Пути-дороги

Год спустя.        Анна стояла у окна. За окном простиралась бесконечная зеленая долина, светлая, словно напоенная солнцем. Где-то чуть в стороне, скрытые пологими холмами, плескались полноводные озера. Их вода, прозрачная, и прохладная даже летом, казалось смывала всё – усталость, боль, даже воспоминания. Анна осторожно пробовала ногой каменистый берег - неровные камни чуть кололи с непривычки босые ноги, набирала полные пригоршни светящейся на солнце воды, словно вобравшей в себя очередную радугу. Яков плавал и нырял, словно рыба. И нельзя было говорить: «Выходи, замерзнешь» - тогда он не выныривал еще дольше. Их второй медовый месяц. Пожалуй, чуть-чуть поспокойнее, чем тот, сумасшедший первый. Яков вновь взял отпуск – сам у себя, смеялся, гордо: «Мы давным-давно можем позволить себе хоть десяток отпусков». Они вернутся, и он в разгаре очередного дела вновь будет носиться днями, и иногда даже ночами, возвращаясь с ужасно виноватым видом, и обещать: «Вот в следующий раз найду дело поспокойнее», и найдет, и месяц-второй пройдет безоблачно и чинно, пока вновь кто-то не постучит в дверь. Но сейчас только небо и солнце. И Яков, который неслышно и так привычно подошел сзади, обнял, уткнулся носом в макушку. Замер, как замирал всегда. Чуть шевельнулись губы, касаясь волос, спустились вниз, к непослушному завитку у шеи. Старый месье Жюль оказался прав - они не поехали в Сен-Жен. Яков сразу сказал: «Нет». Он боялся. Никогда не возвращайтесь туда, где вы были счастливы. И где несчастливы. И где сомневались и рвали душу. Прошлого нет нигде. Там, вдали, куда вы можете вернуться, его гораздо меньше, чем здесь, рядом с вами. Мягкие волосы щекотали ему губы – счастье, в которое иногда невозможно поверить. Рука опустилась чуть ниже, и Яков легко, почти не касаясь, провел ладонью над её животом, еще почти незаметным под легким летним платьем. Дикая смесь – неимоверной нежности, любви, и невозможного, до боли, всепоглощающего счастья. И такой же невозможной, до крика, до желания завыть – вины. В прошлый раз Анна стояла так же – а его не было. Так нельзя было, он сам понимал, что – нельзя. Не сейчас, когда должно быть лишь счастье, лишь спокойствие и солнце. Отступил на шаг, убирая руки. Яша-младший забежал в гостиную, уже одетый для похода в горы, глянул чуть изумленно. И вдруг откуда-то издали повеяло уже позабытым, тем, далеким, теплом. Теми далекими снами, которые приходили во тьме, и которые Яков так ни разу и не сумел разглядеть наяву. Серо-зеленые глаза глядели по-прежнему молча и удивленно: «Я же всегда был с тобой. Ты разве не помнишь, папа?»