновь вырваться из крепкой хватки Кроули, но тот лишь сильнее прижал его к двери, упираясь пахом в область поясницы.       – …хватит! – Приложив все усилия, Азирафель все же сумел высвободиться, сделав несколько резких шагов в сторону, а затем попятился назад вглубь комнаты, опасливо глядя на юношу. – Чего ты добиваешься?!       – Хм-м… Похоже слухи были правдивы… – Кроули медленно повернулся к священнику, довольно улыбаясь и вновь делая шаг по направлению к «пленнику». – В таком случае Вы же понимаете, святой отец, что я не могу Вас просто так отпустить? Что скажет моя мать, когда увидит Вас, выбегающим из моей комнаты в подобном… состоянии? – Юноша снова опустил глаза вниз, скользя взглядом по напряженной фигуре Азирафеля, готового сорваться с места и сбежать отсюда в любую секунду. – Но так как Вы не можете самостоятельно решить возникшую «проблему»… – Парень намеренно выделил голосом последнее слово, делая на нем явный двусмысленный акцент. – …у меня для Вас есть подходящее решение, которое, думаю, придется по вкусу нам обоим. – Кроули медленно оттеснял святого отца вглубь комнаты, опасно направляя того в сторону большой кровати, стоящей недалеко от окна.       В широко открытых глазах Азирафеля блеснул страх вперемешку с нарастающей паникой. Хотелось провалиться под землю или подобрать подол рясы и трусливо ринуться к окну, думая о полученных последствиях уже после отчаянного прыжка. Чем дольше священник смотрел на упрямого юношу, тем сильнее казалось, что сам Дьявол искушает его. Во взгляде Энтони было что-то от лукавого – исподлобья на него смотрели два совершенно безумных глаза, в которых играла бесовская искорка и неприкрытое желание.       Заставив святого отца отойти практически к тому самому окну, с разговора на котором все и началось, Кроули опустился на край собственной кровати, ни на секунду не выпуская Азирафеля из виду. На мгновение замерев и задумавшись, юноша все же не дал священнику опомниться – как в следующий же миг вновь схватил того за запястье, настойчиво притянув его поближе к себе.       – Не бойтесь, святой отец, я Вас не обижу… – С этими словами Кроули сильнее потянул на себя руку Азирафеля, заставляя его буквально упасть на кровать меж широко разведённых ног парня. Усадив священника к себе спиной и покрепче прижав его к собственному телу, юноша вновь приблизился к уху святого отца, стараясь говорить как можно более проникновенно и чувственно. – Раз Вам не дозволено самому к себе прикасаться, тогда я покажу, как это может быть приятно и не так страшно, как вы все это себе представляете. – Кроули уверенно провёл рукой по бедру священника, вновь плавно приближаясь ладонью к жаждущему разрядки члену Азирафеля.       Святой отец не успел опомниться, как вновь оказался заключен, но на этот раз в более провокационной позе. Шепот Энтони действовал на священника слишком губительно. Губительно для его чистой смиренной души, которая была в одном шаге от порока. Любое прикосновение, даже самое легкое, вызывало бурю эмоций и в прямом смысле слова сводило с ума. Мальчишка будто нашел слабое место и с остервенением давил на него, ожидая ответной реакции.       В Азирафеле боролись два противоречивых чувства: страх перед Господом и простое человеческое любопытство. Он прекрасно понимал, что это испытание ему посылают свыше и, если он поддастся искушению, то навсегда предаст священные принципы собственной веры.       – …я не могу… Мне нужно идти, Кроули, пусти, прошу… – Сквозь прерывистое дыхание, священник неслушающимися руками снова попытался вырваться из хватки Энтони, но видимо парень получал явное удовольствие от принуждения.       Даже несмотря на худощавое телосложение, парень оказался весьма сильным и настойчивым, чтобы удерживать вырывающегося святого отца на месте. Обхватив Азирафеля одной рукой поперёк груди, другую юноша вновь направил к ремню на брюках, не обращая внимания на жалкие попытки священника высвободиться из захвата.       – Я же сказал, что не могу Вас отпустить, святой отец. – В этот раз слова Кроули сопровождались уверенными настойчивыми движениями пальцев, ловко расстёгивающими небольшую блестящую пряжку, громко звякнувшую в наступившей вдруг тишине, которую на короткое время нарушало лишь сбившееся дыхание юноши и отчаянно колотящееся сердце в груди Азирафеля. – Не бойтесь, никто не узнаёт о происходящем – ни моя мать, ни прихожане, ни сам Господь Бог. – Разделавшись, наконец, с тугим ремнём, парень быстро переключился на ширинку брюк, торопливо расстегивая пуговицу и опуская до самого низа небольшой язычок молнии. – Пожалуй, Вы даже не нарушите свои запреты, если будете просто сидеть и наблюдать за происходящим со стороны… – С этими словами Кроули пристально посмотрел вперёд, упираясь взглядом в большое зеркало, висящее на массивном платяном шкафу прямо напротив них. Даже несмотря на полумрак, царивший в комнате, было легко рассмотреть в отражении не только их силуэты, но и некоторые возбуждающие воображение детали, так удачно подсвечиваемые мягким светом настольной лампы.       