Марионетка

Медленно, ритмично сверху срывается и разбивается на сотни мелких капель вода. Мелисса не видит ее, только слышит, но точно знает — это вода. В нос бьет отвратительный запах сырости, чернил и цветочной пыльцы, и Мелиссе хочется открыть глаза, да только ничего не выходит. Веки будто слиплись, между ресницами набился сухой песок. Проходит несколько минут, прежде чем она понимает — глаза у нее и так открыты, и находится она в слабо освещенном подвале. Или нет? Высокие сводчатые потолки, длинные, старые и проржавевшие трубы — они тянутся вдоль потолка, спускаются вниз и скрываются под пыльным каменным полом. В полумраке видны очертания продолговатых металлических столов и стеллажей, кое-где поблескивают в тусклом свете единственной настольной лампы ножи. Как ни старается, Мелисса не может разглядеть, что лежит на столе, но замечает на стеллажах несколько небольших коробок и охапку уже подсохших, когда-то ярко-красных лилий. Мысли путаются. Разве Мелисса не собиралась посмотреть пару серий любимого сериала перед сном? Она как раз включила телевизор и закуталась в теплый домашний костюм, когда у нее зазвонил телефон. Но кто ей звонил? В голове шевелятся воспоминания, но картинка не складывается: последних часов жизни словно никогда и не существовало. Мелисса оглядывается вокруг в попытках понять, сколько сейчас времени и где она находится, но в помещении нет ни одного окна. Лишь глухие стены и едва различимый стук где-то поодаль. Кто-то ведь притащил ее сюда. Голова раскалывается, соображает Мелисса туго, но до нее все-таки доходит: нужно выбираться отсюда, пока тот, кто стучит в соседнем помещении, не явился к ней. Запястья и лодыжки плотно связаны тугой леской, и Мелисса не может и пальцем пошевелить. Неуклюже валится вперед, бьется щекой о гладкую металлическую поверхность стола — место ушиба горит огнем, и Мелисса шипит от боли. К ней запоздало приходит страх. Где бы она ни находилась, ее притащили сюда вовсе не для того, чтобы мило побеседовать с глазу на глаз. Что, черт побери, произошло, когда ей позвонили? Думай, Мелисса, ты же умная девочка. Но каша из отрывистых воспоминаний не превращается в складную картинку по мановению волшебной палочки. Здесь, на полу, чернилами воняет еще сильнее. Что гораздо хуже — здесь несет не только ими, но и чем-то солоноватым, металлическим. Кровью. Внутренности сковывает ледяной коркой от ужаса, Мелисса изо всех сил ползет вперед по столу, но движения ее непозволительно неуклюжи. Может, сумеет схватить один из ножей, перерезать леску и броситься прочь со всех ног. Но уже сейчас она понимает — не сумеет. Слабость во всем теле просто жуткая, и Мелиссе здорово повезет, если она сможет хотя бы до края стола добраться. Глаза закрываются, руки и ноги еле слушаются, сердце в груди бьется как ненормальное. Брэд. Вечером ей позвонил Брэд и предложил встретиться в кафе за пару кварталов от дома. Романтичный парень, он притащил на их первое свидание огромную охапку цветов и улыбался так заискивающе и обаятельно, что Мелисса мигом растаяла. Когда еще ей подвернется такой самородок в занюханном Тиндере? Да никогда! И на ночную вылазку в ресторан она согласилась не раздумывая. Подумаешь, не выспится перед работой. Как будто в первый раз. Но вместо ресторана Мелисса оказалась в сыром подвале, и на свидание это вовсе не похоже. Не хватает лишь блестящих глазами-бусинами из темных углов крыс для полноты картины, но не слышно ни характерной возни, ни писка. Здесь только Мелисса и кто-то еще — тот, кто мерно постукивает чем-то в соседней комнате. А может, в коридоре. Поодаль она замечает несколько проходов, и все они ведут черт его знает куда. Паника усиливается. Она заперта в подпольном лабиринте и вот-вот потеряет сознание. Снова. С Брэдом они так и не встретились. В сознании вспышкой проносится узкий проулок — фонари там перегорели еще пару дней назад, и освещала его лишь пара неоновых вывесок уже закрытых магазинов. Их никогда не выключают на ночь. Мелисса хотела пойти длинным путем — проветриться перед вторым свиданием, дать себе немного времени подумать. Подумала, не так ли? О коротком жжении в районе лопатки, похожем на комариный укус. О том, как стремительно приближался потрескавшийся асфальт. О высокой фигуре — Мелисса помнит лишь длинную тень, накрывшую собой весь ее маленький мир. И теперь весь этот мир сузился до одной-единственной точки — сырого подвала, где пахнет кровью и чернилами, и совсем немного — сыростью и лилиями. — Помогите, — хочет прошептать Мелисса, но с ее губ срывается лишь сдавленный, едва слышный хрип. Никто не придет. Она не дура, и способна сложить два и два. А если кто и явится, то… За спиной жалобно скрипит дверь, слышатся тяжелые, уверенные шаги. Мелисса невольно сжимается, будто хочет уменьшиться и спрятаться. Быть может, проскочить в решетку вентиляции или канализацию и оказаться где-нибудь на окраине Лос-Анджелеса. Хоть на городской свалке, лишь бы не здесь. — И все-таки доза для тебя маловата, — голос у ее похитителя спокойный, шелестящий, как осенний ветер. И от него у Мелиссы мурашки по коже, потому что однажды она его уже слышала. — Ничего страшного, это легко исправить. Я не позволю тебе и пальцем пошевелить, пока не закончу картину. Нельзя позволить такому холсту пропасть зря. Обернуться Мелисса не успевает, равно как и вспомнить, чей это голос. Кожу на затылке обдает холодом, а под лопаткой снова горит огнем. Уколы. Он делает ей уколы, чтобы она и двинуться не могла — точно как тогда, в переулке. И теперь все медленно встает на свои места: до Брэда Мелисса так и не добралась, потому что потеряла сознание в переулке. Между продуктовым супермаркетом и старой табачной лавкой, которая стоит там сколько Мелисса себя помнит. Но вспомнить обладателя шелестящего голоса она не может. Страх заполняет собой сознание, проникает в каждую клеточку тела, когда этот человек разворачивает ее к себе. Меж длинных пальцев сверкает скальпель, темные волосы собраны в хвост, а лицо закрывает медицинская маска — он напоминает готового к операции хирурга, только вместо больничной формы на нем с трудом различимый за полиэтиленовым передником костюм. И оттого он смотрится еще более жутко. Кто ты такой? Но слова вновь застревают в горле. Мелисса кашляет и пытается заплакать — по щекам не скатывается ни слезинки. Она хочет дернуться и закричать что есть сил, когда мужчина заносит скальпель над ее грудной клеткой, но лишь ошалело вращает глазами. Мелисса уверена, что под маской он улыбается и делает это поистине отвратительно. Взгляд его остается сосредоточенным и холодным. Неживым. За ним не скрывается ничего человеческого — существо, методично надрезающее кожу Мелиссы тут и там, давно уже не человек. Монстр. Хищник, поджидающий жертв в самых темных уголках города. Паук, плетущий паутину, куда рано или поздно попадаются самые жирные мухи. Но разве Мелисса хоть немного похожа на добычу? Она всего лишь журналистка. Всего лишь девчонка, которая пыталась найти свое место в жизни. Господи, да ее главное достижение — не подгоревшая утром яичница! Неужели она хоть чем-то?.. Но мыслить связно не выходит. Мелисса уже не соображает, что происходит и где она находится. Боль пробивает все тело, порезы на груди будто раскаленным железом прижигают, и все вокруг вспыхивает белым и затухает вновь. Латексные перчатки мужчины заляпаны кровью, несколько капель впитались в манжеты кремовой рубашки, а в глазах его до сих пор ни единой человеческой эмоции. Он ведет лезвие вниз, делает новые надрезы и откладывает скальпель в сторону. Господь, почему она не может просто отключиться? Мысленно Мелисса возводит глаза к