От неожиданных прикосновений руки Азирафеля вцепились в бедра молодого человека и непроизвольно сжали их, впиваясь ногтями в грубую брючную ткань. Святой отец откинул голову назад, опираясь затылком на плечо Кроули, и тихонько выдохнул через нос, содрогаясь от новой волны пьянящего возбуждения.       Облизывая пересохшую нижнюю губу, отец Азирафель избегал прямого зрительного контакта через зеркало. Этот предмет интерьера отсутствовал в церкви по причине его ненадобности. Живущий в приходе священник должен всего себя отдавать служению Господу и не отвлекать свое внимание на лицезрение своей мирской оболочки.       «Зеркала нужны для того, чтобы перед ними прихорашивались». – Говаривал настоятель церкви Всемилостивый отец Августин Азирафелю. Отчего последний уже давно не видел своего отражения, кроме как в водной глади ближайшей реки.       Улыбнувшись реакции священника, Кроули не стал останавливаться на достигнутом и продолжил осуществлять задуманное. Он неотрывно смотрел на происходящее только через отражение в зеркале – точь-в-точь копирующем каждое его движение и каждую новую эмоцию на лице Азирафеля, упорно отводящего взгляд куда-то в сторону.       Разобравшись, наконец, с брюками, юноша незамедлительно просунул руку внутрь и с нескрываемым восторгом не обнаружил никакой преграды в виде нижнего белья.       – И кто из нас ещё распутен, святой отец? – Парень негромко хохотнул священнику куда-то в висок, с жадностью продолжая разглядывать в зеркале подрагивающую мелкой дрожью фигуру Азирафеля. – Вижу, Вы как следует подготовились к нашей встрече… – С этими словами Кроули уверенным движением обхватил длинными пальцами горячий влажный от мучительного возбуждения член священника, освобождая его из тесного плена плотной шершавой одежды. – Посмотрите на себя, святой отец – Вы так жаждете моих прикосновений, что Ваш член буквально сочится от непреодолимого желания. – С нажимом проведя рукой от основания до покрасневшей набухшей головки, юноша мягко прошёлся большим пальцем по всей ее поверхности, заставляя Азирафеля в его руках задрожать ещё сильнее от нахлынувших прежде неизвестных ему ощущений.       Святой отец непроизвольно выгнулся и еще сильнее облокотился на Кроули, от близости с которым почувствовал едва уловимый аромат древесного парфюма и специфический родной запах тела, который кружил голову священнику, покорно сдавшемуся в «плен».       Контраст горячей ладони и холодного металлического кольца на указательном пальце Энтони заставили отца Азирафеля издать сдавленный стон, о котором он тут же пожалел. На висках проступили небольшие влажные капли, а в комнате стало невероятно душно от прерывистого дыхания обоих. Опустив голову вниз, святой отец увидел тонкие изящные пальцы, которые умело скользили по коже и выбивали из него вздохи и сдавленное мычание, лаская пульсирующий от возбуждения член.       Ни на секунду не останавливаясь, Кроули переместил свободную руку с груди священника на опущенный вниз подбородок, заставляя того приподнять голову и встретиться взглядом с самим собой сквозь большую зеркальную гладь, охотно отражающую каждое его движение.       – Смотрите внимательнее, святой отец. – Юноша крепко держал Азирафеля, не давая ему отвести глаз от собственного силуэта. Продолжая размеренно водить ладонью по горячему напряженному члену, парень вновь с нажимом прошёлся по головке, выбивая из груди священника очередной рваный вдох. – Такой влажный, такой открытый… – Кроули не удержался и провёл языком по дрожащей на шее Азирафеля небольшой венке, вот уже несколько минут мозолившей парню глаза. – …такой вкусный…       Святой отец ослабил хватку и неосознанно провел ладонями от бедер до коленей Энтони, вновь сжимая черную ткань его брюк. Рука, властно сжимающая его подбородок, навязчиво направляла голову к зеркалу, но как бы не противился священник, посмотреть на собственное отражение все же пришлось. Стыдливо глядя на руку Кроули, которой тот водил по его члену, Азирафель взглядом скользнул выше, и, наконец, увидел себя – волосы взлохмачены, из приоткрытого рта доносится очередной шумный выдох, черный подол рясы измялся, а полузакрытые глаза застланы пеленой.       – Пусти, умоляю… – Вновь попробовав воспротивиться Кроули, священник положил ладонь на руку, держащую его за подбородок, но этим жестом лишь раззадорил парня, который толчком прижал его к себе и провел большим пальцем по нижней губе своего пленника.       – Ну, уж нет… – Прошипел юноша, снова заставляя Азирафеля смотреть прямо в сторону их отражения. – Я хочу, чтобы Вы запомнили каждое мое движение, каждый мой взгляд, я хочу, чтобы эта картина навсегда отпечаталась в Вашей памяти, святой отец. Чтобы Вы засыпали с ней, просыпались среди ночи, в деталях вспоминая, как выглядит моя рука на Вашем члене, и как Вы заходитесь сладкими стонами в моих объятиях. – Кроули неотрывно всматривался в приоткрытые глаза священника, словно завороженного, слушающего каждое его слово. – Будь моя воля, я бы заставил Вас кричать и умолять меня дать Вам, наконец, кончить. Но мы же не хотим, чтобы нас услышали, верно, святой отец?.. – Парень внезапно осекся, услышав за дверью приглушённый стук каблуков матери, будто в подтверждение его словам появившейся столь внезапно и крайне некстати. Тут же замерев на месте, Кроули чувствительно обхватил член Азирафеля у самого основания, останавливая свою сладкую мучительную пытку и не давая священнику столь желаемой близкой разрядки.       Взвыв от преднамеренного движения Энтони, святой отец зажмурил глаза и, сложив губы трубочкой, протяжно выдохнул от накатившей волны эмоций. Нога, которой Азирафель упирался в пол, предательски заскользила по ворсистому ковру, и священник резко дернулся вниз, отчего рука Кроули еще сильнее сжала возбужденный член.       – М-м… – С губ сорвалось приглушенное мычание, которое святой отец старательно попытался скрыть, уткнувшись в собственное плечо.       – Ш-ш-ш… – Юноша сильнее прижал к себе выскальзывающего из его рук Азирафеля, не давая тому упасть или, что хуже, вырваться из крепких объятий в страхе быть застуканным чертовой миссис Кроули. – Тише, тише, тише… – Прошептал он, стараясь успокоить священника, а заодно и собственное сердце, бешено пустившееся в пляс от одной только мысли о том, что может случиться, если его мать обнаружит их в самом разгаре подобных развлечений. – Нам обоим конец, если она сюда войдёт. – Парень старался говорить как можно тише в надежде, что женщина, наконец, уйдёт, и он сможет продолжить ровно с того момента, на котором их так бесцеремонно прервали. Спустя несколько секунд стук каблуков возобновился, затихая уже где-то в нижней части дома и означая лишь долгожданное уединение и продолжение их крайне приятного и сладостного времяпровождения. Негромко выдохнув, Кроули вновь смог расслабиться и снова уставился на святого отца, на время притихшего в его руках. – Мне продолжать? – Переведя взгляд с широко распахнутых глаз Азирафеля, юноша вновь устремил свой взор на собственные пальцы, все ещё крепко сжимавшие горячий член священника, готового вот-вот излиться ему в руку буквально от пары быстрых уверенных движений.       Тишину, воцарившуюся в комнате, прерывало лишь сдавленное дыхание и стук настенных часов. Отец Азирафель прямо сейчас мог пресечь это действо, оттолкнуть затихшего Энтони и не отвечать на его вопрос, который явно имел риторический подтекст. Закатив глаза и мысленно прочитав молитву, которая могла бы наставить священника на путь истинный, он уже был готов оттеснить от себя не видящего границ бесстыдника, как вдруг хрипло выдохнул:       – …да…       От собственного осипшего голоса, который показался святому отцу слишком уж томным – в особенности для обычного послушника церкви – по всему телу пробежала мелкая дрожь, перемежаясь с разливающимся ощущением тепла внизу живота.       Получив такой отчаянный и такой желанный ответ, Кроули не стал в этот раз торопиться, явно наслаждаясь моментом и оттягивая наступление неизбежного. Кидая беглые взгляды в сторону отражения, он начал неспешно покрывать шею священника легкими, но чувствительными укусами, поднимаясь от самого низа к вновь покрасневшей мочке уха и не отказывая себе в удовольствии тут же ощутимо прикусить ее зубами, заставляя Азирафеля испустить очередной рваный вдох.       – Если хоть на секунду отведёте взгляд, клянусь, я тут же уберу руку и не стану дальше продолжать. – Голос юноши звучал уверенно и с некоей долей угрозы, но в горящих огнём глазах все же мелькали коварные искорки озорства, противоречащие словам своего хозяина.       