потолку и в кровь кусает губы, а на самом деле лишь бессильно смотрит перед собой. На тонкую пилу в руках ненормального с шелестящим голосом, на спокойные, выверенные до мелочей движения. В который раз он все это делает? Почему именно она? Как выбраться отсюда? Но чутье не обманешь. Никак. Мелисса точно знает, что застряла в этом подпольном лабиринте навсегда. Один на один с настоящим сумасшедшим, увидевшем в ней холст. — Да брось, рано или поздно его поймают, — сказала как-то ее сестра Кортни, брезгливо отбросив в сторону новый выпуск «Вашингтон пост». Пока Художник безнаказанно пишет картины, ФБР сидит сложа руки. — Или думаешь, он поймает тебя в каком-нибудь переулке, когда ты перед сном решишь сбегать в Уолмарт за попкорном? Ага, мечтай, Мелс. Никогда Мелисса об этом не мечтала. И черт ее дернул пойти длинным путем. Но она знает, что ничего не изменилось бы. Убийца бы нашел ее в другом месте, в другой день. Такие существа, как он, никогда не бросают добычу — они выслеживают ее неделями, месяцами, а может, годами. Кто знает, скольких девушек он погубил на самом деле? В газетах пишут, что на счету Художника не меньше пятнадцати жертв за последние семь лет, но кто знает, скольких из них просто не нашли. Нет. Он с удовольствием демонстрирует свои картины всем желающим, и Мелиссу тоже найдут в парке или на многолюдной улице — изуродованную, испорченную, но в прекрасном вечернем платье, с парой цветов, втиснутых между ребер. И ее последние мгновения будут именно такими: жалкими, бесполезными, пустыми. Она не попрощается с близкими, не пристыдит Кортни за глупые шутки в последний раз, не потребует у босса оплатить сверхурочные за прошлый месяц, как собиралась. Не сделает уже ничего. Кто бы мог подумать, что самым значимым событием в ее жизни станет встреча с монстром. С Художником. Мелиссу не запомнят как талантливую журналистку, потому что она ею так и не стала. Про нее не скажут, что она была отличной сестрой или дочерью — одному богу известно, сколько они с мамой ссорились, а Кортни… Кортни погорюет и успокоится. В отличие от Мелиссы, Кортни — сильная девочка. О Мелиссе не будут думать как о любящей жене и матери, потому что семью она так и не завела. Боже мой, у нее же даже парня нормального не было. Только бывший муж-придурок и ребята вроде Брэда и Джейка Болдера — одного из парней, с которыми Мелисса встречалась уже после развода. Разве это не его голос? Мысль об этом быстро ускользает, растворяясь в новой волне боли. По губам Мелиссы струится кровь, она слышит отвратительный, до дрожи в коленях пугающий хруст. Хруст ее собственных ребер. Зафиксировав ее на металлическом столе, монстр орудует пилой, будто и не задумывается, что она еще жива. Ему наплевать. Последняя вспышка света угасает вместе с жизнью Мелиссы Гринвуд. Погружается во тьму подвал — много лет как заброшенная, недостроенная станция метро на окраине Лос-Анджелеса. Растворяется образ жуткого мужчины с шелестящим голосом — сверкают в последний раз его холодные, безразличные карие глаза. — С этим нужно что-то делать, — произнес однажды тот самый шелестящий голос. Его голос. — Такое не проходит бесследно. — Я справлюсь, — с трудом, но она вспоминает и свой собственный. — Зря я вообще все это затеяла. Но никто уже не узнает, где и когда Мелисса Гринвуд общалась с одним из самых жестоких серийных убийц Калифорнии. Никто не узнает, где и когда ее убили. Потому что уже следующим утром тело Мелиссы Гринвуд найдут посреди городского парка Гриффит, на небольшой опушке, усыпанной ярко-красными цветами. Никто не узнает, кто это сделал и почему рядом с ее телом печально известный Художник оставил не два, не три и даже не десять цветков. Сорок четыре лилии — свежие, аккуратно срезанные. Такие же отвратительные, как выросший посреди грудной клетки Мелиссы Гринвуд цветок.