Дождавшись еле заметного кивка, Кроули возобновил свои неторопливые ласки, с каждым разом постепенно наращивая темп и сильнее сжимая кольцо пальцев вокруг подрагивающего от длительного возбуждения члена. Комнату заполнили приглушённые стоны и редкие всхлипывания, непроизвольно вырывающиеся из груди священника, который окончательно терял над собой последний контроль и, кажется, забыл о необходимости соблюдать осторожность.       Святой отец сглотнул и ему стоило большой выдержки сосредоточить взгляд на зеркале, не уводя глаз в сторону или вниз, где открывалась почти такая же картина, только с немного иного ракурса.       Желая сесть ровнее, так как нога все еще неудобно касалась пола, священник подвинулся к разведенным ногам Кроули и тут же почувствовал спиной упругий член парня, упирающийся ему ровно в поясницу. Это и стало последней каплей. Азирафелю хватило каких-то жалких нескольких секунд, чтобы получить желанную разрядку – напрягшись всем телом, он с приглушенным стоном кончил в ладонь Энтони, заблаговременно обхватившую подрагивающую головку, из которой бурным потоком сочилась вязкая жидкость.       Откинувшись затылком на плечо Кроули, святой отец смотрел в потолок, ловя последние позывы дрожи, и тяжело дышал, чувствуя на себе довольный игривый взгляд.       Все ещё крепко прижимая к себе постепенно расслабляющееся тело священника, юноша с нескрываемым удовольствием разглядывал результаты своих действий – раскрасневшиеся щеки Азирафеля, рваное дыхание, которое тот никак не мог восстановить после оглушительного оргазма, и белёсая густая капля, медленно стекающая по внутренней стороне большого пальца, столь непристойно и распутно контрастирующая с загорелой кожей рук Кроули.       Осторожно разжав ладонь и отпустив, наконец, расслабленный после долгого напряжения член священника, парень немного приподнял плечо, заставляя святого отца вновь вернуть голову в прежнее положение и устремить свой взор к зеркалу. Не разрывая прямого контакта глаза в глаза, юноша медленно поднёс свою руку к лицу, а затем одним долгим и непрерывным движением провёл языком от основания до самого кончика первой фаланги пальца, собирая горячую горьковатую жидкость. ***       Торопливый стук мужских каблуков по деревянной лестнице возвещал о скором побеге отца Азирафеля. Надеясь не встретиться лицом к лицу с миссис Кроули и просто выбежать из особняка, забыв о его существовании раз и навсегда, священник озирался по сторонам.       Но стоило Азирафелю преодолеть последнюю ступень, как из кухни появилась женщина, поспешно приближающаяся к входной двери.       – Ох, вы уже закончили, святой отец. Как все прошло? Как вел себя Энтони? – Участливо поинтересовалась она, сложив руки в замок.       Священник ошарашено переводил взгляд с миссис Кроули на спасительный выход, рассматривая в голове вариант бегства без объяснения причин.       – …я… там… – Начал было святой отец, как вдруг из-за его плеча возник Энтони, с лица которого еще не успела сойти самодовольная ухмылка.       Незаметно для матери юноша положил руку на бедро Азирафеля, размеренно поглаживая по нему, словно стараясь успокоить и усмирить дикое желание святого отца сорваться с места и выбежать из дома прочь.       – Все прошло замечательно. – Кроули продолжал стоять за спиной священника и делал максимально убедительный вид, будто так все в действительности и было. – Отец Азирафель многое мне успел дать за столь короткий и непродолжительный срок. – Парень слишком выразительно выделил голосом слово «дать», отчего святой отец резко вздрогнул, вновь не находя себе места. – Думаю, я был бы рад снова увидеться с ним, чтобы мы могли затронуть и другие темы, на которые сегодня, увы, не хватило времени. – С этими словами Кроули ладонью скользнул по округлой ягодице священника, ощутимо сжимая ее своими длинными пальцами.       – Да! – Голос Азирафеля дрогнул в самый неподходящий момент. Снова отведя глаза в сторону, он попытался взять все свое самообладание в кулак, а затем добавил. – Думаю, юный Энтони многое успел переосмыслить... – Слишком частое моргание и чересчур поджатые губы выдавали в святом отце отчаянную степень напряженности. – Я, пожалуй, пойду. Всего хорошего, миссис Кроули. – Сжав в руках четки, священник опустил голову и стыдливо покинул особняк, даже не обернувшись, чтобы посмотреть в лицо юноше.       Спускаясь по извилистой тропинке к высоким литым воротам, отец Азирафель даже не мог предполагать, что этот визит к семье Кроули окажется отнюдь не последним в его жизни… *** Конец.